CC BY
32индивидов: плоды этого сотворчества составляют духовную культуру человечества. Духовная культура возникает благодаря тому, что человек не ограничивает себя чувственно-внешним опытом и не отводит ему преимущественного значения, а признает основным и руководящим духовный опыт, согласно которому он живет, любит, верит и оценивает все вещи. Этим внутренним духовным опытом человек определяет смысл и высшую цель внешнего чувственного опыта. Духовная культура - это как бы гимн, всенародно пропетый в истории Творцу всего и всех.
5. Громов М. Н. Россия и мировая цивилизация // Мир культуры: труды Государственной академии славянской культуры. Вып. 2. М., 2000. С. 161.
6. Франк С. Л. Реальность и человек. СПб., 1997. С. 263, 280.
7. Там же. С. 287.
8. Ильин И. А. Аксиомы религиозного опыта. М., 2002. С. 94.
9. Аронов А. А. Историографы Русской Православной Церкви. М., 1997. С. 5.
10. Зырянов П. Н. Русские монастыри и монашество в XIX и начале Хх века. М., 2002. С. 32-34.
11. Аронов А. А. Историографы Русской Православной Церкви ... С. 26.
12. Карташев А. В. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1991. С. 26-30.
13. Павлович Н. А. Святой равноапостольный архиепископ Японский Николай: жизнеописание. М., 2007. С. 19.
14. Медицинское наследие священномучени-ка митрополита Серафима (Чичагова): история и современность. М., 2007. С. 7-8.
N. YE. SHAFAzHINSKAYA. HISTORicAL AND cuLTuRAL ASpECTS of INFLuENcE of christian values on development of domestic science and education
The author of the article suggests to consider a factual material of the different historical periods of Russian history in which influence of orthodox principles on subject and nature of scientific activity of prominent representatives of the domestic humanities (philosophy, history, divinity) and education is traced.
Key words: Christian values, domestic science, domestic education, culture, spiritual and educational activity, clergy.
М. М. ШАХБАНОВА
РЕЛИГИОЗНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ В СТРУКТУРЕ СОЦИАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ ДАГЕСТАНСКИХ НАРОДОВ
Рассматривая место религиозной идентичности в структуре социальной идентичности, автор статьи раскрывает особенности ее проявления у андо-цезских народов.
Ключевые слова: андо-цезская группа, социальная идентичность, религиозная идентичность.
В преобразованиях межэтнической сферы в большинстве случаев задействована религиозная составляющая. Это обусловлено тесной связью национального и конфессионального, что делает актуальной задачу выявить ее регулятивный механизм и степень влияния на динамику межэтнических отношений.
Известно, что в советский период находились под запретом собственно богоискательские мотивы и навыки сакрального познания. За постпере-строечный период интерес к религиозному наследию сильно возрос. Вернулось стремление этносов осмыслить себя в качестве субъектов национальнокультурных традиций, обрести утраченные ранее ценности, в том числе и некое конфессиональное единство с другими народами. Как подчеркивает М. П. Мчедлов, «в переломные периоды народных бедствий, краха привычных социально-политических реалий, в условиях идеологической неразберихи и отсутствия мобилизационной общегосударственной идеи резко возрастает роль традиционных этнокультурных - национальных и религиозных идентичностей» [1].
Надо отметить, что непосредственно этнический или религиозный факторы не часто становятся первопричиной обострения межэтнических
отношений; поводы залегают в социально-экономической сфере (неравенство жизненных условий разных этносов, несовпадение стратегических интересов, противоборство за обладание территориями, природными ресурсами и т. д.). Обращение к национальному самосознанию и к религиозным чувствам в таких случаях выступает средством мобилизации для достижения целей, с религией и интересами наций не связанных.
Формирование идентичности у подавляющей части общества является процессом, который не очень отчетливо осознан и основан, скорее, на интуиции: «Свойственные человеческой психике инертность, стремление уйти от духовного напряжения ведут к тому, что многие в развитии своего “Я”, своей индивидуальности идут по пути наименьшего сопротивления, заменяя свою уникальность изменчивым мозаичным набором частичных идентичностей, которые “в готовом виде” могут предложить современные средства массовой информации» [2].
В рассмотрение категории идентичности входит описание форм ее проявления в поли-культурном пространстве (сознание россиян) с учетом возникающей потребности людей в систематизации своей жизни - и соответственно, с необходимостью принятия превалирующих
ценностей, символов, норм поведения и т. д.
Перестроечный период в истории российского общества характеризуется возрождением религии. Последствиями этого процесса являются, с одной стороны, появление реальной свободы совести, с другой - возникновение межконфессиональных и внутриконфессиональных разногласий.
