CC BY
73РЕГИОНАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ИСТОРИИ ПОВСЕДНЕВНОСТИ
УДК 94(470.23+470.23-25):216.6(480)
ГРНТИ 03.23: История России
П.В. Крылов
Религиозная повседневность финнов-лютеран Санкт-Петербурга и Ленинградской области: православное влияние и секуляризация
В статье освещается феномен религиозной повседневности российских финнов Санкт-Петербурга и Ленинградской области, исторически исповедовавших лютеранство, однако испытывающих серьёзное влияние как со стороны традиционного для русского большинства православия, как официального, так и народного, включающего значительный фонд дохристианских верований, а также со стороны советской секуляризации. В статье выделяются характеристики религиозной повседневности на уровне мировоззренческих представлений, обрядовой практики, риторических формул и праздничной культуры.
Ключевые слова: ингерманландские финны, лютеранство, православие, народная религиозность.
P.V. Krylov
Religious daily routine of the Finnish-Lutheran in Saint-Petersburg and Leningrad region: the Orthodox influence and secularization
Religious everyday life of Finnish Lutherans of Saint-Petersburg and Leningrad Region: orthodox influence and secularization. The everyday religious life of Finnish Lutherans of Saint-Petersburg and Leningrad Region stays upon the considerable influence of Russian Orthodox Church and the inherited from Soviet period secularization. The elements of this everyday religious life and its background are investigated in present article.
Key words: Finns of Ingria, Lutheranism, Orthodoxy, folk religiosity.
Одной из важных составляющих повседневной жизни, несомненно, является деятельность, имеющая религиозное измерение, несмотря даже на то, что её религиозный характер не всегда осознаётся практикующими как таковой. Действительно, вежливое «спасибо» по окончании завтрака едва ли многими связывается с благодарственной молитвой, произносимой после трапезы, а ис-
© Крылов П.В., 2017 © Krylov P.V., 2017
пользуемый некоторыми в качестве междометия возглас «Господи!» - с молитвой просительной. В определении религиозной повседневности можно согласиться с Е. Элбакян: «Повседневность религии - это функционирование религии в существующих день за днем социальных условиях, ее социальная роль, формулируемые ею ценности и нормы (с возможным различием в интерпретации), а также выстраиваемые на них религиозные отношения и религиозная деятельность, составляющие ядро религиозно-конфессиональной жизни и ее проекцию во внешний, социальный мир» [1]. К религиозной повседневности можно отнести демонстрацию тех или иных религиозных взглядов, не только целенаправленную, но и посредством ненамеренного употребления в речи конфессиональных терминов или специфически окрашенных риторических формул, совершение культовых действий, приверженность характерным для данного вероисповедания ценностным ориентирам в повседневном быту, а также проявление интереса и внимания к заявлениям тех лидеров общественного мнения, что не только не скрывают, но, напротив, подчёркивают свою конфессиональную принадлежность.
Для финского населения Ингерманландии - исторической области на Северо-Западе России - важным фактором этнического самоопределения и консолидации на протяжении без малого четырёх столетий была принадлежность к Евангелическо-лютеранской Церкви. Наряду с использованием финского языка, лютеранское исповедание являлось важнейшим маркером этнической дифференциации ингерманландских финнов от русского православного населения, доля которого постоянно увеличивалась на территории Невского края после 1721 г. [2, р. 68].
