CC BY
244
Ханбабаев К.М.
Религиозно-политический экстремизм на Северном Кавказе: общее
и особенное
К.М. Ханбабаев
В статье на основе анализа новейшего материала раскрываются общие черты и специфика религиозно-политической идеологии и практики на Северном Кавказе в современных условиях.
Ключевые слова: Россия, Северный Кавказ, религиозно-политический экстремизм, салафизм, идеология, нелегальная деятельность, противодействие, профилактика.
The article analyses the newest material on the common and specific features of thee religious-political ideology and practice in the North Caucasus in modern conditions.
Keywords: Russia, Northern Caucasus, religious-political extremism, sala-fizm, ideology, illegal activity, counteraction, preventive maintenance.
Идеи религиозно-политического экстремизма распространены во многих регионах России, где традиционной религией является ислам. Практически во всех регионах России, где компактно проживают мусульмане, -Северный Кавказа, Татарстан, Башкортостан, Поволжье, Мордовия, Нижегородская и другие области, существуют предпосылки для возникновения внутриконфессиональных конфликтных ситуаций.
В России, странах Центральной Азии религиозно-политический экстремизм начал распространяться при активном влиянии из-за рубежа.
Сравнительный анализ религиозно-политического экстремизма и традиционных сект позволяет сделать вывод о том, что по всем формальным признакам религиозно-политический экстремизм можно квалифицировать как сектантское движение. Об этом свидетельствует ряд классифицирующих признаков: наличие основателя - шейха; непримиримость к другим сектам; собственное толкование Корана; строгая внутренняя иерархия; внешние отличительные признаки; уверенность, переходящая в фанатизм, в собственной избранности и истинности своего пути; собственная особая обрядность; собственное специфическое мировоззрение; наличие руково-дителей-наставников.
/-Ч и sj
С другой стороны, религиозно-политический экстремизм можно квалифицировать как религиозно-политическое движение. В этом отношении можно выделить следующие ключевые признаки:
- однозначно отрицательное отношение к существующей власти;
- стремление к власти как основная стратегическая цель деятельности;
- наличие идеологии формирования политической системы;
- наличие программы государственного строительства, тактики борьбы;
- развитый пропагандистский аппарат и средства агитации.
ИСЛАМОВЕДЕНИЕ. 2010. № 2
79
Ханбабаев К.М.
На основе анализа научных публикаций и материалов периодической печати и собственных наблюдений относительно движения религиознополитического экстремизма можно сделать некоторые обобщающие выводы.
Во-первых, данное движение можно квалифицировать как имеющую двойственную природу религиозно-политическую организацию. С одной стороны, налицо признаки секты, с другой стороны - политической организации.
Во-вторых, движение имеет неадекватное своей численности политическое влияние в силу своей идеологической специфики, финансовых возможностей.
В-третьих, религиозно-политический экстремизм в ближайшей перспективе будет оставаться одним из самых активных движений в силу названного нами ряда объективных причин.
В-четвертых, в мире, в России, особенно на Северном Кавказе, имеются объективные и субъективные условия для дальнейшего распространения идеологии религиозно-политического экстремизма.
Религиозно-политический конфликт на Северном Кавказе стал следствием сложного комплекса противоречий в религиозной и политической сферах, что усугубили такие факторы, как ухудшение социальноэкономического положения в регионе, сложная этнополитическая ситуация, заинтересованность внешних сил в дестабилизации региона, отсутствие четко выработанной концепции национальной политики, сепаратистское движение в Чечне, массовое распространение оружия, бурный рост исламского самосознания жителей Северного Кавказа при сохраняющейся религиозной безграмотности населения. Одна из причин политизации ислама на Северном Кавказе обусловлена мультиэтнической структурой населения в этом регионе.
В целом достаточно активному распространению на Северном Кавказе идеологии исламского религиозно-политического экстремизма способствовали следующие условия: социально-экономический кризис, приведший к обнищанию широких масс; идеологический, духовно-нравственный и политический кризис; обострение межнациональных отношений; криминализация различных сторон жизни, коррупция, организованная преступность; неопределенность политики федерального центра в отношении региона и отдельных субъектов; геополитические трансформации в регионе; низкий авторитет местного духовенства.
