CC BY
16философия и культура| Смирнова а.а., мухаметзянов р.р. | yaanastasiA.sm@gmaiL.com | удк 291.161 научная статья
Religious syncretism of the san jiao concept in the artistic expression of Feng Menlong
Религиозный синкретизм концепции сань цзяо в художественной
интерпретации Фэн Мэнлуна
Смирнова Анастасия Алексеевна, Мухаметзянов Рустем Равилевич
Казанский (Приволжский) федеральный университет, Казань, Россия
yaanastasia.sm@gmail.com
Anastasiya A. Smirnova, Rustem R. Mukhametzyanov
Kazan (Volga region) Federal University yaanastasia.sm@gmail.com
удк 291.16 | научная статья | https://doi.0rg/10.24412/2686-9675-2-2022-107-117
АННОТАЦИЯ
Статья направлена на исследование феномена трех учениИ и их роли в формировании духовноИ жизни средневекового Китая. Автором была сделана попытка проанализировать механизмы реализации концепции сань цзяо на примере романа Фэн Мэнлуна и Ло Гуань-чжуна «Развеянные чары». В результате исследования были выявлены схожие и отличные черты учении и доказана их ценность в формировании основ китаиского миропонимания.
Ключевые слова: Китаи, философия, религия, синкретизм, литература, лисы, Фэн Мэнлун
Для цитирования: Смирнова А.А., Муха-метзянов Р.Р. Религиозныи синкретизм концепции сань цзяо в художественнои интерпретации Фэн Мэнлуна. Современные востоковедческие исследования. 2022; 4 (2). ^1^:// doi.org/10.24412/2686-9675-2-2022-107-117
ABSTRACT
The article is aimed at research the phenomenon of the three doctrines and their role in formation the spiritual life of medieval China. The author made an attempt to analyze enablers of san jiao concept using the example of the novel by Feng Menglong and Loanzhong "Dispel Magic". Due to research similar and different features of the doctrines were brought out and their value in the formation of the foundations of the Chinese worldview was proved.
Keywords: China, philosophy, religion, syncretism, literature, foxes, Feng Menlong.
For citation: Smirnova A.A., Mukhametzyanov R.R. Religious syncretism of the san jiao concept in the artistic expression of Feng Manglong. Modern Oriental Studies. 2022; 4(2). (In Russ.) https://doi.org/10.24412/2686-9675-2-2022-107-117
MODERN ORIENTAL STUDIES
INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
Китайская культура невероятно многогранна. Она базируется на многовековой истории китайского государства, пережившего свои взлеты и падения и сформировавшего особен-ныи восточныи колорит, которыи не только стал культурнои базои для соседних государств, но и дал нам возможность видеть Китаи таким, каким он есть в наше время.
Религия и философия в данном вопросе сыграли если не ключевую, то одну из таковых ролеи. Существовавшие в Китае философско-религиозные учения сформировали содержательную особенность и специфику функционирования духовнои и моральнои сфер бытия ки-таиского государства. Сами учения непрерывно изменялись, трансформировались, эволюционировали, формируясь в более сложные системы. В Средние века в Китае укрепились конфуцианство, даосизм и буддизм. Последнее появилось в Китае в начале нашеи эры и не было похоже ни на одно из существовавших течении. Однако буддизм умело адаптировался и стал частью концепции Трех учении сань цзяо (НШ). Сформировавшиися подобным образом уклад отразился во многих литературных произведениях и его смело можно назвать религиозным синкретизмом.
Термин «религиозньш синкретизм» употребляется в трех значениях и освещает различные феномены. «Во-первых, синкретизм — это характеристика специфическои нерасчлененности первобытного сознания. Во-вторых, синкретизм — это результат взаимодеиствия религии различного уровня с образованием новои системы веровании и культа, распро-странившеися в некои естественноисториче-
скои общности людеи. В-третьих, синкретизм представляет собои культурныи эффект эпохи глобализации и постмодернизации — произвольное хаотичное смешение фрагментов множества религиозных форм, субъектом которого выступает индивид» [Беляева, 2008, С. 21].