В настоящее время на территории Санкт-Петербурга и Ленинградской области действует 25 приходов Евангелическо-лютеранской церкви Ингрии. Их численность варьируется от двух десятков до нескольких сотен прихожан, объединяющих порядка 4.200 полноправных членов. Учитывая детей и внуков прихожан (нередко детей в церковь приводят бабушки, в то время как сами родители проявляют безразличие к религии), общая численность вовлеченных в приходскую жизнь превышает 5 000 чел. Впрочем, статистика этнического состава прихожан не ведётся в приходах по принципиальным соображениям конфессионального характера, поскольку он противоречил бы догмату о вселенскости поместной Церкви, открытой для всех людей, независимо от их происхождения. Встречающиеся в литературе сведения о том, что кафедральный приход Св. Марии в Санкт-Петербурге состоит из ингерманландских финнов на 79 %, а Скворицкий приход в Гатчинском районе или приход Хиетамяки в Ломоносовском районе Ленинградской области -на 100 %, записаны со слов информантов и не могут считаться пол-
ностью достоверными [2, р. 133-134]. Кроме того, в целом ряде приходов, пусть и не очень многочисленных, - Св. Михаила в Санкт-Петербурге, Зеленогорском, Приморском, Выборгском, Кингисеппском, Лужском количество прихожан ингерманландско-финского происхождения исчисляется единицами, тогда как в упомянутых Скворицком, Хиетамякском или Губаницком может достигать 80-90 %. Таким образом, общее количество финнов-ингерманландцев - членов евангелическо-лютеранских приходов с учётом их несовершеннолетних детей можно оценивать приблизительно в 3 000 человек, что составляет 27 % всего финского населения Санкт-Петербурга и Ленинградской области, составляющего около 7 тыс. чел. [3, с. 27]1. Обычное воскресное богослужение собирает в больших приходах 15-20 % прихожан, праздничное - пасхальное и рождественское - 35-50 %. Небольшие, «семейные» приходы отличаются порой более значительным процентом посещающих богослужения.
Таким образом, процент воцерковленных, еженедельно участвующих в лютеранском богослужении ингерманландских финнов (5-6 %), лишь ненамного превышает общероссийский процент регулярно практикующих верующих. Подавляющее большинство представителей данного этноса находится вне пределов непосредственного влияния ЕЛЦИ, хотя их отношение к данной религиозной организации является в среднем более благожелательным, чем у тех, среди чьих предков лютеране не числятся. Так или иначе, необходимо согласиться с выводами С.А. Исаева о том, что сегодня «говорить об однозначной связи между финской этнично-стью и лютеранством всерьёз не приходится. «Трещина» существовала изначально и в 1990-е гг. превратилась в пропасть» [4, с. 8788].
Активные контакты лютеран с православным окружением (не только русскими, но также водью, ижорой и православными эстонцами) обусловили распространение синкретических черт в религиозных представлениях и практикуемых обрядах ещё в дореволюционное время. Например, крестное знамение, совершаемое по примеру православных никониан, - тремя перстами справа налево. Впрочем, процессы секуляризации, протекавшие в советском обществе с большим своеобразием, также не прошли для ин-германландских финнов бесследно, серьёзно повлияв на их сегодняшние религиозные представления [5]. В результате полного уничтожение структур Евангелическо-лютеранской церкви на Севе-
1 По данным переписи 2010 г. в Санкт-Петербурге проживает 2 600 финнов. В Ленинградской области их число 4366 // http://dic.academic.ru/dic.nsf/ 1X^/1836584 (дата обращения: 11.07.2017).
32
ро-Западе РСФСР и отсутствие официальной приходской жизни в период 1939-1970 гг., до открытия церквей в Петрозаводске (1970) [6, с. 137-148] и Пушкине (1977) верующие оказались предоставлены самим себе. Это, в свою очередь, привело не только к упрочению роли неформальных лидеров, способных совершать некоторые наиболее востребованные обряды, но и к регулярному участию в обрядах Русской православной церкви, которые были более доступными.
В позднесоветские годы и в период 1990-х гг., по утверждению петербургского этнографа А.Ю. Чистякова, для верующих российских финнов более важным критерием отличия от православных представлялся язык богослужения, нежели собственно лютеранское вероучение, основанное на Книге Согласия. В доказательство своих слов он приводит высказывание собеседника относительно православных: «Вера у нас одна, обычаи разные» [7, с. 72]1. Примечательно, что подобное мировоззрение существовало в период активного возрождения приходов Церкви Ингрии, в которых зачастую заново приходилось создавать регулярную богослужебную практику и внутреннюю приходскую культуру. В результате сформировавшиеся в эти годы евангелическо-лютеранские приходы приобрели весьма своеобразные черты повседневной религиозности, отличающие их как от приходов дореволюционного периода, обиход которых был уничтожен репрессиями, так и от религиозных практик, характерных для современных общин в соседних государствах -Эстонии или Финляндии. Своеобразие только отчасти обусловлено особенностями государственно-конфессиональных отношений в Российской Федерации. Пожалуй, в существенно большей степени оно объясняется влияниями численно доминирующего в стране православия, оказываемыми как на духовных работников Церкви Ингрии, на её прихожан, на церковные структуры в целом, а также и на тех российских финнов, которые не имеют ярко выраженной конфессиональной идентичности и к церковной структуре не относятся.
