CC BY
217
М. В. НИКУЛИНА*
Петрозаводский государственный университет
РЕЛИГИОЗНАЯ УТОПИЯ Н. Ф. ФЕДОРОВА В ТВОРЧЕСТВЕ А. П. ПЛАТОНОВА (НА МАТЕРИАЛЕ ПОВЕСТИ А. ПЛАТОНОВА "КОТЛОВАН")
Творчество А. Платонова выстраивалось в постоянном диалоге с философскими идеями прошлого и современной ему действительности. Одно из устоявшихся определений Платонова как художника — писатель-философ. Его произведения рассматриваются сегодня в контексте философских идей Платона, Декарта, Бергсона, Шпенглера, Вейнингера, Богданова, Розанова, Бердяева... Влияние Н. Федорова было одним из самых ранних и самых сильных.
Исходной точкой сопоставления может служить признание жены писателя, Марии Платоновой, что "Философия общего дела" с многочисленными пометами ее мужа хранилась в их домашней библиотеке1. Сам Платонов нигде открыто не высказывает своего отношения к учению Федорова, однако функция федоровских реминисценций чрезвычайно важна для выстраивания целостной концепции творчества писателя.
Сегодня можно говорить о двух различных направлениях в исследовании темы "Платонов — Федоров". Первые работы как отечественных, так и зарубежных исследователей чаще всего указывали на возвращение Платонова через усвоение "религии воскрешения" Н. Федорова к христианским идеалам и ценностям2. Другая линия исследований
* Никулина М. В., 2005
1 См.: Семенова С. Г. Николай Федоров: Творчество жизни. М., 1990. С. 364. На это же указывает и В. Васильев в монографии "Андрей Платонов" (М., 1990. С. 43). К сожалению, статья написана без обращения к тому изданию "Философии общего дела", которым пользовался сам Платонов, поэтому все выводы делаются только на основе анализа микротекста — непосредственно произведения, выбранного для раскрытия темы.
2 См., например: Teskey A. Platonov and Fedorov: Influence of Christian Philosophy of Soviet writer. Amsterdam, 1982; Кисилев А. Одухотворение мира // Молодой коммунист. 1989. № 11. С. 78—85; Семенова С. Г. "В усилии к будущему времени" (философия А. Платонова) // Семенова С. Г. Преодоление трагедии. М., 1989. С. 318 —377.
539
опирается на предположение о критическом отношении Платонова к своим ранним идеям3. Исследователи делают вывод, что А. Платонов критически пересматривает и свое "увлечение" "Философией общего дела", что отношение писателя в 1930-е годы к утопии Федорова "явно насыщено скепсисом"4. М. Золотоносов считает, что главная тема романа "Чевенгур" и повести "Котлован" — изображение процесса подмены народного сознания сознанием теоретическим, утопическим. Причину же этой подмены исследователь видит в философии Н. Федорова, где миф о воскресении Христа "приобрел сциентистский характер"5.
Действительно, утопизм философии Федорова и крайняя "проективность" его идей стали причиной частого сопоставления его учения с социалистическими проектами6,
3 Одна из первых возможных концепций творчества Платонова,
предложенная Л. Шубиным, основывалась на предположении, что многие свои публицистические идеи Платонов позже "передал" героям прозы, где они "проверялись на прочность и истинность"
(Шубин Л. Поиски смысла отдельного и общего существования. М.,
1987. С. 46). Эта "рабочая гипотеза" Шубина стала позже очень популярна среди исследователей, но нужно отметить, что предложил
он ее вовсе не в контексте изучения темы "Платонов — Федоров", хотя и высказал свою жесткую позицию по этой теме, которую мы не можем не учитывать. По мнению исследователя, "недопустимо преувеличивать роль и значение какого-нибудь одного фактора" и превращать писателя "в ученика то Н. Федорова, то А. Богданова, хотя каждый из них оказал достаточно сильное влияние на молодого писателя" (Там же. С. 152).
4 Золотоносов М. "Ложное солнце" ("Чевенгур" и "Котлован" в контексте советской культуры 1920-х годов) // Вопросы литературы. 1994. № 5. С. 11—12.
