CC BY
31
росшсш полш
•ШЧД
DOI: 10.30570/2078-5089-2022-107-4-146-167 Ю.О.Гайворонский, Ю.А.Баландин
РЕКРУТИРОВАНИЕ ГУБЕРНАТОРСКОГО КОРПУСА В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ: ЭВОЛЮЦИЯ ПАТРОНАЛЬНЫХ СЕТЕЙ
(2017-2021)
Юрий Олегович Гайворонский — кандидат политических наук, доцент департамента политики и управления факультета социальных наук Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». Для связи с автором: guyvoronskiy@hse.ru.
Юлиан Андреевич Баландин — аспирант, ассистент департамента политики и управления факультета социальных наук Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». Для связи с автором: balandin.yulian@gmail.com.
Аннотация. В статье представлен опыт исследования структурной динамики федерально-региональных политических сетей в процессе рекрутирования глав регионов. Внимание авторов сфокусировано на текущем этапе в эволюции подхода федерального центра к формированию губернаторского корпуса, начало которому положила смена команды в администрации президента во второй половине 2016 г. Теоретической рамкой исследования выступают концепции патрон-клиентских отношений и патрональной политики. При обработке эмпирического материала задействован аппарат сетевого анализа (SNA), позволяющий оценить как саму политическую элиту, так и конкретное влияние отдельных фигур.
Проведенное исследование фиксирует отчетливо выраженную тенденцию к увеличению структурной сложности федерально-региональной патро-нальной сети, когда все больше федеральных акторов прямо или косвенно вовлекается в процесс рекрутирования региональных руководителей, что влечет за собой формирование новых внутриэлитных связей. Вместе с тем, несмотря на интенсивные кадровые ротации, каких-либо тектонических сдвигов в структуре патронажа не просматривается. Костяк сети остается неизменным, устойчиво включая в себя часть федеральной политической и экономической элиты, ориентированной на главу государства и пользующейся его поддержкой. При этом процесс усложнения патрональной сети сопровождается ростом значимости президента РФ, прежде всего с точки
зрения внутрисетевой координации, что, по мнению авторов, свидетельствует о растущей востребованности такой координации в условиях современной России.
Ключевые слова: патрональная политика, патрональная сеть, губернаторы, Россия, сетевой анализ
Введение
1 См., напр. Мельников 2021.
Снижение уровня политической автономии региональных элит — закономерный результат рецентрализации в современной России. Уже с отменой прямых выборов глав регионов в 2004 г. кадровая политика федерального центра в отношении губернаторского корпуса стала магистральным направлением построения вертикали власти и ключевым фактором формирования внутриэлитных коалиций на разных уровнях территориального управления. Не утратила она своей роли и после их возвращения (спустя восемь лет) — в связи с ростом значимости института временно исполняющего обязанности главы региона, назначаемого президентом.
В свою очередь, ротации в губернаторском корпусе не только усилили контроль центра над регионами, но и расширили карьерные перспективы региональных элит на федеральном уровне, в отдельных случаях создав своеобразный механизм «вращающихся дверей», когда после управления регионом московский чиновник возвращается в федеральную обойму (Алексей Гордеев, Виктор Басаргин, Владимир Васильев). Более того, глава региона может стать важной частью федеральной элиты и выстроить межрегиональную сеть политического влияния (Сергей Собянин) или обеспечить кадровую базу для федерального центра (как столичный мэр Юрий Лужков, калужский губернатор Анатолий Артамонов и тот же Собянин).
Подобные сдвиги в эволюции российской политической элиты актуализируют поиск моделей, объясняющих особенности взаимоотношений между центром и регионами. Одним из путей к решению этой задачи является сетевой подход. Однако исследователи политических сетей в современной России в основном ограничиваются изучением либо федеральной, либо региональных элит по отдельности, причем в последнем случае речь обычно идет об анализе одного или нескольких конкретных кейсов1. Налицо также явный дефицит исследований федеральных и региональных политических сетей в пространственно-временном измерении: как правило, при анализе таких сетей берется их срез в какой-то определенный момент времени, что препятствует изучению эволюции соответствующих структур.
На наш взгляд, для того чтобы связать воедино два уровня политических элит, необходимо обратиться к концепции патрон-клиентских отношений, находящей все более широкое применение как в экспертной среде («Политбюро 2.0»), так и в рамках фундаментальных исследований многоуровневой структуры территориально-политиче-
2 См. Туровский ского управления в РФ2. При этом важно сконцентрировать внимание 2015. на анализе динамики тех сетей, конфигурация которых подвержена изменениям.