Очевидный в условиях отличающегося постоянством и интенсивностью межэтнического взаимодействия «синтез различных традиций» в «календарной обрядности, повествовательных традициях и ритуальной практике» [8, с. 264] приобрёл идеализированные и романтические черты в сочинении известного в церковных кругах политолога и общественного деятеля А. В. Щипкова. Словно древний эпос звучат слова одного из пасторов Церкви Ингрии, которого он цитирует: «Если мы, лютеране и вы, православные, сохраним
1 «В целом лютеранство воспринимается финским населением не как принципиально отличная от православия конфессия, а как церковь, где богослужение ведется на родном языке» [7, с. 72].
33
верность Слову Божьему, это Слово станет в России обоюдоострым мечом против притупленной либерализмом европейской шпаги. И как знать, не окажемся ли мы - лютеране Ингрии, и наши православные братья - по одну сторону баррикад, а феминизированное западное христианство - по другую» [9, с. 218]. В изображении этого маститого автора дело выглядит так, словно процесс «религиозной ассимиляции» финнов-ингерманландцев уже почти завершился их превращением «в почти православных». Сам А. В. Щипков характеризует его следующими словами: «Естественным образом под влиянием православной церкви укоренилось крестное знамение (справа налево), некоторые православные песнопения. Вспоминая традицию алтарных картин, ингерманландцы рассуждают о возможности украшения храмов православными иконами. Это, в свою очередь, провоцирует дискуссию об иконопочитании, совершенствовании и усложнении обряда и т. д.» [9, с. 217]. Довольно красочная картина тем не менее нуждается в существенной корректировке.
Я предложил бы выделить в религиозной повседневности современных ингро-финнов объекты, испытывающие православное влияние, субъекты, оное влияние оказывающие, а также способы, которыми влияние осуществляется. Поэтому, на мой взгляд, более правомерно было бы говорить не о влиянии, а о влияниях во множественном числе.
Объектами влияния выступают в данном случае евангелическо-лютеранское вероучение, культовые практики, церковные объединения и организации - Евангелическо-лютеранская церковь Ингрии и её отдельные приходы, а также культура и повседневная жизнь верующих. В качестве субъектов, оказывающих влияние, необходимо назвать не только Русскую православную церковь (Московский патриархат) как централизованную религиозную организацию, объединяющую большинство российских православных верующих, но и так называемое «народное православие», с которым российские лютеране сталкиваются в своей обыденной жизни. Влияние прочих церквей православного исповедания, в том числе старообрядческих, является крайне незначительным. Пожалуй, единственным заметным исключением, которое мог бы упомянуть автор этих строк, был отказ Церкви Ингрии в 2001 г. от введения в богослужебную практику перевода на русский язык нового, принятого в ЕЛЦ Финляндии чина богослужения и сохранение в качестве такового чина русскоязычного богослужения так называемой «имперской мессы» 1915 г. Одним из аргументов противников «новой мессы» (сам термин заведомо неправильный, ибо речь идёт о переводе, но именно он использовался в ходе полемики) был опыт преобразований патриарха Никона, расколовших в середине XVII в. православных в
России. Примечательно, что этот аргумент был приведён диаконом из Сыктывкара Сергеем Елфимовым, имеющим серьёзный опыт общения с коми-старообрядцами.
В число способов влияния могут быть включены и прямые контакты лютеран с православными как на уровне духовенства и церковных активистов, поддерживающих общение между собой в различных государственных органах и межконфессиональных организациях, так и опосредованно, например, через конфессиональные и светские СМИ, транслирующие выступления заметных деятелей РПЦ - церковных иерархов, богословов и публицистов, и формирующие в российском общественном сознании медийный образ православия. В разговорах с российскими финнами лютеранского вероисповедания можно отметить их знакомство с программой «Слово пастыря» патриарха Кирилла или с книгой «Несвятые святые» епископа Тихона Шевкунова.
