CC BY
262
ЯЗЫК. ПОЗНАНИЕ. КУЛЬТУРА
УДК 291.11
РЕЛИГИОЗНОСТЬ ПОЗДНЕГО СОВЕТСКОГО ПЕРИОДА И РЕВИТАЛИЗАЦИЯ РЕЛИГИИ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ
© Татьяна Сергеевна ПРОНИНА
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры философии, директор Центра религиоведческих исследований, e-mail: [email protected]
Проведен компаративный анализ, включающий сравнение социально-культурных компонентов религиозности, их пространственно-временное функционирование в поздний советский и постсоветский периоды. Указывается на наличие в советской действительности условий, предопределивших ревитализацию религии в 1990-е гг. в России. Среди основных причин «религиозного возрождения» названы сохранение религиозности населения на уровне обрядов и бытовых традиций, воспроизводство практикующей религиозности в узком кругу глубоко верующих людей и рост интереса к религии в 1970-е гг. в различных слоях советского общества. Официальные советские источники свидетельствуют о почти полной «безрелигиозности» населения в поздний советский период. Однако информация, полученная из различных источников, ставших доступными современным исследователям, воспоминания очевидцев позволяют сделать вывод о сохранении традиционной религиозности, связанной с исполнением обрядов. Многие элементы обрядности, прежде всего обряды жизненного цикла и праздничные ритуалы, ставшие частью общекультурной традиции, функционируют на уровне долговременных слоев этнокультурной идентичности, что и определяет их устойчивое сохранение во времени. В результате, по мере ослабления государственной репрессивной политики в отношении верующих и религиозных объединений происходит естественное обращение некоторой части граждан к религии.
Ключевые слова: религия; религиозность в поздний советский период; обряды; религиозное возрождение.
«Религиозное возрождение», пережитое Россией в постсоветский период, представляет собой совокупность весьма разнонаправленных процессов. Масштабы и характер «возрождения» могут получить объективную оценку только при выяснении предшествующих им культурно-исторических предпосылок. Компаративный анализ, включающий сравнение социально-культурных компонентов религиозности, их пространственно-временное функционирование в названные периоды в истории России, указывает на наличие в советской действительности условий, предопределивших ревитализацию религии в постсоветский период. Среди основных причин следует назвать сохранение религиозности населения на уровне обрядов и бытовых традиций, воспроизводство практикующей религиозности в узком кругу глубоко верующих людей и рост интереса к ре-
лигии в 1970-е гг. в различных слоях советского общества.
Официальные опросы позднесоветского периода свидетельствуют о почти полной «безрелигиозности» населения. Так, в Воронежской области с 1979 по 1981 г. было проведено исследование, в рамках которого присутствовали вопросы, имеющие целью выяснить уровень религиозности жителей. Исследователи, проводившие опросы, фиксировали наличие веры практически только у людей возрастных категорий 70 лет и старше [1, с. 88]. Такие данные в полной мере находились в соответствии с господствующими идеологическими установками и должны были подтвердить советский постулат о религии как об уходящем в прошлое анахронизме.
Однако сопоставление информации, полученной из различных источников, ставших доступными современным исследователям,
воспоминания очевидцев позволяют сделать вывод о существовании разнонаправленных тенденций в религиозной сфере и наличии устойчивой «скрытой» религиозности советских людей. Так, по той же Воронежской области А.В. Арапов приводит архивные данные из отчетов Уполномоченного по делам религий [2]. Несмотря на заведомо предвзятый характер таких данных, в которых уполномоченные косвенно отражали результаты своей работы по ограничению религиозного влияния, в отчетах отмечается, что по области в 1963-1965 гг. крестили по районам от 40 до 80 % родившихся детей, в т. ч. в Тернов-ском районе - 73 %, в Репьевском районе -81 %. В трех районах имело место почти 100 % отпевание умерших.
В 1970-е гг. наблюдается снижение уровня отправления религиозных обрядов, что связано с прерыванием преемственности религиозной традиции в новых поколениях. В 1978 г., согласно тем же отчетам, крещений совершается уже 38,4 % от родившихся, отпеваний - 63,7 %. Однако показатели по участию верующих в богослужениях и в эти годы обнаруживают сохраняющуюся стабильность: в будни от 100 до 500 человек присутствуют на богослужениях, в воскресные дни - до 2000 человек, на Пасху и другие большие праздники - 2000-7000 человек. Это позволяет сделать вывод о сохранении традиционной религиозности, связанной с исполнением обрядов. Многие элементы обрядности, прежде всего обряды жизненного цикла и праздничные ритуалы, ставшие частью общекультурной традиции, функционируют на уровне долговременных слоев этнокультурной идентичности, что и определяет их устойчивое сохранение во времени.
При сравнении религиозности советских граждан с религиозностью современных россиян исследователю необходимо учитывать, что сознание людей многослойно, не лишено противоречивости. Это проявляется, в частности в том, что в условиях тоталитарного советского режима с господством одной идеологии сознание людей предельно сте-реотипизировано. И большинство респондентов отвечают на вопросы не так, как думают, а как нужно. Следует учесть и то, что вопросы, касающиеся религиозности, задавались редко, и многие люди просто не имели на них собственного осознанного ответа и
отвечали так, как было навязано официальной пропагандой.
Внешние социокультурные трансформации влияют на изменение оценок прошедших событий, в т. ч. и на мнения людей о религиозности своих предков. В современных обществах, по выражению А.Б. Гофмана, индивиды и социальные акторы имеют возможность не только выбирать свое настоящее и будущее, но также и прошлое [3]. Это наглядно видно из результатов опросов, проводившихся с интервалом в 10 лет, но в обоих случаях затрагивающих религиозность позд-несоветского периода. С 1996 г. в исследованиях религиозности стали появляться вопросы о том, как оценивают респонденты религиозность своих бабушек, дедушек, родителей. Динамика со всей очевидностью демонстрирует, что с ростом роли религии в жизни общества россияне оценивают своих предков как все более религиозных. По опросам 1996 г. 48 % опрошенных называли своих матерей верующими, отцов - 23 %. По опросам же 2005 г. уже 60 % респондентов называли своих матерей верующими, а бабушек -71 %, дедушек - 50 % [4, с. 11-12]. По мнению того же Д.Е. Фурмана, такие оценки религиозности своих предков приблизительно совпадают с оценкой собственной религиозности.