В настоящей статье мы фокусируемся на текущем этапе в эволюции подхода федерального центра к формированию губернаторского корпуса, начало которому положила смена команды в администрации президента (АП) во второй половине 2016 г. Одной из особенностей этого этапа стало заметное ускорение ротации глав регионов: если раньше число подобных кадровых решений обычно не достигало 10 в год (единственное исключение — 2012 г., когда их было 20, что, по-видимому, объяснялось предстоявшим вступлением в действие закона о возвращении прямых выборов губернаторов), то в 2016 г. потеряли свой пост 20 губернаторов, в 2017 г. — 17, а меньше 10 замен было только в 2021 г. Поменялся и подход к подбору губернаторских кадров. Помимо курса на омоложение, здесь стоит отметить опору на «технократов», то есть лиц, до своего назначения врио глав регионов не занимавшихся публичной политической деятельностью.
Учитывая вышесказанное, правомерно ожидать и интенсивных трансформаций в сетях федерально-регионального патронажа. В связи с этим в статье ставится двуединый вопрос: какова структура па-трональных сетей в рамках кадровой политики федерального центра в отношении глав регионов и насколько изменчивы эти сети в условиях ускорения губернаторских ротаций?
Изучение патрональной политики в современной России: федеральный и региональный уровни
3 Термины «патронаж», «патро-нальная политика»
и «патрон-клиен-телизм» используются в данной работе как взаимозаменяемые.
4 Hosking 2000:
301.
5 Eisenstadt 1973. 6 Гельман 2015.
Изучение патронажа3, в том числе в качестве одной из теоретических рамок анализа эволюции российской государственности, имеет долгую историю. Джеффри Хоскинг определяет патронаж как иерархические, основанные на взаимной выгоде отношения, которые подразумевают предоставление каких-то благ (со стороны клиента) в обмен на защиту и продвижение интересов (со стороны патрона). Данный тип отношений основан на неформальных договоренностях и практически не связан с формальными контрактами4.
В ряде исследований патронаж трактуется как часть неопатримониальных практик, которая может использоваться для ограничения региональной автономии, способствуя кооптации политических оппонентов и воспроизводству корпоративных иерархических структур в целях упрощения контроля и недопущения альтернативных способов воспроизводства экономических ресурсов5. При такой схеме (как показывает, в частности, российский случай) кадровая политика федерального центра становится ключевым инструментом управления, основанным на синтезе формальных правил и неформальных практик6.
Применительно к отечественной системе многоуровневого управления патронаж рассматривается в литературе и сквозь призму полит-экономического подхода, делающего акцент на анализе полезности, а также информационной асимметрии. Данный методологический фо-
7 Туровский 2015.
8 Ledeneva 2013: 53—55.
9 Kononenko and Moshes (eds) 2011.
10 Petrov 2011.
11 Крыштановская 2002.
12 Гаман-Голутвина 2004.
13 Ратленд 2016.
14 Hale 2014: 9—10.
15 Hale 2017.
16 Большое правительство 2012.
_россшш полпга_
кус позволил зафиксировать утверждение особой формы подотчетности, когда поведение субнациональных элит диктуется не столько электоральными стимулами, сколько соотношением выгод и затрат в рамках принципал-агентской модели, логика которой может простираться вплоть до муниципального уровня принятия решений7.
При изучении патронажа нередко задействуется концепт сети с упором на различные виды сетевых взаимодействий (аффилиаций) между политическим лидером и его ставленниками. Так, Алена Леде-нева выводит устойчивость патрон-клиентских отношений из степени близости «клиента» к главе государства. Понимая под сетями социальные связи между людьми, она выделяет четыре ключевых типа сетей в российской политической элите — от «ближнего круга» (например, семья) до «периферийных контактов» (выпускники одной школы или университета, партнеры по бизнесу, соучредители фондов и т.д.)8.
В свою очередь авторы коллективной монографии под редакцией Вадима Кононенко и Аркадия Мошеса при анализе практик патронажа концентрируют внимание на «властвующих сетях» (power networks), которые пережили социально-экономические трансформации, последовавшие за распадом СССР, и, претерпев определенную реконфигурацию, сохранили политическое влияние9. Среди наиболее влиятельных «властвующих сетей» особое место занимает силовая10. В связи с этим можно вспомнить концепт милитократии, введенный в начале 2000-х годов Ольгой Крыштановской, зафиксировавшей активное проникновение во власть людей с силовым бэкграундом11. Впрочем, высокими темпами расширялось и представительство бизнеса12.
Итак, как мы видим, исследователи довольно часто концентрируются на изучении отдельных сегментов российской политической элиты, таких как «олигархи» (крупный бизнес), «силовики», бюрократия и др. В качестве отдельной категории рассматривается и ближний круг президента. При этом отмечается важность неформальных практик и механизмов в эволюции политической элиты страны в целом13.
О первичности таких механизмов пишет, в частности, Генри Хейл, который характеризует постсоветские политические режимы как патро-нальные, где отношения между ведущими акторами строятся не вокруг абстрактных категорий вроде идеологии или экономики, а на основе персонализированных коммуникаций и аффилиаций14. Хейл выделяет три основных типа патрональных сетей в современной России (корпоративные, государственные и региональные), особо подчеркивая, что в российской системе патронаж является необходимым условием достижения политического успеха15.
