CC BY
59
55-ЛЕТИЮ ПОБЕДЫ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ
ПОСВЯЩАЕТСЯ
ФЛ. Подустов
РЕПРЕССИИ В ТОМСКОМ АРТИЛЛЕРИЙСКОМ УЧИЛИЩЕ НАКАНУНЕ И В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Томский государственный педагогический университет
Сигналом к началу массовых репрессий в Красной Армии и в военно-учебных заведениях стал самый крупный среди закрытых процессов - состоявшийся в июне 1937 г. процесс по так называемому военному заговору, по которому проходил заместитель наркома обороны маршал М.Н. Тухачевский и группа видных военачальников. Процесс был использован для развертывания репрессий против честных, опытных, квалифицированных военных кадров, которым предъявлялись ложные, клеветнические, надуманные и бессмысленные обвинения в «шпионаже», «вредительстве», «троцкизме», подготовке «покушений» и т.п.
Примером такой фальсификации и преступных нарушений законности явилось дело об «антисоветской троцкистской военной организации» и ликвидация «контрреволюционной троцкистско-диверсионной группы», которые повлекли за собой в 1937-1938 гг. новую волну репрессий военных кадров в воинских частях и военно-учебных заведениях Сибирского военного округа, которые осуществлялись под непосредственным руководством УНКВД по Западно-Сибирскому краю.
Репрессии захватали и Томское артиллерийское училище. Работниками УНКВД здесь была раскрыта «антисоветская троцкистская военная организация». В её состав, по неполным данным, входили: полковник И.А. Пантюхин - начальник училища; И.Е. Серебров - начальник политотдела; полковник В.П. Бегальдиев - начальник учебной части; интендант третьего ранга А.И. Осло-нов - начальник обозно-вещевого отдела; Г.К. Никольский - начальник санитарной части; майор И.П. Коровкин - помощник начальника учебного отдела; А.П. Петухов - начальник строевого отдела; С.И. Агейкин - начальник политотдела; старший лейтенант Н.Ф. Малюков - помощник начальника строевого отдела; М.Н. Лебедев - заместитель начальника политотдела; Н.А. Слов-
цов-начальник арткурсов комсостава запаса; Окуньков - начальник ветеринарной части; K.M. Гурьевич, И.С. Добржанский, Перетягин, Корнев - преподаватели социально-экономических дисциплин; Н.Л. Марцинковский - врач; В.В. Козмин - старший преподаватель тактики; Люкшин - командир артдивизиона; В.ГТ. Бурков-ский - старший преподаватель артиллерии; Каза-
ринов......начальник учебного отдела; А.Н. Пеше-
хонов - преподаватель стрелково-артиллерийско-го дела; Страндстрем - начальник школы, Нагай-баков начальник штаба школы; Невекий-преподаватель; Бурцев - ветврач; М.И. Домовитое, В.А. Демидов, Ф.М. Минаев, В.А. Мурашко,
B.М. Шальнев, Н.М. Зеленин - курсанты; Е.С. Еленевекая - делопроизводитель строевого отдела; И.Т. Николаев - преподаватель тактики; И.Д. Коншин лекпом; старший лейтенант
C.М. Одаховский - командир взвода и др. Всем участникам этой организации предъявлялось стандартное обвинение в том, что они входили в состав так называемой антисоветской троцкистской военной организации, которая ставила своей задачей свержение Советской власти путем вооруженного восстания с объявлением войны СССР Польшей и Германией, а в предвоенный период должна была активно заниматься сбором шпионских сведений и проведением диверсионной работы [1].
Процесс ведения следствия был максимально упрощен. Уголовные дела, которые должны были передаваться для рассмотрения в несудебных органах (Особого совещания НКВД СССР, комиссии НКВД Прокуратуры СССР, «тройки» УНКВД по Запсибкраю), по объему составляли не более 25-40 страниц. Для завершения уголовного дела по обвинению в контрреволюционных преступлениях следователь районного или городского отдела НКВД обязан был подготовить ряд документов. В этот перечень входили: справка на арест, ордер
на арест, протокол обыска, анкета арестованного, 2-3 протокола допроса, обвинительное заключение по делу. На составление этих документов уходило не более 7-10 дней, причем материалы следствия фальсифицировались по трафарету одновременно на несколько человек. Это позволяло одному следователю завершить за один рабочий день в среднем 10-15 дел. Независимо от того, признавался обвиняемый в совершении так называемого контрреволюционного деяния или нет, следователь в обвинительном заключении указывал, что арестованный виновным себя признал.