Излагаемый в статье анализ религиозной идентичности и ее места в структуре социальной идентичности андо-цезской этнической общности был одной из составляющих социологического исследования по изучению этнической идентичности, проведенного в 2011 году в районах компактного проживания малочисленных народов - Ахвахском (с. Карата, Тадмагитль), Ботлихском (Ботлих, Гагатли, Верхнее Годобери), Цунтинском (Киде-ро, Гутатли Генух, Зехида), Цумадинском (Верхнее Гаквари, Тинди, Хонох, Хварши, Тинди, Хушт-ада), Чародинском (с. Арчиб) и Хасавюртовском районе (Муцаул), на Бежтинском участке (Бежта, Гунзиб) и в г. Хасавюрт. В опросе участвовало 1456 чел.
Представления малочисленных народов об основных этнообъединяющих признаках их этнической общности показывают ответы наших респондентов на вопрос: «Чтороднит вас с людьми вашей национальности?» Эти компоненты (или структурообразующие этнической идентичности) одновременно являются факторами этнической самоидентификации, влияющими на ее формирование, содержание и развитие. Диакритиками для андо-цезов остаются собственно этнические признаки, однако на третьей позиции располагается фактор религиозной принадлежности (58,4%). Маркером отождествления со своим народом обычно является этнический признак, но в общественном сознании андо-цезской группы (андийцы - 77,0%, багулалы - 70,0%, чамалалы - 86,3%, хваршины - 67,6%) в качестве значимого этнооп-ределителя превалирует религиозная принадлежность. Годоберинцы (82,6%) и бежтины (58,2%) с несущественной по значимости разницей поставили на второе ранговое место конфессиональную принадлежность.
«Религиозная принадлежность» является признаком, общим для андо-цезских народов с аварцами (57,8%), при некотором ослаблении этнообъединяющих национальных маркеров. В аспекте этноинтеграции с аварцами данный признак преобладает над собственно-этническими у чамалалов (77,5%), хваршин (63,4%), гунзибцев (62,0%), андийцев (59,4%) и бежтин (59,3%). Таким образом, по всей совокупности опрошенных в процессе самоидентификации андо-цезов лидирует национальный (родной) язык, но при идентификации с аварцами усиливаются позиции фактора «религиозная принадлежность».
В аспекте значимых ценностей и символов идентичности 61,3% опрошенных проявляют определенную последовательность позиции, ставя на первое ранговое место (наиболее важная ценность) религию, тогда как статус этнических ценностей и символов заметно снижен.
Анализ религиозной ситуации в общероссийском масштабе подтверждает тесную связь между религиозным и этническим компонентами.
Корреляция конфессиональной и национальной принадлежности исторически присуща дагестанским народам. Усиление конфессионального фактора характерно для постсоветского периода: религиозное возрождение сопровождалось актуализацией и заметным усилением позиций религиозной идентичности в иерархии социальной идентичности. Ряд других факторов социальноэкономического, политического характера, а также проникновение на территорию республики зарубежных миссионеров и неконтролируемый выезд граждан на обучение за рубеж способствовали появлению салафизма и религиозного экстремизма, которые дестабилизируют современное дагестанское общество.
В сознании андо-цезов этническая принадлежность тесно связана с конфессиональной. При нашем исследовании межэтнических установок выявлено: они отмечают особую важность религиозной принадлежности (формулировки: «Главное, чтобы верующим/ей был/а», «главное, чтобы мусульманином/кой был/а»). «Религиозная идентичность сейчас во многом обретает черты культурной идентичности», - отмечает В. И. Гараджа [3]. Проведенный нами опрос свидетельствовал о том, что религия становится значимым компонентом национальной культуры, актуализируется в процессе самоопределения. Более половины респондентов (65,3%) придерживаются следующего мнения: «Религия моего народа есть составная часть культуры моего народа», только 15,1% не разделяют его. На этом основании можно сделать вывод о том, что для андо-цезской общности религиозная самоидентификация принадлежит к самым значимым социальным компонентам.
В данном случае специфика заключается в том, что представитель любого дагестанского народа изначально воспринимается как мусульманин, независимо от уровня его религиозности. Если для европейских цивилизованных стран вопрос о вере является сугубо личным (стремление распространять свои убеждения на общество в целом отсутствует), то для Дагестана религиозное возрождение (распространение ваххабизма) имеет далеко идущие последствия. Проблема веры переносится из области частной жизни в общественную, и данный фактор, особенно в периоды опасности, выявляет свой объединяющий потенциал. Вместе с тем необходимо учесть, что характерный для современного дагестанского общества глубокий внутрире-лигиозный конфликт отрицательно сказывается на религиозной и на этнической идентичности, разрушает внутриэтнические и внутриконфессио-нальные связи и размывает чувство национальной принадлежности.