Трансформации, произошедшие в российской социальной среде в конце 1980-х, в 1990-е гг., повлияли на изменение мнений людей о себе и о происходящих в обществе процессах. К 2005 г. акценты религиозной идентификации меняются на противоположные: россияне начинают охотнее причислять к верующим не только себя, но и своих предков, представлять их более религиозными, возможно, даже более, чем они были на самом деле. Социально-политический контекст в России изменяется за 10 лет столь кардинально, что к 2000-м гг. уже неловко признаться в том, что твои родители были атеистами, так же как и в собственной приверженности данному мировоззрению. Закономерно, что люди чаще всего конструируют свое прошлое и прошлое своих родителей в одобряемых обществом оценках и смыслах. Насколько это соответствует или не соответствует реальному положению вещей, судить довольно сложно. Данные официальных отчетов отражают ситуацию искаженно и весь-
ма неполно. Более объективную картину позволяет воссоздать дополнение этих данных свидетельствами очевидцев, участников событий, информацией из материалов церковных и личных архивов.
Официальные документы подтверждают, что в послевоенный период наблюдался значительный рост активности религиозных объединений и верующих. Это обнаруживает себя и в росте количества ходатайств об открытии храмов, и в активизации деятельности незарегистрированных религиозных групп. К примеру, только в первом квартале 1945 г. было зарегистрировано 1141 общество. И при этом официально выявлено действующих религиозных объединений всего 6922. О масштабах религиозности в этот период можно судить и по динамике отдельных религиозных объединений. Так, согласно отчетам, предоставляемым ВСЕХБ, в ряде сибирских областей действовало 72 общины, в среднем по 60 человек в каждой [5, с. 303304]. Это сопоставимо с сегодняшними показателями по названному объединению, численность общин которого колеблется от 50 до 150 человек.
Положительная динамика продолжается до 1948 г.: в 1946 г. зарегистрированных объединений действовало около 16 тыс., в 1947 г. - около 20 тыс., в 1948 г. - 20459, в 1950 г. - 19503, в 1953 г. - 18591. В этот же период параллельно продолжается процесс закрытия храмов, репрессий в отношении священнослужителей и активных верующих, которых обвиняют в антисоветской деятельности, нарушении советских законов. Исследователи, например М.И. Одинцов, характеризуют первое послевоенное десятилетие как религиозное возрождение [5, с. 310].
Если говорить об активности религиозных практик, то в 1950-1960-е гг. уровень их был довольно высоким. Этот вывод получает и документальное подтверждение в материалах отчетов уполномоченных по делам религий, в свидетельствах очевидцев, материалах из архивов церквей, которые стали доступны исследователям в последние десятилетия, а ранее тайно хранились верующими.
В частности, косвенно это подтверждает свидетельство протоиерея Н. Голубцова (1900-1963), на протяжении 14 лет принимавшего исповедь в храме Ризоположения, вновь открытом в 1943 г. Число прихожан,
желающих пройти важнейшее христианское таинство исповеди, по его словам, было столь многочисленно, что исключало возможность проводить индивидуальную исповедь [6, с. 20].
По данным, собранным С. Такахаси, изучавшим религиозность жителей Владимирской области в позднесоветский период, посещаемость богослужений верующими в Успенском соборе г. Владимира в будничные дни в указанный период от 80 до 150 человек, в средние праздники - от 200 до 500 человек, в воскресные дни - от 1500 до 2000 человек, в большие праздники - от 2500 до 3500 человек, двунадесятые праздники - от 4000 до 5000 человек, в праздники Пасхи -от 7000 до 8000 человек [7, с. 338]. В Покровском храме г. Тамбова в этот же период, по свидетельству очевидцев, праздничные богослужения, несмотря на запреты и препятствия, посещали до 5000 человек. Эти данные вполне сопоставимы с данными по посещению православных богослужений в 2000-е гг. Для сравнения - в 2012 г., рекордном по посещению храмов, как отмечали источники Патриархии, Пасхальное богослужение в Храме Христа Спасителя в Москве посетили 6 тыс. человек [8].
Приведем более подробные сведения по Тамбовской области, которые также подтверждают относительно высокий уровень религиозной активности жителей в советский период: только по официальным отчетам 1965 г. более 53 % рождающихся детей были крещены, такая же ситуация сохранилась и в 1970-е гг. Но большое число крещений совершалось священниками в обход церковной регистрации. Также значительное число крещений за неимением священника совершалось т. н. «бабушками», «черничками», старающимися поддерживать и сохранять при отсутствии священнослужителя религиозные традиции. Различные информанты (священники, имеющие официальную регистрацию, «общественники») сообщают уполномоченным по делам религий, что «монашествующие элементы», «странные» личности, сами записавшие себя в священники, совершают требы и даже богослужения. Примером может служить заявление священника Локтионова уполномоченному о нелегальных богослужениях в Тамбовской области от 6 июня 1944 г. Священник озабо-
чен отсутствием священнического сана у проводящих литургию, неправильным ходом богослужений, несоответствующими облачениями и тем, что за такие действия берутся деньги: «Котов Андрей Сергеевич... бывший учитель... отправляет все требы...», «В Ино-ковке монастырские монашки. сами собираются и поют все, что положено у литургии», «В Несвитчине, Свищевский сельский совет, две сестры-монашки воду освящают святым крестом. При большом стечении народа они всю службу справляют» и др. (опубликовано впервые в [9, с. 282-284]). Таких, не попадающих в официальную статистику, крещений, по мнению некоторых современников, было не меньше совершаемых официально. Таким образом, есть все основания полагать, что крестили в послевоенное время, 1950-е, 1960-е гг. до 70 % рождающихся детей.