Большинство из арестованных работников ар-тучилища были осуждены на основании их собственных показаний, полученных незаконными физическими методами следствия. Оказались вымышленными сведения о шпионской деятельности, вредительстве. «Доказательствами» вины арестованных являлись донесения осведомителей, показания лжесвидетелей и провокаторов, а также другие сомнительные источники, использование которых запрещено законом. Свидетельством тому является, например, ведение «дела» на военкома аргучилища Сергея Ивановича Агейкина. Приведем основные данные дела.
С.И. Агейкин родился в 1898 г. в с. Ждимир Курской области в семье крестьянина. Окончил сельскую школу, два класса Волховской городской гимназии, курсы востоковедения и командные кавалерийские курсы. С января по октябрь 1917 г. рядовой русской армии. В феврале 1918 г. добровольно вступил в РККА, а в октябре 1919 г. стал членом партии. Прошел путь от красноармейца, делопроизводителя, строевого командира до военкома Томского артучилища, полкового комиссара. Арестован в октябре 1937 г. особым отделом 78-й стрелковой дивизии. Появились «неопровержимые факты» из доносов «доброжелателей», нужные «свидетели», а затем и «дело». По показаниям одного из свидетелей, Агейкин в 1918 г. был участником контрреволюционного восстания в Голдеевской волости Волховского уезда. В действительности в это время он был членом военной коллегии Голдеевского волостного исполкома. Другие свидетели отнюдь не в порыве гражданского возмущения наговаривали на арестованного. Скорее всего, в них говорило желание выслужиться, сохранить себя [2]. При знакомстве с «делом» С.И. Агейкина складывается впечатление, что это дело родилось в атмосфере массового психоза, когда всячески поощрялись доносы, открытие как можно большего числа «контрреволюционных организаций», «врагов народа». Это было время знаменитой кампании борьбы с «врагами народа». Нечего и говорить о том, что в делах такого рода свидетельские показания в то время многое решали.
Как установлено в настоящее время, дело по обвинению С.И. Агейкина было сфальсифицировано, а его показания и заявление, в которых он признает себя виновным в проведении антисоветской деятельности, являются самооговором. Проведенной в 1955 г. прокуратурой проверкой установлено, что Агейкин был арестован необоснованно, и дело в отношении его было прекращено. Сотрудники НКВД Егоров, Горбач и другие, принимавшие участие в расследовании данного дела, осуждены за его фальсификацию.
Справки о посмертной реабилитации выдавались родственникам, если те доживали до этих дней. Ведь их, пособников «врага народа», ждала в те годы та же участь - аресты, допросы, тюрьма, ссылки. Типичный пример: целых восемнадцать лет жену и сыновей С.И. Агейкина называли ЧСИР (члены семьи изменника Родины). Жену его, Клавдию Алексеевну, арестовали через несколько мес яцев госле мужа, приговорив к лишению свободы на 5 лет с поражением на 2 г. в правах. Ее держали в Томской тюрьме, потом отправили в спецлагерь НКВД № 201 Сиблага. Куда отправили детей, автору неизвестно. После освобождения Клавдия Алексеевна работала медсестрой. Постоянного места работы не имела, так как «везде смотрели», как пишет она, «как на жену «врага народа» и поэтому не могла заработать пенсию. Нуждаюсь...».
Еще один пример ведения дела - на В.П. Бур-ковского. Полковник Владимир Павлович Бур-ковский принадлежал к кадровым офицерам старой русской армии, которые посвятили свою жизнь служению Советской власти, а свои знания отдавали строительству Красной Армии, подготовке офицерских кадров. Родился в 1885 г. в дворянской семье в г. Москве. В 1903 г. поступил в Алексеевекое военное училище г. Москвы, которое окончил в 1905 г. Служил в русской армии. Участник первой мировой войны. Штабс-капитан. С 1914 по 1918 г. находился в плену в Германии. С 1919 г. - в РККА. Участник Гражданской войны. В 30-е гг. - преподаватель стрелково-артюшерий-ского дела ТАУ. Арестован 21 декабря 1937 г.