После исчезновения идеологии коммунистического интернационализма и соответствующей национальной политики, которые хоть как-то согласовывали интересы отдельных этносов в бывшем СССР, полиэтничные общества, где большинство населения исповедует ислам, оказались без этого важного общественного регулятора. В такой ситуации исламская идеология, не разделяющая людей по этнической принадлежности, выступила объединительной и регулирующей силой на Северном Кавказе. Хотя ислам пока еще не выполняет в регионе консолидирующей функции и не является
80
ИСЛАМОВЕДЕНИЕ. 2010. № 2
Ханбабаев К.М.
фактором государственного строительства, но его уже пытаются использовать некоторые политики, религиозно-политические лидеры.
Необходимо подходить к исламскому радикализму в мире в целом, и России в частности дифференцированно: он делится на умеренное, радикальное и ультрарадикальное (экстремистское) течения. С первым и вторым течениями внутри исламского радикализма можно найти консенсус. Ультрарадикальное экстремистское течение, в открытую ведущее вооруженную борьбу за захват светской власти, на диалог не идет. По отношению к нему надо применять силу закона, в том числе и силовые методы.
К настоящему времени легальные религиозно-политические экстремистские структуры в России ликвидированы. Были закрыты филиалы многочисленных исламских международных благотворительных фондов, которые, по данным правоохранительных органов, оказывали значительную финансовую, материальную, организационную помощь религиозно-политическим экстремистским структурам. Представители религиозно-политического экстремизма перешли к нелегальной деятельности. В последние годы на всей территории России, особенно Северного Кавказа, их структуры используют тактику «слепого» террора, в результате которого гибнут не только представители государственных и муниципальных органов власти, правоохранительных органов, но и простые граждане. Только в 1999-2008 гг. в Республике Дагестан от рук религиозно-политических экстремистов погибло более 250 и ранено более 450 сотрудников правоохранительных органов.
Особенностью проявлений современного религиозно-политического экстремизма в России, в первую очередь на Северном Кавказе, является стремление организаторов экстремистских актов легитимизировать свои действия как форму политического протеста, что выражается: 1) в направленности экстремистской активности против представителей органов государственной власти и управления, официального мусульманского духовенства; 2) в специфике социальной базы и составе экстремистских организаций, отражающих депрессивное состояние экономики и социальной сферы региона.
С 2007 года наблюдается новая тенденция в развитии конфликта на Северном Кавказе, где происходит спор двух идеологий: «сепаратистского этнического национализма» (целью которого видится суверенитет Чечни) и «универсалистского религиозного проекта». Второй проект предусматривает включение борьбы северокавказских боевиков как составной части в глобальный джихад, конечной целю которого является создание Всемирного халифата. Промежуточной целью для религиозно-политических экстремистов на Северном Кавказе является построение некоего Имарата Кавказа.
В 2009 г. зоной военной активности боевиков были объявлены «горные районы Дагестана, Ичкерии, Ингушетии, Кабарды, Балкарии и Карачая». А предгорные и плоскостные районы и населённые пункты указанных вилай-ятов, а также вилайяты Г алгайче (Ингушетия) и Иристон (Северная Осетия)
ИСЛАМОВЕДЕНИЕ. 2010. № 2
81
Ханбабаев К.М.
и Ногайская степь (Ставропольский край), западные и причерноморские районы Северного Кавказа, а также Приволжский и Уральский регионы РФ объявлены зоной «военных действий диверсионного характера».
Новой особенностью борьбы сторонников Имарата Кавказа в 2009 году стало расширение не только ее территориальных пределов, но и самого понятия «врага». Отныне мишенью «моджахедов» являются не только силовики, но и гражданское население, которое поддерживает руководство органов государственной власти республик Северного Кавказа, подчиняющихся Москве.
Новая тенденция религиозно-политического экстремизма на Северном Кавказе заключается и в том, что их сторонники, борющиеся за создание Имарата Кавказа, имеют более сильную идеологическую мотивацию, чем сепаратисты, которые строили независимую Чечню на основе противостояния ее с «империей». Экстремисты стараются перевести войну в религиозное противостояние, где с одной стороны находятся моджахеды, то есть борцы за веру, а с другой - кафиры (неверные), оккупировавшие мусульманские республики Кавказа, и их пособники - муртады (отступники) их числа местных «национал-предателей».