Можно судить о религиозной активности и по присутствию на богослужениях детей. В силу того, что этому вопросу в ходе антирелигиозной работы уделялось особое внимание, данные о присутствии детей на богослужениях и мерах по противодействию этому отражены в отчетах уполномоченных довольно подробно. В 1958 г. Тамбовский архиепископ издал циркуляр, в котором запрещалось священникам привлекать к службе и участию в церковном хоре детей до 18 лет [10, л. 116]. Священникам запрещалось затрагивать в проповедях темы воспитания детей. На родительских собраниях учителя, лекторы настойчиво говорили о том, что «воспитание детей в религиозном духе принесет им в будущем только вред» [10, л. 115116]. Особенно усиливались антирелигиозные мероприятия во время Великого поста, т. к. возрастала и активность верующих. Такие указания имели повсеместный характер.
Несмотря на принимаемые активные меры по ограничению посещения церквей детьми дошкольного возраста и подростками, сохранялись стабильные показатели посещений ими праздничных богослужений. В 1959 г. тамбовский уполномоченный А.И. Заворыкин на основании отчетов райисполкомов делал вывод, что посещаемость детьми храмов в области не превышает 5 %. Однако, если сравнивать с уровнем посещения детьми храмов в постсоветский период, то можно заметить, что сегодня в церквях на
обычных богослужениях присутствует приблизительно столько же детей в процентном соотношении от всех присутствующих. По данным же Тамбовской епархии процент причастившихся детей по годам в советский период довольно высок и, что важно, стабилен, и составлял, к примеру, в 1958 г. 13587 человек, в 1960 г. - 8300 человек. Около 70 % присутствующих на богослужениях детей причащались в период Великого поста. Картину подтверждают «беспристрастные» подсчеты наблюдателей-атеистов, согласно которым в 1959 г. и 1960 г. на пасхальных мероприятиях в г. Тамбове (богослужении, освящении куличей, прикладывании к плащанице) присутствовало до 20-25 тыс. детей только дошкольного возраста [10, л. 79]. Сам уполномоченный А.И. Заворыкин вынужден констатировать, что, несмотря на принятые меры, посещение детьми храмов не снизилось [10, л. 6].
Согласно свидетельству очевидцев, в большие религиозные праздники действующие храмы были переполнены, верующие заполняли лестничные проходы и прилегающие к церквям территории. К примеру, в единственном действующем храме г. Тамбова в 1970-е гг. по воскресным дням служили по 3, 4 литургии, чтобы удовлетворить потребность всех желающих принять участие в богослужении (справка атеистов о посещении церкви 28 февраля 1965 г. [9, с. 359]).
Об уровне религиозной активности населения в 1960-1970-е гг. косвенно свидетельствует такой показатель, как размеры церковных сборов. К примеру, в 1965 г. годовой оборот Тамбовской епархии составлял 1365596 руб. Сумма по советским меркам огромная. Даже если учесть, что основная статья дохода епархий - это продажа свечей (около 50 %), тогда как прямые пожертвования составляли около 10 %, а требы - от 3 до 20 % (данные по Тамбовской епархии), то и первый, самый большой показатель говорит о количестве верующих, приобретающих эти свечи в церкви. Таким образом, можно сделать уверенный вывод, что приверженность традиционным религиозным практикам сохранялась у определенной части населения даже в годы жестких ограничений религиозной жизни и активной антирелигиозной пропаганды.
Еще большая активность религиозных практик отмечается в среде неправославных верующих. Немало ярких примеров тому доставляет нам Тамбовский регион, который еще с половины XVII в. обращает на себя правительственное и общественное внимание разнообразием религиозных течений, о чем писал в 80-90-е гг. XIX в. И.И. Дубасов, краевед, председатель Тамбовской ученой архивной комиссии в 1884-1890 гг. [11, с. 56]. Это же отмечает уже в 1960-1970-е гг. А.И. Клибанов, руководитель нескольких историко-социологических экспедиций в Тамбовскую, Липецкую области, посвященных изучению сектантства [12, с. 167].
Участники экспедиции отмечали, что в общинах баптистов, субботников в этот период наблюдается отток верующих, «постарение» состава, но в то же время сохраняется стабильный «костяк»: так, с 1959 г. к 1970 г. численный состав сократился всего на 10 %, а в некоторых городских общинах даже произошел прирост верующих, что связано также с процессами переселения жителей из сельской местности в города. По данным изысканий экспедиции, в этот период наблюдался прирост численности и в пятидесятни-ческой общине г. Мичуринска [12, с. 224].
А.И. Клибанов сопоставляет приводимые показатели социально-демографической динамики, характеризующие состояние общин евангельских христиан-баптистов на Тамбовщине, с соответствующими данными по другим областям за рассматриваемый период времени, и отмечает схожие тенденции.
Особо участники экспедиции отмечают активный характер религиозной проповеди, которую ведут баптисты, что является одним из подтверждений сохранения и воспроизводства религиозной жизни верующих в этот период. Отличались проповедническим энтузиазмом «отделившиеся» баптисты, которые были названы так в связи с выходом в начале 1960-х гг. из Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов (ВСЕХБ). В двух крупных городах области, Тамбове и Мор-шанске, эти группы возглавляли молодые лидеры, общины вели активную религиозную жизнь, приучали к вере детей, проповедовали среди верующих других вероисповеданий.
Нам также удалось собрать уникальные воспоминания очевидцев о жизни верующих,
религиозных общин в 1960-1980 гг. Эти материалы подтверждают сохранение активности религиозной жизни даже в эти годы жестких ограничений жизни и деятельности религиозных объединений и верующих. По воспоминаниям О.А. Смоляновой (дочь Анны Ивановны Желтовой, которая была потомственной молоканкой, но под влиянием баптистской проповеди стала активным членом баптистской общины. - Т. П.), община баптистов была довольно многочисленная -от 30 до 50 человек. Немало в церкви было и молодежи. Верующие вели деятельную религиозную жизнь, что выражалось в проведении собраний, изучении и обсуждении Писаний, проведении крещений, проповеди, в поддержке контактов с единоверцами из других городов и стран: «Много было молодежи. В церковь тогда ходило человек 40-50, вспоминает О.А. Смолянова. - Баптисты собирались вначале на ул. Куйбышева, потом, когда умер мой отец, они собирались у мамы, а потом они купили домик на ул. Красноармейской. Рассказовские (г. Рассказово Тамбовской области. - Т. П. ) баптисты много общались с воронежскими баптистами: Илья Федорович там был пресвитером. Воронежские сюда в Рассказово приезжали... Помню, приезжал как-то в Рассказово баптист из Америки. Он родом был из Спасского. При его приезде такое собрание огромное было! И картин он маме привез американских» (воспоминания Смоляновой Ольги Александровны, 1942 г. р. Запись сделана 19.12.2012. -Т. П.).
