Вестник Института экономики Российской академии наук
1/2015
ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
В.А. ЩЕГОЛЕВСКИЙ кандидат экономических наук, доцент Российского экономического университета им Г.В. Плеханова
РЕСПУБЛИКАНИЗМ И ФРАНЦУЗСКАЯ ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ XVIII ВЕКА ОБ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЯХ В ОБЩЕСТВЕ
В статье рассматриваются альтернативные либеральным экономическим учениям взгляды французских республиканцев XVIII в. об экономических отношениях в обществе. Показано, что республиканцы рассматривали форму собственности как детерминирующий фактор экономического развития. Этот методологический подход существенно повлиял на систему взглядов западных либералов конца XVIII в., в частности на А. Смита, нашедших отражение в их трудах в процессе создания теории рыночной экономики.
Ключевые слова: частная собственность, рынок, распределение, республиканизм, экономическая мысль Франции.
1БЬ: В12.
Формирование теоретических основ рыночной экономики является сложным и длительным историческим процессом. Этот процесс не всегда однозначно оценивался современниками как в целом, так и по отдельным проблемам. Примером может служить критика концепции открытой экономики у Ф. Листа [1].
В современной российской науке редко рассматриваются теории, альтернативные концепции экономического развития А. Смита, предлагавшиеся его современниками. Адам Смит разработал концепцию экономического развития на основе свободы сделки и владения собственностью как идейную платформу либерализма. Французская экономическая мысль до Великой буржуазной революции 1789-1794 гг. изучается в основном в контексте развития взглядов физиократов. Наследие французской экономической мысли в целом изучено недостаточно, что является определенным пробелом в экономической науке. В настоящей статье рассматриваются мало изу-
ченные в России идеи французских мыслителей о сущности экономических отношений.
Мыслители XVIII в. решали вопрос отношения к накопительству и прибыли в духе субъективно-детерминистского учения. Особенно это характерно для Франции. Если христианские ортодоксы утверждали, что частная собственность и накопительство, особенно ростовщичество, разрушают целостность общества, то их оппоненты из лагеря республиканцев доказывали, что успех общества как целого зависит от благосостояния его частей, то есть от благосостояния отдельных индивидов [2]. Вместе с тем сохранялось и христианское противопоставление индивида коммуне как объединению лиц, ведущих хозяйственную деятельность. У античных авторов мы встречаем объединение граждан, которые помимо ведения непосредственно хозяйства имеют еще и общие политические задачи.
До буржуазной революции в Англии республиканцы не думали об упразднении монархии. Эта идея стала с большим трудом пробивать себе дорогу в политической мысли Европы после казни Карла Стюарта. Свержение династии Бурбонов во Франции во многом было случайностью. Мыслители XV-XVIII вв. не представляли себе общество как коммуну независимых граждан. Если граждане и трактовались как субъекты политической системы, то только как имеющие определенные права подданные монарха. Поэтому республика представлялась как идеальная модель общества, но не как система, которую необходимо построить на месте монархии.
Часть радикальных республиканцев еще с конца Высокого Средневековья все же вынашивала мысль о построении на развалинах средневекового, или варварского, как они говорили, общества полноценной республики античного образца. Именно это направление республиканизма выступило против рынка и накопительства, поскольку целостность общества строилась на базе их представлений о чисто гражданском поведении индивида, в чьи обязанности входит поддержание существования независимой республики. По сути, между республиканцами, сторонниками возрождения античной республики, и христианскими республиканцами, к которым относились Дж. Локк и Т. Мор, возник спор на почве признания или непризнания блага накопительства для общества. Т. Мор в идеале представлял государство, в котором нет частной собственности, но понимал его как модель, которая никогда не будет существовать. В реальной жизни Мор оставался умеренным республиканцем, то есть он не выступал против института монархии и мыслил в рамках христианской традиции.
Среди сторонников радикального республиканизма был Поль Анри Гольбах. Производственная кооперация, по Гольбаху, предшествует государству, которое в лице монархии не всегда обеспечивает
интересы общества (противопоставление республики монархии). В отличие от Гоббса Гольбах не видит никакой необходимости в централизованном государстве в форме монархии, если того не требуют обстоятельства места и времени. Он не разделяет идею Гоббса о том, что свобода неминуемо приведет к подавлению сильным слабого, а также к присвоению им продуктов труда. Гольбах не идеализирует людей, как это делает Руссо. По его мнению, в кооперации индивидов уже заложен механизм противостояния произволу. Жить без кооперации человек долго не может - утверждает он.
