Научная статья на тему 'Религия и генезис науки'

Религия и генезис науки Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
293
54
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Волков Михаил Павлович

Рассматриваются формы воздействия античной религии на познание на стадии генезиса науки; сравниваются картины отношений религии и познания в культурах Древней Греции и Востока

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Религия и генезис науки»

ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ И ЭКОЛОГИЯ

УДК 001:21 М. П. ВОЛКОВ

РЕЛИГИЯ И ГЕНЕЗИС НАУКИ

Рассматриваются формы воздействия античной религии на познание на стадии генезиса науки; сравниваются картины отношений религии и познания в культурах Древней Греции и Востока.

История отношений науки и религии прошла через этап симбиоза этих двух форм мыследеятельности, характерного для ранних стадий эволюции человеческого духа и отмеченного наличием механизма незримого воздействия более развитой формы на менее развитую; этап конфронтации (средневековье и Новое время), нацеленной на вытеснение противоборствующей стороны на периферию культуры; и этап союзнических связей (со второй половины XXI века), стремящихся к объединению усилий этих двух сфер духовной жизни для устранения угрозы самоуничтожения человечества и формирования новой стратегии его жизнедеятельности.

Представление о науке как сфере активности человеческого разума, не имеющей пределов и границ и в силу этого выступающей единственным фундаментом социального прогресса, сменяется ставшим естественным и для научного сообщества скепсисом в отношении её способностей быть универсальным средством решения проблем бытия человека Изменение образа науки выражается в отказе от истолкования её как чётко ограниченной от вне- и ненаучных форм познания и противостоящей им как принципиально нерационали-зируемым. Современные представления о науке строятся на включении элементов мифа и религии в структуру рационалистического способа познания: так, религия, задавая границы допустимого в самом научном исследовании и практическом применении его результатов, ведет к уяснению приоритета нравственности в науке и относительности истин наук перед Абсолютом.

Признание за религией статуса неустранимого компонента социокультурного пейзажа всякой эпохи (применительно к ранним стадиям истории человечества эта характеристика предстает в наиболее сильной форме) и акцентирование внимания на выявлении тонких механизмов воздействия религии на познание позволяет обнаружить черты, не укладывающиеся в содержание понятий «фидеизм», «обескурантизм», «мракобесие» и др. Так, статистикой установлено, что «среди иностранных членов Королевского общества» (в 1829 и 1869 гг.) и Академии наук (с 1666 по 1883 гг.)

© Волков М. П., 2004

протестанты численно превосходят католиков.

Также было обнаружено, что хотя в XVII столетии протестанты в южных Нидерландах составляли небольшую часть населения, их продукция качественно и количественно превосходила продукцию католических авторов ... Следует также указать, что среди десяти учёных, которые ... образовали ядро будущего Королевского общества, семеро были решительными пуританами, а среди членов Королевского общества 1663 года 62% (42 человека из 68, религиозная принадлежность которых известна) были правоверными пуританами» [10]. Объяснение высокой научной результативности английских и нидерландских протестантов, по мнению автора, кроется в характере этического учения протестантизма, требующего от своих приверженцев истового служения своему призванию.

Невозможность исключить религиозный фактор из системы объяснения эволюции относительно зрелого этапа истории науки — этапа классического естествознания - в еще большей степени обнаруживает себя в отношении генезиса науки - стадии, в ходе которой конституирование научного познания было обречено на выяснение отношений с более древней и более развитой формой духовной деятельности — религией; без учёта особенностей последней не может быть объяснен феномен возникновения науки в горизонте античной цивилизации.

Обращение к античной религии позволяет выявить черты, разительно отличающие её от восточных религий и позволяющие умозаключить о её особом значении в процессе возникновения науки.

Во-первых, античная религия содержит развитый элемент иронии в обращении человека с божествами. Ирония, свойственная греческому интеллектуальному и поэтическому началу, приводила к недопустимым вольностям в отношении богов. Это заметно уже у Гомера, антропоморфизирующего богов и тем самым снимающего их олимпийскую недосягаемость. Чисто человеческий, носящий форму игры характер отношений олимпийцев к миру, привел к своеобразной диалектике связи богов и созданного ими мира. Олимпийские боги были заинтересованы в мире лишь постольку,

поскольку он представлял место для их развлечений и давал «материал» для своеобразной игры (достаточно в этой связи упомянуть о любовных похождениях главы олимпийского пантеона). Но они же были безразличны к человеку, «отстранены» от него, поскольку ситуация игры предполагает известное равенство партнеров, иначе игра превращается в садистскую забаву сильного со слабым. Боги не требовали того всепоглощающего сосредоточения помыслов на божестве, которое свойственно ближневосточным религиям (уместно в этой связи вспоминать о древнеегипетском культе мертвых), или того поистине всепоглощающего чувства отвержения сансары. свойственного буддизму. И в том, и в другом случае речь идет о подчинении мысли религии, о её включении в орбиту религиозных образов и канонических схем, в пространстве которых человек ищет ответы на смысложизненные вопросы своего бытия.