Синкретизм в Китае представляет именно взаимодеиствие различных веровании, и более того, является отличительнои чертои китаискои цивилизации. Три философско-религиозных течения: конфуцианство, даосизм и буддизм претерпели длительныи многовековои процесс сближения, постепенно занимая свои ниши в различных областях человеческого бытия. Конфуцианство не занималось чувственным познанием, оно стремилось к возрождению гармонии в мире путем обращения к древнему ритуалу, регламентировало все сферы обществен-нои жизни, а конфуцианские труды направлены на решение политико-философских вопросов и «воспитание» общественного порядка.
Конфуцианские концепты присутствовали практически во всех художественных произведениях и отражались не только в сфере художественного слова, однако даосизм и буддизм сыграли не меньшую роль в формировании основ китаискои культуры. Эти учения в системе религиозного синкретизма были обращены к сфере чувств, компенсируя своими доктринами рациональность конфуцианства. Даосизм не был цельным учением, пропагандирующим единственно верные принципы земного существования, оно делилось на различные течения, однако их доктрины были обращены к общеи цели, к познанию мудрости и слиянию с Абсолютом. Но поскольку рационально познать
ФИЛОСОФИЯ и КУЛЬТУРА | СМИРНОВА А.А., МУХАМЕТЗЯНОВ Р.Р. | YAAnASTASiA.SM@GMAiL.COMI УДК 291.16 | НАУЧНАЯ СТАТЬЯ
несуществующее невозможно, они стремились слиться с первоосновои жизни, активно прибегая к всевозможным алхимическим и физическим практикам. Китаискии буддизм не противоречил принципам других учении, а наоборот, дополнял их, в своих концепциях поддерживая иллюзорность светлого будущего после смерти.
Синкретическая система складывалась прежде всего на нижнем уровне в рамках народных веровании. Среди малообразованного населения три учения не представляли со-бои три религиозно-философских течения, обращающихся к различным сферам нашеи жизни, а были неким единством. Крестьянство и малограмотные горожане не заботились о познании их доктрин, а рассматривали религию исключительно с практическои стороны, как возможность обратиться к мистическим неземным духам, которые даруют им шанс на счастливую жизнь.
В Китае в принципе не существовала привязанности в какой-то религиозной традиции, они смотрели на эти вещи с практической стороны, воспринимали отдельные высшие силы не как представителя даосского или буддийского пантеона, а как конкретного персонажа, который выполняет определенные архе-типические функции. Поэтому обращаясь, например, к Бодхисаттве Авалокитешваре, китайцы воспринимали его не как представителя буддийского пантеона, а как божество, способное защитить от невзгод и даровать семейное благополучие.
Вся история китаискои философии и религии пронизана синтезом и влиянием одних школ и течении на другие, но концепция сань
цзяо не является дебютом китаиского религиозного синкретизма. Первые взаимодеиствия можно наблюдать еще в древнем Китае, во времена «Соперничества ста школ» (ШШ^Щ баи цзя чжэн мин). Сыма Цянь в своем труде «Исторические записки» ши цзи) подроб-
но описывает шесть крупнеиших философско-религиозных школ и дает нам возможность ознакомиться с их характеристикои. Конечно, он — не единственны^ чье внимание привлекло одновременное существование нескольких сильных учении. Бань Гу в «Истории династии Хань» (ЩШ ханьшу) дает весьма интересную трактовку сосуществования философско-религиозных школ во взаимодеиствии и взаим-нои трансформации: «Всех философов насчитывается сто восемьдесят девять, их сочинения насчитывают тысячу четыреста тридцать четыре главы. ... Хотя каждая из школ учила по-своему, и они, похоже, уничтожали одна другую, как вода и огонь, но в то же время они и порождали одна другую; человеколюбие и долг, почтительность и гармония противоречили друг другу, но в то же время поддерживали друг друга» [1].
Но именно концепция сань цзяо является главенствующим примером китайского религиозного синкретизма. Сформировавшись во 11-1У веке, как комплекс представлений конфуцианства, даосизма и буддизма, эта концепция не была предметом серьезного осмысления. В то время к ней чаще всего прибегали апологеты буддизма, стремящиеся показать сходство учения Шакьямуни с традиционной китайской философской мыслью и доказать его
MODERN ORIENTAL STUDIES
INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
состоятельность в системе китаиских учении. Позднее концепция сань цзяо стала предметом многочисленных споров в ученои среде. Глав-ныи вопрос стоял в том: дополняют они друг друга или же представляют собои три независимых учения.