Следующая новая знаковая особенность развития вооруженного конфликта в Чечне, Ингушетии и Дагестане в 2009 году - это возвращение тактики терактов с использованием шахидов (боевиков-смертников).
Религиозно-политическое экстремистское движение в России, на Северном Кавказе после 2000 года приобрело новые, специфические черты.
Основная специфика заключается в росте масштабов террористической активности не только в Чечне, но и за ее пределами. Руководитель следственного комитета при прокуратуре РФ Александр Бастрыкин в феврале 2010 г. отметил, что в 2009 г. сохранилась тенденция к снижению преступности в России. В стране было совершено около 3 млн преступлений, из которых более половины удалось раскрыть. Криминогенная обстановка ухудшилась лишь в 15 регионах. При этом, по словам Бастрыкина, на общем фоне снижения преступности как таковой произошел рост (на 2 %) преступлений террористического характера (654) и 19 % - преступлений экстремистской направленности (548). Статистику подпортили Северная Осетия, Чечня, Ингушетия и Дагестан, где были совершены многочисленные нападения на представителей власти и силовиков [1].
Следующая особенность - громкие теракты на транспорте и объектах инфраструктуры (метро, пригородные поезда, самолеты, трубопроводы, ЛЭП), массовые захваты заложников (Норд-Ост - 2002, Беслан -2004), крупномасштабные акции устрашения против сотрудников силовых структур (нападения на Грозный в 2004 г., Нальчик в 2005, Назрань в 2004 и 2009 гг.).
Одной из особенностей деятельности религиозно-политических экстремистов на Северном Кавказе является использование т. н. «шахидов» -смертников-подрывников [2].
82
ИСЛАМОВЕДЕНИЕ. 2010. № 2
Ханбабаев К.М.
В России с 2000 г. по середину 2009 г. взорвалась 41 «живая бомба». В Израиле, к примеру, за период так называемой интифады взорвали себя 59 палестинцев. В пересчете получается, что «плотность огня» смертников на Ближнем Востоке пока еще выше, чем на Северном Кавказе.
Еще одна специфика религиозно-политического экстремистского движения в России - расширение круга объектов нападений. Наряду с продолжением диверсий на экономических и коммуникационных объектах, а также нападений на военных, их террористическая деятельность приобретает характер целенаправленного физического устранения работников силовых структур, ответственных за борьбу против экстремизма и терроризма. Кроме того, подлежащими уничтожению были объявлены идейные враги ислама, представители официального духовенства и даже просто немусульмане.
Другая специфика - «урбанизация» религиозно-политического экстремизма, терроризма. Деятельность религиозно-политических экстремистов в последние годы говорит о том, что от тактики терроризма, направленного в основном против армии, работников правоохранительных органов, это подполье переходит к тактике городской герильи. В городском социуме они гораздо меньше зависят от поддержки местного населения (им достаточно безразличного отношения горожан), в городских условиях легче скрываться и уходить от преследования, а возможности применения огневой мощи силовыми структурами ограничены.
Происходит некоторое расширение социальной базы за счет образованной молодежи, в т. ч. некоторой части студентов вузов, колледжей.
К новой специфике религиозно-политического экстремистского движения на Северном Кавказе также относится создание новых группировок (джамаатов) и появление новых лидеров в Чечне, Дагестане, Ингушетии, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и др.
В последнее время изменились и методы мобилизации религиознополитических экстремистов. Прекращение деятельности иностранных фондов, высылка иностранных миссионеров и преподавателей существенно ограничили для экстремистов возможности контактов с зарубежными союзниками. В результате контрнаступления государства радикальные исламисты лишились практически всей институциональной инфраструктуры (контролировавшихся ими мечетей, медресе, СМИ). Масштабы религиозно-политической экстремистской пропаганды сократились. В большинстве случаев она стала ограничиваться распространением отдельных брошюр, листовок и аудио- и видеозаписей, дисков. В то же время пропагандистские материалы стали активно распространяться через интернетсайты, прежде всего «Кавказ-центр», «Джамаат Шариат», «Гураба» и др. Главным методом религиозно-политической мобилизации стала индивидуальная обработка потенциальных сторонников, особенно среди молодежи.