Во-вторых, античная религия не сращена с силой государства и вследствие этого не обладает возможностью вмешиваться во все проявления интеллектуальной жизни общества и нивелировать их. Частная религиозность граждан составляла предмет заботы государства лишь в той мере, в какой «она касалась установленной отцами по указанию богов обрядности дела, совести государство не касалось» [1]. Это создавало благоприятные возможности для безболезненного освобождения мысли из жёстких рамок религиозно-мифологического миропонимания.

Может показаться, что высказанная мысль вступает в противоречие с фактами судебных преследований «интеллектуалов» античности (Анаксагор, Диагор, Сократ, Протагор) по религиозным мотивам, имевшим место в Афинах в V веке до н. э. Однако эта вспышка религиозного фанатизма находит убедительное объяснение в «истерии военного времени, когда в условиях общей опасности появляется острая необходимость в единстве и поэтому возникает нетерпимость к любым «шатаниям» и «отступничеству». «Античность, - отмечает Е. Доддс, - имела поистине здравые основания, когда настаивала на религиозном единении в военное время, в период «бессознательных» действий людей. Оскорблять богов сомнением в их существовании или же называть солнце камнем было весьма рискованно и в мирное время, во время же войны это расценивалось как предательство, помощь врагам; ведь религия была коллективной опорой» [9].

Случай с Сократом не выпадает из рамок констатируемого правила: государственность античности не знала закона, в соответствии с которым можно было бы рассматривать дело, вменяемое ему в вину. В данном случае можно говорить о непрофессионализме суда, действовавшего под влиянием настроения (Афины только что освободились от власти 30 тиранов, во главе которых стоял Критий - ученик Сократа).

Религия периода досократической философии была сильна настолько, чтобы подвергнуть изгнанию или даже физическому уничтожению дерзнувших осмеять

её незыблемые основы или подвергнуть их сомнению, но она была бессильна законсервировать самое мысль, наложить на неё оковы, заставив развиваться в русле религиозной традиции.

В этой связи уместно упомянуть об особом статусе жречества в античном обществе, позволяющем квалифицировать его как явление уникальное в сравнении с жречеством восточных религий. Античное жречество не было сословием, кастой, обладающей внутренним механизмом рекрутирования, оно не было священством в нашем понимании, так как жрец и жрица избирались на свои должности народным голосованием. Уже в эллинский период «жрец был, прежде всего, гражданином, а затем уже жрецом; «клерикализма» греческая государственная жизнь не знала» [2]. Результатом подобного статуса жречества явилось отсутствие у него претензий на обладание высшей истиной в мирских делах и стремление подчинить светскую жизнь во всем многообразии её проявлений религиозным нормам.

В-третьих, античная религия есть по преимуществу религия Света, порядка, Логоса. Это обнаруживается в целом ряде феноменов:

а) Боги греческого Олимпа чураются подземной тьмы, хаоса, хтонических чудовищ (побеждённые титаны низвергнуты в Тартар как место наказания; их сторожа - гекатонхейеры, оказавшие помощь Зевсу в битве с титанами, пребывают там же, правда, в более почётной роли);

б) античная религия чужда эротизму и сексуальности, распространённым в религиях и культах Востока как в форме религиозной проституции, так и в форме религиозного скопчества; религиозный эротизм проникает на античную почву через эллинизированные восточные культы;

в) Бог есть Благо, и просьбы посредством молитвы должны обращаться к нему только о благе (Феано, жрица Деметры, в ответ на просьбу проклясть предателя Алкивиада, заявляет: «Я жрица молитв, а не проклятий»);

г) уже в гомеровскую эпоху разум считается единственным средством спасения мира от распада. Ищущий спасения от титанов Зевс обращается за советом к Ночи:

О Мать, высочайшая из богинь, священная Ночь! Как, скажи мне,

Как сделать постоянным владычество над богами?

Как всё должно стать для меня единым и однако ж каждое

остаться особым?

На это Ночь отвечает:

Кругом охвати вселенную бесконечным Эфиром и прими внутри

себя

Небо, а в нём - могучую землю вместе с морем

И всеми чудесами, украшающими небо.

Так на всю вселенную положишь неразрывную связь,

И из Эфира готова золотая цепь.