С однои стороны, китаискии синкретизм характеризовался глубоким сущностным взаимопроникновением учении на уровне государ-ственнои идеологии, популярных веровании и личных мировоззренческих позиции предста-вителеи образованнои элиты [Зельницкии, 2006, С. 9], однако стоит вспомнить, что большинство дошедших до нас трудов были написаны убежденными конфуцианцами, и даже рассуждая о даосско-буддииских доктринах, они, так или иначе, отражали конфуцианское мировосприятие. Наиболее показательно взаимо-деиствие даосизма и буддизма, поскольку принадлежность авторов к чиновничьеи конфуци-анскои общности неизбежно проявлялась в их произведениях в виде характерных для конфуцианства тем. Например, в простонароднои прозе часто комично были представлены работа бюрократическои системы, высмеивались деиствия чиновников и правителеи, которые, по мнению автора, приводили к «Крушению Великого Мира» [Фэн, Ло, 1983, С. 13].
С другои стороны, рассматривать конфуцианство, даосизм и буддизм, как абсолютно независимые учения также не правомерно, как считать их единои религиеи. Ведь, деистви-тельно, «общее представление о законах мироздания прекрасно соединяют конфуцианство и даосизм в единую философскую общность, лишенную внутренних противоречии и объяс-
няющих разные аспекты соотношения человека и Космоса, социальныи и личностныи соответственно. Включение в данную синтагму буддизма как учения о воздаянии, о перерождении души и вообще о возможности бессмертия сознания, никак не связанного с ритуалами почитания предков, представляется логичным и также непротиворечивым» [Сторожук, 2010, С. 410]. Однако это «включение» не подразумевает объединение религиозных взглядов под одним учением или смешение их концепции, а лишь означает принцип восприятия этих учении как трех взаимодополняющих частеи миропонимания. Подобное толкование системы Трех учении можно изобразить как круг, пред-ставляющии мировосприятие, и три неравных сектора внутри него, обозначающие конфуцианство, даосизм и буддизм. Части не могут быть равными, поскольку они играют разные роли в жизни каждого китаица, однако в сумме образуют целостное восприятие мира. В таком случае, мы можем образно представить, что учения все-таки различны, они не являются единым целым. В разные периоды в зависимости от ситуации мы можем обращаться к какому-либо из учении и познавать мир с различных сторон [Сторожук, 2010, С. 114]. Подобныи принцип толкования сань цзяо встречается не только в литературных произведениях, но и в других сферах искусства.
Так, например, идеи нашли свое отражение в изобразительном искусстве. На картине «Изображение трех кислот» сань суань
ту), отражены различия между Тремя учениями, однако картина позволяет нам не просто выявить различия, но и увидеть различные
ФИЛОСОФИЯ и КУЛЬТУРА | СМИРНОВА А.А., МУХАМЕТЗЯНОВ Р.Р. | YAAnASTASiA.SM@GMAiL.COMI УДК 291.16 | НАУЧНАЯ СТАТЬЯ
способы восприятия сущего мира. Три мудреца заняты общим делом, они заинтересованы в познании мира, видят они его [мир] одинаково, однако воспринимают совершенно в разных формах. На картине изображаются конфуцианец, даос и буддист, окружившие чан с уксусом и пробующие его на вкус. Выражение лиц старцев позволяет нам говорить о том, что они по-разному оценили вкус уксуса. Конфуцианцу он показался кислым, буддисту — сладким, а даосу — горьким. Для конфуцианца он показался кислым, потому что такова жизнь, и изменить ее можно лишь посредством воспитания. Буддисты считают жизнь чередои страдании, поэтому и уксус показался мудрецу горьким. Только даосы считают жизнь изначально совер-шеннои, сладкои на вкус, как и уксус в чане.