ИСЛАМОВЕДЕНИЕ. 2010. № 2
83
Ханбабаев К.М.
Как утверждают эксперты, «на Северном Кавказе в настоящее время начинает развиваться одно из важнейших направлений военной стратегии США - «сетевые войны» [3].
Как писал один из американских теоретиков войны нового типа, адмирал Артур Кебровски, «могущество приходит сегодня из другого источника, используется по-другому и способно вызывать эффекты, которых не было никогда раньше. В эпоху индустриального общества мощь зависела от масс. Теперь она имеет тенденцию зависеть от информации, доступа к ней и скорости этого процесса. Нам пришлось назвать эту новую теорию войны сетецентричным военным искусством» [4].
Результатом осмысления данных процессов стало появление в США в конце 1990-х гг. концепции «сетецентричных войн» («network-centric warfare»), отражающей принципы ведения войны в условиях информационного общества.
«Сеть» предполагает преодоление традиционного линейного, централизованного, иерархического принципа построения социальных систем «центр - периферия», «ствол - ветви» (обычно описывается метафорой «корня»), характерного для индустриального общества. На смену иерархической логике, считают адепты «сетевых войн», идет логика самоорганизующихся, нелинейных, принципиально не структурируемых систем. С одной стороны, у таких систем отсутствует «ядро», то есть четко выраженный «центр», с другой стороны, предполагается, что любая ячейка такого множества может при определенных обстоятельствах взять на себя функцию «центра» (метафора «клубня»)1.
Многие «сетевые гипотезы» впервые были апробированы еще во второй половине ХХ века. Одним из наиболее характерных примеров является создание на территории Афганистана спецслужбами США и Пакистана таких террористических организаций, как «Аль-Каида» (al-Qaida network) и «Талибан», служивших первоначально инструментом глобального противоборства с Советским Союзом. Эти террористические структуры формировались по лекалам американских «мозговых центров» в соответствии с сетевыми принципами («паучья сеть», «пчелиный рой», «клубень»). Управленческая пирамида этих террористических группировок изначально была чрезвычайно гибкой, входящие в нее отдельные «ячейки» могли действовать почти автономно, отличались большой живучестью, способностью приспосабливаться к изменяющейся общественно-политической обстановке [6].
Николай Димлевич [7] пишет: «Представляется, что США и некоторые другие государства Запада начали подготовку условий для реализации в
1 Концепция «сети» как парадигмы социальной организации в условиях информационного общества начала разрабатываться гораздо раньше теории «сетевых войн» в таких направлениях западной философской мысли, как постструктурализм, синергетика, теория нелинейных динамик и др. Метафоры «корня» (линейный принцип) и «клубня» (нелинейный принцип) были введены в оборот в работе известных французских мыслителей Жиля Делеза (философ) и Феликса Гватари (психиатр) «Капитализм и шизофрения» в 1980 году. См. [5].
84
ИСЛАМОВЕДЕНИЕ. 2010. № 2
Ханбабаев К.М.
России сценария «цветной» революции в ходе избирательного цикла 2011-2012 годов». Президент США предложил к 2013 г. увеличить на четверть число сотрудников Г осдепартамента США и Агентства международного развития (USAID). Одна из поправок к проекту бюджета предусматривает создание 1226 новых рабочих мест в этих ведомствах уже в 2010 г. В перспективе количество работников внешнеполитической службы должно возрасти на 25 %, а число сотрудников USAID к 2012 г. - удвоиться.
В качестве инструмента «сетевой войны», обеспечивающего получение информации и осуществление выгодного им влияния на обстановку, США и их союзники используют иностранные некоммерческие неправительственные и международные организации (далее - ИННО и МО).
На территории Южного федерального округа насчитывается более 100 иностранных организаций, фондов и мониторинговых сетей в форме союзов, ассоциаций и обществ, действующих в самых различных сферах.
