CC BY
2ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ/ GENERAL HISTORY
УДК 93/94(322)
DOI: 10.24412/2070-9773-2024-1 -45-51
Дата поступления (Submitted) 09.01.2024
Дата принятия к печати (Accepted) 17.01.2024
Религиозная полиция в исламском мире: среднеазиатские ханства
ВЯЧЕСЛАВ ПЕТРОВИЧ ЛИТВИНОВ
кандидат исторических наук, независимый
исследователь.
399740, Россия, г. Елец E-mail: litwinov.slav@yandex.ru
Аннотация. Статья посвящена деятельности религиозной полиции в мусульманских ханствах Средней Азии. Вместе с тем, в ней указывается, что подобный институт существовал и в христианских странах, что подтверждается ссылками на пример жестокостей католической инквизиции в Европе и кальвинистского надзора за верующими в протестантской Женеве. Рассматривается преимущественно крупнейшее среднеазиатское ханство - Бухарский эмират до и после его превращения в российский протекторат. Автор отмечает, что учреждение конфессиональной исламской полиции в Туркестане возникло в конце XVIII в., тогда как в большинстве стран исламского мира такой институт отсутствовал. Снижение уровня религиозности среди мусульман региона побудило бухарского правителя Шах-Мурада создать специальную полицию для надзора за вероисповедным поведением подданных. Были учреждены соответствующие подразделения, возглавляемые раисами. Назывались они «гиряндами» и повседневно вели слежку за тем, как мусульмане исполняют установления мусульманского права - шариата и заповеди Пророка. В случае их нарушений виновные наказывались специальными плетьми, называвшиеся «доррами». Полицейских цензоров религиозной нравственности именовали «мухтасибами». Автор указывает, что на российских территориях Средней Азии (Русском Туркестане) царская власть упразднила должности раисов и отменила религиозную полицию, что способствовало раскрепощению мусульманского населения от гнета шариатских требований, но вызвало недовольство исламских консерваторов. Однако в самом Бухарском эмирате институт религиозной полиции, должности раисов и мухтасибов продолжали функционировать. Более того, его аналог действовал в 1860-1970-х гг. в Кашгарии, в государстве Якуб-бека. Автор приходит к выводу о том, что религиозная полиция в среднеазиатских ханствах поддерживала уровень исламской веры среди населения, хотя часто искусственно, однако ее упразднение царскими властями привело не только к демократизации жизни мусульман, но породило немало проблем в поддержании должного правопорядка среди коренного социума Русского Туркестана.
Ключевые слова: среднеазиатские ханства, Бухарский эмират, Русский Туркестан, религиозная полиция, раисы, мухтасибы, гирянды, дорра
Religious police in the Islamic world: Central Asian khanates
VYACHESLAV PETROVICH LITVINOV
candidate of historical sciences, independent
the researcher.
399740, Russia, Yelets, e-mail: litwinov.slav@yandex.ru
Abstract. The article is devoted to the activities of the religious police in the Muslim khanates of Central Asia. At the same time, it indicates that a similar institution existed in Christian countries, which is confirmed by references to the example of the cruelties of the Catholic Inquisition in Europe and the Calvinist supervision of believers in Protestant Geneva. It is mainly considered the largest Central Asian khanate - the Bukhara Emirate before and after its transformation into a Russian protectorate. The author notes that the establishment of the confessional Islamic police in Turkestan arose at the end of the XVIII century, whereas in most
countries of the Islamic world there was no such institution. The decline in the level of religiosity among Muslims in the region prompted the Bukhara ruler Shah Murad to create a special police force to monitor the religious behavior of his subjects. Appropriate units were established, headed by the Rais (chairman). They were called "giryands" and daily monitored how Muslims fulfilled the provisions of Muslim law - Sharia and the commandments of the Prophet. In case of violations, the perpetrators were punished with special lashes, called "dorrs". Police censors of religious morality were called «muhtasibs». The author points out that in the Russian territories of Central Asia (Russian Turkestan), the tsarist government abolished the posts of rais and abolished the religious police, which contributed to the liberation of the Muslim population from the oppression of Sharia demands, but caused discontent among Islamic conservatives. However, in the Emirate of Bukhara, the Institute of religious police, the posts of Rais and Mukhtasib continued to function. Moreover, its analogue operated in the 1860s and 1970s in Kashgaria, in the state of Yakub beg. The author concludes that the religious police in the Central Asian khanates maintained the level of Islamic faith among the population, although often artificially. However, its abolition by the tsarist authorities led not only to the democratization of Muslim life, but also caused many problems in maintaining proper law and order among the indigenous society of Russian Turkestan.