Тем самым признается, что «только Нус. Интеллект (Эфир) сможет удержать вселенную от распадения в результате господства меона» [5];

д) душа античной религии представлена Аполлоном. Аполлон олицетворяет созданный людьми порядок полиса и гармонию космоса, он воплощает в себе принцип красоты, завершённости, оформленности, меры [6]. В эпоху аполлоновской религии прежний страх человека перед богом сменяется любовью: в отношении богов становится употребимым эпитет «милый», что означает готовность человека ответить на любовь бога взаимностью, не испытывая страха; слово же «богобоязненный» стало обозначать человека «суеверного».

Представленная оценка античной религии, на взгляд автора, отнюдь не противоречит факту широкого распространения в пространстве древнегреческой цивилизации культа Диониса и его пророка Орфея. Дионис, действительно, представляет собой начало, противоположное аполлоновскому, воплощая в себе «избыток», разрушение меры, динамику, неистовство, преодоление утверждённых порядков. Его культ, символизирующий полноту жизненных проявлений, таинство развертывания жизни, борьбу жизни и смерти, неистребимость жизни, её способность к возрождению, носит мистериальный характер, принимает форму экстаза и оргиазма. Осознание опасности неистовства, иррационального экстаза, сопровождающих дионисийский культ, приводит к закреплению исполнения гражданских функций за аполлоновской религией, тогда как культ Диониса обретает статус народной религии.

Результатом отмеченных особенностей античной религии явились культивируемые в массовом сознании пиетет перед разумом, убеждение в способности рациональными средствами выразить гармонию мира, отсутствие развитых магических элементов в самой религии и культуре в целом.

Разительный контраст античности являет собой культура Древнего Египта, в горизонте которой магия расцветает пышным цветом. Культ богов и мёртвых, составляющий стержень древнеегипетской религии, до того пропитан магией, что невозможно провести разграничительную линию между молением и жертвоприношением богу и колдовством и магической хулой. Магические формулы относятся к самой отдалённой древности и являются одной из самых существенных частей египетской религии. Для древнего египтянина вся вселенная была населена сознательными силами: человек находился под угрозой действия его могучих противников - это заставляло его искать оружие против них. Только тот имеет власть над существами и предметами, одарёнными гением, кто применяет способы симпатической магии. Маг искушён и в предвидении, заклиная судьбу прорицаниями и выведывая её тайны гороскопами, для чего ему приходится прибегать к помощи астрономии. Магу ведом удел, предначертанный смертному богинями-феями, ибо каждый год, каждый

месяц, каждый день и час находятся под влиянием какого-нибудь бога или светила. Открываемые магией законы непреложны на небе и на земле: сами боги встречают приходящего к ним человека, который, зная Слово, может предписывать богам свою волю.

Но если творческая власть Слова столь велика, а боги перед лицом магии лишь равные среди равных, то их можно устрашать, обладая более сильными формулами. Мания величия заходит столь далеко, что умерший уравнивается с величайшим из богов - Ра, встречаясь с ним лицом к лицу. Это равенство - результат силы, заключённой в магическом знании: «О Пепи, если душа твоя находится среди Лучезарных, это потому, что устрашения твои действуют на сердца их ...» [7]. -сказано в одном из текстов.

Магия подменяет собой или подчиняет себе познание мира, превращая его из самоценной сущности, какой оно предстает в горизонте греческой античности, в прикладной инструмент прорицания. Ложность основной установки магии, состоящая в замене поиска закономерностей, которым подчиняются явления, внешней группировкой фактов, основанной лишь на отдалённом сходстве подражании, превращалась в тормоз объективного познания.

Схожую по последствиям для становления научнорационалистической парадигмы в культуре и познании картину обнаруживает древняя Индия, создавшая буддизм. Объявив сущностной характеристикой мира страдание, он открыл путь устранения страданий в уничтожении волнений, в угасании жизненной суеты, выдвигая как наилучшее действие - бездействие, требуя самовыключения индивида из практики реальной жизни.

Прекращение страданий возможно только при следовании по определённому пути, предписанному Буддой. «Вот, о монахи, благородная истина о пути, ведущем к прекращению страданий. Это священный восьмеричный путь, а именно: праведная вера, праведное намерение, праведная речь, праведные поступки, праведный образ жизни, праведное стремление, праведная память, праведная самососредоточенность» [8]. Последний и самый важный из всех восьми путей - «праведная самососредоточенность» - состоит в том, чтобы добиваться максимальной отрешённости от всех земных дел и привязанностей, чтобы достичь глубочайшего внутреннего покоя и самой полной невозмутимости духа. Благополучно прошедший весь восьмеричный путь достигнет нирваны, т. е. настоящего освобождения от страданий.

