CC BY
112
9. Гоштовт Г.А. Каушен. Париж, 1931. С. 3.
10. Рогвольд В. Конница 1-й армии в Вост. Пруссии (август-сентябрь 1914 г.). М., 1926. С.166.
11. Гоштовт Г. Кирасиры Его Величества в Великую войну. Париж, 1927. С. 219.
12. Цихович Я.К. Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. М., 1922. С. 73.
13. Радус-Зенкович Л. Некоторые выводы из
сражения при Гумбинене в августе 1914 г. // Военно-Исторический сборник. М., 1920.
Вып. 3. С. 95.
14. Восточно-Прусская операция. Сборник документов мировой империалистической войны на русском фронте (1914-1917 гг.). М., 1939. Документ № 159.
15. Римский-Корсаков А. Они умирали первыми. (90 лет назад состоялось первое сражение Первой мировой) // Московские новости. 2004 (от 13.08.2004). № 30. С. 1.
16. Зайончковский А.М. Первая мировая война. СПб., 2002. С. 141.
17. РГВИА Ф. 3549. Оп. 1. Д. 166, 180.
18. Кочубей В.В. Мемуары // Тинченко Я. Кавалергард Скоропадский // Киевские ведомости. 2003. 25 апр.
19. Белосельский-Белозерский С.С. История лб.-гв. Конного полка. Париж, 1964. Т. 3. С. 137.
20. РГВИА Ф. 3543. Оп. II. Д. 1913. Л. 1.
21. РГВИА Ф. 400. Оп. 17. Д. 22852.
22. Федорченко В.И. Свита российских императоров. М., 2005. Кн. 1. С. 304-305.
23. Епанчин Н.А. На службе трех императоров. М., 1996. С. 408.
Поступила в редакцию 27.03.2008 г.
Chuvardin G.S. «Kaushen Spirit» (officer corps of «heavy cavalry» of Russian Imperial Guards in the Kaushen Battle). The article tackles the issue of officer corps of «heavy cavalry» in Russian Imperial Guards on the eve of World War I and at its initial stage. The main sociometric parameters and socio-cultural environment are analyzed. The battle at Kaushen is in the centre of the research, viewed as the most important event for the Guards’ destinies and, as a result, for the whole Russian Empire. The author concludes that «Pyrrhic victory» at Kaushen influenced the defeat of Russian army in Eastern Prussia. The losses at Kaushen resulted in the psychological collapse, the outflow of aristocracy from the Guards cavalry and the apathy towards war and monarchy.
Key words: Guards, Kaushen, World War I.
РЕПАТРИАЦИЯ РУССКОЙ АРМИИ ГЕНЕРАЛА П.Н. ВРАНГЕЛЯ. 1920-1923 гг.
И.С. Ряховская
В статье на основе анализа обширного комплекса архивных материалов, мемуарной литературы освещается вопрос о русской военной эмиграции (на примере Русской армии П.Н. Врангеля и гражданского населения). Предпринята попытка осветить численный состав репатриантов, политику Франции, советского руководства и командования армии в данном процессе.
Ключевые слова: русская военная эмиграция, 1-ый армейский корпус, Галлиполи, репатриация.
В истории русской военной эмиграции особое место занимает вопрос о репатриации. В начале 1921 г. политический курс руководства РСФСР в отношении отдельных категорий лиц, эмигрировавших за границу, претерпел некоторые перемены. Документальным подтверждением этому стала опубликованная 29 января 1921 г. в газете «Правда» статья председателя Центрального эвакуационного комитета по делам пленных и беженцев А.В. Эйдука «Требует разрешения». В статье говорилось о том, что «в настоящее время настал момент изменить отношение к русским, принадлежащим к трудовым элементам, находящимся за предела-
ми России, искренне желающим вернуться на Родину...» [1].
Представленный в статье материал не был подкреплен правовыми актами ВЦИК, регламентирующими правила возвращения эмигрантов на Родину. В связи с этим о единой политике и стратегии в данном вопросе не могло идти и речи.