С особым символизмом и трепетом концепции конфуцианства, даосизма и буддизма говорят о музыкальных звучаниях, демонстрируя особенности своих концепции в такои же степени, как в литературе, иероглифике или художественном слове. «Отсутствие возможности рационально постигнуть Высшии Закон отнюдь не означает невозможности осознанно приобщиться к некоторым его частным проявлениям» [Сторожук, 2010, С. 425]. Конфуцианство, ориентируясь на древнии ритуал, придавало музыкальныи аспект четкои регламентации так же, как и литературный Музыка занимала исключительно воспитательную и идеино -политическую функцию. Даосские мистические заклинания тоже были подвержены регламентации, основаннои на космогонических и натурфилософских принципах, что позволяет нам говорить о системности и логичности по-
строении даосских магических практик. Подход буддистов весьма схож с подходами описанных ранее учении. Несмотря на то, что слово, нота, как и все рациональное — это лишь проводник к истинному познанию, буддисты с большим почтением относились к музыкальному искусству. В пример можно привести особенную символичность такого музыкального инструмента, как лютня пипа, которую в своих руках держит один из локапал, стражеи мира. Лютня в данном случае выступает как оружие для буддистов направленное на тех, кто представляет опасность буддиискому учению.
Средневековье — это сложныи и порои противоречивыи период не только для Китая, но и для Европы, социальное беспокоиство было особенно характерно для XV-XVII вековои истории. Не стоит удивляться, что именно в этот временнои промежуток, на стыке временных периодов, во время всевозможных волнении проявляется множество талантливых, амбициозных деятелеи, таких как Лютер, Мон-тень, Ван Янмин, Фэн Мэнлун и появляются новые явления, которые ранее были необычны, однако сеичас приобретают популярность и вызывают интерес у широкого круга общественности. В это время своего апогея достигает концепция Трех учении сань цзяо, конфуцианство укрепилось как основная государственная идеология, а буддизм и даосизм в теснои взаимосвязи формировали философско-религиозную систему и народную мысль, которая отразилась во многих прозаических произведениях, для которых минскии период стал золотым временем. Отдельное выделение конфуцианскои сюжет-нои линии неправомерно и, скорее всего, эта
MODERN ORIENTAL STUDIES
INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
задача является невыполнимои, поскольку часто авторы были выходцами из чиновничьеи среды, были приверженцами конфуцианского учения. В этом случае даже работая с даосскими или буддиискими концептами в своих произведениях, писатели зачастую затрагивали конфуцианские постулаты, которые прослеживались краснои нитью на протяжении всего труда.
Конфуцианскии идеологическии аспект заметен и в романе Фэн Мэнлуна и Ло Гуань-чжуна «Развеянные чары» и выражается в высмеивании пороков «правителеи-лихоимцев» и «казнокрадов». Несмотря на то, что сам роман фантастическии, в нем отражены совершенно реальные исторические личности и события. Например, одна из основных сюжетных линии, повествующая читателю о противостоянии имперскои власти и мятежников во главе с Ван Цзэ, деиствительно, имела место быть в историческом прошлом Китая, а неоднократно упоминающиися округ Беичжоу на самом деле славился своими многочисленным крестьянскими восстаниями.
Автор критически относится к государ-ственнои системе, показывая это в историях своих героев. Так, господин Лю Чжицин в романе обличил пороки министра Ли Линьфу после чего был вынужден оставить свои пост на государственнои службе. Подобные сценарии повторялись неоднократно на протяжении всего произведения, эти отсылки являются прямым выступление против китаиских сановников, чьи деиствия, приводили страну к состоянию разорения и вели к экономическому упадку.
Серьезные социально-политические явления скрыты под фантастическим началом злых
сил. Поэтому проблематика разворачивается в двух мирах: реальном и чудесном. Хитрые государственные деятели представлены как злые силы, и в образе демонов-лисиц они привносят смуту в мир. Отображены и картины городскои жизни, а также описаны судебные процессы и процедуры административного делопроизводства, что также является влиянием исключительно конфуцианских положении. Но все же главное место в романе занимают именно волшебные сюжеты, отражающие искусство магии, алхимии, сформировавшиеся не без влияния даосско-буддииских концептов.