Из архивных материалов известно, что в 1980 г. лидеры баптистских общин намеревались организовать молитвенное собрание с участием молодежи из соседних областей. Несмотря на чинимые властями препятствия, которые сделали приезд большинства гостей невозможным, в материалах архива отражено, что из Москвы приехали 7 молодых людей. Далее в тексте Справки записано: «В тот же день (23 марта) должны были убыть в Москву. В ожидании отправки поезда в здании вокзала приезжие распевали песни религиозного содержания под аккомпанемент гитары (гитара и орган привезены одним из гостей). Вокруг них собрались присутствующие и слушали это песнопение. Работники милиции потребовали прекратить исполнение песен. После подачи поезда и посадки
пассажиров в вагоны приезжие баптисты и на перроне продолжали исполнение песен, тогда милиция одного из приезжих задержала и составила акт (им оказался гр-н Ермо-люк Александр Владимирович, 1956 г. р., с высшим образованием, проживающий в Москве, ул. Озерная, 6, кв. 5 и работающий продавцом). Документов из числа приезжих никто не имел. Установить личность остальных не удалось ввиду отхода поезда. Предполагается, что из числа прибывших на молитвенное собрание в Мичуринск кроме москвичей были верующие из Караганды и других городов...» [13, л. 41-43].
В материалах уголовного дела из госархива Тамбовской области содержатся прямые подтверждения активной религиозной жизни баптистких общин: «участились незаконные сборища ее членов; усилилось вовлечение в общину новых членов; стали практиковаться выезды ее руководителей и активных членов за ее пределы; увеличилось количество получаемой и распространяемой нелегальной религиозно-пропагандистской и клеветнической литературы, в т. ч. и специально предназначенной для детского чтения; стали проводиться специальные сборища молодежи и ее поездки в другие города на встречи с единоверцами; активизировалась работа по вовлечению в общину несовершеннолетних с организованным обучением религии» [10, оп. 1, д. 287].
Н.А. Степанова воссоздает в своих воспоминаниях атмосферу собраний духовных христиан молокан, проходивших в 19501960-е гг. Ее рассказ свидетельствует о том, что, несмотря на существующие ограничения и притеснения в религиозной сфере, молоканские общины были жизнеспособны, верующие совершали положенные обряды, проводили собрания, вели религиозные беседы. Она констатирует, что религиозность была важной частью жизни членов общины. Желание получить «духовную пищу» приводило их на собрания, несмотря на понимание, что за это они могут пострадать: «Мама (Желтова Александра Васильевна, 19101984 гг. - Т. П.) мне рассказывала, что раньше гонения были, а молоканам очень хотелось собраться. И они окна занавешивали одеялами, чтобы не проникал свет. На пол ставили свечи и при свечах так молокане и собирались. И много народу приходило - под
большим страхом, конечно, но все возлагали надежду на Бога» (Воспоминания Степановой Надежды Алексеевны, 1943 г. р. Запись сделана 2.12.2012).
Исследуя историю русского протестантизма, автор работы «Русский протестантизм и государственная власть в 1905-1991 гг.» Т.К. Никольская представляет сведения о количестве церквей ЕХБ на территории СССР в начале 1960-х гг., используя сведения председателя СДРК А.А. Пузина. В отчетах председателя значилось, что в этот период 433 общины ЕХБ имели собственные молитвенные дома, а 1210 - собирались в домах и помещениях, арендованных у частных лиц. Кроме того, в стране было значительное число общин и групп ЕХБ, не имевших регистрации» [14, с. 201-202].
Число религиозных объединений, не получивших по разным причинам государственную регистрацию или не желающих ее проходить, было также значительным, некоторые исследователи полагают, что их было не меньше зарегистрированных. Так, на начало 1955 г. общее число незарегистрированных неправославных объединений достигало 1568. Из них 388 мусульманских, 259 старообрядческих, 321 баптистское, 117 иудейских, 44 католических, 6 лютеранских, 27 реформатских, 18 молоканских, 19 адвентистских, 369 пятидесятнических [15, с. 319].
В 1970-х гг. многие исследователи отмечали спад религиозности населения, который имел место в силу объективных причин. Одна из них - активные процессы переселения сельских жителей в город. Снижение уровня религиозности части переселившихся объясняется целым рядом социокультурных факторов. Большинство из них устраиваются работать на промышленные предприятия, где активно действуют парткомитет, комсомольская организация, уделяющие внимание антирелигиозной пропаганде. Переселившиеся отрываются от традиционных устоев, уходят от влияния пожилых, более религиозных, родственников.
Снижение религиозности населения было и следствием атеистической политики советского государства, репрессий 19201930-х гг. в отношении верующих, священнослужителей, религии в целом, сворачивания государственного курса терпимого отношения к религиям и религиозным объеди-
нениям, обозначившегося в 1943 г., уже к концу 1940-х гг. и развернутая с конца 1950-х гг. новая антирелигиозная кампания. В результате к середине 1960-х гг. существенно сократилось число действующих церквей, приходов, монастырей, молитвенных домов, мечетей, синагог, религиозных учебных заведений.
Так, по архивным данным, в г. Нижнем Тагиле Свердловской области в 1970 г. число посетителей единственного действовавшего в городе Казанского храма в дни крупных религиозных торжеств упало до 400-600 человек, снизившись в 4-6 раз по сравнению с концом 1950-х гг. [16]. Также в единственной действующей церкви г. Свердловска в 1970-е гг. ее наполняемость колебалась от 40 человек в будние дни до 800 человек в дни церковных праздников [17, л. 3].