Из-за отсутствия в руководстве страны общего политического курса по отношению к соотечественникам, желающим возвратиться на Родину, возникли многочисленные трудности при появлении парохода с репатриантами, бросившего якорь в порту Новороссийска в феврале 1921 г. Данному собы-
тию предшествовала планомерная деятельность руководства Французской республики.
В конце 1920 - начале 1921 гг. французское правительство предприняло первые осторожные шаги, имевшие целью избавиться от забот о военных и гражданских беженцах из России, снять с себя ответственность за их дальнейшую судьбу. Причин такого поведения было несколько. Во-первых, дислокация вблизи стратегически важных проливов и практически незащищенного Константинополя значительных контингентов Русской армии, хорошо обученных, опытных и частично вооруженных, заставляла союзное командование с большой серьезностью и трепетом относиться к любым проявлениям активности с их стороны. Из рассекреченных данных советской агентурной разведки стало известно, что официальные власти Англии и Франции заключили секретный договор. В соответствии с его условиями правительство Французской республики обязалось предпринять все возможные меры для «распыле -ния» частей Русской армии и ликвидации ее лагерей на территории Турции и на острове Лемнос. Одним из методов «распыления» была выбрана репатриация.
Во-вторых, в январе 1921 г. во Франции произошла смена действующего правительства (пост премьер-министра занял А. Бриан, находящийся под заметным влиянием Англии). Новое правительство, в отличие от своего предшественника, скептически оценивало «рентабельность капиталовложений» в эмиграцию, т. к. реальных шансов на использование частей Русской армии для интервенции в Советскую Россию не было.
Таким образом, главным направлением внешнеполитического курса Парижа по отношению к Русской армии и гражданским беженцам становится их «распыление», а методом реализации данного направления -поощрение, а в отдельных случаях даже принуждение к возвращению на Родину.
Начало января 1921 г. было ознаменовано кадровыми перестановками в высшем руководстве французской администрации в Турции. 14 января генерал Ш. Шарпи подписал первый секретный приказ, характеризующий то направление, в котором он был намерен вести русские дела. Главной задачей деятельности французской оккупационной администрации была провозглашена «немед-
ленная эвакуация на постоянное жительство русских беженцев, как военных, так и гражданских.» [2].
Первыми, кому посчастливилось вернуться на Родину, были донские казаки, в отношении которых французские власти в январе 1921 г. провели операцию по переселению из района Чаталджи на остров Лемнос. Несмотря на яростное сопротивление французам, казачьи части были погружены на пароходы «Решид-паша» и «Дон». В бухте Лемноса с «Решид-паши» на берег вышла только небольшая группа офицеров. Организовавшиеся в пути казаки категорически заявили прибывшему на борт представителю французского командования о своем нежелании сходить на берег и предъявили требование об отправке в Россию. Было дано разрешение и оплачена работа капитана корабля за рейс Лемнос - Новороссийск. Пассажиры судна «Дон» были успешно переселены на остров Лемнос [3].
8 февраля 1921 г. Верховный комиссар Франции в Константинополе генерал М. Пелле получил из МИДа соответствующие полномочия на организацию репатриации. В военных лагерях на острове Лемнос и в Галлиполи была объявлена запись всех желающих уехать на Родину. Около трех тысяч человек -1500 гражданских беженцев и примерно столько же казаков - дали согласие на возвращение в Советскую Россию. В течение недели эмигранты были погружены на пароход «Решид-паша», конечным пунктом которого стал порт Новороссийск. Условий для приема такого числа людей в Новороссийске не было. Пароход был переадресован в Севастополь. Данное событие нашло живой отклик на страницах периодических изданий. Вот как оно описывается в газете «Красное Черноморье» от 1 марта 1921 г. «На прибывшем в Новороссийск турецком транспорте «Решид-паша» доставлено из Константинополя около 3600 человек казаков, военнопленных, чиновников, офицеров и женщин. Все прибывшие высажены в Новороссийске по пунктам дальнейшего следования.» [1].
