CC BY
32
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2009. № 4
А.С. Плис
РЕЛИКТОВЫЕ БЕСПРЕДЛОЖНЫЕ СИНТАКСИЧЕСКИЕ КОНСТРУКЦИИ В СЛАВЯНСКОМ ПЕРЕВОДЕ ЕВАНГЕЛИЯ ОТ ЛУКИ
В статье на материале Евангелия рассматриваются обстоятельственно-определительные функции дательного, местного и винительного падежей без предлогов в старославянском языке в сопоставлении с соответствующими церковнославянскими формами. Автор выявляет в современном богослужебном тексте Евангелия некоторые реликтовые беспредложные формы, характерные для древнейших старославянских памятников.
Ключевые слова: исторический синтаксис, славянский перевод Евангелия, церковнославянский язык, старославянский язык, беспредложные синтаксические конструкции, дательный присубстантивный, беспредложный локатив.
The article is dedicated to some adverbial-attributive functions of prepositionless dative, locative and accusative in Old Church Slavonic as compared to Church Slavonic, that is, today's liturgical language of Orthodox Church in Russia. The study is based on the text of Gospels as the first Biblical text translated into Slavonic. The author comes to a conclusion, that in modern liturgical text of Russian Orthodox Church some relict prepositionless case forms are preserved, which were characteristic for the canon of Old Church Slavonic.
Key words: historical syntax, Slavonic translation of the Gospels, Church Slavonic, Old Church Slavonic, prepositionless syntactic constructions, adnominal dative, prepositionless locative.
Употребление падежей остается одной из наименее разработанных частей грамматики старославянского языка. Известны немногочисленные работы по истории отдельных падежей (Р. Вечерка, Р. Мразек, М. Бауэрова, К.И. Ходова, В.Н. Топоров), в которых, однако, не были освещены вопросы эволюции данных форм в памятниках различных редакций, а также остался неучтенным церковнославянский материал. Поэтому нами были выбраны для исследования лишь те чтения, которые представляют инновацию в современном богослужебном тексте. В качестве источника мы выбрали Евангелие как древнейший славянский перевод библейской книги.
В старославянском как древнейшем славянском языке, зафиксированном в памятниках письменности, засвидетельствованы остатки беспредложных падежных форм, которые уже в эту эпоху выходили из живого употребления. Большинство из них постепенно утрачи-
вается, в некоторых случаях формы переосмысливались и начинали употребляться там, где раньше их быть не могло, в других - отдельные конструкции становились ущербными, т.е. употребление их сводилось лишь к ограниченному кругу лексем. Это можно объяснить в некоторых случаях редакционными правками, которые, с одной стороны, приближали язык текста к греческому оригиналу, и с другой - нередко вводили местные славянские формы.
Известно, что беспредложные формы падежей свидетельствуют о древнейших этапах развития индоевропейских языков. На этих этапах отдельные падежи были наделены отчетливой «конкретной» семантикой и выражали разнообразные обстоятельственные значения. При этом синтаксические связи были более свободными.
1. Беспредложный локатив и его заменители
Одной из архаических особенностей старославянского языка, которая отличает его от церковнославянского, является беспредложный локатив. В современном богослужебном тексте (далее: Совр.) сохранились лишь некоторые, ставшие уже полунаречными формы с беспредложным локативом, обозначающим время. Например1:
ll:5^eoovuKXÎou полоу иошти (Мар., Зогр., Савв., Галич., Совр.); въ полоун^шти (ЕБ).