Прямые опросы, проводившиеся в этот период, скорее также подтверждают выводы о почти полной безрелигиозности советских граждан. В материалах Пермского архива имеются отчеты о проведенном социологическом исследовании под руководством М.Ф. Калашникова в начале 1970-х гг. в г. Перми и области среди молодежи. Согласно результатам данного исследования, лишь 1,2 % молодых людей заявили о своей религиозности в традиционной форме веры в бога. При этом в 3-4 раза больше человек признались в том, что верят в различные сверхъестественные явления [17, д. 630, л. 249]. Те же тенденции наблюдались и при опросе работников промышленных предприятий г. Свердловска. Причем исследователь В.И. Колосницын, проводивший опросы, уточнял, что «около половины являлись высококвалифицированными служащими и инженерно-техническими работниками» [18].
Вместе с тем динамика религиозности в 1970-е гг. также имела противоречивый характер. М.В. Булавин, исследовавший православную религиозность в Пермской и Свердловской областях в 1970-е гг., приводил следующие показатели, свидетельствующие о спаде религиозной активности: «Так, в 1971 г. в Пермской области было окрещено 22 % от всех родившихся детей, а в Свердловской -7,4 %. Доля крещеных детей несколько уменьшилась ко второй половине 1970-х гг., составив в 1976 г. 15,8 % в Пермской и 4,6 % в Свердловской областях» [18]. В целом в
1970 г., согласно официальным отчетам, в РПЦ было окрещено 21 % всех детей, родившихся в СССР, и 22,3 % - в РСФСР [19, л. 85].
Картину дополняют и сведения, полученные в ходе опросов: большинство крещений младенцев совершается не по религиозным мотивам, а в связи с соблюдением семейных традиций: 30-40 %, по некоторым данным - до 70-77 %, 30-40 % (в некоторых случаях - до 74-88 %) - по настоянию верующих родственников [20].
Однако исследователи тех лет характеризуют ситуацию, не всегда раскрывая сложность реальных процессов и не считая нужным обращаться к альтернативным источникам информации. Так, существенное уменьшение количества крещений, фиксируемых официальными советскими документами, в первую очередь отражает кардинальное сокращение численности действующих приходов и священников, имеющих возможность совершать крещение в церкви с оформлением квитанции через церковную кассу и учетом треб, - информация об этом должна была поступать к Уполномоченному Совета по делам религий. Как пишет заведующий отделом Тамбовской епархии О.Ю. Левин в статье «Религиозная жизнь православных христиан Тамбовской области 1974-1985 гг.»: «Сведения о крещаемых, их родителях, восприемниках заносились в специальный журнал и при случае по месту работы сообщалось о факте крещения ребенка. За это следовало наказание вплоть до увольнения с работы. Это был достаточно действенный механизм для борьбы с обрядностью, но, тем не менее, председатели Комиссий из года в год констатировали, что обрядность по-прежнему остается высокой (примерно на уровне 50 % от родившихся), а доходы храмов растут» [21, с. 16].
Таким образом, указанные низкие показатели весьма односторонне отражают положение. Они не учитывают требы, в т. ч. крещения, которые совершались вне церкви или в обход церковной регистрации. Необходимо также принимать во внимание не подлежащую официальному учету и строгому надзору внецерковную религиозность, проявляющуюся в отправлении обрядов крещения младенцев, других треб священниками, не имеющими регистрации в епархиях, монаш-
ками, мирянами. Масштабы ее распространения, по свидетельствам современников, были значительными, вполне сопоставимыми с данными официальных отчетов.
В 1970-е гг. исследователи фиксируют новую тенденцию в развитии религиозности различных слоев населения: отмечается, что одновременно при снижении количества «детских» крещений в этот же период наблюдается рост числа «взрослых», т. е. сознательных, крещений. Конечно, религиозное обращение, интерес к религии в этот период еще не носили массового характера. Так, в 1971 г. в Пермской области приняло крещение 640 взрослых граждан, а в 1980 г. это число возросло до 1446 человек; в Свердловской области в 1971 г. крещение приняли 317 взрослых, в 1980 г. - 972 человека [17, д. 389, 69; д. 1961, л. 87; д. 1962, л. 44]. Если по данным официальных отчетов идет почти трехкратное увеличение, то в реальности таких крещений было еще больше. Динамика очень значительная, и она свидетельствует о существенных изменениях, происходящих в мировоззрении советских граждан.
Среди причин такого намечающегося всплеска интереса к религии в советских документах назывались следующие, носящие пропагандистский характер: «влияние старших родственников», «суеверное поведение», пресловутое «влияние западной пропаганды» [18]. В действительности причины заключаются в более сложных мировоззренческих трансформациях, в неудовлетворенности некоторой части граждан господствующей идеологией и, что не маловажно, в сохраняющейся преемственности по отношению к традиционной религиозности, воспроизводство которой обеспечивает исполнение обрядовой, культовой деятельности.
Проведенный анализ, на наш взгляд, выявляет противоречивую динамику религиозности населения в указанный период. С одной стороны, наблюдается некоторое снижение такого показателя традиционной религиозности, как посещаемость храмов. Однако в различных регионах России она обнаруживает себя по-разному: наибольшее снижение наблюдается в городах, в которые переселилось значительное число людей, задействованных на строящихся крупных промышленных предприятиях, стройках. Новые жители, оторвавшись от своих привычных мест про-
живания, утрачивают частично и прежние традиции, в т. ч. религиозные. Как пишет Н. Макарова: «Перспективы и польза строительства новых городов на девственной земле, произведенного без помех, создаваемых традициями и предубеждениями прошлого, неоднократно отмечались лидерами советского государства. При создании новых городов их ключевой особенностью и главным достоинством, по мнению идеологов культурной революции, было отсутствие исторической памяти, прошлого в любых его проявлениях, в т. ч. и в религиозном» [22, с. 158].