5 Там же. С. 11—12.
6 Так, например, Н. А. Сетницкий, экономист и философ, современник Платонова, писал в книге "О конечном идеале" (1932), что во многих технических планах Советского правительства чувствуется несомненное влияние идей Федорова, хотя его имя, имеющее сильную религиозную окраску, нигде не упоминается (Цит. по: Лосский Н. О. История русской философии. М., 1991. С. 108).
Современный литературовед А. Эткинд называет Федорова "теоретиком русской революции", так как его "Проект на новом техническом языке выразил центральный принцип утопии и подлинную цель революции, суть великой мечты была все той же" (ЭткиндА. Хлыст. (Секты, революция и литература.) М., 1998. С. 23).
540
однако Федоров все же так и остался где-то между ортодоксальным православием и "ортодоксальным" социализмом и не был понят и принят ни тем, ни другим.
Согласимся с А. Балакиревым, что сходство коммунистической утопии и утопии Федорова "обусловлено общностью происхождения в рамках русской религиозной традиции"7, но (!) развивались они в противоположных направлениях. Федоров был движим мечтой о всеобщем братстве, об истинном православном царстве на земле, в то время как русские коммунисты с особой яростью отвергали Церковь и веру в Бога. А. Балакирев считает одним из источников коммунистической утопии не столько идеи Федорова, сколько сектанство, издавна процветавшее в России, а особенно на рубеже XIX—XX веков, хотя и признает, что
"мысль Федорова серьезно обогатила активно апокалиптический коммунизм"8.
Нетрудно заметить, что в этом контексте взаимодействие идей Федорова и Платонова приобретает иной характер, чем просто критика Платоновым "религии воскрешения" Федорова. Выскажем первоначальное гипотетическое предположение: в повести "Котлован" религиозная утопия Н. Федорова, скрывающаяся за слоем социалистической утопии, становится своеобразным способом воссоздания утопической действительности и одновременно ее критики. Иначе говоря, Платонов критически настроен не против утопии Федорова, а против социалистической утопии и критикует последнюю с позиций религиозного сознания, но, если так можно выразиться, религиозного сознания "федоровского толка". Остановимся только на трех мотивах повести "Котлован", которые близки философии Н. Федорова. Это мотив сиротства, мотив культа земли, мотив смерти и воскрешения.
Н. Федоров признавался, что идея о воскрешении "не только альфа и омега его учения, но и все другие буквы алфавита"9. В третьей части 1-го тома он пишет, что история должна стать "проектом", проектом всеобщего воскрешения,
7 Балакирев А. Русские коммунистические утопии и учение Н. Ф. Федорова // Россия XXI. 1996. № 3—4. С. 135.
8 Там же. С. 136.
9 Федоров Н. Приговор и несколько слов в оправдание // Федоров Н. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 2. М., 1995. С. 72 (В примечаниях говорится, что это ответ на письмо неизвестного, где Федоров обвинялся в расхождении его взглядов на воскрешение с христианскими).
541
силой и волей человека и на земле: "...история есть всегда воскрешение, а не суд, так как предмет истории не
живущие, а умершие, и, чтобы судить, нужно сперва воскресить"10. В этом заключается, по мнению Федорова, "супраморализм", то есть долг перед отцами.
Смерть и борьба со смертью — один из постоянных мотивов в творчестве Платонова, уже начиная с публицистики начала 1920-х годов. В философии Н. Федорова писателя мог привлечь активный, проективный момент в решении этой проблемы, оптимизм всего федоровского учения, вера в человека. "О конечной победе над врагами человека — природой и смертью", "об обессмертивании жизни", в отличном от христианской традиции ключе, Платонов пишет в статьях "О науке", "Ремонт земли", "Да святится имя твое", "Новое Евангелие". Он действительно в духе времени пытался дать новое Евангелие — Евангелие "от пролетариата"... Подобно тому, как голод 1891 года еще больше убедил Федорова в необходимости борьбы с неродственным, враждебным отношением природы к человеку, с самим онтологическим статусом человека как смертного, конечного существа, так засуха и голод 1921 года производят на молодого Платонова такое сильное впечатление, что он, "будучи техником", уже не мог "заниматься созерцательным делом — литературой"11. А. Платонов пишет многочисленные статьи об электрификации, искусственном орошении, об использовании солнечной энергии, в которых проговаривает многие идеи федоровской философии "регуляции"12.