Приглагольный локатив без предлога в церковнославянском языке уже не представлен. В старославянском языке, в отличие от древнерусского и церковнославянского, он был особенно широко распространен при глаголах с приставкой при (приложити, прил^пити са и др.), а беспредложный локатив при глаголе прикдсдти СА вообще почти не знает конкуренции. В древнейших текстах на месте локатива при этом глаголе изредка выступает родительный, в среднеболгарских памятниках - дательный, который затем занял монопольную позицию в церковнославянском. Тем не менее, как отмечает В.Н. Топоров, в некоторых памятниках последовательно сохраняется беспредложный локатив, как, например, в Тырновском Евангелии 1273 г., где глагол прикдсдти са встречается 17 раз и исключительно с беспредложным локативом (в Евангелии от Луки это чтения 6:19, 7:39, 8:47, 11:46, 18:15) [Топоров, 1961: 188].
1 Принцип подачи материала здесь и далее таков: приводятся чтения из Евангелия от Луки; чтения от других евангелистов помечаются отдельно. Сначала приводится греческий текст, затем чтения из старославянских памятников и, наконец, современный богослужебный текст (Совр.), цитируемый по изданию: Священное Евангелие (Издание Московской Патриархии). М., 1984. Старославянский текст условно представлен Мариинским Евангелием (Мар.). Чтения из других старославянских памятников приводятся лишь при наличии в них разночтений с Мар. Случаи расхождения большинства старославянских памятников с Мар. оговариваются отдельно. Случаи несовпадения чтений в ГБ, ОБ и ЕБ с чтениями в Совр. указываются отдельно.
Проанализируем некоторые примеры беспредложного локатива с глаголом прикдсдти са на материале текста Евангелия от Луки:
6:19 ш1 лад о ох^од алхеобаь а^хоС; I вьсь ндродь
искддше прикдсдти са еть (ГБ, ОБ); Ф него (Чуд., Конст., а также в большинстве Евангелий ХУ-ХУП вв.); И весь народа нскдше прн-кдсдтнсА ¿мХ; 8:47 6ь' "лу а'ьхьау "п^ахо аитои; • ^д н"же вин" прикосн" са етъ • / (ГБ); зднюже внну прнкоснХсл ¿мХ (ОБ); ¿лже рддн внны ПрНКОСНдСА ¿мХ;
7:39 лохал"п л уиул фад алхехаь а^хоС; кдковд женд прикдсддтъ са еть (Мар., Галич. и др.; ГБ, ОБ); кдковд женд прнкдсдетсА ¿мХ.
Как видно из этих примеров, ГБ и ОБ по большей части сохраняют беспредложный локатив с глаголом прикдсдти са. Однако в следующем примере в ГБ, ОБ, так же как и в Совр., представлен дательный падеж:
11:46 ка1 аито1 ¿VI ТШУ 8акхи^юу ицШу ои яросуайехе тоТ^ фори'оц; • д сдти ни един>тъ же пръстотъ вдшить прикдсддте ша вр>тене^ъ • (Чуд.); н сдмн ¿дннЭмх перстом:« вдшнмя не прнкдсде-тесА Gремен¿мz.
Возможно, причину следует искать в том, что в данном чтении глагол прикдсдти са употреблен в более абстрактном значении.
Подобная тенденция прослеживается и в примерах с другими глаголами. В ГБ и ОБ в большинстве случаев сохраняется локатив без предлога там, где налицо местное, близкое адвербиальному значение локатива:
6:48 просе ррn^sv о яотацо ^ тр о! кга г ке^'; припдде р>кд ^рдтин> тои (ГБ, ОБ); прнпдде рЭкд ко хрдмннЭ тон;
10:11 ка1 хоу коуюрхоу хоу коХХпЭеУха лрлу ало х^д лоХемд трйу ад хойд лобад фйу ало^аооо^еба тг^ху; I прд^ъ прилепъшеи ндсъ отъ грддд вашего отътрАсдетъ вдтъ (ОБ); н прдхя прнлёп-ш|'н ндмя ш грддд вдшег^, штрлсдемх вдмя (Чуд., большинство Ев. ХУ-ХУП вв.)