В регионах же, не затронутых столь значительными процессами переселения, показатели традиционной религиозности не переживают такого кардинального упадка. Так, в Тамбовской области, в которой внешние миграционные процессы были незначительны, но имел место отток сельского населения в города, единственный действующий в городе храм посещают в воскресные дни 10001500 человек, на Пасху праздничные богослужения в субботу, воскресенье присутствуют до 4 тыс. человек. Это по официальным отчетам, предоставляемым Уполномоченным. По свидетельствам очевидцев, имеющим порой выражено субъективный характер, храм в праздники посещало огромное количество народа, в т. ч. молодые люди, семьи с детьми, мужчины в возрасте 50-60 лет, интеллигенция, т. е. те категории граждан, которые многие исследователи религиозности советского периода почти не выделяют среди верующих.
О сохраняющейся религиозности советских людей косвенно свидетельствует и такая особенность, на которую указывают ряд исследователей, характеризуя указанный период как формирование своеобразного «советско-религиозного двоеверия» или своего рода социального конформизма, что проявлялось, например, в сочетании регистрации гражданского брака с церковным венчанием. Это явление было широко распространено среди сельской молодежи еще в 1950-е гг. К примеру, в письме «Об антирелигиозной пропаганде в Бондарском районе» (Тамбовская область) от 8 июля 1954 г. А. Артемов приводит следующие факты: девять молодых колхозников венчались, из них четверо комсомольцы, и даже секретарь комсомольской организации. При том, что в самой комсо-
мольской организации состоит около двадцати человек [9, с. 320-322]. Но в 1970-е гг. факты венчания встречаются гораздо реже.
Советское государство, пытаясь бороться с сохраняющейся религиозностью, в 1960-х гг. попыталось внедрить в бытность социалистическую обрядность, надеясь, что ее массовое распространение вытеснит религиозные обряды. Но результаты такого предприятия не оправдали ожиданий. Так, С. Такаха-си приводит данные из доклада уполномоченного по делам религий, что в 1968 г. при проверке обкомом ВЛКСМ атеистической работы в Вязниковском районе, расположенном в восточной части Владимирской области, выяснилось, что зарегистрировано в соответствии с «новыми традициями» было всего 51 % новорожденных и 65 % новобрачных. В докладе было признано, что после таких «торжеств» родители часто несут своих детей крестить в церковь. Например, в поселке Мстера из 55 детей, зарегистрированных официально, 26 были затем крещены в церкви. Он же констатирует, что в сельской местности сохранялась высокая религиозность. А к «новым традициям» постепенно выработалось формальное отношение: «Для многих людей проведение официальных советских ритуалов не противоречило поведению в соответствии с религиозными традициями» [7, с. 342].
Для того чтобы делать выводы о существовании устойчивого явления своеобразного «советско-религиозного двоеверия», на наш взгляд, основания есть. В пользу этого говорит формирование у некоторых верующих не просто терпимого, или индифферентного отношения к проявлениям советской жизни, а оправдательно-положительного. Так, среди собранных нами воспоминаний верующих есть относящийся к 1960 гг. рассказ женщины, являвшейся членом баптистской общины. По ее словам, многие верующие женщины со временем начинали спокойно воспринимать участие своих детей в различных пионерских мероприятиях и даже само вступление в пионеры. Трансформация восприятия происходит под влиянием повседневной действительности, и верующие матери начинают считать вполне совместимыми веру в бога и пионерскую деятельность, которая в таких своих проявлениях, как помощь старшим, забота о младших, честность, бескоры-
стность и т. п., соответствовала нормам христианской морали. Из воспоминаний Т.А. Рязановой: «Торжественно меня в пионеры не принимали. Так, бегала по школе, ко мне подошли, спросили: ты почему без галстука бегаешь? Я прихожу к маме, говорю, что требуется галстук. Она купила мне, повязала и я хожу, «пионерка». Как-то я услышала разговор между соседями, что верующим нельзя в пионеры вступать. Я дома маму спросила об этом, а она говорит: «Как все, так и ты» (Воспоминания Рязановой Тамары Алексеевны, 1939 г. р. Запись сделана 2.12.2012. - Т. П.).
Наблюдался также рост интереса советских людей к религиозным представлениям и парарелигиозным учениям. Это было обусловлено сложными социальными процессами, среди которых - кризис господствующей идеологии, вызывающий духовные поиски в среде интеллектуалов, жизнеспособность религиозных обычаев и укорененность многих культурных ценностей в религиозных традициях, что обеспечивало преемственность в сохранении и самих религиозных традиций. В результате, по мере ослабления государственной репрессивной политики в отношении верующих и религиозных объединений происходит естественное обращение некоторой части граждан к религии.
Исследователи, в частности Г. Штрикер, пишут о «религиозном возрождении» 1970-х, начала 1980-х гг., делая вывод, что оно не получило развития, т. к. не было поддержано церковной иерархией. Среди процессов, подтверждающих подобные заключения, можно назвать религиозные молодежные движения: религиозные собрания и семинары Александра Огородникова в Москве, Виктора Поре-ша в Ленинграде, Татьяны Щипковой в Смоленске, христианскую женскую группу Татьяны Горичевой, группу, организовавшуюся вокруг новосибирского священника Александра Пивоварова и занимавшуюся распространением религиозной литературы, создание в 1973 г. христианского комитета защиты прав верующих в СССР во главе с о. Г. Якуниным, арестованным в 1979 г. Инициаторы новой волны религиозного обращения требовали катехизации детей, молодежи и взрослых, издания религиозной литературы, развития церковной благотворительности. Поскольку в этом случае церкви при-
шлось бы столкнуться с санкциями государства, Г. Штрикер констатирует: «В большинстве случаев церковное возглавление просто дистанцировалось от «религиозных диссидентов», выдвигая тот аргумент, что они выступают с модернистских обновленческих позиций» [23, с. 170]. Не заступалась церковь решительно и открыто и за верующих, находящихся в заключении, что также вызывало недовольство в среде верующих. Из доклада священника Г. Якунина христианскому комитету «О современном положении РПЦ и перспективах религиозного возрождения России». (15.08.1979): «В современной России происходит пробуждение и рост религиозного сознания. К религии тянутся, к религии приходят те, кто еще вчера был атеистом. А в основном обращается к Богу интеллигенция, молодежь. Этот процесс религиозного возрождения происходит помимо Московской патриархии, и более того трагизм положения в том, что Московская патриархия, вопреки ее воле, объективно оказывается препятствием на его пути, его тормозом» [23, с. 174].