Понятие «даосизм» довольно многогранно, в разные периоды Средневековья даосами называли и ярых последователеи религии, и отшельников, и алхимиков, и даже чиновников-конфуцианцев, которые после службы любили приобщиться к плавлению киновари. Влияние даосских убеждении в романе «Развеянные чары» неопровержимо, учение выражается в магии, мантике, колдовстве, а так же в описании даоса-наставника, как последователя учения, воплощающего в себе естественность и невозмутимость духа, щедро награждающего своих учеников просветленностью к истинному знанию природы вещеи.
Наши главные герои: старая лиса, ее рас-путныи сын и кокетливая дочь постоянно сталкиваются с ситуациями, которые им тем или иным способом помогают решить даосские наставники. Например, лис-оборотень Хромои был подстрелен охотником во время своего превращения, рана его была настолько сильная, а боль настолько невыносима, что его заботливая мать — Старая лиса — направилась
ФИЛОСОФИЯ И КУЛЬТУРА| СМИРНОВА А.А., МУХАМЕТЗЯНОВ Р.Р. I YAAnASTASiA.SM@GMAiL.COMI УДК 291.16 I НАУЧНАЯ СТАТЬЯ
к самому известному лекарю Яню Три Точки за помощью. Лекарь же был не простым, когда-то он принял учение у даосского наставника и поэтому мог не просто по пульсу определить болезнь стоящего перед ним пациента, но и почувствовать недуги его ближних и дальних родственников. Янь Бэньжэнь не побоялся де-моническои сущности Старои лисы и выдал ее сыну необходимые лекарства, тем самым поставив его на ноги.
Еще один пример является одновременно главнои темои однои из сюжетных линии романа. Лекарь Янь поведал Старои лисе о возможности навсегда избавиться от звериного обли-чия, но для этого ее семеиству нужно было наити даосского монаха, которыи поможет им в этои проблеме. Впрочем, лисье семеиство, не колеблясь, направилось в странствие в поисках своего наставника, не сомневаясь в своем решении, они были уверены, что даос избавит их от лисиного хвоста, на пути им также помогают последователи даосского учения, угощая горя-чеи пищеи и сладким вином в теплых павильонах местных храмов.
Но не только лисицам в романе удается встретиться с даосскими наставниками и стать их учениками. Даосы милостивы и добры, постигнув истину, они не скрывают эту возможность от простых людеи, а наоборот, рады поделиться своими знаниями, но не напрямую демонстрируя методы познания, а как бы приоткрывая занавес и позволяя ученикам самим постичь Абсолют. Так случилось и с господином Чжан Дапэном. В раннем детстве он потерял ро-дителеи, тяжело заболел, и его учитель бросил его одного. К счастью малыш Чжан случаино
встретился с даосским наставником, которыи не просто вылечил его, но и научил магическим умениям повелевания духами и демонами. В будущем уже сам господин Чжан стал наставником и помогал ищущим обрести знание.
Кроме этого даосские взгляды прослеживаются в произведении в магии и мантике. В классическом понимании даосизма магия часто представляет собои гадательные обряды, к которым прибегали китаицы в обыденнои жизни. Гадатели в этом случае не имели злона-мерении, они ставили перед собои цель узнать будущее, чтобы быть к нему готовыми, или им было необходимо изгнать злых духов. Наши же главные герои — лисы — не желали быть прорицателями, они сами были демонами и хотели подобно Небесным божествам вершить свое будущее, но изначально неправильно истолковав смысл небеснои книги, учинили множество бед, которые привели к противостоянию им-перскои власти и мятежников. Лисы проделали множество бесовских магических пакостеи, так они с легкостью взращивали армию воинов для Ван Цзэ из простых бобов, призывали демонические силы для борьбы против имперского воиска, затуманивали разум людеи.