Напротив, чтения, в которых беспредложный локатив употреблен скорее в переносном значении, демонстрируют замену беспредложным дательным. Характерно, что в ГБ, ОБ, ЕБ и Совр. употреблен именно дательный без предлога, а не буквальная калька с греческого, каковой является винительный с предлогом в нижеприведенном чтении 12:25 в Савв., Чуд. Рассмотрим некоторые примеры:
12:25 лрообауаь ел1 х^у "Хиаау а^хоО л^х^У £Уа; приложити т>леси (Мар.) т>л> своеть лдкоть единъ; т>лесе своеть (Зогр., Галич.); възложити нд т>ло свое (Савв..); приложити нд возрдстъ сво< (Чуд.); прнложнтн возрдстУ своемХ лдкоть ¿дння (Конст. и др.; Совр.);
15:15 ш1 лореибад екоХХ^бп £у1 хму лохьхму х^д х^рад ешулд, ка1 еле^ф&у ашоу ад хойд ауройд а^хоО |Зоакау хоьроид^;
и шедъ прил>пи са едиыотъ отъ жителъ toa CTpdNó; И шедх прилёписл ¿диномУ t житель тол страны: и послА ¿го на села сбоа пасти СБНИИА;
10:11 ка1 Töv KoviopxÓv Töv KoAAn9évTa HM-Tv ánó т П^ nóAsroq Úp,Wv s¡q Toüq nó8aq HM^v áno^aooó^sBa ÚpTv; i прд^ъ прилепъшеи Nd^ отъ грддд вашего отътрАСдетъ вдтъ (ОБ); Н пр^к прилёпшш идмх t града вашего, штрлсдемх вдмк (Чуд., большинство Ев. XV-XVII вв.);
15:15 ка1 nopeuBei? ёкоХХ^бп evi xöv noXixöv xfl? x^pa? EKeívn?, Kai erce^ev avxöv ei? xov? aypov? a^xoO ßoömv xQÍpou^; и шедъ прил>пи са едиNоmъ отъ жителъ toa CTpdNó; И шедх прилёписл ¿диномУ t жнт¿ль тол страны: и послА ¿го на села сбоА пасти сбин±А;
20:26 ка1 ovk iöxuöav eniXaßeöGai autou p^axo? evavxíov xoO Xaoß;
n i nü тогж ^д^ьр>ти гл> его пр>дъ л"дьти постифи е глд (Чуд.);
И не могоша зазрёти глагола2 ¿г^ пред людьми;
23:51 ovxo? odk ^v öuymxaxeBei^evo? xfl ßouXfi Kai xfl npá^ei avxöv; сь nü в> пристдлъ съв>т> и д>л> и^ъ •; си nü в> сложилъса съв>тоу и д>гаю и^ъ (Чуд.); сь nü б> пристдлъ съв>т> и д>гаиии
и^ъ (Юр., Мстисл., Добр.); сей не её пристала совётУ и дёлУ K^z (Конст., ГБ, ОБ, ЕБ, Совр.)
Исключение составляет следующее чтение:
10:34 ёле^еХ^бп autofi; прилежд етъ (ГБ, ОБ); и прилёжА
¿мУ.
Следует предположить, что стойкость беспредложного локатива в данном случае обусловлена желанием избежать двусмысленности (глагол прилеждти мог также иметь значение отдаваться, передаваться).
Интересно заметить, что беспредложный локатив может быть представлен нерегулярно и в старославянских памятниках, причем в тех чтениях, в которых в ГБ и ОБ локатив сохраняется. Укажем на замену беспредложного локатива дательным в Мар. в следующем чтении:
5:1 'Eyévexo öe ev хф xöv öx^ov eniKeiöGai a^xö; въстъ же NДлежАШTö еть NдpодоY (ОБ, ГБ); Бысть же належдщУ ¿mY народУ (Мар.).
Дательный в Мар. можно объяснить смешением субъекта и дополнения в инфинитивной конструкции (однако славянский дательный падеж субъекта соответствует греческому винительному). Тем не менее подобная ошибка писца может свидетельствовать об отмирании беспредложного локатива уже в старославянский период.