Так в чем же обвинялся В.П. Бурковский и кто «состряпал» его дело? Находим ответ на эти и другие вопросы в его уголовном деле. Справка на арест составлена сотрудниками Томского горот-дела НКВД лейтенантом госбезопасности Меле-хиным и младшим лейтенантом госбезопасности Евсеевым. Утвердил ее 19 декабря 1937 г. начальник УН К ВД по Новосибирской области майор госбезопасности Горбач. Постановление о предъявлении обвинения сочинил лейтенант госбезопасности начальник Особого отдела НКВД 78-й стрелковой дивизии Егоров, а всю работу по его делу (проведение допросов, вернее» их сочинение и со-
ставление обвинительного заключения) провел младший лейтенант госбезопасности помощник начальника Особого отдела 78-й стрелковой дивизии Воистинов. В протоколе допроса от 28 декабря 1937 г. записаны анкетные данные, а также то, что арестованный сознался в своих контрреволюционных преступлениях.
Основной перечень его «преступлений» был изложен в так называемом меморандуме материалов, в котором указывалось, что В.П. Буркове-кий по прибытии в 1930 г. в ТАУ вошел в контрреволюционную монархическую офицерскую группу, возглавляемую помощником начальника училища бывшим дворянином, князем, подполковником царской армии и полковником генштаба при Керенском М.Л. Туган-Барановским, в 1934 г. военным комиссаром училища И.Е. Серебровым* вовлечен в контрреволюционную военно-троцки-стскую организацию и в 1936 г. начальником учебного отдела дворянином офицером царской армии М.В. Казариповым завербован в контрреволюционную кадетско-монархическую офицерскую организацию, существовавшую в г. Томске, проводил вербовку новых лиц в эти организации и вел контрреволюционную пораженческую агитацию среди военнослужащих, вредительски преподавал курсантам ТАУ стрелково-артиллсрийское дело, чем и способствовал выпуску из училища неполноценных командиров, т.е. в преступлениях, предусмотренных ст. 58-7-8-11 УК РСФСР.
Московское начальство согласилось с этими доводами. Арест полковника В.П. Бурковского был санкционирован наркомом обороны СССР, и он был уволен из РККА и отдан в руки «правосудия». Допросы, очные ставки, отказы о признании вины... Но уже 26 декабря 1937 г. Бурковский собственноручно написал заявление на имя начальника Особого отдела 78-й стрелковой дивизии о том, что решил чистосердечно заявить о своей деятельности. Написал, что в 1930 г. прибыл в ТАУ на должность преподавателя и познакомился с бывшим князем, помощником начальника училища Туган-Барановским, преподавателями школы дворянами офицерами царской армии Белкиным, Беловым, Вейсфлот, Гриневичем, собирались у него на квартире и вели антисоветские разговоры, а также о том, что он дал свое согласие вступить в троцкистскую и офицерскую организации. В заявлении нет данных, которые бы говорили о том, что Бурковский согласился с предъявленным ему обвинением. Можно только догадываться и строить предположения, что было с ним вплоть до 7 июля 1938 г. В этот день Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла приговор, в котором указывалось, что «предварительным и судебным следствием установлено, что Бурковский с 1934 г. являлся активным участником антисовет ской правотроц-
кистской террористической диверсионно-вреди-тельской организации, действовавшей в частях СибВО, одновременно входил в состав контрреволюционной кадетско-монархической организации, существовавшей в г. Томске, по заданию этих организаций проводил вербовку новых лиц в организации, вредительски преподавал курсантам ТАУ стрелково-артиллерийское дело, чем способствовал выпуску из училища неполноценных командиров.
На основании изложенного, признавая ею виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст. 58-7, 58-8, 58-11 УК РСФСР, и руководствуясь ст. 319 и 320 УПК РСФСР, Военная коллегия Верховного суда приговорила: Бурковского Владимира Павловича «лишить воинского звания - полковник и подвергнуть высшей мере наказания - расстрелу с конфискацией всего лично принадлежащего имущества. Приговор окончательный и на основании Закона от 13 декабря 1934 г. подлежит немедленному исполнению». Приговор привели в исполнение в тот же день в г. Новосибирске.
3 июля 1957 г. жена, Александра Васильевна Бурковская, проживавшая в г. Томске, узнала о реабилитации мужа. 3 декабря 1957 г. горфинот-дел почтовым переводом тяжело больной, парализованной Александре Васильевне выслал 42 р. (стоимость имущества В. Бурковского), а Новосибирский горфинотдел возместил стоимость часов 42 р. и облигаций Госзайма на 100 р.