Но самым известным магом в произведении стал Фын Цзинъянь. «Фын Цзинъянь обладал удивительными способностями. Если ему необходимо было околдовать какого-либо человека, он сооружал в потаином месте жертвенныи алтарь, чертил перед ним большои круг, внутри него ставил фарфоровыи кувшин, писал на бумажке имя жертвы и ее гороскоп и, опустив бумажку в кувшин, произносил заклинание. И вот на третии, пятыи или седьмои день
MODERN ORIENTAL STUDIES
INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
являлась душа жертвы в виде человечка крохотного росточка. Как только она переступала черту заколдованного круга, Фын Цзинъянь властнои дщицеи повелевал еи воити в кувшин, наглухо запечатывал его, и околдованныи в тот же момент умирал» [Фэн, Ло, 1983, С. 136], — подобным образом он пытался убить хэшана Яицо, но сила хэшана была невероятна, поэтому господина Фына сиюминутно настигла расправа.
Подобные сюжеты о воздаянии занимают значительное место во многих средневековых произведениях. Интерес к даннои теме, деистви-тельно, велик, ведь, проникнув в китаискую традиционную систему веровании, буддииские концепты стали не чем иным, как новым взглядом на философию жизни после смерти.
Очень долго в Китае существовала идея множественности душ. Душ насчитывалось десять, вместе с этим существовали два духа и духи в органах. После смерти иньские души распадались в эфире, янские души тоже разделялись: одна оставалась на месте погребения, другая уходила в табличку предков, третья — к желтым источникам. Подобныи принцип существовал очень долго, однако был несовершенен и порождал ряд спорных вопросов, таких как привязка к месту смерти, виду смерти и отсутствие представления о загробных мытарствах. Буддизм дал ответ на эти вопросы.
Кармическая информация, которая в представлении буддииских философов являлась главным элементом на пути к перерождению, в китаиских простонародных верованиях стала именоваться просто «душа», и понимание множественности душ было объединено. Однако говорить о душе, как об элементе целостном
и неделимом ошибочно, при погребении впереди гроба в Старом Китае специально несли изображение бога Каилу-шэня, чтобы очистить могилу от злых сил, значит, часть души все-таки оставалась в могиле. Термин «душа» в простонародных верованиях становится не-кои особеннои сущностью, не сводимои к положениям ни однои из породивших ее философских систем и выражающиися каждыи раз в новых конкретных формах в зависимости от ситуативных особенностей
Данныи парадокс, совмещающии в себе признание буддииских потусторонних мытарств и существование культа предков, является ярким образцом даосско-буддииского синтеза, когда из сложнои буддиискои метафизики берется только сам принцип переселения душ, получая совершенно иное наполнение, как с точки зрения буддизма, так и с точки зрения существовавших прежде китаиских представлении о душе.
Принципы воздаяния и перерождения являются основополагающими в буддиискои философии и позволяют нам иначе взглянуть на таинственность загробного существования. Необходимо отметить, что под понятием «воздаяние» вовсе не всегда понимается негативное последствие человеческих деянии, если человек или какое-либо существо — в нашем случае лисы-оборотни — живут благодетельно, не совершают омрачающих их карму поступков, то они, безусловно, получат вознаграждение в виде счастливых происшествии или даже лучшего перерождения.
Примечательно то, что рождение в новои жизни и существование последствии прошлои
ФИЛОСОФИЯ И КУЛЬТУРА| СМИРНОВА А.А., МУХАМЕТЗЯНОВ Р.Р. I YAAnASTASiA.SM@GMAiL.COMI УДК 291.16 I НАУЧНАЯ СТАТЬЯ
понимается как само собои разумеющаяся взаимосвязь, принципы воздаяния и перерождения тесно связаны между собои и являются взаимообусловленными. Говоря о благоприятных последствиях перерождения, можно обратиться к примеру перерождения императрицы У Цзэтянь. В данном случае мы видим неоднозначное отношение автора к императрице (как на страницах романа, так и в проекции на ее государственную деятельность). С однои стороны, заметна положительная оценка императрицы У, как героини и управленца, ведь через сотни лет она переродилась в образе мужчины, что является наградои за прошлую жизнь, поскольку в череде перерождении мужчина всегда стоял выше женщины. Но в другои стороны, мы знаем, что императрица У, будучи успешнои правитель-ницеи, была склонна к интригам и любовным похождениям. В романе за это она претерпевает негативные последствия, что выражается в разрывании ее могилы мятежниками Хуан Чао.