2 В данном случае нет полной ясности относительно управления глагола зазрёти, так как он зафиксирован в значении ловить на слове (p^^axo? eniAaßeö6ai) только в приведенном чтении при отрицании.
Предположения относительно причин замены местного падежа дательным при глаголах с приставкой при-, не управляющих дательным падежом, высказал А.Б. Правдин: «Вполне возможно, что приставка при- первоначально вносила в глагольное значение не оттенок приближающегося действия, но оттенок прилегающего действия. Глагол прил>пити са мог в древности обозначать нечто близкое к «лепиться около чего», «лепиться при чем», отсюда - управление местным падежом. Позднее приставка стала носить оттенок приближающегося, направленного к какому-то предмету действия, возможно, под влиянием многочисленных глаголов движения» [Правдин 1956: 98-99].
Характерно, что глагол косы"ти (са), который необязательно требовал после себя локатива, употреблен в чтении 8:44. Причину можно искать в самом существительном крди, которое, по мнению В.Н. Топорова, относилось к специфической группе слов с беспредложным локативом, выражающих пространственное понятие и имеющих часто относительное значение, точнее, определяющееся лишь в конкретной ситуации (низ, верх, край, межа, крома и т.д.) [Топоров, 1961: 293].
8:44 л^ато хоО краалебои хоО ь^атюи а^хоО; косы" са вцк-рилии (крди (Савв.), подолц> (Юр., Мст., Добр.)) ри^Ъ1 его; коснХсл крдл рнз^
2. Дательный присубстантивный и его заменители
Основной особенностью употребления беспредложного дательного в старославянском языке по сравнению с церковнославянским является его более частое использование в присубстантивной позиции, а также более широкий круг глаголов, управляющих дательным падежом.
Это во многом отражает тенденции, свойственные истории славянских языков вообще. Многие исследователи подчеркивают, что славянский дательный, имея общие значения с другими индоевропейскими языками, по крайней мере на ранних этапах, развил свой потенциал и в какой-то мере расширил первоначальную сферу употребления. На основании данных прежде всего польского языка М. Бродовская-Хоновская заключает: «Как кажется, славянские языки демонстрируют более широкую и разнообразную сферу употребления дательного по сравнению с индоевропейским наследием. Перечень конструкций, хотя и засвидетельствованных спорадически, на славянской почве получает полное и последовательное развитие, как, например, тип избегать, привыкать, учиться. Второстепенные функции, например значение причины, на славянской почве развиваются в целую систему» [Вгоёо'8ка, 1955: 29-31].
Действительно, в современных славянских языках дательный употребляется с одушевленными существительными. Примечательно, что употребление дательного вместо соответствующих предложных оборотов может служить средством поэтического языка, создавая иллюзию одушевленности. В качестве иллюстрации приведем примеры из поэзии В. Маяковского, отмеченные и проанализированные М.Л. Гаспаровым [Гаспаров, 1995:375]: мы прорвемся небесам в распахнутую синь; упираются небу в склянь. Употребление датель-
3
ного падежа с неодушевленными существительными , по-видимому, восходит к ранним этапам развития праиндоевропейского языка. Согласно теории Вяч. Вс. Иванова и Т.В. Гамкрелидзе, по своему происхождению датив - аблаутная форма обстоятельственного падежа при именах активного класса (к активному классу относятся имена с естественно-активными денотатами, т.е. обозначения людей, животных, деревьев (но не их плоды), растений, а также названия частей тела как выражающих активное начало и активно мыслимые явления природы, названия светил и космических тел, абстрактные понятия [Гамкрелидзе, Иванов, 1984:274]).