Результаты опросов, полученные в ходе нашего социологического исследования, свидетельствуют о том, что распределение симпатий / антипатий к конкретным народам у респондентов различных конфессиональных групп (сама по себе культурно-конфессиональная близость народов) далеко не всегда выступает решающим фактором межэтнической толерантности. В ряде случаев большое значение приобретают принадлежность к коренным народам и длительность совместного проживания в пределах одного государства. Рес-
понденты разных конфессиональных групп могут не воспринимать представителей единых с ними конфессионально-культурных общностей в качестве «своих», предпочитая исторически не единоверные с ними народы, но с которыми совместно живут, трудятся, проводят досуг и т. д. Существенное влияние в данной ситуации оказывают социально-экономические и политические факторы.
При изучении религиозной идентичности немаловажно исследование аспекта бытовых взаимоотношений между людьми: в какой степени респонденты готовы контактировать с представителями иных религий, насколько важна при этом конфессиональная принадлежность? В ходе исследования мы стремились выявить актуализи-рованность этого вопроса в различных ситуациях. Ответы показывают, что для опрошенных малозначима религиозная принадлежность «при выборе коллег» (74,7%), «при выборе друзей» (66,1%), «при выборе места жительства» (55,6%); внимание к конфессиональной принадлежности достаточно высоко в семейно-брачной сфере: «при решении вопроса о вступлении в брак моих родственников» (61,4%), «при собственном решении о вступлении в брак» (68,0%). По этим результатам можно сделать вывод, что большинство респондентов, вне зависимости от конфессиональной принадлежности и от сформированности религиозной идентичности, нацелены на толерантные отношения с лицами иной национальности в сфере личного общения. Но в разных жизненных ситуациях они ведут себя по-разному: знакомство, выбор круга друзей и места жительства не столь тесно связаны с конфессиональными предпочтениями, как семейно-брачная сфера (здесь в следовании конфессионально-культурным традициям конкретных народов респонденты проявляют гораздо больший консерватизм). Тем самым - стремлению к доброжелательным взаимоотношениям с людьми иной национальности сопутствует желание сохранить свою конфессионально-культурную идентичность.
В анкетах по вопросу об этнической принадлежности респонденты отметили, что «в случае возникновения столкновений на религиозной почве в их населенном пункте, районе они приняли бы в них участие на стороне представителей своей национальности» 38,6%, затруднились с ответом 32,4%, не приняли бы участия в конфликте 25,0%. Среди верующих «в случае столкновений на религиозной почве приняли бы участие на стороне представителей своей национальности» 42,4%, не приняли (выбрали вариант ответа «нет») 22,2%. Среди верующих, по сравнению с неверующими, больше затруднившихся ответить: 32,0% и 22,7% соответственно. Из назвавших себя
атеистами «в случае столкновений на религиозной почве не приняли бы в них участие на стороне представителей своей национальности» 54,5% (отметивших противоположный вариант 13,6%). По совокупности верующих и неверующих первый вариант предпочли 41,2% опрошенных.
Значимость конфессиональных отношений в обеспечении стабильности региона и безопасности Юга России в условиях реполитизации этничности на Северном Кавказе повышается. В отличие от начала-середины 1990-х годов, в последнее десятилетие включение конфессионального фактора в этнополитические процессы региона идет все активнее. Это позволяет говорить о формировании устойчивых этноконфессиональных идентичностей и о том, что конфессиональный фактор будет постепенно замещать этнический в определении вектора регионального политического развития [4].
На основании изложенных фактов и цифр можно констатировать высокую значимость религиозной идентификации в общественном сознании андо-цезской этнической группы. Этот фактор так тесно связан с этнической идентичностью, что оскорбление религиозных святынь воспринимают как оскорбление своей этнической принадлежности. В процессе самоидентификации андо-цезов религиозному компоненту принадлежит символическая роль, они воспринимают его в качестве объединяющего их между собой, а также с аварской группой. Ислам является частью национальной культуры дагестанских народов, при этом распространение на территории республики салафизма действует как этнодифференци-рующий признак не только внутри исследуемой группы, но при определении ее места в ряду остальных дагестанских малых этносов.
Литература
1. МчедловМ. П. Религиозная идентичность. О новых проблемах в межцивилизационных контактах // Социологические исследования (СОЦИС).
2006. № 10. С. 33.
2. Водопьянова Н. А. Потенциал интегрированных маркетинговых коммуникаций в формировании российской идентичности // Вектор идентичности на постсоветском пространстве. Ростов,
2007. С. 55.
3. Гараджа В. И. Проблема идентичности и потенциал толерантности в развивающейся России // Теория и практика образовательной политики в условиях модернизации полиэтнического общества: в 2 ч. Ч. 2. М., 2006. С. 45.
4. Авксентьев В. А., Бабкин И. О., Хоц А. Ю. Конфессиональная идентичность в конфликтном регионе // СОЦИС. 2006. № 10. С. 41.
m. m. shakhbanova. religious identity in the structure of social identity of dagestan peoples
Considering the place of religious identity in the structure of social identity the author of the article reveals peculiarities of its display among Ando-Tsez peoples.