Из кооперации индивидов происходит трактовка Гольбахом того, что мы называем общественным сектором экономики. Если по Адаму Смиту, между индивидами стоит рынок, который и должен конституировать общество, а у Джона Локка - это деньги, то у Гольбаха -это взаимная поддержка ради реализации общего интереса. Рынок и обмен нигде не фигурируют у Гольбаха. Это отличительная черта практически всей экономической мысли до Адама Смита. В любом обществе между людьми должны быть распределены обязанности, соответственно и общество должно нести обязанности по отношению к индивиду. Иначе отпадает необходимость в существовании общества как целого, и каждый индивид начинает жить самостоятельно. Эта идея точно отражена в следующем высказывании Гольбаха: «Общество не имеет другой цели, как обеспечить более верное пользование теми преимуществами, которые дают человеку как природа, так и его способности - телесные и душевные; так устанавливается связь между обществом и его членами. Из этих необходимых связей вытекают взаимные обязанности, то есть те, которые связывают объединившихся людей. Если части несут обязанности по отношению к целому, то и целое также имеет свои обязанности по отношению к частям. Но скажут: в чем долг общества по отношению к каждому из его членов? Я отвечу, что оно им обязано дать благоденствие, поддержку в пользовании преимуществами, на которые они вправе рассчитывать, поскольку последние совместимы с самим сожительством; общество должно обеспечить безопасность, без которой все эти блага стали бы бесполезными. Если бы человек ничего не выигрывал, живя в обществе, он ушел бы из него; если бы он терпел ущерб от общества, он не замедлил бы его покинуть и возненавидел бы его. Одинокий, или, если хотите, в естественном состоянии, он будет пользоваться полной независимостью, безраздельно владея плодом своих трудов, но коль скоро он находит выгоду в сожительстве, он обязательно попадает в зависимость от тех, в ком нуждается; человек же не пойдет в кабалу зря; он отказывается от части своей независимости, лишь рассчитывая на большее благо, чем ему может доставить пользование полной свободой; способный сам удовлетворять свои нужды, он только под
влиянием более сильной выгоды может оказывать услуги другим. Общество должно, следовательно, возместить своими благодеяниями те жертвы, которые человек делает в его пользу» [3, с. 26-27]. Разумеется, Гольбах признает, что общество может потребовать от индивида исполнения своих обязанностей через насилие, но Гольбах рисует нам все-таки модель естественного общества как правильного.
Кроме потребности в безопасности человек нуждается в другом человеке и в силу других причин, например, в целях получения материальных и нематериальных выгод от кооперации [3, с. 27]. Говоря языком современной экономической теории, по Гольбаху, люди объединяются с целью получения положительного эффекта от экстерналии. Соответственно и общественный сектор существует для поддержания положительного экстернального эффекта. Таким образом, Гольбах за несколько лет до появления классической политической экономии подошел к центральной проблеме общественного сектора экономики, т.е. к причинам, породившим его. Но экономическая теория через иную философскую доктрину, предложенную Адамом Смитом, стало рассматривать природу общественного сектора в совершенно ином свете - в концепции провала рынка.
Квази-республиканцы обнаруживаются не только в «лагере» сторонников циклического развития общества, но также и среди эволюционистов. Ярким примером этому служит Клод Адриан Гельвеций. Причиной генезиса рыночных отношений и разложения республики, по мнению Гельвеция, является рост населения, вызванный ростом сельскохозяйственного производства. Рост населения ведет к тому, что часть индивидов оказывается без земли и идет в города, что провоцирует их рост и расширение ремесленного производства. По мере роста числа безземельных граждан в государстве нарушается равновесие. Мануфактурные производства, как считает Гельвеций, изначально создавались людьми, лишенными дохода от земельных участков, т.е. пауперами (хотя, конечно, это слово не было известно французским мыслителям XVIII в.). По мере роста пролетариата, или неимущих сословий, в обществе нарушается баланс интересов. При этом главная причина заключается не столько в имущественном неравенстве, сколько в неравенстве правовом. По мнению Гельвеция, рост населения ведет к отдалению представителей народа, наделенных властными функциями, от общества. С этого начинается разложение власти и разрушение государства (под государством Гельвеций имеет в виду республику). Власть начинает замыкаться в себе, стремясь к обогащению любым путем, используя свои преимущества в обществе. Этому противопоставлена трактовка свободы: «В странах свободных и управляемых мудрыми законами, несомненно, никто не имеет власти отнимать народное достояние в целях обогащения отдельных лиц. Все же
и там не все граждане одинаково богаты. Накопление богатств происходит тут более медленно, но все же происходит» [4, с. 46].