Следы разделения имен на активный и инактивный классы можно найти и в старославянском языке. А. Мейе [Мейе, 2001: 374] отмечал, что при выражении дополнения к существительным в славянских языках большую роль играло «значение сочетающихся имен». Так, именное дополнение со значением притяжательности в славянских языках часто выражалось производными прилагательными с суффиксами -ьск-, - ьн-, - ин-. Чаще всего они образовывались от имен собственных и названий лиц, однако встречаются и образования от названий животных, растений, частей тела, от существительных солнце, луна, вода, земля, небо: листвие стокъви-но (х^д оик^с;), зръно горюшьно (хоО оьуалемд), влънение водъно (хоО йбаход). При этом, если суффикс изначально не несет в себе значения индивидуальной принадлежности, как это было в случае с суффиксом -ьск-, который часто не нуждался в дополнительном определении, прилагательные от вышеуказанных существительных употреблялись только в членной форме [Бородич, 1963: 184-194]. Возможно, следы старого активного класса содержит и дательный объекта при отглагольных существительных, тогда как употребление родительного объекта характерно для имен, мыслимых как инак-тивные: ср. пострижение врдд>, пострижение влдсотъ, ношение вод>, но: пр>лотление хл>вд, строение дотоу.
3 Категория одушевленности/неодушевленности может быть применима в отношении старославянского языка лишь условно в связи с ее становлением в этот период.
Примеры из Евангелия от Луки:
22:41 ХШои РоХ'ЛУ; връжение кл.иени; всржешсмъ кл.иене (ЕБ., Совр.);
13:27 о! еруахаь х^д абиаад; д>лдтеле непрдвд> (Мар., Зогр., Галич.); д>лдтеле непрдвьдьнии (Савв.); дё'лдтелУе непрдвды (Остр., Юр. и др.; Совр.).
Вследствие десемантизации объектный дательный был утрачен церковнославянским языком, а субъектный дательный приобрел значение притяжательности.
Характерно, что не всегда можно провести границу между субъектным и объектным значением дательного, как, например, в сочетании скрьжьтъ зжвотъ (13:28), которое сохраняет датив и в современном богослужебном тексте.
В позиции при неодушевленных именах особо следует выделить так называемый дательный целого как разновидность притяжательного, а также объяснительный дательный. Подобные случаи редки уже для древнейших памятников.
Примеры с дательным целого:
22:44 бро^Роь аь^атод; кдпла кръви (Савв.); кдплн крове (Зогр., Мар., Асс.);
7:37 аХа^аохроу ^рои; длдвдстръ т^роу (Мар.); длдвдстрх мгрд (Зогр. и др.).
3. Дательный при глаголах желания
В старославянском языке и в других славянских языках употребление дательного падежа закрепилось за некоторыми глаголами, выражающими стремление, желание, волю. Это глаголы ^от>ти, рдчити, желдти. В грамматике церковнославянского языка указывается на возможность управления дательным падежом глагола ^от>'ти наряду с родительным [Алипий (Гаманович), 1991: 175]. В Евангелии от Луки представлены следующие чтения:
5:39 ш1 о^бад льму лаХаюу еибемд беХа уеоу; и никътоже пивъ ветъ^д двие ^оштетъ новоутоу; И ннктоже пн'вя ветхое, ЛЕ1е дощетх новдг^ (ЕБ); И ннктоже пнвх ветдое, лсУе дощетх новомУ (ГБ, ОБ, Совр.).
В ЕБ в чтении 5:39 находим родительный падеж, тогда как в ГБ, ОБ и Совр. сохраняется дательный.
Дательный после глаголов желания представляет собой устаревшую конструкцию во многих славянских языках. Ср., например, среднепольск. «$1егсе pragnie 1 1ас2ше ки 1азсе»; см. также
примеры из других славянских языков в [МШозкИ, 1883:592]. Этот
дательный также находится тесной связи с локативом. Так, В.Н. Топоров предположил, что глагол въс^от>ти мог употребляться с локативом [Топоров, 1961: 302].