Примером реализации концепции «сетевых войн», по его мнению, «является деятельность на юге России американских фондов Сороса, Карнеги, Мак-Артуров, немецких фондов Ф. Эберта, К. Аденауэра, В. Белля, а также «Организация непризнанных народов и наций», «Международный институт стратегических исследований» (Лондон), «Кавказская сеть НКО по проблемам беженцев и вынужденных переселенцев «CRINGO»», «Международная сеть «Молодежное правозащитное движение»» и ряд других. Идеология, цели, задачи и тактика данных структур определяются финансирующими их организациями и координируются из единого центра в США.
Н. Димлевич считает, что «в рамках осуществляемой ИННО и МО деятельности предпринимаются попытки оказания информационнопропагандистского воздействия на народы Кавказа, направленного на разрушение единого культурно-исторического пространства Кавказа и России, ликвидацию пророссийской ориентации в кавказском обществе, формирование идеологии ненависти к России как стержневой основы «новой кавказской идентичности» [7].
В условиях глобализации информационных потоков успешно защищаться против применения противником приемов «сетецентричного военного искусства» и ориентироваться на стратегию победы можно лишь с помощью аналогичного оружия, нейтрализующего угрозы в физической, информационной, когнитивной, социокультурной сферах, направленные на «своих», и создающего аналогичные угрозы для противника [8].
Соответственно любое системное действие здесь достигает успеха только тогда, когда существует универсальный мировоззренческий проект, опирающийся на ценности конкретной цивилизации и альтернативный идеологии либерализма с ее американоцентричным мифом «распространения свободы и демократии» по всему миру. В условиях информационного общества такой мировоззренческий, цивилизационный проект («ценностная платформа») является совершенно необходимой «операционной системой», без которой нет ни самостоятельной внешнеполитической стратегии, ни воз-
ИСЛАМОВЕДЕНИЕ. 2010. № 2
85
Ханбабаев К.М.
можности сохранить национальный контроль над ресурсным потенциалом данной национальной территории.
Известный российский исламовед И.П. Добаев в монографии «Современный терроризм: региональное измерение» [9, с. 5-7] пишет: «Анализ материалов, связанных с деятельностью «молодежных джамаатов», позволяет сделать прогноз на перспективу: эти сетевые структуры доказали свою жизнеспособность, автономность и самовосстанавливаемость. Сегодня группировки боевиков-ваххабитов объединяются на новейшей идеологической основе, разработанной в зарубежных исламистских центрах и уже дополненной собственными идеологическими наработками. Неизбежной политической практикой носителей идеологии религиозно-политического экстремизма всегда был, есть и будет терроризм. Радикальные идеологии позволяют их носителям не только оправдывать совершаемые преступления, но планировать и в последующем осуществлять диверсионно-террористические акции, не испытывая при этом угрызений совести. Так, согласно исследованиям, проведенным в Дагестане среди пятидесяти религиозно-политических экстремистов, находившихся в 2000-2002 гг. под следствием, лишь двое усомнились в справедливости и правильности своих поступков. Это обстоятельство свидетельствует о том, что религиозно-политический экстремизм как идеология представляет собой не просто совокупность экстремистских идей, а систему «аргументированных» положений [10].
Террористические «джамааты», совершенствуя свою боевую тактику и стратегию, отошли от практики фронтальных сражений, взяв на вооружение диверсионно-террористическую тактику «пчелиного роя». Они способны быстро менять места дислокации, маневрировать и в случае необходимости объединяться с другими аналогичными группами. Между этими структурами и их базами налажена устойчивая связь, действия согласовываются и координируются. Иначе говоря, деятельность экстремистских бандгрупп приобрела все основные черты современного исламистского террористического движения, в основе структурного строения которого лежит сетевой принцип (принцип «паучьей сети»). Причем, и это особенно важно, вчерашние «партизаны» из лесисто-гористой местности перебрались в города, привлекли в свои сети молодежь без криминального прошлого, в т. ч. учащихся средней и высшей школы, аспирантов и даже молодых ученых, создали эффективно действующую своеобразную «городскую герилью».
Таким образом, тенденция растекания терроризма в регионе, которая ранее прогнозировалась лишь отдельными экспертами, стала реальностью. Особенно непростая ситуация сложилась на Северо-Восточном Кавказе - в Дагестане и Ингушетии. Она, в свою очередь, предопределила процессы в других республиках, прежде всего в Кабардино-Балкарии.