Однако не идея регуляции и даже не идея всеобщего воскрешения главные в философии Федорова; идея родственности — вот на чем держится все его учение. В современном мире, по мнению Федорова, распались родственные отношения, сыны не помнят своих отцов, а значит, и Бога Отца, а потому мир обречен на Страшный Суд и гибель. Если Платонова как рабочего-мелиоратора в начале
10 Федоров Н. Ф. Сочинения. М., 1982. С. 196.
11 Платонов А. П. Автобиография 1924 года // Васильев В. Андрей Платонов. Указ. соч. С. 47.
12 См., например: "Золотой век, сделанный из электричества" (1921), "Электрификация" (1921), "Гидрофикация и электрификация" (1923), "О борьбе с последствиями голода" (1923), "О ликвидации катастроф сельского хозяйства" (1923), "Об улучшении климата" (1923), "Борьба с пустыней" (1924) и др.
542
1920-х годов больше могла привлечь практическая сторона философии Федорова, то на рубеже 1920—1930-х годов, в период сомнений, Платонов очень близок к размышлениям Федорова о разрушении некой единой Семьи, соборного начала в русском человеке.
У А. Платонова идея родственности становится "мерилом" духовности социалистической утопии. В повести "Котлован" он пишет о ложном единении людей, людей без семей, без прошлого. И строители "общепролетарского дома", и крестьяне, которых в колхоз объединяют так, как будто "обобществляют" в "плен"13, чувствуют свое сиротство. Сиротство не только в силу оторванности от рода (в повести нарушены семейные связи, знаменательно, например, что всю женскую работу на котловане выполняют мужчины, сначала косарь, потом мужик с желтыми глазами), но в силу того, что человек, по словам бывшего попа, "остался без бога14, а бог без человека" (81).
Платонов, акцентируя мотив сиротства, пишет и о разорванных связях человека с природой, об онтологическом, космическом сиротстве человека. Эта идея воплощена в размышлениях главного героя, Вощева (хотя о близости идей Вощева мыслям автора можно только делать предположения)15. В динамической транскрипции рукописи16 повести, где остались многие фрагменты, важные для философского
13 Платонов А. П. Котлован: Текст, материалы творческой истории. СПб.: Наука, 2000. С. 85. Здесь и далее цитируем по этому изданию с указанием страницы в тексте статьи.
14 Слово "Бог" Платонов писал со строчной буквы.
15 В примечаниях к последнему академическому изданию повести возраст Вощева (30 лет) соотнесен с возрастом самого Платонова (Указ. соч. С. 140). Можно добавить, что и конфликт Вощева с начальством автобиографичен: в 1926 году Платонов, главный мелиоратор Воронежской губернии, был переведен в Москву, а через четыре недели уволен. С 1929 года, после выхода в свет "Усомнившегося Макара", на Платонова начнутся литературные гонения, "проработки за несознательность" (подробнее об этом см.: Андрей Платонов: Воспоминания современников: Материалы к биографии. М., 1994).
16 Обращение к опубликованной динамической транскрипции рукописи оправдано, так как сегодня принято говорить об определенной установке Платонова "на незавершенность произведения... его вариативность", что стало "своеобразной лирической и внетекстовой темой литературы этого десятилетия" (Корниенко Н. В. Основной текст Платонова 30-х годов и авторское сомнение в тексте (от "Котлована" к "Счастливой Москве") // Современная текстология: Теория и практика. М., 1997. С. 178).
543
смысла произведения, есть и известный внутренний монолог героя:
Вощев стоял вблизи ночного мира и чувствовал его сиротство: в земле есть истина, раз она произошла и существует, но нет сознания, а в человеке есть сознание, но в нем нет смысла жизни. Человек с землей и все различные существа живут без обручения, без обмена внутренней теплотой своего влеченья, и страдают разлукой уединенного тела. Чтобы объединиться с этим грустным пространством, нужно сначала умереть и лечь в земляную могилу, — это было бы совестно. А чтобы жить в своем одиноком теле, нужно мыслью заменить честность" (выделено мной. — М. Н.).