4. Винительный в обстоятельственно-определительной
функции
Реликтом, нередко уступающим конкурирующим конструкциям уже в эпоху древнейших старославянских памятников, является винительный в обстоятельственно-определительной функции. Поскольку категория переходности еще не имела четко грамматического статуса, аккузатив являлся косвенным падежом, сохраняя целый ряд обстоятельственно-определительных функций [Крысько, 2006: 427-428]. В отличие от других славянских языков, в особенности древнерусского, в старославянском засвидетельствованы лишь некоторые типы обстоятельственно-определительного винительного, что можно объяснить влиянием греческих оригиналов.
В тексте Евангелия представлены пространственный и временной винительные, которые, судя по данным из других языков, восходят к общеиндоевропейскому состоянию.
Для старославянского языка, как и для древнерусского, характерно употребление винительного момента и, как его разновидность, винительного повторительного (этот оборот в основном представлен адвербиализованными существительными (вечеръ, коньць и др.), а также прилагательными (последней, прочее и др.); ср. также русское теперь из *то пьрво и перво-наперво [Крысько, 2006: 76-77]).
Примечательно, что в соответствующих чтениях греческого текста представлены в основном неаккузативные конструкции, поскольку в греческом винительный использовался только для выражения временной продолжительности. Таким образом, конструкция с винительным момента имела славянские истоки. Вместе с тем это же обстоятельство (т.е. несоответствие с греческим оригиналом) и послужило ее исчезновению из церковнославянского языка в чтениях, где в греческом имел место дательный. Можно также отметить необходимость дифференцировать данный оборот от винительного временной продолжительности.
В следующем примере мы имеем дело с винительным времени, возникшим, по-видимому, в результате Преславской редакции. Возможно, форма с винительным появилась под влиянием славянских конструкций и соответствующих греческих аккузативных форм типа прочее (греч. то Хоьп V) и др.:
Мф. 26:42 пdXгv ек 8еитерои алеАб^у лроаф^ато, Ае Yюv; Плкы въторицси, шсдъ помоли са гла (Мар., Зогр., Асс., Савв.,
Галич. и др.; Совр.); пдкъ! въторои шьдъ потолисА гла (Арх., Мстисл.);
Мк. 14:41 и приде третые и глд итъ (Галич., Арх., Мстисл.); И прнде третнцею и глд нмх.
В Совр. в Евангелии от Луки также представлен винительный цели движения, являющийся, по-видимому, калькой с греческого:
20:43 емд ау 6м тойд ¿хбро'ид аои йлолобюу тйу лобйу аои; доньдеже положо врдгъ [I] твоа подъножию ногдтд твоитд; дондеже положз врдгн твол подножТе ногдмд твонмд (так же в Ник., Конст., Чуд.);
22:41 ш1 а^тод алеалаабп ал' а^тму мае^ ХШои РоХ^у; и сдтъ отъст"пи отъ ни^ъ гако връжснис кл.исни; И сдмх шстУпн ш нн^х Йкю верженТемх кдмене.
В ГБ, ОБ, ЕБ и Совр. представлено чтение вержешемя кдмене. Замену на конструкцию с другим падежом в данном случае можно объяснить отсутствием количественных характеристик, а также непереходностью глагола отъст"пити. Именно способность сближаться с винительным прямого объекта и способствовала сохранению конструкций с пространственным винительным.
Подведем итоги. В статье были рассмотрены отдельные функции дательного, местного и винительного падежей без предлогов в старославянском языке в сопоставлении с данными церковнославянского языка. Чтения в Совр. в основном совпадают с чтениями в ЕБ, при этом мы отметили замену соответствующих архаичных беспредложных форм формами с другими падежами или конструкциями с предлогом. Результаты проведенного исследования позволяют сделать вывод о том, что нельзя утверждать о безусловной ориентации славянских переводчиков на греческий синтаксис, поскольку в церковнославянском тексте выбор той или иной падежной формы с предлогом или без него часто обусловлен переносным или буквальным употреблением управляющего слова (см. выше о беспредложном локативе). Примечательно, что в ГБ и ОБ часто сохраняются древние чтения. Лишь в редких случаях (см. дательный при глаголах желания) чтения в Совр. не совпадают с чтениями в ЕБ, а сохраняют древние формы, зафиксированные в старославянских памятниках.