Иными словами, с «замирением» Чечни активность боевиков не снизилась. Она просто распространилась на другие субъекты Северного Кавказа и практически полностью перешла в террористическую плоскость [11]. Эксперты фиксируют сохранившуюся скоординированность действий боевиков, их под-
86
ИСЛАМОВЕДЕНИЕ. 2010. № 2
Ханбабаев К.М.
готовку, конспирацию и синхронность: кроме того, что теракты нередко осуществляются одновременно в нескольких республиках, у террористов время от времени обнаруживаются подробные списки работников милиции и ФСБ, номера их автомобилей, литература по изготовлению самодельных бомб. Боевики, отмечается в СМИ, столь же фанатичны, как и прежде, - их приходится уничтожать вместе со зданиями, где они укрываются» [11].
Анализируя опыт зарубежных стран и регионов, можно выделить как успешные стратегии антиэкстремистской политики (США, Западная Европа, Северная Ирландия), так и неэффективные стратегии (Афганистан, Ирак, Пакистан, Индия). Ряд проявлений рецидивирующего религиозно-политического экстремизма можно наблюдать в Палестине, Израиле, Ливане, Пакистане, Курдистане.
На основе сравнительного анализа установлено, что степень успеха антиэкстремизма зависит от интересов ведущих геополитических акторов, установок и ориентаций сознания депривированных групп населения - социальной базы религиозно-политического экстремизма, регулирования экономических и социальных проблем общества. Вместе с тем рост религиозно-политического экстремизма является и проявлением неконвенционального протеста в странах третьего мира против экспансии Запада. Следовательно, угроза религиозно-политического экстремизма не может быть уменьшена кардинальным образом без трансформации политики постиндустриальных государств и ТНК в русле диалога цивилизаций и определения целей устойчивого развития.
Религиозно-политический экстремизм будет оставаться долгосрочным фактором общественно-политической жизни России, северокавказских республик, однако вместе с тем существуют довольно серьезные ограничители роста его влияния. Как считают известные исследователи исламского радикализма В. Наумкин и Д. Макаров, религиозно-политический экстремистский проект «не способен ни в настоящее время, ни в перспективе стать объединяющим и стабилизирующим фактором для сколь-либо значительной части населения в мозаичном северокавказском регионе, где важнейшими детерминантами политического поведения остаются эт-ничность и клановость. Сам по себе фактор радикального исламизма не может подорвать устойчивость нынешних политических режимов в регионе. Однако в случае критического обострения и/или наложения друг на друга социальных, экономических и этнополитических противоречий исламский фактор может сыграть роль той самой капли, которая переполнит чашу нынешней весьма хрупкой стабильности» [12].
Как пишет исследователь А. Малашенко, «относительно новой тенденцией стала политизация традиционного ислама. Наиболее интенсивно она развивается на Кавказе - в Дагестане и Чечне, где местные тарикаты становятся одновременно и субъектами политики, и ее инструментом. Причем в Чечне президент Рамзан Кадыров превращает ислам в рычаг для консолидации общества». Он выражает опасение, что «на севере Кавказа происхо-
ИСЛАМОВЕДЕНИЕ. 2010. № 2
87
Ханбабаев К.М.
дит общая демодернизация общества, что способствует его дальнейшей ис-ламизации» [13].
Антиэкстремистская политика Российской Федерации может быть определена как целостная совокупность принципов, направлений, методов и мер государственных органов власти по устранению угроз религиознополитического экстремизма, пресечению религиозно-политической экстремистской деятельности. Она является неотъемлемой частью государственной политики в сфере обеспечения национальной безопасности, суверенитета и территориальной целостности, а также мер национальной политики (этнополитики) и внешней политики РФ (в области международного сотрудничества по борьбе с религиозно-политическим экстремизмом).
Основными подсистемами антиэкстремистской политики являются: нормативная, институциональная, коммуникативная, информационная. Современное состояние антиэкстремистской политики в РФ характеризуется повышением степени ее концептуальной завершенности и последовательности реализации.