Главную проблему развития общества Гельвеций видит в скорости и масштабах накопления богатства. Именно они ведут к дисбалансу в распределении собственности и доходов в обществе, что влечет за собой гибель демократии и свободы. В этом смысле Гельвеция можно сравнить с античными авторами и с Томасом Мором, которые высказывали почти схожие идеи. Только в отличие от них французский мыслитель не предлагает ликвидировать институт частной собственности. Казарменный коммунизм в принципе чужд Гельвецию, так как противоречит отстаиваемым им естественным законам. Но и слишком крупное обогащение нарушает эти законы, поэтому Гельвеций ищет «золотую середину». В этой связи он приводит пример тех государств, которые вводят законы, ограничивающие концентрацию слишком больших объемов собственности в одних руках. Однако он тут же признает, что такие законы в принципе невозможно применить в государстве, где широко используются деньги, так как деньги - это средство быстрого перераспределения накоплений в экономике.
Гельвеций утверждает, что во многих государствах любовь к деньгам стала двигателем прогресса [4, с. 47]; он не одобряет и не осуждает это явление, он просто констатирует факт. Деньги, с горечью замечает Гельвеций, являются причиной гибели свободы в обществе. В этом смысле молодые общества Древней Европы, по Гельвецию, являются идеалом демократии: «Восточный деспот с трудом бы захватил царскую власть в Спарте или в возникающем Риме и не смог бы ее удержать» [4, с. 48]. Деньги позволяют власти, по мнению Гельвеция, мобилизовать ресурсы для установления жесткого контроля над обществом. Но деньги появляются с развитием торговли. Соответственно, из рассуждений Гельвеция следует, что рынок не есть источник свободы, включая и экономическую свободу. Свобода, по Гельвецию, возможна только тогда, когда сильный не попирает прав слабого. В этом смысле идеалом Гельвеция являлась Спарта, где не было денег [4, с. 49].
Как утверждает Гельвеций, в государствах, где деньги имеют широкое хождение, распределение благ происходит не в силу заслуг того или иного индивида перед обществом, а в силу уровня денежных накоплений, находящихся в распоряжении индивида. Соответственно, чтобы добиться своих целей, индивид стремился не удовлетворить потребности общества, а угодить наиболее сильным его представителям, то есть богатым. Такой путь в «обществе денег» наиболее прост для личности, как считает Гельвеций [4, с. 49-50]. Здесь можно провести аналогии с поэмой Мандевиля «Пчелы», где все общество представлено в виде иерархии, удовлетворяющей потребности тех, кто стоит на ее верху. В итоге Гельвеций приходит к выводу, что отмена
денег невозможна, так как это приведет к коллапсу всего государства. Таким образом, «золотой век» человечества нельзя вернуть. Здесь Гельвеций полемизирует со «старыми моралистами» [4, с. 50], сторонниками идеи возврата к естественным началам общества. В системе экономической философии Гельвеция нас интересует именно дисбаланс в распределении богатств в обществе как главная проблема социума. Рынок, по Гельвецию, - это далеко не источник экономической свободы, и свобода далеко не обусловлена обменом. Реализация идеи социального равенства через отмену денег, по Гельвецию, невозможна лишь из-за того, что государство, осуществившее у себя такие преобразования, ослабеет в военном отношении и станет легкой добычей для соседей [4, с. 50-51].
Если Гольбах и Гельвеций работали в основном с материалом постфеодальной Европы, не задумываясь о сколько-нибудь кардинальном изменении современного им общества, то французские мыслители периода революции действовали уже в иных условиях. Но и у них мы не видим особо сильного отхода от общей тенденции развития доиндустриальной и раннеиндустриальной философии экономики. К примеру, Антуан Барнав также не рассматривает рынок как фактор, сколько-нибудь серьезно влияющий на формирование общества. Отличительной чертой экономических идей Барнава является то, что он отказался от старой аксиомы западной философии о том, что частная собственность была в обществе всегда. Здесь мы видим разрыв между дореволюционной и революционной философской традициями во Франции, хотя предшественником Барнава в этом смысле, несомненно, был Руссо.
Четко изложенную концепцию смены хозяйственных укладов мы можем впервые встретить только у Барнава. По мнению этого мыслителя периода Великой революции во Франции, первобытное человечество не знало частной собственности, так как не было экономического смысла в недвижимом имуществе. Человек не был привязан в своей хозяйственной деятельности к одному месту. На этапе перехода от скотоводства к земледелию, по мнению Барнава, произошел переход общества к феодализму, источниками которого являются насильственное присвоение земельной собственности и элементарный дисбаланс в распределении земли. Феодализм в принципе лишен, по Барнаву, доминирования обмена в хозяйственной деятельности. То же можно сказать о скотоводческом и охотничьем укладах. Появление мануфактуры и связанного с ней нового хозяйственного уклада Барнав отождествляет с политическим ослаблением аристократии и демографическим ростом населения [5, с. 192]. Здесь Барнав перекликается с Гельвецием, для которого рост населения имел ключевое значение для понимания причин социально-экономического развития общества.