Keywords: Central Asian khanates, Bukhara emirate, Russian Turkestan, religious police, raice, myhtasibe, giryanda, dorra
Вопрос о религиозной полиции в истории мировых конфессий пока не получил над собой должной научной рефлексии несмотря на то, что существует немало материалов о ней свидетельствующих. Сведения о полицейском надзоре за религиозным поведением людей содержатся в документах древнего Египта, Месопотамии, Персии, Китая и др. Имеются они и в Ветхом Завете - религиозном памятнике древних евреев и христиан. Однако фактически нигде указанная полиция не получила специального институционального оформления, а действовала, как часть общегосударственного механизма. Вместе с тем, в ряде стран она выступала, как церковное учреждение. Примером тому могут служить злодеяния католической инквизиции в Европе. Известный советский разведчик и историк И.Р. Григулевич писал о том, что решения XII (IV Латеранского) Вселенского собора католической церкви в 1215 г. вменяли в обязанность епископов иметь тайную агентуру, чтобы «доносить епископу о тех, кто является еретиками, участвует в секретных сборищах и отходит в своей жизни от обычаев, свойственных поведению верующих» [1, с. 87]. Католическая религиозная полиция - инквизиция покрыла себя несмываемым позором в глазах потомков. Частично ее функции рьяно исполнял и орден иезуитов. Характерно, что протестантизм, боровшийся против тоталитаризма папства, за свободу веры, очень скоро превзошел его в части контроля над верующими. Так, например, «женевский папа» Ж. Кальвин установил жестокий полицейский надзор за религиозным поведением населения - были запрещены любые развлечения, украшения, яркие одежды, громкий смех, зато посещение богослужебных заведений стало обязательным. «Малейшее нарушение дисциплины жестоко каралось, вплоть до смертной казни» [2, с. 480]. Примечательно, что на Руси религиозной полиции никогда не было, хотя отступников от православия - «еретиков» карали сурово, но на основе государственного уголовного зако-
нодательства. Знаменитый российский юридический памятник - «Соборное Уложение» 1649 г. в первой же статье гласило: «Буде кто иноверцы, какие ни буди веры, или и Русский человек, возложит хулу на Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или на роджшую Его пречистую Владычицу нашу Богородицу и приснодеву Марию, или на честный Крест, или на Святых Его угодников: и про то сыскивати всякими сыски накрепко. Да будет сыщется про то допряма; и того богохульника обличив казнити, сжечь» [3, с. 3]. Статьи о наказании за «богохуление» предваряли и все последующие уголовные акты и кодексы царского времени.
В прошлом ислам часто изображался, как религия отсталых народов, насильственно подавляющая их свободу, препятствующая их культурному развитию, просвещению и прогрессу. Культивировалось мнение о полицейском характере веры Пророка. Западное «научное» сообщество нередко и сегодня его придерживается. На наш взгляд, это грубое, извращенное в корыстных политических целях представление о великой мировой религии. Зарубежный исследователь Л. Стоддарт писал: «Ислам есть нечто большее, чем религиозная вера. Это - целая социальная система. Это - цивилизация со своей философией, культурой и искусством, возросшая на собственной почве, в своей длительной борьбе против наступления христианства ислам стал осознавать себя органической целостностью» [4, р. 77]. Современный узбекский исследователь М. Нормухамедова указывает, что «главное отличие ислама от других религий заключается в том, что в нем полностью сливается духовная и светская власть. Устои ислама, став составной частью жизни человека, не позволяют ему совершать преступления против общества, семьи и другие» [5, с. 259-260]. Таким образом, совершая любое преступление, мусульманин нарушал священные каноны веры. Вместе с тем, религиозная полиция в исламском мире была скорее исключением, нежели правилом. «Путешествен-
ник» (австрийский разведчик-еврей) А. Вамбери отмечал в 1860-х гг., что религиозная полиция существовала в Мекке, Медине и в среднеазиатских ханствах [6, с. 131]. Хотя и отчасти, но он был прав. Заметим лишь, что религиозная полиции в Мекке и Медине надзирала за соблюдением мусульманами паломнических правил поведения в «аль-харамейн» - священных городах ислама. Что касается Средней Азии, то религиозный надзор за поведением верующих исчез здесь еще в XI в., но возродился в полицейском статусе в конце XVIII в.