И даже достигнутый мыслью стихийно диалектический взгляд на изменчивость всего - все находится в движении, все изменяется, и эти перемены имеют причины, «все есть» и «все не есть» - использовался в основном для доказательства грядущей гибели всего сущего и необходимости борьбы за свое спасение в нирване: нет вечного бытия - вечно только изменение; безначален не окружающий мир, но волнение дхарм (эле-

менты, из которых состоит тело и духовное начало), которое со временем прекратится, так как мир волнующих дхарм (сансара) постепенно придёт к вечному успокоению, т. е. нирване.

Найти реальный путь устранения страданий в древней Индии периода формирования доктрины (середина I тысячелетия до и. э.) было, конечно, невозможно, и буддизм нашел тот путь, который представлялся его создателям истинным: осуществить такую трансформацию психики личности, в результате которой устранялось бы чувство переживаемого несчастья. Подобное преобразование являет собой цель, скорее, идеальную, чем реальную, так как не сопровождается социально-экономическими преобразованиями.

В отличие от бунтарской идеологии раннего христианства, буддизм полностью исключал из своей программы право на бунт: ведь важным условием «праведных поступков» является заповедь не причинить ни малейшего вреда любому живому существу. Выгодно отличаясь от своей исторической предшественницы -ведической религии конкретным характером принципов практического достижения идеала нирваны (содержание четвёртой истины Будды), отвергая внешний догматизм, учение буддизма могло гордиться успехами прозелитической деятельности.

Принимая восьмеричный путь преодоления страданий, новообращенные наследовали и буддийскую систему мышления; отныне она задаёт парадигму практического поведения и духовного познания.

Согласно справедливому замечанию С. Лема, «в Азии, и особенно в Индии, религия долгое время подменяла собой всякую идею научного или технического прогресса, а своим образом мышления, прививаемым каждому очередному поколению, заблокировала, надо полагать, всякую возможность рождения в этой стране самостоятельной революции мысли и действия» [4]. Буддизм может быть рассмотрен как образец принципиально нерациональной системы его мистическое ядро - «нирвана» не поддается смысловой расшифровке даже с позиций самой изощренной схоласта-ческой логики. «Нирвана - состояние покоя, безмятежности, не жизнь, но и не смерть, а своего рода сверхбытие, высшее духовное и физическое состояние человека, все ощущения которого, т. е. жизнедеятельности, сосредоточены в нулевой точке. В нирване нет пространства, времени, желаний, нет ни бытия, ни небытия» [3]. Идея достижения нирваны, предлагая путь спасения от мира страданий через уход из него в неземное существование, ориентировала сознание на принципиально иррациональный способ постижения

бытия. Создатель чань-буддизма, легендарный патриарх Бодхидхарма, в течение девяти лет предавался медитации, сидя в одиночестве в пещере и молча созерцая каменную стену.

* +

Опора на иррациональные способы постижения бытия приводит чань-буддизм к принципиальной методологической установке на «эзотеризм», на передачу невербальной информации в процессе непосредственного общения учителя с учеником, а также на использование в практике психологической тренировки энигматического языка парадоксов и иносказаний, настраивающего ученика на приём и передачу того, что скрыто за словами.

Таким образом, анализ генезиса научного познания позволяет утверждать, что в скрытой за яркостью красок внешних событий незримой работе «крота истории», незаметно готовившего появление на свет науки, значительная доля работы выпадает на долю религии.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Зелинский, Ф. Ф. Древнегреческая религия / Ф. Ф. Зелинский. — Пг., 1918.-77 с.

2. Зелинский, Ф. Ф. История античной культуры. -Изд. 2-е/ Ф. Ф. Зелинский. - СПб., 1995. - 111 с.

3. Кычанов, К.Е. Люди и боги страны снегов / К. Е. Кычанов, Л. С. Савицкий. - М., 1975. - 183 с.

4. Лем, С. Сумма технологии / С. Лем. - М., 1968. -167 с.

5. Лосев, А. Ф. Бытие. Имя. Космос / А. Ф. Лосев. -М.,1993. - С.80-81.

6. Лукач, И. Пути богов. К типологии религий, предшествующих христианству / И. Лукач. - М.. 1984. -С.160-167.

7. Морэ, А. Во времена фараонов / А. Морэ. - М., 1913.-220 с.

8. Чаттопадхьяя, Д. История индийской философии / Д. Чаттопадхьяя. - М., 1966. - 177 с.

9. Dodds, E.R. The Greeks and the Irrational. - Berke-ley-Los Angeles-London,1971. - 191 p.

10. Hooykaas, R. Science and Reformation // The Rise of Modem Science (Internal or External Faktors?). - Massachusetts, 1968. - 55 p.

Волков Михаил Павлович, кандидат философских наук, профессор, декан гуманитарного факультета УлГТУ. Имеет монографии, учебные пособия и статьи в области методологии и социологии науки, теории образования.

\

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.