При этом надо отметить, что вероучение Церкви Ингрии в своей основе остаётся сугубо евангелическо-лютеранским. Впрочем, возможно усмотреть влияние консервативного российского православия в том, что и Церковь Ингрии стоит на очень консервативных в лютеранском мире позициях. Внешними признаками её консерватизма являются неприятие ни женского священства, ни благословения гомосексуальных союзов, ни права на эвтаназию или аборт. С богословской точки зрения, подобный консерватизм основан на буквальном прочтении Священного Писания, однако внешнее сходство с позицией, занимаемой РПЦ, выглядит более чем существенным.
Заметно влияние и в некоторых экклезиологических деталях. Так, в «Положении о ЕЛЦИ», документе, регулирующем внутреннее церковное устройство, используются православная по происхождению терминология и символика. К примеру, здесь можно встретить такие понятия, как «священник», «принадлежность к священству» или «рукоположение в сан (диакона, пастора, епископа)» [10, с. 15], не являющиеся характерными для лютеранской традиции. Кроме того, подобно православным, все ординированные духовные работники ЕЛЦИ, начиная с диакона, носят наперсные кресты. В среде тех, кто «рукоположен в сан», заметно формирование своеобразной клерикальной субкультуры. Пасторы и диаконы охотно самоидентифицируют себя в качестве представителей сословия священников, своего сообщества в качестве «клира» или «духовенства», а не принадлежащих к нему прихожан в качестве «мирян». Последние, впрочем, в большинстве своём весьма охотно поддерживают подобное отношение духовного работника к самому себе, нередко используя в его адрес обращение «отец имярек» или просто «батюшка».
Ещё более существенное православное влияние прослеживается на литургический обиход многих приходов Церкви Ингрии, в особенности использующих во время богослужения русский язык. Здесь можно услышать произносимые нараспев молитвы и чтения, увидеть укаждение (чаще всего во время наиболее почитаемых праздников). В последние годы получает распространение ночное богослужение в день Рождества Христова, пасхальный крестный ход и пасхальная всенощная служба, для евангелическо-лютеранской традиции не характерные, но принятые в РПЦ. Впрочем, в Финляндии мы можем наблюдать подобный процесс, который связан, по всей видимости, не столько с деятельностью православных, сколько с медийным проникновением в страну Суоми римо-католиков. В целом же для всей ЕЛЦИ характерно повышенное внимание к внешней, эстетической составляющей богослужения, к его стройности и динамике, к музыкальному оформлению и дисциплине участвующих в богослужении прихожан, которые должны в нужный момент подниматься или садиться на скамьи, преклонять колени и осенять себя крестным знамением, а также громко и чётко произносить предполагаемые чином богослужения ответы. Идеал так называемой «высокой церкви» не только внедряется «сверху» ординированными духовными работниками или, как им более привычно себя называть, «рукоположенными пасторами», прошедшими систематическое обучение в Теологическом институте ЕЛЦИ, в среде многих прихожан он находит благоприятный отклик, отражая и воплощая таким образом их представления и ожидания об эстетике богослужения, от которого требуется соответствие идеалам старины. Популярные среди зарубежных единоверцев «инновационные» формы богослужения, в частности, с использованием современной музыки эстрадного характера в сопровождении электронных музыкальных инструментов, не пользуются благосклонным вниманием большинства российских финнов-лютеран, так же как и упрощение литургии, сводящей её к подобию собрания с беседами на религиозные темы. И первое, и второе допускается в качестве форм человеческого общения и дозволенного верующему развлечения, но не уравнивается по своему значению с классической литургией дореволюционного образца.
В советский период возникла общность некоторых относящихся к области религиозной повседневности обычаев, главным образом в области погребальной обрядности, в которой присутствуют многие черты народной религиозности, одинаково чуждой как официальному православию, так и официальному лютеранству, но вобравшей весьма значительное количество родноверческих элементов. Живущие по соседству финны и русские сохраняют её и по сей день, по большому счёту вопреки усилиям как православных священни-
ков, так и пасторов ЕЛЦИ. Для подобного общего погребального обряда характерны: погребение усопшего в течение трёх дней после кончины, переворачивание подставок для гроба ножками вверх после выноса его из родного двора, устилание дороги до места погружения гроба в машину еловыми ветками, бросание денег на гроб в открытой могиле, поминальная тризна над могильным холмом, нередко с обильным употреблением спиртных напитков, поминание на девятый и сороковой дни, посещение могил родных в дни Пасхи и Троицы (отмечая Пасху по календарю григорианскому, они тем не менее нередко участвуют в поминании усопших в день Троицы, исчисляемом по календарю юлианскому, т. е. с большинством). Общесоветская традиция для ингерманландских лютеран оказалась наполнена особым смыслом: кладбища превратились для них в места полуподпольных богослужений или религиозных собраний в дни особо чтимых праздников1. Поминальные богослужения на кладбищах в настоящее время проводятся в ряде финноязычных приходов в ознаменование памяти о том недавнем прошлом.