Таков у Платонова круговорот отношений "человек —
земля", причем акцент писатель делает на "веществе тела" человека, генетически с землей связанном. Жизнь для героя — страдание в "уединенном теле", в разлуке с землей, из которой человек и был создан ("И создал господь Бог человека из праха земного" (Быт. 2:7)).
Остался в транскрипции рукописи и важный диалог Вощева с рабочими: "У меня без истины тело слабнет, я трудом кормиться не могу", — говорит Вощев. В ответ один из строителей восклицает: "Что-же твоя истина! Ты же не работаешь, ты не переживаешь вещества существования, откуда-же ты вспомнишь мысль!"17 "Мысли и нету: вспоминаешь пережитое вещество — вот и думаешь, — продолжает рабочий. — А он думать не может, он живет нетрудоспособно и не чувствует вещества". "Значит, вы и смысл жизни думает?" — спрашивает Вощев. "Как же иначе? Мы-же вещество существованья делаем"18. А когда у самого Вощева спрашивают, что же такое смысл жизни, он поясняет:
А это сознание устройства. Ведь ничего-же не было вначале, и начала не было, — что же мешало произойти существованью? Ничего, и оно оттуда возникло! И здесь я начинаю не знать, но я предчувствую свои корни в середине целой земли и потому вижу свое право иметь весь мир, как свое тело.19
17 Платонов А. П. Динамическая транскрипция рукописи "Котлована" // Платонов А. П. Котлован. С. 187.
18 Там же. С. 188.
19 Там же. С. 182.
544
Этот не "дошедший" до окончательного варианта диалог помогает понять, почему Вощев остался на котловане и почему в первый день работы он "сжимает лопату так", словно "хочет добыть истину из земного праха" (28). Один из первых исследователей творчества Платонова в контексте идей Федорова, А. Александров,
утверждал, что "землю Платонов рассматривает как прах всего живущего, который когда-нибудь воскреснет, восстанет"20. Возможно, исследователь опирался на тот факт, что для самого Федорова земледелие было главной отраслью сельского хозяйства, так как оно непосредственно связано с прахом предков21.
Но, наверное, не стоит так прямолинейно трактовать один из излюбленных образов Платонова — образ земли. У Платонова земля — это не просто "материал" для будущего воскрешения предков, она — воплощение одновременно порождающего и погребающего начала. "Что такое земля? — писал Платонов уже в статье 1920 года. — Земля — это весь мир, с пашнями, цветами, людьми, реками, облаками. Земля — это то, откуда мы вышли и куда уйдем, где мы живем, радуемся и боремся. Так думает народ. И это правильно"22. Платонов, кроме того, подключает мифологически-языческий пласт значений образа земли. Земля издревле воспринималась как материнское лоно (мать сыра-земля) — это подчеркивает автор и в "Котловане", называя котлован "маточным местом будущей жизни" (65). В повести вещество земли становится для героев примером непреложного закона природы: умирание осенью сменяется воскрешением весною. В этом механизме природного существования Вощев, вслед за рабочими, находит некоторый смысл и надежду:
Вощев иногда наклонялся и подымал камешек, а также другой слипшийся прах и клал его на хранение в свои штаны. Его радовало и беспокоило почти вечное пребывание камешка в среде глины, в скоплении тьмы: значит, ему есть расчет там находиться, тем более следует человеку жить (35).
В связи с тем что земля играет в повести огромную роль, в действиях героев преобладает "горизонтальное" ощущение
20 Александров А. О повести А. Платонова "Котлован" // Грани. 1970. № 77. С. 137 (Цит. по: Золотоносов М. Указ. соч. С. 33).
21 Федоров Н. Ф. Сочинения: В 4 т. Т. 1. М., 1995. С. 297.
22 Платонов А. П. Ремонт земли // Платонов А. П. Чутье правды. М., 1990. С. 49.