Как свидетельствуют документы архивно-следственных дел, в июне 1938 г. в г. Томске была «вскрыта» шпионеко-диверсионная группа, состоявшая из поляков, работавших в воинских частях и на предприятиях города. Кроме С.И. Мазюка и чернорабочего военсгроя СибВО Е. Зарецкого в указанной группе «состояли»: Д.Е. Потребо, 1895 г. рождения, майор Красной Армии, член ВКП(б) с 1920 г., преподаватель Томских курсов усовершенствования комсостава РККА при ТАУ; И.С. Добржанский, 1904 г. рождения, капитан Красной Армии, член ВКП(б), военный преподаватель Томского ар-тучилища; П.П. Лукашук, 1894 г. рождения, до 1934 г. начальник подразделения войск О ГПУ по охране Томской железной дороги, 27 февраля 1934 г. контрольной партийной комиссией исключен из партии «за развал воинской дисциплины личного состава и скрытие пребывания своей добровольной службы в колчаковской милиции» и после, естественно, уволенный с военной службы. Перед арестом работал комендантом учетно-кредитного техникума.
И если у Лукашука было «темное пятно», за которое легко зацепились органы НКВД, то в прошлом Добржанского, казалось, ничто не могло
Иван Ефимович Серебров в 1938 г. Военной коллегией Верховного суда СССР осужден к высшей мере наказания - расстрелу.
угрожать его будущему. Добржанский родился в 1904 г. в крестьянской семье в д. Веркалы Шатс-кой волости Минской губернии. Источником существования семьи была служба по найму у польских панов. «Отец, - указывает Добржанский в автобиографии, - работал по договору на год, за особую плату - «Андьггорию»: 30-40 р. в год день: ами и определенная норма вознаграждения натурой 3 титра молока в неделю, два пуда муки в месяц.. В 1916-1917 гг. я и отец работали по найму в имении Антонова, 1917-1918 гг. - в имении Гурки... В 1924 г. получили надел земли от Советской власти, сеяли и стали обзаводиться хозяйством, выходить в люди». В 1925 г. после окончания польского педагогического техникума работал учителем, в 1928 г. поступил учиться в Московскую академию им. Крупской. После ее окончания был направлен в распоряжение Ленинградского военного округа, а уж затем в 1933 г. из Ленинграда направлен в Томское артиллерийское училище на должность преподавателя истории СССР. В характеристике, выданной ему 13 декабря 1937 г. (за полгода до ареста) начальником училища полковником Пантюхиным и батальонным комиссаром Лебедевым, говорится, что «член ВКП(б) с 1927 г. Добржанский Иосиф Станиславович идеологически устойчивый, политически развит и подготовлен, в партийной работе активный, состоит членом партийного бюро училища и членом парткомиссии ... иногда в работе проявляет излишнюю горячность... но как член партии и как преподаватель никаких сомнений не вызывает...».
Подобные положительные характеристики вплоть до 1937 г. были в послужном списке Даниила Емельяновича Потребо. Оставшись в 8 лет без родителей, он в своей же деревне был отдан «на прокормление»: весной и летом пас скот, а зимой учился. В 1909 г. уехал в столицу и поступил в портновскую мастерскую в качестве посыльного, где и проработал до начала войны. В 1915 г. был призван на воинскую службу, воевал, в год Февральской революции избирался в батарейный комитет. В Красную Армию вступил в августе 1918 г., закончил артиллерийские курсы и в 1919 г. получил звание красного командира. Участвовал в боях против деникинцев, подавлял восстание в Армавирском районе, в августе 1921 г. принимал участие в военных действиях против врангелевцев, с 1932 по 1937 г. Потребо служил в 78-м томском артполку на должностях от начальника штаба до командира полка. Революционно-чекистской была также и биография его братьев, о которых в 1936 г. в своей биографии он писал: «...Нас всех братьев было 5 человек. В настоящее время за границей в Польше должны проживать три брата: Михаил, Григорий и Степан. До 1928 г. я совер-
шенно не знал, живы ли они. Но в 1928 г. от двоюродного брата в Ленинграде узнал, что старший брат Михаил во время Октябрьского переворота командовал ротой и охранял Смольный, а когда разрешили - уехал на родину. Младший брат участвовал в процессе Белорусской команды и был осужден, а его имущество сожжено поляками... Брат Иван был председателем ЧК в г. Орджоникидзе, но за дискредитацию ГПУ (убил у себя в кабинете во время допроса князя) был приговорен к расстрелу. Расстрел отложили и послали учиться в Московский институт имени Плеханова. После окончания института он работал в Кол-хозцентре. В институте во время партийной дискуссии как будто стоял за Троцкого, но после разъяснения ЦК от оппозиции отпал. Из Москвы уехал по мобилизации в Туркестан, и точного места пребывания его сейчас не знаю...». Эти-то строки из автобиографии о братьях в Польше и «троцкистском» прошлом другого станут для Потребо первым кончиком той «ниточки», за которую ухватится НКВД. Решением партбюро от 28 ноября 1937 г. Потребо был исключен из партии за «скрытие связей с братом-троцкистом и связей с братьями в Польше, как не выражающий политического доверия...». В 1938 г. уволен из РККА. А уж вслед за увольнением по логике следовало ждать ареста.