С другой стороны, в похоронной обрядности лютеран присутствует ряд специфических черт. Так, последнее прощание - благословение тела усопшего - осуществляется крестообразным движением ребра ладони (практикуют его, впрочем, не все, главным образом лютеране финского происхождения) над лежащим в гробе телом, приблизительно в области сердца покойного. Во время погребения поются траурные гимны из лютеранского сборника церковных песнопений, могильный крест, обязательно четырёхконечный (латинский), ставится в головах («Иисус не ногами крест носил»), надпись на памятнике может быть сделана на финском языке. Праздничные дни, в которые происходит посещение могил, определяются по новому стилю. Кроме того, в последние 10-15 лет у лютеран Гатчинского района появляется обычай посещения захоронений в рождественский сочельник. Поминание осуществляется возжиганием большой поминальной свечи, подобно тому, как это происходит в Финляндии в День Всех Святых. Впрочем, и сам День Всех Святых (первая суббота после 1 ноября) стараниями приходских пасторов и диаконов, а также под влиянием уехавших в Финляндию родственников постепенно занимает место среди особо чтимых праздников.
В целом, по словам Каарины Юлёнен, для российских лютеран финского происхождения отмечается большее, нежели в Финляндии, внимание к соблюдению церковных обрядов крещения, конфирмации, браковенчания, благословения погребения [2, р. 205].
1 Некоторые собеседники вспоминают о том, что подобным собраниям в то время препятствовали: «Это было ещё тогда, когда нас с кладбища гоняли...»
37
Однако за прошедшее с момента проведения К. Юлёнен исследования количество первых трёх обрядов сократилось, в то время как среднее поколение по-прежнему демонстрирует желание проводить ушедших из жизни стариков в последний путь по финскому церковному обычаю, прося, однако, в подавляющем большинстве случаев о полном или частичном переводе церемонии прощания на русский язык. Просьба мотивируется наличием среди провожающих усопшего большого количества лиц, не владеющих финским. Благодаря этому в погребальный обряд проникает такой православный элемент, как чтение нараспев, а для самого обряда всё чаще используется термин «отпевание».
Главными среди церковных праздников являются Пасха (Раав^эрама) и Рождество (иои1и). Примечательно, что в повседневном обиходе, как и в отношении Дня Святой Троицы (РуИап Kolminaisuuden ра1уа), используются преимущественно, а в последнем случае и вовсе исключительно, их русскоязычные названия1. Последнее в особенности интересно, поскольку для заключительного праздника рождественского периода, Богоявления, употребляется лишь его финское название - Loppiainen. Сходным образом Сретение Господне называется либо по-фински Ку^^^ра^а, либо в дословном переводе на русский «Днём Свечей», а Благовещение -соответственно Marianpаivа или «Днём Марии». По-фински предпочитают называть ещё некоторые церковные праздники: Helatorstai (Вознесение Господне), Helluntai (Пятидесятница), Mikkelinpаivа (День Святого Михаила - 30 сентября) Katrinpаivа (День Святой Екатерины - 25 ноября), уже упоминавшийся нами Pyhаiпmiesteп pаivа (День Всех Святых). День Реформации (31 октября), отмечаемый с размахом в Евангелическо-лютеранских церквах немецкой традиции, в приходах церкви Ингрии не пользуется популярностью. Впрочем, это едва ли следует относить на счёт православного влияния, поскольку и в ЕЛЦ Финляндии данный праздник не принадлежит к числу особенно чтимых.