Отдельного внимания в данном вопросе заслуживают наши главные герои, они проживают несколько жизнеи, поэтому сюжетная линия сложна для понимания. Однако именно так автор позволяет нам прочувствовать идею неизбежности воздаяния. Китаицы издавна относились к лисам неоднозначно, они боялись встретить лицу и попасть под ее «чары», делали амулеты для защиты и находились в страхе перед этим демоном. Но с другои стороны, ки-таицы не просто ее боялись, но почитали и восхищались. Они приносили им жертвы, возводили жертвенники, ведь они были настолько могущественны, что могли властвовать над таи-
нами мира. В романе их натура тоже довольно неопределенна.
Порои кажется, что лисы в романе добры, в особенности, это заметно в поведении Святои тетушки, однажды она даже была представлена как дух-покровитель округа. «Спускаюсь я в колодец, а воды там нет. Гляжу — передо мнои дорога. Пошел по неи и вижу, впереди высится дворец. Выходит из дворца служанка и приглашает воити. Я вошел в зал. Там меня встретила бессмертная небожительница и сказала, что она дух -покровитель округа. Затем дала мне эту вещь, велела передать вам, а разворачивать не позволила» [Фэн, Ло, 1983, С. 243]. Она обучила хэшана Яицо тому, как истолковать Небесную книгу, спасла семью Юнъэр от голоднои смерти, а потом и саму девушку приютила и обучила колдовству, щедро одаривала подарками гостеи своего дома и даже спасла от смерти торговца Бу Цзи, даровав ему треножник для правителя округа, приносящии богатство и знатность. Однако разобравшись в хитросплетениях перерождении наших героев, мы можем отметить, что Святая тетушка помогала своему сыну, дочери и брату из прошлои жизни, она отвечала добром на добро, но изначально неправильно истолковав смысл небеснои книги, учинила множество бед, которые привели к вооруженному восстанию.
Святая тетушка невероятно могущественна, она общается с небожителями, и сама знакома с таинами мироздания. Она знает, кто является ее родственником, а кто был им в прошлои жизни. Сама она так же находится не в своем истинном обличии, когда-то она была связана с небеснои лисои и Бодхисаттвои, ее брат в настоящеи жизни живет жизнью хэшана Яицо,
MODERN ORIENTAL STUDIES
INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
а дочь Юнъэр в настоящем выходит замуж за императрицу У в прошлои.
Образ красавицы дочери старои лисы схож с образом лисицы-обольстительницы А-Цзы, о которои Гань Бао писал в «Записках о поисках духов» соу шэнь цзи). «Сяо
был обнаружен в пустом могильном склепе. Оборотень же, услыхав голоса людеи и собак, скрылся. Обликом он совершенно уподобился лисицам, человеческого в нем почти ничего не осталось. Мог только бормотать: «А-Цзы!» [Гань Бао, 1994, С. 115]. Юнъэр подобно А-Цзы проникла в сознание даоса Цзя, но он не мог добиться ее расположения, от чего и умер.
Всех наших героев, которые посеяли раздор в мире, ждет расплата за содеянное. Святая тетушка, которая ранее более всего мечтала изучать Небесную книгу, получила желаемое. Белую обезьяну, охранявшую Книгу исполнения желании, оправдали за помощь в поимке демонов и возвратили на небеса, а старую лису заточили в скале остерегать сокровище. Юнъэр за коварство было суждено выйти замуж за глупца, а за свое распутство она поплатилась жизнью. Ее брат - Хромои, которыи также отличался сладострастием, был поиман небеснои девои с помощью волшебного зеркала, и, будучи пораженныи молниеи, оказался в вечном адовом огне.
Подводя итог, можно уверенно утверждать, что каждое их Трех учении сыграло важную роль в формировании основ художествен-нои литературы средневекового периода; философские категории всех учении: и конфуцианства, и даосизма, и буддизма, — отразились
в романе «Развеянные чары» в виде различных по нраву литературных героев и их столь же различном образе жизни.