С падением династии Аштарханидов в Бухарском ханстве в середине XVIII в. стал снижаться уровень исламской веры населения, особенно городского. Процесс можно было остановить лишь при помощи мер полицейского надзора за религиозным поведением мусульман. Пришедшие к власти Мангыты вскоре ввели их. А. Вамбери писал о том, что должность религиозных полицейских - раисов («рейс-и-шариат») восстановил в 1802 г. «эмир Максум» [6, с.131]. С датой Вамбери ошибался. В то время бухарского хана Шах-Мурада, по прозвищу «Маасум» (Безгрешный), уже не было в живых1. Но он был прав в том, что религиозную полицию в Бухарском ханстве возродил именно «безгрешный» правитель. Эмир Шах-Мурад, присвоивший, как отмечалось, титул: «амир-аль-муменин» (повелитель правоверных) был волен требовать от подданных соблюдения всех норм ислама, так как сам отличался похвальным религиозным поведением. Греческий митрополит Хрисанф, посетивший Бухару в конце XVIII в., писал о том, что «Маасум» «вел странную жизнь: с женой спит только однажды в неделю и то только по пятницам; мясом питается тоже только в пятницу, ест ячменный хлеб, а не пшеничный, притом для себя хлеб пе-кет сам, а также пищу для себя готовит сам; он отличается большим лицемерием» [7]. Хрисанф отмечал, что шпионы Шах-Мурада следят за тем, чтобы все посещали мечети, а тех, кто это игнорирует, наказывали палками. Грек считал поведение эмира лицемерным, однако, как нам представляется, он плохо знал восточные нравы и ошибался. По нашему убеждению, Шах-Му-рад не был лицемером - он на самом деле считал, что каждый мусульманин должен жить так же скромно, как это делал Пророк. Эмир не считал зазорным наниматься на работу к своим подданным, чтобы самому заработать себе на пропитание. На то ему хватало суммы, равной 20 тогдашним российским копейкам. Две его жены занимались ткачеством и жили за счет продажи своих изделий. Шах-Мурад наказывал повара, который из жалости иногда покупал рис для плова к столу правителя. В это же время в Бухарском эмирате процветала коррупция среди чиновничества. Когда эмиру говорили об этом, он отвечал, что каждый грешник будет сам отвечать за себя перед Аллахом. Таким образом,
в среднеазиатских ханствах появился институт «раисов» (мухтасибов) - религиозных полицейских, наблюдавших за исполнением населением предписаний ислама и шариата. Капитан Л.Ф. Костенко, участвовавший в дипломатической миссии в Бухару в 1870 г., писал: «Обязанности раиса столько же полицейского, сколько и религиозного характера» [8, с. 62]. Вамбери указывал, что шариатские полицейские - раисы отрывают мусульман от дела наказаниями за проступки [9, с. 183]. Советский узбекский историк М. Вахабов отмечал, что, например, в дороссийский период в Ташкенте «наблюдение за исправным исполнением религиозных обрядов и общественных обязанностей осуществляли два раиса, которые назначались беком. Каждый раис имел отряд вооруженных гирянда (ловителей) по 10 чел. При обнаружении нарушителей правил раисы тут же приказывали гирянда бить их «даррой» (широкая, сшитая из нескольких слоев кожи плеть с короткой рукояткой)» [10, с. 10]. Блюстителей религиозных нравов называли «раисами» и «мухтасибами». Следует отметить, что ранее в исламе существовали такие же должности, однако они не носили полицейского характера. Раисы считались вторыми по значению лицами после хакимов - правителей городов и весей, а мухтасибы исполняли в Халифате роль торговой полиции - наблюдали за соблюдением единых мер и весов на базарах, качеством ремесленных изделий и ценами на все товары. В последующем на мусульманском Востоке раисами называли градоначальников, а «цензоров нравов» -«мухтасибами» [11, с. 496].