Арестован он был 13 июля 1938 г. сотрудником горотдела НКВД Щербининым. Как видно из материалов «дела», этот сержант госбезопасности арестовывал и других «однодельцев» Потребо, допрашивал и составлял обвинительные заключения. В результате «дознавательской» работы сержанта Щербинина и его начальника Горбенко в отношении Потребо и других появилось обвинительное заключение следующего содержания: «Названная группа являлась одной из резен-тур разветвленной сети польской разведки на территории Западной Сибири, которая ставила перед собой задачу активной диверсии, шпионажа и подрыва мощи Красной Армии в тылу страны в момент войны фашистских государств против СССР... Руководителем ш-д группы, существующей в воинских частях Томского гарнизона, являлся польский разведчик Потребо Даниил Еме-льянович. Он в 1927 г. был завербован польской разведкой и по ее указанию проводил на территории СССР к-р и ш-д работу против Советской власти... В 1931 г. по заданию польского агента Стриде переехал в Томск и увязался с польским разведчиком Добржанским, где совместно с ним в Томске создал ш-д националистическую группу, в которую вовлекли командира запаса, последнее время работавшего в техникуме Лукашу-ка Павла Петровича, преподавателя томских курсов усовершенствования комсостава запаса В.Н.
Рачковского и С.И. Груздева, офицера царской армии, исключенного из рядов ВКП(б)».
«И.С. Добржанский в 1932 г. был завербован в агентуру польской разведки в Москве польским разведчиком Э.М. Адамовичем, по заданию которого и его содействии в 1933 г. вступил в ряды Красной Армии и в этом же году переехал в Томск, где работал в качестве военного преподавателя Томского артиллерийского училища (ТАУ). Работая в училище в 1937 г., увязался с агентом польской разведки По-требо и совместно с последним создал в ТАУ шли-онско-националистическую группу, в которую завербовал преподавателей ТАУ K.M. Гурьевича и зав. шорной мастерской ТАУ В.М. Рудько. В 1935 г. передал шпионские сведения о применении новейших видов вооружения РККА, о политических настроениях и экономическом положении курсантов, пропускной способности ТАУ». Кроме того, «работая преподавателем социально-экономического цикла ТАУ, во время проведения занятий с курсантами протаскивал контрреволюционные троцкистские идеи и высказывания, а также допускал пораженческие взгляды при проработке истории ВКП(б)... срывал полигмассовую работу в школе и не реагировал на факты морального разложения и антисоветского проявления отдельных коммунистов и комсомольцев».
25 октября 1938 г. Потребо, Добржанский, Jly-кашук и Мазюк в соответствии с постановлением «тройки» УНКВД по Новосибирской области от 19 октября 1938 г. были расстреляны. Зарецкий осужден к 10 годам исправительно-трудовых лагерей. До сведения родных по заведенному правилу настоящее решение «тройки» доведено не было: все, мол, получили традиционные «10 лег без права переписки». Как написала в своих воспоминаниях дочь Лукашука, Нина Павловна, «после ареста отца её мать пыталась сделать передачи мужу, носила их в здание НКВД, что находилось на улице Ленина, но эти передачи у нее не брали, отвечая, что муж ни в чем не нуждается». В апреле 1940 г. жена Доб-ржанского на имя прокурора СибВО подала жалобу с просьбой пересмотра дела мужа. Рассматривавший жалобу помощник военного прокурора Янушевский в просьбе отказал за «необоснованностью» жалобы. В 1956 г. сын Добржанского Рэм Иосифович получил ответ, в котором указывалось, что «отец, будучи арестован в 1938 г., умер 22 декабря 1945 г. от излияния крови в мозг на 41 году жизни». В 1957 г. заявление в прокуратуру СССР написал 105-летаий отец Добржанского. Рассмотреть заявление, а также материалы архивно-следственных дел на Добржанского и других было поручено следователю УКГБ по Томской области А.И. Сыраговскому. В результате проведенной работы было установлено, что Д.Е. Потребо и другие «однодельцы» осуждены необоснованно и
определением военного трибунала Сибирского военного округа от 24 октября 1958 г. реабилитированы [3].