545
жизни, а в вертикальных связях "низ" господствует над "верхом". Например, герои часто ложатся спать на земле вниз лицом: "Вощев спустился в овраг и лег там животом вниз" (22), "Вощев лег вниз лицом и стал жаловаться самому себе на таинственную жизнь" (43), или о медведе говорится, что он "наверное... уткнулся ртом в землю и выл печально в глушь почвы, не соображая своего горя" (110). Возможно, дело здесь в особом религиозном представлении русского человека о космосе. Как заметил Г. П. Федотов, хотя "солнце, месяц, звезды ближе к Богу, но не к ним обращено сердце народа, оно тянется к земле-матери, а в молитвах — к Богородице. Ведь по старинному религиозному обычаю земле можно было покаяться в грехах"23. Но причина такого отношения к земле может быть и другой: герой Платонова в обезбоженном мире вынужден обращаться не к Богу, а к безъязыкой стихии.
В мире, где нарушены основные духовные ориентиры, нарушена и христианская линейная концепция жизни — смерти — воскресения; на смену приходит мифологическое, циклическое понимание времени, и как следствие — ритуальность действий. Из ничего сделать ничто — так определил В. Н. Топоров цель человека, становящегося homo faber, играющего роль демиурга24. В работе "Миф о вечном возвращении" М. Элиаде говорит о следующей особенности мифологического сознания: когда происходит освоение территории, совершаются "обряды, символически воспроизводящие акт Творения,
неоснованное пространство сначала «космизуется», затем заселяется"25.
Открыто идея создания нового мира в повести выражена в словах Сафронова:
До вечера долго. Чего зря жизни пропадать, лучше сделаем вещь (30).
Вощев тоже надеется, что "пролетариат сделает смысл всему свету"26, а рабочие во сне видят "мир уже доделанным
23 Федотов Г. П. "Мать-земля" (К религиозной космологии русского народа) // Судьба и грехи России: В 2 т. Т. 2. СПб., 1991. С. 74.
24 Топоров В. Н. Вещь в антропоморфной перспективе (апология Плюшкина) // Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. М., 1995. С. 11.
25 Элиаде М. Миф о вечном возвращении. СПб., 1998. С. 22.
26 Платонов А. П. Динамическая транскрипция рукописи "Котлована". С. 185.
545
до конца"27. Решающую роль в создании нового играла земля. Об этом свидетельствуют многочисленные космогонические мифы. Придя на котлован, Вощев подключается к этому утопическому ритуалу. Но Платонов не случайно делает акцент на том, что земля в повести неплодородна, состоит из глины, песка, камня: "Зачем-то под почвой была супесь28, а здесь пошла глина, а скоро будет известняк!" — говорит Чиклин, роя котлован (29). Автор, возможно, с первых страниц показывает тщетность и бесплодность человеческих попыток построить "дом на песке".
Когда поиск смысла жизни и истины становится опасным ритуалом, требующим человеческих жертв, усиливается мотив угасания, увядания, смерти. Это можно проследить и на изменении состояния природного мира в повести. Действие повести начинается осенью.
Признаком старости, тления, смерти, а также отсутствия истины у Платонова чаще всего становится сухость. "Все усохнем!" — восклицает проживший революцию середняк (103). По "сухому вкусу" губ узнают ту самую, некогда любимую женщину Чиклин и Прушевский. Не зная смысла жизни и истины, лежит "в сухом напряжении сознательности" Вощев (22). В динамической транскрипции рукописи повести Вощев конкретизирует свое понимание "истины" — это что-то "вроде влаги и ветра"29. В греческом и латинском языках слова "РП£%а" и '^ртШ^' означают как "дыхание", так и "дух". В Библии, в Ветхом Завете, сказано:
В начале сотворил Бог небо и землю: и Дух Божий
носился над водою (Быт. 1:1).
"Дух" (ветер) и "вода" взаимосвязаны. К. Г. Юнг определял архетип воды как "ставший бессознательным дух"30.