Key words: Аndo-Tsez group, social identity, religious identity.
Л. В. ШЕЛЕХОВА, А. А. ПАНЕШ ФУНКЦИИ ЛИЧНОСТНО-СМЫСЛОВОЙ СФЕРЫ
В статье представлена функциональная составляющая личностно-смысловой сферы, отражающая многообразие механизмов, факторов формирования и развития аксиологической системы социальной ориентации. Ключевые слова: личностно-смысловая сфера, функции, личностные ценности, аксиологическая система социальной ориентации.
Наличие ценностных и смысложизненных ориентаций делает жизнь наиболее активного слоя общества - молодежи - осознанной, осмысленно подчиняющейся определенным планам и целям. Поскольку период профессионального становления охватывает большую часть юности и молодости, возникает необходимость развивать личностно-смысловую сферу студентов с учетом всех аспектов ее функциональной составляющей.
Отсутствие в современной психолого-педаго-гической науке общепринятого подхода к данному комплексу проблем объясняется различием в понимании факторов и механизмов формирования, развития, функционирования личностно-смысловой сферы. Этот феномен активно изучается отечественными и зарубежными исследователями. Э. В. Соколов, акцентируя систематизацию нравственных значений общественных явлений и ориентиры поведения, определяющие направленность действий субъекта, предлагает выделить: экспрессивную функцию, функцию защиты личности, познавательную функцию, функцию координации внутренней психической жизни (гармонизации психических процессов, согласования их во времени и применительно к условиям действительности) [1]. Н. Н. Королева, взяв за основу «смысловые образования в картине мира личности», включает в группу основных функций репрезентативную, интерпретативную, регулятивную, интегративную. Аналогичной позиции придерживается и А. В. Серый. Исходя из организационной системы личностных смыслов и ее уровневой структуры, он выделяет: функцию интерпретации ощущений, способствующую возникновению потребностей и мотивов; функцию адаптации индивида к окружающим условиям социальной действительности; функцию интегрирования личности в условия социальной жизни; функцию генерализации и операционализации [2]. Б. С. Братусь ограничивается рассмотрением двух функций: функции жизненной перспективы, которая отвечает за создание образа перспективы развития, постановки жизненных целей, и функции нравственной оценки действий (в отличие от ситуативной, она подразумевает надситуативную опору, особый психологический план, который становится для каждого человека системой смысловых образований и ее осознанием) [3]. У М. С. Яницкого, опирающегося на работы Н. Н. Королевой и Б. С. Братусь, представлена следующая систематизация:
- функции регуляции всех побудителей активности человека, которая определяет приемлемые способы их реализаций. По его мнению, эта фун-
кция является важнейшим психологическим органом саморазвития человека;
- функции внутреннего источника жизненных целей;
- функции жизненной перспективы;
- функции регуляции поведения [6].
В своем подходе к личностно-смысловой сфере мы рассматриваем ее как относительно устойчивую, автономную, иерархически организованную совокупность смысловых структур, функционирующих как единое целое и отвечающих за механизм формирования аксиологической системы социальной ориентации. Она представляет собой особым образом организованную динамическую систему смысловых образований, сочетающих в себе элементы образа, знания, отношения, оценки и связей между ними, и является важным звеном между личностью, ее внутренним миром и окружающей действительностью, обеспечивающим смысловую регуляцию жизнедеятельности субъекта.
Личностные ценности актуализируются во взаимодействии трех компонентов: значение прошлого - осмысленность настоящего - осознанность будущего. В этом отношении актуально высказывание Я. Л. Морено: «Каждая вещь, форма или идея имеют свое место, свой локус, который является наиболее подходящим и адекватным для них, они находят наиболее идеальное, совершенное выражение своего значения» [5]. Смысловое содержание бытия, проявляющееся во временных локусах, способствует объективации в сознании субЪекта предметов окружающего мира, приводит к возникновению на личностном уровне представлений и трансформации смысловых образований в ценности - личностно-смысловая сфера формирует представление жизненного мира, в чем и заключается функция репрезентации.
Придаваемый при этом объекту смысл сообщает вещи некую субъективную ценность, зависящую от индивидуальных особенностей субъекта (его системы ценностей), а не от качеств самого объекта. В этой связи, отмечает Е. А. Климов, ценности не следует отождествлять с чем-то существующим независимо от субъекта: «Ценность - это не признак объекта, а характеристика субъекта в его среде» [6]. Процесс актуализации смысла есть приобретение им личностного, а впоследствии -ценностного статуса: личностно смысловая сфера обладает функцией включения объективных значений явлений в систему личностных ценностей и жизненных установок индивида.
Сконцентрированный в ценностях социума