19 февраля 1921 г. премьер-министр Франции А. Бриан в письме военному министру Л. Барту подчеркивал, что правительство очень заинтересовано в репатриации русских беженцев и «.считает, что должны быть использованы все средства для ускоре-
ния и благоприятствования данного процесса...» [4].
Действия французского правительства вызвали возмущение П.Н. Врангеля и его ближайшего окружения. В соответствии с распоряжениями главнокомандующего Верховное руководство Русской армии и популярные эмигрантские периодические издания развернули широкую пропагандистскую кампанию против возвращения в Советскую Россию [5]. Однако отношение самого Врангеля к репатриации нельзя рассматривать как однозначно отрицательное, как это традиционно трактуется в мемуарной и исследовательской литературе. Стремясь сохранить части Русской армии, сократить расходы на их содержание и улучшить снабжение войск, П.Н. Врангель считал приемлемым постепенное избавление от наименее «стойкого элемента» и возвращение на Родину гражданских лиц. Комплекс сохранившихся архивных документов свидетельствует о том, что в генеральном штабе главнокомандующего и правительственных учреждениях при нем разрабатывались планы репатриации, изучались настроения солдат и офицеров, подсчитывалось возможное количество реэмигрантов [6].
С другой стороны, осознание П. Н. Врангелем того, что официальное одобрение возвращения на Родину внесло бы полную дезорганизацию в армейскую среду, и без того разлагаемую самим пребыванием в лагерях, и как следствие этого прекращение финансирования и окончательное «распыление» воинских частей, определило политический курс руководства Русской армии в будущем.
14 марта 1921 г. Верховный комиссар Французской республики в Константинополе сообщил генералу Врангелю о том, что его правительство приняло решение отправить в Советскую Россию новую партию эмигрантов. М. Пелле предложил П.Н. Врангелю от имени эмигрантов выбрать один из трех вариантов: возвратиться на Родину, уехать в Бразилию или обеспечить себе самостоятельное существование [7].
Барон Врангель направил на имя генерала М. Пелле ответное послание с жалобой на деятельность французских властей в Константинополе по принуждению русских военных эмигрантов к возвращению в Советскую Россию и письмо маршалам Франции с
протестом против репатриации оккупационным командованием казаков с острова Лемнос и мер, которыми это достигается [1]. Письма и прокламации генерала П.Н. Врангеля не имели серьезного воздействия на французские власти.
25 марта комендант острова Лемнос генерал Бруссо, исполняя постановление командира оккупационного корпуса генерала Ш. Шарпи о необходимости организации эвакуации русских военных и гражданских беженцев в Россию или в другие страны, подписал соответствующий приказ. Его основные положения повторяли текст официального заявления Верховного комиссара Франции в Константинополе М. Пелле от 14 марта 1921 г. [8].
Приказ произвел на эмигрантов гнетущее впечатление. «.Из уст в уста, от казака к казаку, стоустой молвой разнеслось по лагерю - кормить бросают и роковое «Совдепия», Бразилия или собственное иждивение в Константинополе...» [8].
В целях пропаганды в военные лагеря были направлены специальные отряды и опубликовано обращение к Русской армии. В нем говорилось о том, что все, кто попытаются повлиять на деятельность отрядов, будут отвечать перед правительством Французской республики.
В результате предпринятых мер 31 марта 1921 г. в Одессу на пароходе «Решид-паша» были доставлены 3700 военнослужащих Русской армии генерала П.Н. Врангеля [13].
С апреля рейсы из Константинополя в Одессу или Новороссийск стали регулярными. Оккупационное командование убеждало беженцев, что советское правительство приняло репатриантов хорошо, никаких репрессий по отношению к ним применено не было. Более того, французские агенты распространяли слухи о благополучном положении в России, об улучшении экономической ситуации, прекращении всякого сопротивления большевикам и, наконец, о скором прибытии большого числа советских пароходов, которые заберут всех желающих возвратиться на Родину.