С утверждением царской власти в Туркестане ее отношение к институту мусульманской полиции было отрицательным, хотя первый российский руководитель региона, генерал-майор М.Г. Черняев сохранил его в неприкосновенности. Известно, что такой его либерализм не понравился «верхам» и он был в 1866 г. отстранен от должности военного губернатора Туркестанской области. Его преемник, генерал-майор Д.И. Романовский образовал комиссию, которая негативно оценила деятельность мусульманской религиозной полиции - раисов, указав, что она «положительно не отвечает нашим интересам и требованиям» [12, л. 6]. К такому же выводу приходила и так называемая «Степная комиссия», разрабатывавшая проект «Туркестанского положения» 1867 г. и признавшая, что «означенный характер деятельности полицейского органа, проникнутый мусульманским фанатизмом, не может быть в видах нашего правительства» [13, с. 24]. Члены комиссии отмечали, что в дорос-сийский период раисы наблюдали за исполнением мусульманами религиозных предписаний. Кроме того, они надзирали за торговлей на базарах, контролируя применение мер и весов. За нарушения установленных правил религиозного поведения раисы имели право наказывать лю-
дей от 5 до 79 ударов плетью «доррой», о которой мы писали выше - широким и толстым ремнем из полос кожи трех животных, сшитых вместе. Нелишне заметить, что раисы имели полномочия «венчать» вдов, если те вовремя не выходили замуж после траура по умершему мужу. В таких случаях выбирался уважаемый людьми пожилой холостяк и вдова насильно отдавалась ему в жены. Были у раисов и иные права по отношению к браку. Жены могли пожаловаться им на то, что муж не «посещает» их, отдавая предпочтение другим. Раисы должны были убеждать мужей, чтобы они равно относились ко всем женам, согласно нормам шариата, посещая их всех по взаимно признанному графику. Если женщина жаловалась на физическую слабость мужа в интимной жизни и доказывала это, то раисы могли дать ей развод. Они имели право наказывать развратных женщин, которые были обречены на всеобщее унижение, позор, битье палками, плетьми и т.п. [14, сс. 259-260]. В случаях доказанной по требованиям шариата супружеской измены замужних мусульманских женщин, религиозная полиция, по приговору судов, устраивала побивание их камнями до смерти. Таким образом, как отмечалось, любое нарушение норм шариата считалось религиозным проступком и подлежало ведению конфессиональной полиции. Нелишне указать, что раисы и их «гирянды» жили за счет пожертвований народа.
Бухарский опыт деятельности религиозной полиции распространялся и на другие мусульманские ханства региона, однако частично. Поэтому после установления царской власти на российских территориях Средней Азии (Русском Туркестане) она продолжала действовать без малого еще десятилетие, хотя с каждым годом становилось все более очевидной ее несовместимость с российскими законами и новой системой власти в регионе. Поэтому первый туркестанский генерал К.П. Кауфман в 1874 г. ликвидировал институт исламской религиозной полиции в крае. Это не вызвало сильного недовольства в коренном социуме, так как большинство мусульман тяготились строгим полицейским надзором за их религиозным поведением. Но исламское духовенство и наиболее фанатичные верующие были, конечно, этим недовольны. Однако царская власть, не думая о последствиях своего шага, считала гуманным актом раскрепощение мусульман края от зоркого ока их религиозной полиции. Газета «Туркестанские ведомости» писала со слов мусульманских мулл-таджиков: «До прихода русских, когда существовала должность раиса, в мечеть ходили из 30 прихожан 15-20, с занятием же округа (Зе-равшанского - В.Л.) русскими и с уничтожением раисов из такого же числа прихожан в мечеть являются на молитву 5 или много 10 и то исключительно старики» [15]. Сенатор-ревизор Туркестанского края в 1908-1909 гг. К.К. Пален писал:
«Упразднение должности раисов - этого религиозно-политического гнета, много веков тяготевшего над жизнью правоверного, имело своим последствием падением нравственности. Народ, освобожденный от грозной и зоркой опеки раисов, в упоении дарованной ему свободы, предался пьянству и разврату. Пожилые и уравновешенные люди, а также все те, кто крепко и цепко держался седой старины, отрицательно и враждебно смотрели на вводимые нами реформы, считая, что русская власть ведет народ по пути неверия и безнравственности...В поданных Ревизии прошениях неоднократно указывается на желательность восстановления должности раисов и необходимость сокращения в русских городах питейных заведений, где безнаказанно развращается мусульманская молодежь» [16, л. 47]. Большой знаток Туркестана В.