Атмосфера доносительства, разбирательства и разоблачений царила и в партийной организации артучилшца. В повестке д ня партийных собраний, проходивших в 1937-1938 гг., обязательно стояли вопросы с характерной для того времени формулировкой: «О ходе разоблачения врагов народа и ликвидации последствий их вредительства». Вчитаемся еще раз - «О ходе разоблачения...». Сегодня звучит дико, а тогда это воспринималось большинством как вполне обычное. Партбюро и партсобрания в артучилище проходили с повесткой дня: «Об аресте члена партии...»
Наиболее «популярные» формулировки причины исключения из партии «как врага народа», «как арестованного органами НКВД», «как осужденного органами НКВД». Есть и более индивидуальные, если можно так выразиться, формулировки, более конкретизированные: «за сокрытие от парторганизации своей связи с врагами народа», «за непринятие мер к очищению училища от политически неустойчивых и враждебных элементов», «за прямое игнорирование директивы НУ РККА о задачах партийно-политической работы», «за ослабление всей партийно-политической работы в училище», «за отрыв от масс» и т. п.
Приведем типичный документ-выписку из протокола № 4 общего партийного собрания Томского артучилшца от 12 февраля 1938 г.
«Сообщение военкома училища Ермакова «Об аресте члена партии Пантюхина».
Постановили:
1. И.А. Пантюхина, члена партии с 1918г.,имевшего строгий выговор с предупреждением в марте 1936 г. парткомиссией 12-й стрелковой дивизии за сокрытие от парторганизации ареста сводного брата, в связи с убийством Кирова, исключить из рядов ВКП(б), как врага народа, арестованного органами НКВД.
2. О жене арестованного Пантюхина - чл. ВКП(б) Михельсон Дине - сообщить и материалы передать в партбюро пединститута».
Выписка заканчивалась словами: «Партийное собрание требует от каждого члена партии, провода в жизнь решения февральско-мартовского и январского Пленумов ЦК ВКП(б), - еще больше повышать классовую революционную бдительность и мобилизовать на быстрейшую ликвидацию последствий вредительства» [4].
Следствие по делу И.А. Пантюхина проводилось в обстановке грубейших извращений законности, произвола и фальсификации. Он был осужден 23 июня 1938 г. по ст. 58-7, 58-8, 58-11 УК РСФСР за контрреволюционную деятельность, за руководство подрывной, вредительской, диверси-
онной деятельностью участников военного заговора в Томском артиллерийском училище, за развал партийно-политической, воспитательной работы, боевой подготовки красноармейцев, курсантского и командного состава, засорение чуждыми враждебными элементами личного состава училища, за вербовку в военно-троцкистский заговор бывших офицеров, за очковтирательство и вредительство в мобилизационной работе, за вредительство по выводу из строя конского состава. В постановлении указывалось, что И.А. Пантюхин арестован «как активный участник военно-троцкистского заговора, проводивший контрреволюционную подрывную работу в РККА». И в качестве доказательства приводятся свидетельства самого И.А. Пантюхи-на. Как зафиксировано в протоколе первого допроса, он писал: «Признаюсь, что я являлся участником военно-троцкистского заговора и вел активную борьбу против Советской власти».
Постановление следователя: «Пантюхин изобличается как активный участник военно-троцки-стского заговора». «Судебное заседание» состоялось 23 июня 1938 г. Началось в 17.30 и закрылось в 17.40, т.е. длилось целых (!) 10 минут. В протоколе выездной сессии Военной коллегии Верховного суда Союза ССР записано: «Подсудимый заявил, что виновным себя не признает и показания, данные им на предварительном следствии, отрицает, как не соответствующие действительности...» Подсудимому предоставлено последнее слово, в котором он сказал, что участником контрреволюционной организации он не был, все показания в отношении его - ложны, и он просит возбудить ходатайство - направить его рядовым бойцом в республиканскую армию Испании или Китая. Приговор очевиден. Ивана Андреевича Пантюхина лишить воинского звания полковника и подвергнуть высшей мере уголовного наказания - расстрелу с конфискацией всего лично принадлежащего ему имущества. Через несколько минут Ивана Андреевича не стало: об этом свидетельствует подшитая к делу справка.