Собственно идея роста населения как фактора смены хозяйственных укладов ляжет в основу теорий А. Смита, Т. Мальтуса и Д. Рикардо.
Очень важным положением в трудах А. Барнава является то, что он представлял государство как частное лицо или группу частных лиц. Последнее особенно четко соотносится с феодальным государством. В размышлениях Барнава нет производственной кооперации. Ее место занимают частные вертикальные отношения в рамках феодального строя и горизонтальные отношения в рамках мануфактурного уклада. В последнем случае подразумевается рынок. Тезис об общественном и противопоставление частного общественному ушли из теории развития социума Барнава. Вся история человечества представлена им как борьба между отдельными социальными слоями за экономические свободы и собственность. Структура собственности и юридических прав определяет, по Барнаву, хозяйственный уклад общества. В этом смысле он находится почти в одном ряду с Адамом Смитом и Карлом Марксом. Разумеется, теория Барнава создавалась в условиях жесткой социальной борьбы, что наложило свой отпечаток на ее базовые положения. Корни же рассуждений этого французского мыслителя надо искать в трудах физиократов, с которыми он был знаком. Именно у Ф. Кенэ выдвигается идея государства, которое не разделено практически с королевской властью. Государство, по физиократам, это и есть институт королевской власти, то есть частное лицо, вступающее в обусловленные естественными законами отношения с другими частными лицами.
Если Гельвеций, догадываясь о существовании того, что мы называем эффектом синергии, видел в обществе некую изначальную кооперацию, которая предшествовала государству, то у Барнава и физиократов таковая просто не рассматривается. Вертикальные связи в обществе в трактовке Барнава обусловлены насилием. Если в теоретических системах Гольбаха и Гельвеция между индивидами стоит общество и общественные интересы, которые с развитием производительных сил все более нарушаются вмешательством торговой прибыли, то у Барнава и физиократов между индивидами стоит получение личной выгоды. Этим обусловлен интерес людей по отношению друг к другу. В теории Адама Смита между индивидами появится капитал и товар, на основе чего и строятся, по его мнению, отношения в обществе. Окончательно завершит построение этой экономической, философской по своей сути, системы Карл Маркс.
Таким образом, предклассическая теория и классическая политическая экономия Адама Смита рассматривали государство как структуру, смягчающую экстерналии, создаваемые частной собственностью, например, весьма непропорциональное распределение доходов. Государство как экономический агент мыслилось либо как сила,
ограничивающая эффекты от частной собственности, либо как сила, ограничивающая распространение института частной собственности. После Адама Смита экономическая мысль постепенно стала переходить к идее, что экономикой управляет не собственность как фактор, создающий те или иные экстерналии, а рынок и рыночная цена, задаваемая потребностями индивидов. Эта идея стала центральной уже в неоклассическом анализе.
Литература
1. Попов Г.Г. Национальное экономическое развитие в условиях глобализации: Фридрих Лист vs классическая школа // Terra economicus. 2007. Е. 5. № 4. С. 71-85.
2. Роберт Дж. Баст и Эндрю С. Гоу. Непрерывность и изменение: Урожай позднего Средневековья и истории Реформации. Бостон: Брилл Академический. 2000. С. 3-19.
3. Гольбах П.А. Социальная система. Ч. II / Французский материализм XVIII века. Учение об обществе. Хрестоматия М.: КРАСАНД. 2011. С. 26-27.
4. Гельвеций К.А. О человеке. Ч. II / Французский материализм XVIII века. Учение об обществе. Хрестоматия М.: КРАСАНД, 2011.
5. Барнав А. Введение во французскую революцию. / Французский материализм XVIII века. Учение об обществе. Хрестоматия М.: КРАСАНД, 2011.
V.A. SHCHEGOLEVSKY
PhD in economics, associate professor of Plekhanov Russian University of Economics,
Moscow, Russia
REPUBLICANISM AND THE FRENCH PHILOSOPHICAL THOUGHT OF THE XVIII CENTURY ABOUT THE ECONOMIC RELATIONS IN SOCIETY
The author discusses views of the French republicans in XVIII century about economic relations in society which are alternative to liberal economic doctrines. It is proved that the republicans considered a form of property as determining factor for economic development. This methodological approach had fundamentally influenced the frame of reference of the western liberals in the end of the XVIII century, in particular A. Smith, found reflection in their works in the course of creation of the theory of market economy. Keywords: private ownership, market, distribution, republicanism, economic thought in France. JEL: B12.