П. Наливкин указывал: «Оказались упраздненными кази-раи-сы, побиение камнями, отсечение рук, плети, все то, на чем при ханском правительстве держалось здание показной нравственности и показного благочестия, чем сдерживались порывы так называемых общественных темпераментов, что заставляло любителей женщин, вина и азартных игр тщательно скрывать свои похождения в укромных уголках, под покровом темных ночей. Как только кази-раис с его плетью, нещадно бившей ранее туземца за пьянство, за несоблюдение поста и за непосещение мечети, оказался упраздненным, люди с темпераментом, увидев себя свободными и более ненаказуемыми, дали волю своим вожделениям. Мужчины толпами шли в открывшиеся питейные заведения.Жены уходили от мужей, а дочери от родителей и поступали в дома терпимости, издеваясь над теми, кто еще несколько дней тому назад мог вывести их за город и побить камнями, Мечети стали пустеть. Случаи почти нескрываемых нарушений шариатных постановлений о посте стали встречаться все чаще и чаще.Так же и раньше праздновал свою свободу всякий человек, всякий народ, которого умышленно и злонамеренно заставляли долгое время носить тяжкие, несвойственные ему нравственные вериги» [17, с. 87]. Зарубежная исследовательница Е. Бэкон признавала, что «упразднение раисов привело к резкому сокращению посещения мечетей. Многие мусульмане стали небрежно соблюдать свои религиозные обязанности» [18, р. 112]. Военный губернатор Самаркандской области, генерал-майор Н.С. Лыкошин отмечал, что до прихода России в Туркестан раисы наблюдали за религиозной нравственностью мусульман Средней Азии, соблюдением ими установлений веры, а их помощники - «мухтасибы» наказывали ослушников плетьми и т.п. Он указывал, что после отмены Кауфманом раисов, «благочестие мусульман сразу несколько поослабло; всякий, кого гнал в мечеть страх перед раисом -безнаказанно оставался дома» [19, с. 11].
Участники антирусского Андижанского восстания 1898 г. на допросах «единогласно показывали, что они не терпят особенных несправедливостей и притеснений со стороны завоевателей, но что они ненавидят русских за тот разврат, какой они вносят в жизнь магометанского населения; что, соприкасаясь с русскими, не уважающими своей веры и закона, и мусульмане начинают пренебрегать правилами ислама; что от русских они научаются пьянству, расточительности, обманам и сутяжничеству, что русские внесли разврат в семейную жизнь магометан и благодаря им появилась неизвестная в Туркестане ранее проституция» [7]. По мнению современного узбекского историка Б.М. Бабаджанова, такие обвинения были беспочвенными, так как русские власти сами осуждали порочное поведение «туземцев» - пьянство, курение опиума и конопли, проституцию и т.п. [20, с. 803].
Мы полагаем, что разложение религиозной нравственности многих мусульман началось еще до появления России в Средней Азии. Так, например, мусульманский ученый Мулла Холбек ибн Мухаммад Мусса Андижони в «Книге боев Аликули и записках чужестранца» писал о том, что в Кокандском ханстве развились «бачабаз-лик (мужеложество - В.Л.), пьянство. Не боясь наказания Бога, многие занимались этим. Главой народа стали извращенцы и негодяи... Они и стали аксакалами и арбачами (старостами), стали совершать гнусные дела. Люди знания молчали, народ терпел унижения. Ученые и умные убежали в угол затворничества, совершались те дела, которые не должны делать мусульмане. Народ Лота совершал грех. С каждого города пришли подлые и изменники.выдавали себя за знатоков дела. Увидев их, обманщики и подлые люди стали брать у них пример» [10, с. 85]. Не лучшим было состояние нравственности в Бухарском ханстве. Русский унтер-офицер Филипп Ефремов, в 1774-1782 гг. побывавший там в плену, писал о разложении нравов бухарских мусульман: «Любители (любовники - В.Л.) приходят (в гаремы - В.Л.) в женском платье и веселятся, а иногда жены сказывают мужьям своим, якобы ушли в гости, а вместо того уходят в другое место, где с любителями пребывают» [21, с. 33-34]. (Курс. наш - В.Л.) О развращенности правителей среднеазиатских ханств писал А. Вамбери. Таким образом, установление русской власти в Туркестане способствовало выходу наружу тех пороков, которые долгое время скрывались в недрах мусульманского социума в регионе. Элементарная логика подсказывает, что если бы все было не так, то бухарский эмир Шах-Мурад Бохадыр-хан вряд ли стал учреждать «полицию нравов» при отсутствии нарушений правил религиозного поведения людей. Кстати, нелишне заметить, что Филипп Ефремов лично знал его в бытность наследником бухарского престола и участвовал в его боевых походах.