Реальность, однако, сильно отличалась от этих рассказов. Среди множества доказательств печальной участи эмигрантов, отправленных в Россию, приведем надпись, обнаруженную на пароходе «Решид-паша»
при перевозке частей из Галлиполи в Болгарию. Надпись, вырезанная на нижнем трюме судна казаком Морозовым, гласила, что из 3500 казаков, прибывших в Одессу, 500 были расстреляны на месте, остальные отправлены в концентрационные лагеря и на каторгу [9].
Активному притоку из Константинополя новых партий репатриантов способствовала и деятельность руководства Советской России и Украины, хорошо осведомленных через разведку РККА о реальных условиях жизни и настроениях эмигрантов. По словам вернувшегося в Россию в 1921 г., капитана Б.Н. Войнаховского, «.о продолжении
борьбы с советской властью мало кто думает, за исключением лиц, близких к штабам. Может быть, их будет 10 %. Остальные понимают беспочвенность борьбы и не желают быть врагами Родины. Все живут только Россией. Желают вернуться 80%...» [1, с. 751].
Советские агентурные органы в соответствии с распоряжениями своего правительства проводили планомерную работу в центрах дислокации русской эмиграции. Была организована доставка в турецкую столицу агитационной литературы на русском и греческом языках. Широко использовали письма репатриантов из России и Украины о «великолепном» с ними обращении местных властей, организовывали митинги для прибывших на Родину эмигрантов и т. п.
Однако анализ архивных документов по данному вопросу свидетельствует о том, что политический курс советского правительства в отношении эмигрантов не был последовательным, хорошо продуманным. Так, 5 апреля 1921 г. на заседании Политбюро ЦК РКП(б) были приняты два взаимоисключающих друг друга документа: «О невозможности возвращения на территорию РСФСР врангелевцев» и «Обращение советского правительства к руководителям Советов, правительствам зарубежных стран и редакциям газет в связи с возвращением на Родину репатриантов из Константинополя» [1].
Несмотря на реальное противоречие декларируемой политики советского правительства, приток в страну репатриантов продолжался. S мая 1921 г. в НКИД РСФСР поступила секретная телеграмма. Ее автор -помощник командующего 6-й армией Пени -сообщал, что на рейде Константинополя на пароходе «Решид-паша» находится 1500 во-
енных и гражданских эмигрантов [1]. Они просят советское руководство дать официальное разрешение на их въезд в Россию.
Рассуждая о таком важном явлении и процессе, как репатриация, нельзя оставить без внимания два вопроса: амнистирование военнослужащих, эмигрировавших из России и деятельность за рубежом советских спецслужб. Первый вопрос является крайне запутанным и противоречивым. Его решение тормозило отсутствие в руководстве страны общего политического курса по отношению к эмигрантам.
3 ноября 1921 г. Президиум ВЦИК РСФСР постановил объявить амнистию отдельным категориям военнослужащих, находящимся за рубежом и желающим возвратиться на Родину [1, с. 751]. Это вызвало непродолжительную волну репатриантов в Россию.
В начале 1922 г. органы ответственные за исполнение постановления ВЦИК от 3 ноября 1921 г., начали активную работу. 10 февраля ВЧК подписала секретный приказ о порядке применения амнистии к бывшим белым офицерам [1, с. 751]. В соответствии с приказом заместитель председателя ВЧК И.С. Уншлихт направил телеграмму местным органам с разъяснением требований по амнистированию военнослужащих белых армий [1, с. 751]. ГПУ НКВД разработало проект положения о порядке репатриации и реэвакуации казачества и частей бывших белогвардейских армий, находящихся за рубежом. 29 сентября 1922 г. проект поступил на рассмотрение президиума ВЦИК [1, с. 751].
Таким образом, руководство РСФСР предпринимало меры для решения вопроса об амнистировании представителей белогвардейских воинских формирований.
Относительно второго вопроса известно, что в конце 1921 г. при непосредственном участии советских спецслужб в центрах дислокации русской эмиграции возникают «Союзы возвращения на Родину». Они издавали газету, проводили собрания, вели индивидуальную работу в местах расселения эмиграции. В результате деятельности «Сов-народа» в 1921-1923 гг. в Россию возвратились тысячи эмигрантов.