Особая ситуация складывается вокруг праздника Пятидесятницы (Helluntai), являющимся, с официальной церковной точки зрения, Днём Снисшествия Духа Святого на апостолов, отмечаемого на пятидесятый день после Пасхи. Под влиянием православных, которые отмечают Пятидесятницу и Троицу в один и тот же день, российские финны-лютеране, несмотря на позицию церковных работников, в массе своей придерживаются той же тенденции. Последнее нашло своё отражение в этнографической литературе, к примеру, в выпу-
1 При этом если термин Joulu (Рождество) хорошо известен и может быть использован в речи, то термины Pааsiаnen (Пасха) и Pyhаn Kolminaisuuden pаivа (День Святой Троицы) полностью неведомы и вытесняются их русскими аналогами.
щенной под грифом Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого РАН книге «Ингерманландские финны» можно прочесть утверждение, совершенно безграмотное с богословской и экклезио-логической точек зрения: «Троицу хэллунтай ^еНи^аО проводят через 50 дней после пасхи» [11, с. 113]. Евангелическо-лютеранская Церковь отмечает День Святой Троицы (Pyhan Kolminaisuuden ра^а) через неделю после Пятидесятницы, однако, позиция церковных структур не находит понимания в среде простых верующих, что, собственно, и было честно зафиксировано этнографами.
Пасхальное приветствие: «Христос воскресе! - Воистину вос-кресе!» известно верующим в его церковнославянском варианте. Аналогичное финское «К^^ оп ylosnoussut! - Totisesti оп ylosnoussut!» известно очень ограниченному кругу прихожан.
Наиболее почитаемым из традиционных народных праздников является Юханнус - Иванов день (Juhannus - Рождество Иоанна Крестителя), время которого определяется по современному финскому календарю - первая суббота после дня летнего солнцестояния. Открыто праздник отмечается с 1989 г. Программа состоит из исполнения традиционных песен и танцев, соревнований по метанию сапога и хороводов вокруг «juhannuskokko» - особого костра, зажигаемого в окончании праздничного дня. В последние годы праздник утрачивает свой этнический характер, привлекая многочисленных участников и зрителей, не имеющих отношения к ингер-манландским финнам. Со значительно меньшим размахом отмечают Laskiainen - Масленицу в последнее воскресенье перед великим постом (по новому стилю).
В языке сохраняется конфессиональная и околоконфессиональная терминология: ehtollinen (причастие), rippi (конфирмация), rippikoulu (воскресная школа), hautajaiset (похоронный обряд - проводы в последний путь), seurat (духовное собрание в частном доме, проводимое в дружеской обстановке), (церковные пожертво-
вания), kirkonkahvi (церковный кофе после богослужения), juhannus-^к^ (костёр, зажигаемый в Иванов день), joulupukki (Дед Мороз), joulukortti (рождественская открытка), virsi (духовное песнопение), virsikirja (сборник духовных песнопений).
Определённое влияние можно обнаружить и на обстановку в домах лютеран. Иногда, впрочем, не очень часто, здесь можно встретить иконы, которые, однако, располагаются не в красном углу, а между окнами, там же где и репродукции популярных в Финляндии духовных картин. О происхождении репродукций рассказывают, что их продавали в 1960-е гг. глухонемые. Чаще, чем иконы в домах можно встретить православные календари наряду с церковными календарями из Финляндии, по которым ведется определение праздничных дней.
В заключение следует сказать, что лютеранство финского происхождения в Санкт-Петербурге и Ленинградской области следует считать своеобразным явлением российской духовной жизни, отмеченным печатью секуляризации в советский период и развивающимся сегодня под сильным и разносторонним влиянием православного окружения при сохранении основ лютеранского вероучения и самобытности церковного обихода.
Список литературы
1. Элбакян Е. Повседневность религии или религия повседневности? http://religiopolis.org/religiovedenie/5985- (дата обращения: 05.07.2017).
2. Ylonen K. Inkerin kirkon nousu kommunistivallan paatyttya. Jyvaskyla, 1997.
3. Основные итоги Всероссийской переписи населения на территории Санкт-Петербурга: стат. сб. - СПб., 2012.
4. Исаев С.А. Как и почему разошлись пути религиозного и национального возрождения ингерманландских финнов? // Миноритетные этнические группы в России в эпоху перемен: стратегии и способы адаптации / сост. и ред. П.В. Крылов. - СПб.: Издательство СПбНПИПТ, 2008.