Несмотря на ликвидацию института раисов в Русском Туркестане, в Бухарском ханстве он продолжал функционировать. Современный таджикский историк Р. Ахмедов пишет о том, что в эмирате каждый раис был обязан следить «за посещением мечетей правоверными и исполнением ими своих обязанностей, записанных в священных писаниях. Он командовал полицейскими, которые плетью, по приказу раиса, наказывали нарушителей» [22, с. 55]. Однако существование в соседнем Русском Туркестане свободных от повседневной религиозной полицейской опеки мусульман, конечно же, влияло на их бухарских единоверцев. С каждым годом их все больше переселялось в российские области Средней Азии, причем, при этом многие из них сохраняли бухарское подданство. Но на них здесь уже не действовали ни религиозно-полицейские, ни иные установления Бухарского ханства.
Аналогом религиозной полиции были соответствующие службы в Восточном Туркестане, где в ходе восстания 1860-1870-х гг. против китайского владычества возникло несколько мусульманских султанатов, самым крупным из которых было государство Якуб-бека (18201877) - Джетишаар («Семиградье») в Кашгарии. Сам правитель был выходцем из Кокандско-го ханства и поэтому хотел установить в своих владениях порядки своей родины. Английский разведчик Е. Белью писал о том, что «в городах Кашгарии были казы-раисы - блюстители мусульманских нравов. Каждый казы-раис выезжал на работу с секретарем, а впереди шли в два ряда (по три человека в каждом) члены его команды. Каждый держал в руках плеть - «дору», перекинутую через плечо. Народ при виде их разбегался, или быстро приводил все в порядок. Кроме наблюдения за религиозной нравственностью мусульман, казы-раис проверял качество товаров, продуктов. При нарушении правил религиозного поведения и торговли виновных наказывали плетьми» [23, сс. 212-213]. Будущий российский военный министр и туркестанский генерал-губернатор А.Н. Куропаткин в 1870-х гг. посетил Кашгарию с военно-дипломатическими целями, лично виделся с Якуб-беком и хорошо изучил его режим. Он писал: «По смыслу закона и обычаю, Раис есть блюститель общественной нравственности и чистоты обрядовой стороны магометанской религии» [24, с. 35]. Куропаткин правдиво описывал то, каким образом реально работали раисы в государстве Якуб-бека, расхаживая по городам и строго наказывая провинившихся мусульман.
Мы считаем, что было бы ошибочным преувеличивать значение религиозной полиции в среднеазиатских ханствах, изображать ее в качестве жупела, дамоклова меча, нависшего над жизнью мусульман. Упоминавшийся выше Б.М. Бабад-жанов писал: «Едва ли можно утверждать, что
предписываемые религиозно-этические нормы исполнялись в полноценном виде среди мусульман в ханствах Средней Азии до захвата этих территорий Российской империей. Между книжными предписаниями и повседневными обычаями существовала серьезная разница, которая была предметом критики части богословов. Однако такой способ внутренней регуляции не приводил к полному исчезновению «сомнительных» этических или правовых норм. Богословы, прибегая к «шариатским уловкам» (хилайи ша-рийа), всегда находили способы легитимировать те или иные прецеденты в жизни общины и новые «конструкции» общественного или личного поведения» [20, с. 802]. (Курс. авт. - В.Л.).
Таким образом, появление мусульманской религиозной полиции в Средней Азии было связано со снижением уровня вероисповедной дисциплины среди верующих. Представляется очевидным, что деятельность раисов улучшила положение только поверхностно, поскольку их отмена в Русском Туркестане вызвала проявление тех тенденций в жизни верующих, которые
Примечания
долгое время скрывались под гнетом властного надзора. Безусловно, это способствовало демократизации жизни коренного социума Русского Туркестана, но стало проблематичным для поддержания в его рядах должного религиозно-нравственного порядка и вызвало протест-ные настроения среди наиболее фанатичных адептов религии Пророка. Сохранение института религиозной полиции в Бухарском ханстве, по соседству со «свободой» мусульман в Туркестанском крае, порождало много проблем для правительства эмирата. Наиболее вольномыслящие приверженцы ислама стремились перебраться в российские области Средней Азии. Вместе с тем, нельзя не признать, что религиозная полиция в среднеазиатских ханствах поддерживала уровень исламской веры среди населения, хотя часто искусственно, однако ее упразднение царскими властями привело не только к демократизации жизни мусульман, но породило немало проблем в поддержании должного правопорядка среди коренного социума Русского Туркестана.