Что же происходит в "Котловане"? Чиклин и Сафронов раскапывают на дне котлована "водяной исток", чтобы "перехватить его вмёртвую глиняным замком" (68). Пытаясь "докопаться" до истины, строители будущего дома еще
27 Там же. С. 205.
28 Супесь — рыхлая почва, содержащая песок и глину с преобладанием песка (Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1978. С. 417).
29 Платонов А. П. Динамическая транскрипция рукописи "Котлована". С. 189.
30 Юнг К. Г. Об архетипах коллективно-бессознательного // Вопросы философии. 1968. № 1. С. 140.
547
больше отдаляются от нее, а оставляя землю без воды, лишают ее плодоносной силы.
Ближе к финалу природные явления становятся
амбивалентными, смешиваются в одно все времена года:
Из сарая наружу выходил дух теплоты — в трупных скважинах убоины, наверно, было жарко, как летом в тлеющей торфяной земле. <...> Настя зажмурила от вони глаза и думала, почему в колхозе зимой тепло и нету четырех времен года. (91)
Таким образом, в повести нарушено не только линейное представление о времени, но и мифологическое, так как разорваны родственные связи не только людей друг с другом, но и человека с природой. Ритуал оборачивается концом света.
Под влиянием христианства на смену пониманию о цикличности времени пришло представления об истории, имеющей начало и конец. Христианская точка зрения на доктрину о "вечном возвращении" была выражена, по мнению С. Аверинцева, Августином Блаженным, который считал, что человека по кругу водит бес, а "устрояемая Богом священная история идет по прямой линии. Она идет так, потому что у нее есть цель"31. Под целью, естественно, понималось движение к Богу. В котлованном мире это движение к Богу нарушено, а цель — "человеческая, слишком человеческая", если воспользоваться словами Ницше. Отсюда повышенный интерес героев к проблеме бессмертия и страх перед смертью.
В христианской концепции воскрешение и преображение человека возможно только после личной смерти, герои же Платонова мечтают получить бессмертие на земле, избегнув временного отлучения души от тела. Противоречия и споры эпохи отразились и в "Котловане". Вопрос, "сумеют или нет успехи высшей науки воскресить назад сопревших людей" (100), задает Чиклин. Но сам он понимает, что "люди, от которых остались только лапти и оловянные серьги, не должны вечно тосковать в земле, но и подняться они не могут"
Инженер Прушевский не верит в успехи "высшей науки". В записных книжках А. Платонова есть следующая характеристика героя:
31 Аверинцев С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1997. С. 97.
548
Прушевский все равно не боится смерти и все
принимает32.
Прушевскому кажется "жизнь хорошей, когда счастье недостижимо." (54). Инженер не видит смысла в своем проекте, общепролетарский дом не похож на дом-храм из его видений, поэтому он мечтает умереть, не оставив на земле ни следа, ни памяти. И только калека Жачев уверен, что "марксизм все сумеет, а если нет, то отчего тогда Ленин в Москве целым лежит, он науку ждет — воскреснуть хочет" (100).
Эти рассуждения героев лишь на первый взгляд кажутся близкими философии Федорова. Конечно, идея патрофикации, идея имманентного воскрешения Федорова далека от ортодоксального православия, и в силу этого не раз проводились параллели между философией Федорова и социализмом. Но, несмотря на то что Г. Флоровский, например, обвинял Федорова в "нечувствии преображения"33, а Н. О. Лосский говорил, что идеал христианства несравненно выше, потому что он имеет ввиду преображенное тело, которое наука создать бессильна34, самое главное, что отличает утопию Федорова от социалистической утопии, — феномен страха. По Федорову, страх — это страх человека перед Богом за невыполненную задачу (воскрешение предков), а в социалистической утопии — это страх перед смертью, перед разложением трупа.
В "Котловане" Платонов показывает, что в новом
строящемся государстве как раз преобладает второй "тип" страха. Страх смерти связан прежде всего с судьбой крестьян. Когда Вощев приходит в дом к "ждущему" смерть мужику, то мужик кричит "от горя смерти, жалея свои кости от сотления в прах" (79). Этот страх появляется в мужике потому, что веру в Бога, которая помогала жить, у него отобрали, ведь до революции мужик жил, "чувствуя сытость в желудке и семейное счастье в душе; и сколько годов не смотрел вдаль и в будущее, он видел на конце равнины лишь слияние неба с землею, а над собой видел достаточный свет солнца и звезд" (57).