Религиозные представления китаицев отличаются исключительнои сложностью и запутанностью. Конфуцианство, как политическое и морально-этическое учение, составляет официальную идеологию, основу его концепции составляет роль ритуала. Две другие школы в большеи степени формировали народную мысль, которая отразилась в простонародных культах. Сформированные на основе даосских идеи сюжеты разнообразны, наиболее привлекательны для авторов истории о магических и телесных практиках. Буддииские концепты в большеи степени отражены в виде рассказов о кармическом воздаянии и перерождении.
Конфуцианство, даосизм и буддизм соединяются в целостную систему и воплощаются в романе Фэн Мэнлуна в едином сюжете, часто находя отражение философских принципов в концепциях «ближнего» учения. Подобное объединение мы именуем «религиозныи синкретизм», основои которого является философско-религиозныи синтез.
Список литературы
1. Беляева Е.В. Исторические типы религиозного синкретизма. Вестник Брестского университета. Серия гуманитарных и социальных наук. 2008; № 4, С. 21-27.
2. Бань Гу. История династии Хань, гл. 30. http: //www.vostlit. info/Texts/Dokumenty / China/I/Ban_Gu/Kit_filosof/text2.phtml (дата обращения: 08.06.2022).
ФИЛОСОФИЯ И КУЛЬТУРА | СМИРНОВА А.А., МУХАМЕТЗЯНОВ Р.Р. | YAANASTASIA.SM@GMAIL.COM! УДК 291.16 | НАУЧНАЯ СТАТЬЯ
Зельницкий АД. Формы «религиозного син- 6. кретизма» в Китае. СПб.: СПбГУ, 2006. 146 с.
Фэн Мэнлун, Ло Гуаньчжун . Развеянные чары. / Пер. с кит. В. Панасюка; Вступ. статья и комм. Д. Воскресенского. М.: Художественная литература, 1983. 440 с.
Сторожук А.Г. Три учения и культура Китая: конфуцианство, буддизм и даосизм в художественном творчестве эпохи Тан. СПб.: Берест», 2010. 552 с.
Гань Бао. Записки о поисках духов (Соу шэнь цзи) / Перевод Л.Н.Меньшикова. С-Пб.: Петербургское Востоковедение, 1994. 384 с.
References
Belyaeva E.V. Historical types of religious syncretism. Vestnik Brestskogo universiteta. Seriya gumanitarnyh i social'nyh nauk. 2008; № 4, P. 21-27. (in Russ.)
Ban Gu. History of the Han Dynasty, ch. 30. http: //www.vostlit. info/Texts/Dokumenty / China/I/Ban_Gu/Kit_filosof/text2.phtml (date of access: 08.06.2022) (in Russ.)
Zelnickij A.D. Forms of "religious syncretism" in China. SPb.: SPbGU, 2006. 146 p. (in Russ.)
Fen Menlong, Luo Guanzhong. The broken spell. Transl. by V. Panasyuk; M.: Hudozhestvennaya literatura, 1983. 440 p. (in Russ.)
Storozhuk A.G. Three teachings and culture of China: Confucianism, Buddhism and Taoism in the art of the Tang era. SPb.: Beresta, 2010. 552 p. (in Russ.)
Gan Bao Notes on the search for spirits. Transl. by L.N.Menshikov. S-Pb.: Peterburg-skoe Vostokovedenie, 1994. 384 p. (in Russ.)
Информация об авторе
Анастасия Алексеевна Смирнова
Кафедра алтаистики и китаеведения Института международных отношении Казанский федеральныи университет
yaanastasia.sm@gmail.com
Рустем Равилевич Мухаметзянов
к.ист.наук
Кафедра алтаистики и китаеведения Института международных отношении Ка-занскии федеральныи университет
Information about the Author
Anastasiya A. Smirnova
Department of Altaic and Chinese Studies Kazan (Volga Region) Federal University
yaanastasia.sm@gmail.com
Rustem R. Mukhametzyanov
Department of Altaic and Chinese Studies Kazan (Volga Region) Federal University
Информация о статье
Поступила в редакцию: 10.03.2022
Одобрена после рецензирования: 20.04.2022 Принята к публикации: 30.04.2022
Information about the article
The article was submitted: 10.03.2022 Approved after reviewing: 20.04.2022 Accepted for publication: 30.04.2022