1 Шах-Мурад - бухарский правитель в 1785-1800 гг. - прим. авт.
Литература и источники
1. Григулевич И.Р. Инквизиция. Изд. 3-е. - М.: Политиздат, 1985. 448 с.
2. Религиоведение. Энциклопедический словарь. - М.: Академический Проект, 2006. - 1256 с.
3. Полное собрание законов Российской империи. (ПСЗРИ-1) Т.1. - СПб., 1830. № 1. Гл. 1. Ст.1.
4. Stoddart Lothrop A.M. The New World of Islam. - New York, 1923. - 362 р.
5. Нормухамедова Маликахон. Взаимосвязь секуляризма с исламской культурой и образованием в Узбекистане. // Секуляризм и ислам в современном государстве: что их объединяет? Материалы международного «круглого стола» (г. Алматы, 30 ноября 2007 г.). - Алматы, 2008. - 196 с.
6. Вамбери Арминий. Путешествие по Средней Азии. Описание поездки из Тегерана через Туркменскую степь по восточному берегу Каспийского моря в Хиву, Бухару и Самарканд, совершенной в 1863 году. - СПб.: тип. А.И. Мамонтова и К°, 1865. - 221 с.
7. Туркестанские епархиальные ведомости. 1908. № 19. 1 октября
8. Костенко Л. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. - СПб: А.Ф. Базунов., 1870. - 358 с.
9. Вамбери А. Очерки Средней Азии. - М.: тип. А.И. Мамонтова и К°, 1867. - 362 с.
10. Вахабов М. Ташкент в годы трех революций - Ташкент: Госиздат УзССР, 1957. - 284 с.
11. Всемирная история. В 10 томах. Т. 3. М.: Госполитиздат, 1957. - 895 с.
12. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 400. Оп. 1. Д. 4753.
13. Гейнс А.К. Объяснительная записка к Положению и штатам военно-народного управления Семиреченской и Сыр-дарьинской областей. //Собрание литературных трудов. Т. 2. -СПб.: М. Стасюлевич, 1898. - 590 с.
14. Проект Положения об управлении в Семиреченский и Сыр-дарьинской областях. Ташкент: А.Л. Кирснер, 1880. - С. 259-260.
15. Туркестанские ведомости. 1871. № 17. 24 мая.
16. РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 3959.
17. Наливкин В.П. Туземцы раньше и теперь. - Ташкент: А.Л. Кирснер, 1913. - 144 с.
18. Bacon E.E. Central Asians under Russian rule. A study of Cultural Change. - N-Y: Cornell univ. press, 1966. - 273 р.
19. Лыкошин Н.С. Полжизни в Туркестане. Очерки быта туземного населения. - Петроград: Т-ва В.А. Березовский, 1917. - 415 с.
20. Туркестан в имперской политике России: Монография в документах. Отв. ред. Т.В. Котюкова. - М.: Кучково поле, 2016. - 878 с.
21. Ефремов Ф. Девятилетнее странствование. - М.: Гос. изд-во геогр. лит., 1952. - 88 с.
22. Ахмедов Р. Материалы по истории таджикского народа. - Душанбе: Фан, 2004. - 431 с.
23. Белью. Кашмир и Кашгар. Дневник английского посольства в Кашгар в 1873-1874 гг. - СПб : тип. т-ва «Обществ. польза», 1877. - 309 с.
24. Куропаткин А.Н. Кашгария. Историко-географический очерк страны. Ее военные силы, промышленность и торговля. - СПб.: Имп. Рус. геогр. о-во, 1879. - 435 с.
References
1. Grigulevich I.R. Inkviziciya [Inquisition]. Ed. 3. Moscow: Politizdat Publ., 1985. 448 р.
2. Religiovedenie. Enciklopedicheskij slovar' [Religious Studies. Encyclopedic Dictionary]. Moscow: Akademicheskij Proekt Publ., 2006. 1256 p.
3. PSZRI-1. Vol.1. St. Petersburg, 1830. No. 1. Ch. 1. St.1.
4. Stoddart Lothrop A.M. The New World of Islam. New York, 1923. 362 р.
5. Normuhamedova Malikahon. Vzaimosvyaz' sekulyarizma s islamskoj kul'turoj i obrazovaniem v Uzbekistane [The rela-
tionship between secularism and Islamic culture and education in Uzbekistan.]. Sekulyarizm i islam v sovremennom go-sudarstve: chto ih ob"edinyaet? Materialy mezhdunarodnogo «kruglogo stola» (g. Almaty, 30 noyabrya 2007g.) [Secularism and Islam in a modern state: what unites them? Materials of the international "round table" (Almaty, November 30, 2007)], 2008. 196 p.