5. Курилов В.А. Секуляризация и атеизация в Советском Союзе в 60-е и 80-е гг. XX в. // Вестн. Ленингр. гос. ун-та им. А. С. Пушкина. - СПб., 2016. - № 1. -С. 142-153.
6. Яловицына С.Э. Лютеране в Карелии: исторические очерки. - Петрозаводск, 2016.
7. Гадло А.В., Верняев И.И., Егоров С.Б., Чистяков А.Ю. Этнография Северо-Запада России. - СПб., 2004.
8. Раудалайнен Т.К. Функционалистская система или динамика речевых практик? (Пророчество в среде финноязычных крестьянок Ингерманландии) // Сны Богородицы: исслед. по антропологии религии. Studia Ethnologica. - Вып. 3. -СПб., 2006. - C. 244-266.
9. Щипков А. В. Во что верит Россия? Религиозные процессы в постперестроечной России. - СПб., 1998.
10. Положение о Евангелическо-лютеранской Церкви Ингрии на территории России. - СПб., 1999.
11. Конькова О. И., Кокко В. А. Ингерманландские финны. Очерки истории и культуры. - СПб.: МАЭ РАН, 2009.
References
1. EHlbakyan E. Povsednevnost' religii ili religiya povsednevnosti? [Everyday religion or the religion of everyday life?] http://religiopolis.org/religiovedenie/5985-(obrashchenie ot 05.07.2017).
2. Ylonen K. Inkerin kirkon nousu kommunistivallan paatyttya. Jyvaskyla, 1997.
3. Osnovnye itogi Vserossijskoj perepisi naseleniya na territorii Sankt-Peterburga. Statisticheskij sbornik [The main results of the population census on the territory of St. Petersburg. Statistical compendium]. Sankt-Peterburg, 2012.
4. Isaev S.A. Kak i pochemu razoshlis' puti religioznogo i nacional'nogo vozrozhdeniya ingermanlandskih finnov? [How and why differing ways of religious and national revival of the Ingermanland Finns?] // Minoritetnye ehtnicheskie gruppy v Rossii v ehpohu peremen: strategii i sposoby adaptacii [Minoritarnye ethnic groups in Russia in an era of change: strategy and methods of adaptation]. Sost.i red. P.V.Krylov. SPb: Izdatel'stvo SPbNPIPT, 2008.
5. Kurilov V.A. Sekulyarizaciya i ateizaciya v Sovetskom Soyuze v 60-e i 80-e gg. XX v. [Secularization and teisala in the Soviet Union in the 60-ies and 80-ies of XX century] // Vestnik Leningradskogo gosudarstvennogo universiteta im. A.S. Push-kina [Vestnik Pushkin Leningrad State University]. SPb., 2016. № 1. S. 142-153.
6. YAlovicyna S.EH. Lyuterane v Karelii: istoricheskie ocherki [Lutherans in Karelia: historical essays]. Petrozavodsk, 2016.
7. Gadlo A.V., Vernyaev 1.1., Egorov S.B., CHistyakov A.YU. EHtnografiya Severo-Zapada Rossii [Ethnography Of The North-West Of Russia]. SPb., 2004.
8. Raudalajnen T.K. Funkcionalistskaya sistema ili dinamika rechevyh praktik? (Prorochestvo v srede finnoyazychnyh krest'yanok Ingermanlandii) [Functionalist system or the dynamics of speech practices? (Prophecy in the environment of the Finnish-speaking peasant of Ingria)] // Sny Bogorodicy. Issledovaniya po antropologii religii [Dreams of the virgin. Studies in the anthropology of religion]. Studia Ethnologi-ca, vyp. 3. SPb., 2006. C. 244-266.
9. SHCHipkov A.V. Vo chto verit Rossiya? Religioznye processy v postpere-stroechnoj Rossii [He believes Russia? In post-perestroika Russia]. SPb., 1998.
10. Polozhenie o Evangelichesko-lyuteranskoj Cerkvi Ingrii na territorii Rossii [10. The position of the Evangelical Lutheran Church of Ingria in Russia]. SPb., 1999.
11. Kon'kova O.I., Kokko V.A. Ingermanlandskie finny. Ocherki istorii i kul'tury [Ingrian Finns. Essays on the history and culture]. SPb: MAEH RAN, 2009.