Определить точное число русских эмигрантов «крымской волны», возвратившихся на Родину в 1921-1923 гг., не представляется
возможным. Отрывочные сведения, приводимые в мемуарной и исследовательской литературе, архивных документах, как правило, противоречат друг другу. Достоверно известно, что за время пребывания первого армейского корпуса в Галлиполи его ряды покинули 3,67 % солдат и офицеров, изъявивших желание вернуться в Россию [1, с. 491]. Численный состав Донского и Кубанского корпусов также претерпел изменения: на Родину возвратились не менее 10 тыс. человек. Судьба репатриантов, как правило, была трагичной: расстрел, концентрационные лагеря, в застенках которых погибли тысячи людей.
Подводя итоги, следует сказать, что вопрос о репатриации русской военной эмиграции, несомненно, нуждается в дальнейшем глубоком изучении на основании новых документов и материалов, «распыленных», как и сами эмигранты, по многим странам.
1. Русская военная эмиграция 20-40-х гг. Документы и материалы. М., 1998. Т. 1. Кн. 1. С. 426.
2. Главнокомандующий Русской армией генерал барон П.Н. Врангель. К десятилетию его
кончины 12/25 апреля 1938 г. / А.А. Фон-Лампе. Берлин, 1938. С. 239.
3. Сагацкий И. Лейб-казаки на Лемносе // Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея / сост. С.В. Волков. М., 2003. С. 391-400.
4. Русские в Галлиполи: сб. ст. Берлин, 1923. С. 491.
5. ГАРФ. Ф. 5928. Оп. 1. Д. 147. Л. 18-18об.
6. ГАРФ. Ф. 6021. Оп. 1. Д. 8. Л. 1-91.
7. ГАРФ.Ф. 5928. Оп. 1. Д. 147. Л. 18-18об.
8. Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920-1921 годах // Русская армия на чужбине. Г аллипо-лийская эпопея / сост. С.В. Волков. М., 2003.
9. Даватц В. Годы. Очерки пятилетней борьбы. Белград, 1923. С. 131.
Поступила в редакцию 2.04.2008 г.
Ryakhovskaya I.S. Repatriation of Russian military emigration exemplified by Russian army of General P.N. Vrangel. 1920-1923. In the paper an issue of Russian military emigration is considered on the basis of the analysis of an extensive complex of archival materials and memoirs. It is exemplified by Russian army P.N. Vrangel and civilians. An attempt to cover numerical structure of repatriates, policy of France, the Soviet administration and command of the army in the given process is undertaken.
Key words: Russian military emigration, 1-st army corps, Gallipoli, repatriation.
ПРОИЗВОДСТВО КРЕСТЬЯНСКИХ ХОЗЯЙСТВ ТАМБОВСКОЙ ГУБЕРНИИ В ГОДЫ НЭПА
И.Е. Кокорев
Рассмотрено зерновое производство крестьянских хозяйств Тамбовской губернии в годы нэпа, влияние на него внутренних и внешних факторов: налоговой и классовой политики, природноклиматических условий.
Ключевые слова: производство зерна, крестьянское хозяйство, налоги, материальная база.
На протяжении многих десятилетий советская историография тиражировала созданный властями миф о восстановлении довоенных посевных площадей под зерновыми культурами и разрешении на базе нэпа продовольственной проблемы. Правительство даже пыталось оправдать улучшением продовольственного положения сельского населения кризисные явления на хлебном рынке. При этом совершенно замалчивались факты массовых голодовок в 1923-1925 гг. в основных хлебопроизводящих районах, включая и Тамбовскую губернию.
В силу сказанного вопрос о состоянии производства зерна в период нэпа нуждается в новом освещении. Для этого необходимо выяснить масштабы голода 1923-1925 гг. и его связь с уровнем зернового производства; определить основные тенденции динамики производства зерна и ее движущие силы.
По сравнению с продразверсткой продналог с самого начала был весьма умеренным, тем не менее для разоренной, жившей впроголодь деревни его взимание было тяжким бременем. Переход к единому сельскохозяйственному налогу на 1923/24 хозяйст-