Вощев не участвует в споре о возможностях социалистической науки воскрешать людей, так как его образ несет
32 Наброски к повести "Котлован" в записных книжках // Платонов А. П. Котлован. С. 131.
33 Флоровский Г. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. С. 323.
34 Лосский Н. О. Указ. соч. С. 109.
549
в себе истинно федоровскую идею, об этом свидетельствует образ мешка-"музея", куда герой собирает "для будущего отмщения" (110) вещи умерших людей, а также камни, листья — "всю мелочь природы, как документы беспланового создания мира" (49). В финале повести Вощев вручит мешок умирающей Насте как "вечную память о забытом человеке" (114). В то же время здесь намечается и существенное расхождение, или скорее — дополнение федоровской идеи патрофикации: герой Платонова надеется не только на воскрешение человека, но и на одухотворение неодушевленных предметов35. В этом особенность платоновской натурфилософии.
Очень сложно делать какие-то окончательные выводы
и искать в тексте выражение авторской позиции касательно проблемы бессмертия. Укажем, что в записях, которые обычно сопровождали работу Платонова над тем или иным произведением, есть следующие слова писателя:
Жизнь состоит в том, что она исчезает. Ведь если жить правильно — по духу, по сердцу, подвигом, жертвой, долгом, — то не появится никаких вопросов, не появится желание бессмертия и т. п. — все эти вещи являются от
" 35
нечистой совести35.
Однако возможная датировка этой записи — 1937 год, время же создания "Котлована" — начало 1930-х годов: слишком большой период времени, чтобы прояснять ту или иную идею произведения более поздними высказываниями писателя.
Нельзя однозначно анализировать и финал повести. С одной стороны, кажется, что после смерти девочки Насти две утопии — федоровская и сталинская — окончательно расходятся, так как в мире, где воплощалась социалистическая утопия, девочку не столько хоронят, сколько пытаются сохранить ее тело, об этом свидетельствует сцена тщательного приготовления Чиклиным могилы-"мавзолея". Настя была единственной надеждой рабочих. Утратив в сердце Бога, люди не переставали надеяться на спасение и видели это спасение в ребенке. "Культу отцов" Федорова
35 Ср., например: в повести "Джан" Назар Чагатаев верит, что окружающие его "мертвые предметы тоже когда-нибудь станут живыми, сами по себе или посредством человека" (Платонов А. П. Собрание сочинений: В 3 т. Т. 2. М., 1985. С. 7).
36 Платонов А. П. Из неопубликованного // Новый мир. 1991. № 1. С. 152.
550
герои Платонова в какой-то мере противопоставляют
"культ детей"37. С другой стороны, первый финал, который был отвергнут Платоновым еще в рукописи:
Настя была бережно опущена, чтоб даже мертвое семя
будущего сохранилось навсегда.
По мнению исследователей, ассоциативно читатель воскрешает в памяти слова из Евангелия от Иоанна, прозвучавшие эпиграфом к роману Ф. Достоевского "Братья Карамазовы", а также идею о невозможности построить всеобщую гармонию на "слезинке ребенка". Нам важно то, что Платонов, возможно интуитивно, но идет дальше Федорова в мечте о всеобщем воскрешении, приближаясь к истинно христианскому ее пониманию.
Несмотря на некоторые трудности в раскрытии темы "Платонов — Федоров", очевидно, что религиозная утопия Н. Федорова, превращенная Платоновым в "средство" критики современной ему социалистической действительности, помогает читателю увидеть авторское сомнение в тексте, различить голос писателя среди многочисленных голосов героев, свидетельствует о сложной антиутопической стратегии А. Платонова.
37 Само слово "пролетариат" происходит от латинского "proles" — "потомство": в римском войске VI—V веков до н. э. "пролетариями" назывались воины-бедняки, которые не могли предъявить никакой ценности, кроме своих детей.