Прошло двадцать гоггь лет. 25 мая 1957 г. Военная коллегия Верховного суда СССР сняла с И.А. Пантюхина все ложные обвинения. В определении военной коллегии указано, что «сотрудники НКВД Евсеев и Горбач, принимавшие участие в расследовании дела, осуждены за фальсификацию дела». И. А. Пантюхин «антисоветской деятельностью не занимался, осужден по сфальсифицированным работниками НКВД материалам».
В годы Великой Отечественной войны имели место грубейшие нарушения законности и репрессии по отношению к преподавателям, курсантам и обслуживающему персоналу, хотя и в меньших масштабах, чем в предвоенный период.
Первыми в 1941 г. были арестованы курсанты Алексей Федорович Гладких и Петр Константинович Ефременко и осуждены по ст. 58-8 и 58-10 4.1 и 19 к лишению свободы в ИТЛ сроком на 5 лет без конфискации имущества. В ходе судебного следствия Гладких и Ефременко признали себя виновными в том, что они еще до войны, в 1940 г., в присутствии курсантов училища высказывали контррево.люционные взгляды по поводу мероприятий партии и Советского правительства по укреплению воинской дисциплины в Красной Армии, а также выражали террористические намерения в отношении младшего комвзвода Боровского. Кроме того, Ефременко угрожал расправой младшему командиру Тимошенко, а Гладких -младшему командиру Балашеву. Однако в судебном деле нет доказательств того, что это было совершено обвиняемыми с целью подрыва или ослабления Советской власти. (В апреле 1959 г. П.К. Ефременко, А.Ф. Гладких были реабилитированы.) [5].
В начале войны под суд военного трибунала отдавались «распространители ложных слухов, вызывающих панику среди населения». Указом Верховного Совета СССР в подобных случаях предусматривалось наказание в виде лишения свободы сроком от двух до пяти лет. Вскоре дела такого рода были переданы органам НКВД, которые применяли против виновных самые суровые меры, установленные законом об «антисоветской агитации с контрреволюционными целями» [6].
28 ноября 1941 г. был арестован и осужден «за проведение контрреволюционной агитации среди военнослужащих, распространение пораженческих настроений и сомнений в правильности политики Советского правительства по вопросам подготовки к войне, клевете на сообщения Совинфор-мбюро» курсант И.И. Архипов. 6 июня 1942 г. особым совещанием НКВД СССР он был осужден по ст. 58-10 УК РСФСР на 10 лет ИТЛ (реабилитирован 16 января 199) г.).
25 февраля 1943 г. был арестован курсант М.Г. Нутт, обвиняемый в том, что в письмах матери и родственникам «излагал свое недовольство на службу в Красной Армии и в своем дневнике сделал запись извращенного определения Уставов Красной Армии». Однако в процессе следствия была установлена невиновность курсанта и сделан вывод, что сведения в дневнике об уставах не содержат контрреволюционного умысла. М. Нутт был освобожден 13 мая 1943 г. [7].
9 января 1943 г. был арестован работавший в училище плотником Г.П. Шевченко. В постановлении на арест было указано, что он, «будучи антисоветски настроен, среди своего окружения и курсантов проводил контрреволюционную агитацию, в которой восхвалял немецкую армию и тех-
нику, высказывал клевету на Советскую печать и пораженческие настроения по поводу Отечественной войны против германского фашизма, распространял разного рода антисоветскую провокацию о внутреннем положении в Советском Союзе, о резервах Красной Армии и пр.».
В предъявленном обвинении приводились высказывания обвиняемого: «Газетам не всегда надо верить, в них часто пишут неправду. Раньше, когда сдавали города и целые области, то не писали, а сейчас, как возьмут какое-нибудь село, то трубят на весь мир»; «Сейчас правду сказать нельзя, так как могут быстро забарабать (посадить)»; «Жизнь сейчас тяжелая, и она с каждым годом ухудшается. Человек становится зверем, голодный у голодного вырывает хлеб»; «Германия не является виновницей войны в СССР, в этом виновата только Англия. Она спровоцировала Германию против СССР» и т.д. 2 июня 1943 г. судебная коллегия по уголовным делам Новосибирского областного суда 20 февраля на основании ст. 58-10 ч. II УК РСФСР с санкцией ст. 58-2 УК РСФСР приговорила Г.П. Шевченко к лишению свободы в ИТЛ на 5 лет с поражением в правах на 3 г. без конфискации имущества. (Реабилитирован 29 июля 1993 г.) [8].