Список исследованных текстов
Асс. - Ассеманиево евангелие: Еуа^еНаг Аввешапйу РгаИа, 1955. Галич. - Галичское четвероевангелие 1144. Изд. архимандрита Амфилохия.
Т. 1-3. М., 1882-1883. ГБ - Геннадьевская Библия: Библия 1499 года и Библия в синодальном переводе: В 10 т. Т. 7: Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Господа нашего Иисуса Христа Святое Евангелие от Матфея, Марка, Луки, Иоанна. М., 1992.
8 ВМУ, филология, № 4
ЕБ - Елизаветинская Библия: Б|'ел1а сир^чь книги СвАщенндгш Пимша EeT^arw и Новдгш ЗлвЭтл. СПб., 1751.
Зогр. - Зографское евангелие: Quattuor evangeliorum codex glagoliticus olim Zographensis nunc Petropolitanus. Edidit V. Jagic. Berolini, 1879.
Мар. - Мариинское евангелие. Труд И.В. Ягича. СПб., 1883.
ОБ - Острожская Библия: Библия. Острог, 1581.
Остр. - Остромирово евангелие. Изд. А.Х. Востокова. СПб., 1843.
Савв. - Саввина книга. Изд. В.Н. Щепкина. СПб., 1903.
Совр. - Современный богослужебный текст: Священное Евангелие (Издание Московской Патриархии). М., 1984.
Примеры из Юрьевского евангелия 1118-1128 гг. (Юр.), Мстиславова евангелия XII в. (Мстисл.), Добромирова евангелия 1164 г. (Добр.), Никольского евангелия (Ник.), Чудовского Нового Завета (Чуд.) приводятся по указанному труду Амфилохия (см.: Галич.).
Список литературы
Алипий (Гаманович). Грамматика церковно-славянского языка. М., 1991.
Бауэрова М. Беспредложный творительный падеж в старославянском языке // Исследования по синтаксису старославянского языка. Прага, 1963.
Бородич В.В. О категории определенности-неопределенности в старославянском языке // Славянская филология. М., 1963. Вып. 5.
Вайан А. Руководство по старославянскому языку. М., 2007.
Вечерка Р. Синтаксис беспредложного родительного падежа в старославянском языке // Исследования по синтаксису старославянского языка. Прага, 1963.
Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и прото культуры. Тбилиси, 1984. Кн. 1-2.
Гаспаров М.Л. Владимир Маяковский // Очерки истории языка русской поэзии XX в. Опыты описания идиостилей. М., 1995.
Крысько В.Б. Исторический синтаксис русского языка: Объект и переходность. М., 2006.
Мейе А. Общеславянский язык. М., 2001.
Мразек Р. Дательный падеж в старославянском языке // Исследования по синтаксису старославянского языка. Прага, 1963.
Правдин А.Б. Дательный приглагольный в старославянском и древнерусском языках // Учен. зап. Ин-та славяноведения. Т. 13. М., 1956.
Топоров В.Н. Локатив в славянских языках. М., 1961.
Ходова К.И. Система падежей старославянского языка. М., 1963.
Brodowska M. Historyczne procesy przeksztalcen polskiego celownika w formy przyimkowe. Warszawa, 1955.
Miklosich F. Vergleichende Grammatik der slavischen Sprachen. Bd. 4: Syntax. Wien, 1883.
Сведения об авторе: Плис Александра Сергеевна, аспирант кафедры славянской филологии филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: slavlang@
philol.msu,ru