В марте 1988 г. на встрече с преподавателями Высшей партийной школы председатель Совета по делам религий К.С. Харчев в своем докладе констатирует: «В настоящее время в Советском Союзе тенденции к снижению религиозности нет. Каждый год производятся миллионы отпеваний, это 20-30 % покойников... 30 % младенцев крестят. 70 % верующих - это вам не шутки.» [23, с. 216-218].
Таким образом, процессы, происходящие в религиозной сфере в поздний советский период и в постсоветской России, взаимосвязаны и социально обусловлены.
В позднесоветский период в условиях ограничения деятельности верующих и религиозных организаций религия также присутствовала в жизни советских людей на уровне ценностей культуры, праздничных ритуалов и обрядов, связанных с событиями жизненного цикла (крещение, погребение). Сохранялась преемственность религиозных традиций по отношению к предшествующим периодам, когда религиозность еще носила массовый характер, что обеспечивало воспроизводство слоя религиозных людей и высокий уровень религиозности в категории людей 50 лет и старше.
На основании проведенного анализа можно сделать вывод, что уровень активности религиозных практик в постсоветской России не претерпел существенных изменений в сравнении с уровнем исполнения религиозных практик в поздний советский период. Численность людей, регулярно отправляющих религиозные обряды, посещающих богослужения и религиозные собрания, осталась приблизительно на таком же уровне. Вместе с тем масштабные изменения произошли в процессах самоидентификации современных россиян. «Грандиозное возрождение» религиозности произошло на уровне декларируемой религиозности - большинство россиян в постсоветской России в качестве важнейшего идентификационного ресурса выбрали религию. Процессы действительного возрождения пережили и религиозные институты, что проявилось в кардинальном изменении их социального и идеологического статуса, их количественном увеличении.
Однако, как мы уже отметили, это не сопровождалось ростом реальной религиозности, который был бы сопоставим с уровнем формально декларируемой религиозности. Таким образом, религиозность россиян в постсоветский период сформировалась в своеобразной диспропорциональной архитектонике. Невозможно в «одночасье» всеобщее изменение мировоззрения и убеждений людей, которые еще в 1984 г., «например, в Ровенской области люди, посланные властями, за ночь растащили целый храм» [23, с. 190].
1. Демьянов А.И. Религиозность: тенденции и особенности. Воронеж, 1984.
2. Арапов А.В. Религиозная обрядность в Воронежской области в период хрущевских гонений и после них // Исторические исследования: электронный журнал. 2013. № 6. URL: http://e-notabene.ru/hr/article_9622. html (дата обращения: 3.03.2015).
3. Гофман А.Б. В поисках утраченной идентичности: традиции, традиционализм и национальная идентичность // Вопросы социальной теории / Институт философии РАН. 2010. Т. 4. С. 241-254.
4. Фурман Д., Каариайнен К. Религиозность в России в 90-е годы XX - начале XXI века. М., 2006.
5. Инструктивное письмо № 2 Совета по делам религиозных культов от 6.10.1945 г. // ГАРФ
(Государственный архив Российской Федерации). Ф. Р-6991. Оп. 3. Д. 23. Л. 73-74. Цит. по М.И. Одинцов. «Вы примите силу, когда сойдет на вас Дух Святой...». СПб., 2012.
6. Голубцов Н., протоиерей. Введение. Беседы перед исповедью. М., 2009. С. 5. Цит. по Ки-ценко Н. Исповедь в советское время // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2012. № 4 (30).
7. Такахаси C. Два типа религиозности времен позднего социализма: православные верующие Владимирской области // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2012. № 4 (30).
8. Официальный сайт Московского патриархата. URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/ 2166192.html. (дата обращения: 3.03.2015).
9. Чеботарев С.А. Тамбовская епархия 40-60 гг. XX века. Тамбов, 2004.
10. ГАТО (Государственный архив Тамбовской области). Ф. Р-5220. Оп. 2. Д. 45. Л. 116.
11. Дубасов И.И. Очерки из истории Тамбовского края. Тамбов, 1993.
12. Клибанов А.И. Религиозное сектантство в прошлом и настоящем. М., 1973.
13. Выписка из справки уполномоченного СДР по Тамбовской области Н.Н. Астафьева в СДР при СМ СССР и секретарю обкома КПСС Ю.А. Манаенкову. Регистрационное дело общины ЕХБ г. Мичуринска. Ч. 2 // ГАТО. Ф. Р-5220. Оп. 1. Д. 276.
14. Никольская Т.К. Русский протестантизм и государственная власть в 1905-1991 годах. СПб., 2009.
15. Одинцов М.И. «Вы примите силу.». СПб., 2012.
16. НТГИА (Нижнетагильский городской исторический архив). Ф. Р-70. Оп. 2. Д. 872. Л. 397; Д. 1004. Л. 289.
17. ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 6. Д. 2601.
18. Булавин М.В. Уровень православной религиозности на среднем Урале в 1970-е гг. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2011. № 8 (14): в 4 ч. Ч. 2. C. 46-49. ISSN 1997-292X. URL: www.gramota.net/materials/ 3/2011/8-2/ (дата обращения: 3.03.2015).
19. РГАНИ (Российский государственный архив новейшей истории). Ф. 5. Оп. 63. Д. 89.
20. Иванов Б.В. Сохранение религиозно-бытовых пережитков в условиях крупного промышленного города (к исследованию причин и мотивации совершения религиозного ритуала крещения): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Л., 1982.
21. Левин О.Ю. Религиозная жизнь православных христиан Тамбовской области 1974-1985 гг. //
Философские традиции и современность. Тамбов, 2012. № 2.
22. Макарова Н. Город без церквей: религиозность в Магнитогорске в 1930-е годы // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2012. № 3-4 (30).
23. Русская православная церковь в советское время: материалы и документы по истории отношений между государством и церковью: в 2 т. / сост. Г. Штрикер. М., 1995. Кн. 2.