6. Vamberi A. Puteshestvie po Srednej Azii. Opisanie poezdki iz Tegerana cherez Turkmenskuyu step' po vostochnomu beregu Kaspijskogo morya vHivu, Buharu i Samarkand, sovershennoj v 1863 godu [Traveling through Central Asia. Description of a trip from Tehran through the Turkmen steppe along the eastern shore of the Caspian Sea to Khiva, Bukhara and Samarkand, made in 1863]. Saint Petersburg: tip. A.I. Mamontova i K°, 1865, 221 p.
7. Turkestanskie eparhial'nye vedomosti [Turkestan Diocesan Gazette]. 1908. No. 19. 1 Oct.
8. Kostenko L. Srednyaya Aziya i vodvorenie v nej russkoj grazhdanstvennosti [Central Asia and the establishment of Russian citizenship in it]. St. Petersburg: A.F. Bazunov Publ., 1870. 358 p.
9. Vamberi A. Ocherki Srednej Azii [Essays on Central Asia]. Moscow: tip. A.I. Mamontova i K°, 1867. 362 p.
10. Vahabov M. Tashkent v gody trekh revolyucij [Tashkent during the years of three revolutions]. Tashkent: Gosizdat UzSSR Publ., 1957. 284 p.
11. Vsemirnaya istoriya [The World History]. In 10 vols. Vol. 3. Moscow: Gospolitizdat Publ., 1957. 895 p.
12. RGVIA. F. 400. Op. 1. D. 4753
13. Gejns A.K. Ob"yasnitel'naya zapiska kPolozheniyu ishtatam voenno-narodnogo upravleniya SemirechenskojiSyr-dar'in-skoj oblastej [Explanatory note to the Regulations and staff of the military-people's administration of the Semirechensk and Syr-Darya regions]. Vol. 2. Saint Petersburg: M. Stasyulevich, 1898, 590 p.
14. Proekt Polozheniya ob upravlenii v Semirechenskij i Syr-dar'inskoj oblastyah [Draft Regulations on Management in Semirechensk and Syrdarya Regions.] Tashkent, 1880, pp. 259-260.
15. Turkestanskie vedomosti [Turkestan Gazette]. 1871. No. 17. 24 May.
16. RGVIA. F. 400. Op. 1. D. 3959.
17. Nalivkin V.P. Tuzemcy ran'she i teper' [Natives then and now]. Tashkent: A.L. Kirsner, 1913, 144 p.
18. Bacon E.E. Central Asians under Russian rule. A study of Cultural Change, N-Y: Cornell univ. press, 1966. - 273 p.
19. Lykoshin N.S. Polzhizni v Turkestane. Ocherki byta tuzemnogo naseleniya [Half my life in Turkestan. Essays on the life of the native population.] Petrograd: T-va V.A. Berezovskij, 1917, 415 p.
20. Turkestan v imperskojpolitike Rossii: Monografiya v dokumentah [Turkestan in Russian imperial policy: Monograph in documents]. ed. T.V. Kotyukova. Moscow: Kuchkovo pole Publ., 2016, 878 p.
21. Efremov F. Devyatiletnee stranstvovanie [Nine-year wandering]. Moscow: Gos. izd-vo geogr. lit. Publ., 1952, 88 p.
22. Ahmedov R. Materialy po istorii tadzhikskogo naroda [Materials on the history of the Tajik people]. Dushanbe: Fan Publ., 2004, 431 p.
23. Bel'yu. Kashmir i Kashgar. Dnevnik anglijskogo posol'stva v Kashgar v 1873-1874 g. [Diary of the English embassy in Kashgar in 1873-1874]. Saint Petersburg: tip. t-va "Obshchestv. pol'za Publ., 1877. 309 p.
24. Kuropatkin A.N. Kashgariya. Istoriko-geograficheskij ocherk strany. Ee voennye sily, promyshlennost' i torgovlya [Historical and geographical outline of the country. Its military forces, industry and trade]. Saint Petersburg: Imp. Rus. geogr. o-vo Publ., 1879. 435 p.
© «Клио», 2024 © Литвинов В.П., 2024