По приговору Новосибирского областного суда 20 февраля 1943 г. был осужден по ст. 58-10 ч. II УК РСФСР к 10 годам лишения свободы и поражению в правах на 5 лет слесарь батареи боевого обеспечения ТАУ В.П. Керов. В ходе следствия ему предъявили обвинение в том, что он сказал: «Сталинград громят, а надо не Сталинград, а самого нашего правителя». Керов в судебном заседании виновным в проведении антисоветской агитации себя не признал. Определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР от 28 января 1965 г. приговор Новосибирского областного суда от 20 февраля 1943 г. отменен и делопроизводством прекращено за отсутствием состава преступления. В.П. Керов реабилитирован [9].
Старшим следователем Томского военного гарнизона старшим лейтенантом Радченко 28 апреля 1943 г. за проведение среди красноармейцев и вольнонаемного состава ТАУ антисоветской
профашистской агитации, в которой восхвалялась фашистская армия, высказывались пораженческие настроения, возводилась клевета на сообщения Совинформбюро, Красную Армию и ВМФ, был арестован и передан суду инструктор пожарной охраны ТАУ Николай Николаевич Кремис. Следствие по делу за недостаточностью собранных улик производством было прекращено и H.H. Кремис из под стражи был освобожден 21 сентября 1943 г.
Аресты многих командиров и политработников, преподавателей артучилища имели тяжелые моральные последствия: подрывалось доверие к ним курсантов, красноармейцев, сами командиры стали бояться проявлять инициативу, принимать самостоятельные решения. Среди командиров, политработников стали наблюдаться инертность, безынициативность, пассивное ожидание указаний «сверху», что особенно тяжело сказалось в первые недели и месяцы войны.
В итоге репрессий Томское артучилище навсегда лишилось многих десятков опытных командиров и преподавателей. 1938/39 уч. г. училище начинало в условиях неукомплектованности преподавательским составом до 50 % и до конца года не было полностью укомплектовано. В марте 1940 г. некомплект преподавателей составлял 12 человек [10]. А у большинства из тех, кого не уничтожил молох репрессий, оказалась парализованной страхом способность принимать самостоятельные решения, отстаивать их перед вышестоящими инстанциями, действовать нешаблонно, с разумным риском. Прибывающие в училище преподаватели не обладали достаточными теоретическими знаниями и методической подготовкой. Все это резко ослабило уровень боевой подготовки курсантов и боеспособность училища. Отмечался острый недостаток в материальном обеспечении учебного процесса, не была налажена система снабжения училища новой техникой, учебниками, руководствами по боевой подготовке личного состава. По итогам инспектирования комиссией управления военно-учебных заведений РККА в июне 1940 г. училище получило неудовлетворительную оценку.
Литература
1. Архив ФСК РФ по Томской области. Архивно-следственное дело И.А. Пантюхина. П-4690, Л. 28.
2. Архив ФСК РФ по Томской области. Архивно-следственное дело С.И. Агейкина. П-4694,
3. Ханевич В.А. Белостокская трагедия. Томск, 1993. С. 93-98, 50
4. Архив ФСК РФ по Томской области. Архивно-следственное дело И.А. Пантюхина. П-4650. Л. 33-34.
5. Архив ФСК РФ по Томской области. Архивно-следственное дело по обвинению П.К. Ефременко и А.Ф. Гладких. П-7959. Л. 192-194.
6. Известия. 1941. 8 июля; История Великой Отечественной войны Советского Союза. М., 1965. Т. 6. С. 105.
7. Архив ФСК РФ по Томской области. Архивно-следственное дело по обвинению М.Г, Нутт. П-4657. Л. 52.
8. Архив ФСК РФ по Томской области. Архивно-следственное дело по обвинению Г.П. Шевченко. П-11508. Л. 1, 17, 66.
9. Архив ФСК РФ по Томской области. Архивно-следственное дело по обвинению В.П. Керова. П-6860. Л, 16, 52, 88.
10. ЦГАСА. Ф. 31899. Оп. 8. Д. 356. Л. 199; Д. 408. Л. 135.