Принятие «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации на период до 2020 года» требует усовершенствования нормативноправовой базы в сфере регулирования деятельности правоохранительных органов и вооруженных сил. Вместе с тем борьба с религиознополитическим экстремизмом будет неэффективна без комплекса мер по повышению качества жизни в республиках Северного Кавказа, по адресному регулированию внутренней миграции, воспитания в обществе ценностей этноконфессиональной толерантности, взаимодействия государства с конфессиями на основе принципов секулярности и свободы совести, выработки государственной стратегии идеологического противостояния религиознополитическому радикализму. Приоритетное значение имеет создание общенациональной идеи и формирование общероссийской идентичности.
Президент Республики Дагестан М.М. Магомедов считает, что «работа, которую ведут правоохранительные органы, в первую очередь МВД и ФСБ, будет продолжена. Но только силовыми методами мы, безусловно, эту проблему не решим, так терроризм не победить. Мы обязательно должны разговаривать с этими людьми. Тех, кто не запятнал себя каким-то участием в кровавых операциях и просто находится в рядах этих людей и вовлечен туда обманом, каким-то массированным идеологическим воздействием, мы должны вернуть в нормальную, мирную жизнь. Для этого будут, наверное, подобраны специальные люди из авторитетных дагестанцев, которые этой идеологии противопоставят другую идеологию - идеологию единства наших народов, целостности Дагестана, дружбы между нашими народами. На этой идеологической базе мы сможем работать с молодежью. Конечно, мы не просто должны ее оттуда вытащить, мы должны сделать так, чтобы молодежь, выйдя из леса, имела возможность свою энергию, силы и способности приложить к строительству мирной жизни. Для этого надо создавать
88
ИСЛАМОВЕДЕНИЕ. 2010. № 2
Ханбабаев К.М.
рабочие места, чтобы экономика поднималась, а инвестиции шли в республику. Только этим можно противостоять идеологии терроризма» [14].
В борьбу с религиозно-политическим экстремизмом и терроризмом необходимо внести существенные коррективы, сделав упор не только на силовые и административные механизмы, но и на политические, экономические, социальные, культурно-образовательные и другие формы и методы противодействия и профилактики.
Литература
1. Сенаторов Юрий. Следствие объединяется ради главного // Для Александра Бастрыкина настало время реформы // Коммерсантъ. 2010. № 25 (4325).
2. Сухов Иван. Северный Кавказ: Марш смертников // 18.09.2009. Время новостей.
3. Димлевич Николай. Кавказский геополитический район: вчера, сегодня, завтра (I) // http://fondsk.ru/article.php?id=2807. 24.02.2010.
4. Vice Admiral Arthur K. Cebrowski, Director, Office of Force Transformation // IEEE Spectrum, July 2002.
5. Gilles Deleuze et Felix Guattari. Rhizome // Capitalisme et schizophrenie. Mille plateaux. - Paris: Les Editions de Minuit, 1980 (прим.).
6. Добаев И.П., Немчина В.И. Новый терроризм в мире и на Юге России: сущность, эволюция, опыт противодействия. - Ростов-на-Дону, 2005.
7. Димлевич Николай. Кавказский геополитический район: вчера, сегодня, завтра (I) // http://fondsk.ru/article.php?id=2807. 24.02.2010.
8. Гавриш Георгий. «Комбинация потрясений»: сетецентричное военное искусство // http://fondsk.ru/article.php?id=1094. 29.11.2007.
9. Добаев И.П. Современный терроризм: региональное измерение / Отв. ред. Ю.Г. Волков. - Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ, 2009. -С. 5-7.
10. Устранение конфессиональных противоречий как предупреждение религиозного экстремизма // Дагестанская правда. № 77-79. 05.07.2007.
11. Независимая газета. 14.05.2007.
12. Виталий Наумкин, Дмитрий Макаров. Исламский фактор в мировой политике и интересы России // Стратегия России. 2007. № 7.
13. Малашенко Алексей. Исламские тезисы. Российские мусульмане сегодня: между обособлением и конвергенцией // Независимая газета. 15.05.2009.
14. Тажудинова Айшат. Необходима консолидация дагестанского общества // Дагестанская правда. 11.02.2010. № 49-50. - С. 1.
ИСЛАМОВЕДЕНИЕ. 2010. № 2
89