1. Dem'yanov A.I. Religioznost': tendentsii i osobennosti. Voronezh, 1984.
2. Arapov A.V. Religioznaya obryadnost' v Voronezhskoy oblasti v period khrushchevskikh goneniy i posle nikh // Istoricheskie issledovaniya: elektronnyy zhurnal. 2013. № 6. URL: http://e-notabene.ru/hr/article_9622. html (data obrashcheniya: 3.03.2015).
3. Gofman A.B. V poiskakh utrachennoy identichnosti: traditsii, traditsionalizm i natsional'naya identichnost' // Voprosy sotsial'noy teorii / Institut filosofii RAN. 2010. T. 4. S. 241-254.
4. Furman D., Kaariaynen K. Religioznost' v Ros-sii v 90-e gody XX - nachale XXI veka. M., 2006.
5. Instruktivnoe pis'mo № 2 Soveta po delam reli-gioznykh kul'tov ot 6.10.1945 g. // GARF (Go-sudarstvennyy arkhiv Rossiyskoy Federatsii). F. R-6991. Op. 3. D. 23. L. 73-74. Tsit. po M.I. Odintsov. "Vy primite silu, kogda soydet na vas Dukh Svyatoy...". SPb., 2012.
6. Golubtsov N., protoierey. Vvedenie. Besedy pered ispoved'yu. M., 2009. S. 5. Tsit. po Kit-senko N. Ispoved' v sovetskoe vremya // Gosu-darstvo, religiya, tserkov' v Rossii i za rubez-hom. 2012. № 4 (30).
7. Takakhasi C. Dva tipa religioznosti vremen pozdnego sotsializma: pravoslavnye veruyush-chie Vladimirskoy oblasti // Gosudarstvo, reli-giya, tserkov' v Rossii i za rubezhom. 2012. № 4 (30).
8. Ofitsial'nyy sayt Moskovskogo patriarkhata. URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/21661 92.html. (data obrashcheniya: 3.03.2015).
9. Chebotarev S.A. Tambovskaya eparkhiya 40-60 gg. XX veka. Tambov, 2004.
10. GATO (Gosudarstvennyy arkhiv Tambovskoy oblasti). F. R-5220. Op. 2. D. 45. L. 116.
11. Dubasov I.I. Ocherki iz istorii Tambovskogo kraya. Tambov, 1993.
12. Klibanov A.I. Religioznoe sektantstvo v proshlom i nastoyashchem. M., 1973.
13. Vypiska iz spravki upolnomochennogo SDR po Tambovskoy oblasti N.N. Astafeva v SDR pri SM SSSR i sekretaryu obkoma KPSS
Yu.A. Manaenkovu. Registratsionnoe delo obshchiny EKhB g. Michurinska. Ch. 2 // GATO. F. R-5220. Op. 1. D. 276.
14. Nikol'skaya T.K. Russkiy protestantizm i gosudarstvennaya vlast' v 1905-1991 godakh. SPb., 2009.
15. OdintsovM.I. "Vy primite silu...". SPb., 2012.
16. NTGIA (Nizhnetagil'skiy gorodskoy istoricheskiy arkhiv). F. R-70. Op. 2. D. 872. L. 397; D. 1004. L. 289.
17. GARF. F. 6991. Op. 6. D. 2601.
18. Bulavin M.V. Uroven' pravoslavnoy religioznosti na srednem Urale v 1970-e gg. // Is-toricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki. 2011. № 8 (14): v 4 ch. Ch. 2. C. 46-49. ISSN 1997-292X. URL: www. gramota.net/materials/3/2011/8-2/ (data obrashcheniya: 3.03.2015).
19. RGANI (Rossiyskiy gosudarstvennyy arkhiv noveyshey istorii). F. 5. Op. 63. D. 89.
20. Ivanov B.V. Sokhranenie religiozno-bytovykh perezhitkov v usloviyakh krupnogo promyshlennogo goroda (k issledovaniyu prichin i motivatsii soversheniya religioznogo rituala kreshcheniya): avtoref. dis. ... kand. ist. nauk. L., 1982.
21. Levin O.Yu. Religioznaya zhizn' pravoslavnykh khristian Tambovskoy oblasti 1974-1985 gg. // Filosofskie traditsii i sovremennost'. Tambov, 2012. № 2.
22. Makarova N. Gorod bez tserkvey: religioznost' v Magnitogorske v 1930-e gody // Gosudarstvo, religiya, tserkov' v Rossii i za rubezhom. 2012. № 3-4 (30).
23. Russkaya pravoslavnaya tserkov' v sovetskoe vremya: materialy i dokumenty po istorii otnosheniy mezhdu gosudarstvom i tserkov'yu: v 2 t. / sost. G. Shtriker. M., 1995. Kn. 2.
nocTynnna b pega^nro 19.03.2015 r.
UDC 291.11
THE RELIGIOSITY OF THE LATE SOVIET PERIOD AND THE REVITALIZATION OF RELIGION IN POSTSOVIET RUSSIA
Tatyana Sergeevna PRONINA, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Candidate of Philosophy, Associate Professor, Associate Professor of Philosophy Department, Director of Religious Studies Centre, e-mail: [email protected]
A comparative analysis including a comparison of the socio-cultural components of religiosity, their space-temporal functioning in the late Soviet and the post-Soviet periods is conducted. Was pointed out to the existence of conditions in the Soviet reality that determined the revitalization of religion in the 1990s in Russia. Among the main reasons of "religious revival" are called the preservation of religiosity on the level of rituals and household traditions, the reproduction of the p ractic-ing religion in the narrow circle of deeply religious people and the growth of interest in religion in the 1970s in different groups of the Soviet society. Official Soviet sources indicate to almost complete "non-religiosity" of the people in the late Soviet period. However, information obtained from a variety of sources that have become available to the modern researchers, and an eyewitness' memories allow to make the conclusion about the preservation of traditional religiosity which associated with the performance of rituals. Many elements of the rituals, first of all, the life cycle rituals and the festive rituals that have become part of common cultural traditions, operate at the level of long-term layers of ethno-cultural identity that determines their persistence for a time. As a result of the weakening of the state's repressive policy against believers and religious associations there is a natural appeal to some of the citizens to religion.
Key words: religion; religiosity in the late Soviet period; rituals; religious revival.