Концепция Хейла во многом перекликается с аналитической моделью «Политбюро 2.0», разработанной Евгением Минченко и Кириллом Петровым. В рамках данной модели «неополитбюро» выполняет функцию согласования интересов внутри конгломерата кланов и групп, конкурирующих за распределение ренты16. Степень встроенности в орбиту «Политбюро 2.0» выступает, в частности, ключевым критерием
17 https://map. minchenko.ru/ metodohgy.
18 Старкова 2009: 16.
19 Гаман-Голутвина 2004: 16—17.
' Ортунг 2010: 81.
21 Алябьева 2007: 14—18.
22 Лапина 2006: 89.
23 Ортунг 2010: 86.
24 Зырянов 2013: 38.
устойчивости губернаторов17, что во многом объясняется существенной трансформацией каналов рекрутирования региональных элит, претерпевших за последние годы серьезные изменения.
Еще в начале 2000-х годов были все основания говорить о региональной элите как о самодостаточном субъекте политического процесса, обладавшем собственным источником легитимности (прямые выборы), а нередко — и поддержкой крупных финансово-промышленных групп18. В некоторых регионах даже сложилась система своеобразного «преемничества», когда губернаторский пост получали лица, аффилированные с предыдущим региональным руководителем. Вместе с тем бэкграунд многих губернаторов был еще советским — в 2004 г. около двух третей региональных глав имели опыт работы в органах власти времен СССР. При этом подавляющее большинство губернаторов были местными политиками, которые либо родились в регионе, либо получили в нем образование и построили карьеру19.
Толчком к коренной реконфигурации губернаторского корпуса послужила трагедия в Беслане в 2004 г. В контексте укрепления безопасности прямые выборы губернаторов были отменены. Однако это не означало автоматического обновления региональных элит — основные усилия центра оказались направлены на изменение системы подотчетности, предполагавшее переориентацию губернаторов на запросы федеральных элит20. Не случайно в первые годы после отмены прямых выборов губернаторов чаще переназначали, чем отправляли в отставку21. Тем не менее главы регионов стали больше зависеть от личной поддержки президента и его администрации, а также неформальных связей с федеральными элитами22.
Следующий этап «кадровой революции» начался в 2008 г. с избранием президентом России Дмитрия Медведева. Именно при нем в отставку ушли многие ветераны губернаторского цеха, такие как Минти-мер Шаймиев, Муртаза Рахимов, Юрий Лужков, Кирсан Илюмжинов, Николай Федоров и др. Наметился рост числа губернаторов-«варягов», что поставило перед федеральным центром проблему обновления каналов рекрутинга23. Если раньше рекрутирование региональных лидеров во многом определялось балансом сил внутри региона и электоральными процедурами, то теперь искать квалифицированные управленческие кадры нужно было самому Кремлю. Возвращение губернаторских выборов в 2012 г. мало повлияло на ситуацию: во-первых, назначение врио глав регионов и отстранение от должности действующих остались прерогативой президента, во-вторых, был введен механизм «муниципального фильтра», позволявший усилить контроль над ходом избирательных кампаний на этапе выдвижения и регистрации кандидатов24.
Новый тур ротации губернаторов связан с приходом в 2016 г. на должность первого заместителя руководителя АП Сергея Кириенко, сменившего Вячеслава Володина. Именно на период «кураторства» Кириенко пришелся невиданный по масштабам вал ротаций
(более 60), причем впервые в современной российской истории число губернаторов-«варягов» превысило число местных кадров. Посты губернаторов все чаще занимают выходцы из федеральных министерств или президентской администрации. В кадровой политике de facto возобладала патрон-клиентская логика, и многие новоиспеченные губернаторы, по сути, являются ставленниками различных групп влияния.
Федеральный центр всячески старается подчеркнуть меритокра-тическую природу ротаций, сначала внедрив термин «губернатор-тех-25 Кынев 2019: нократ»25, а затем разработав концепцию губернаторов новой волны, 139—142. к основным характеристикам которых относятся: (а) близость к людям (коммуникация и агрегирование запросов жителей региона); (б) использование проблемно-ориентированного подхода; (в) компетентность (обретенная путем участия в кадровых конкурсах и/или обучения 26 Губернаторы б.г. в «школе губернаторов» РАНХиГС)26. Но это публичное целеполагание.
Непубличные, неформальные параметры ротации нередко остаются скрытыми. Теория патрональной политики способна объяснить природу ротации губернаторов в современной России, однако ввиду неясности конкретных параметров патрон-клиентских отношений встает вопрос о способах их эмпирического тестирования и операционализации данных.
Исследовательский дизайн
27 Freeman 1979.
28 Keller 2018.
29 Иванов, Мельников и Петров 2022.
30 Buck 2007; Garifullina, Kazantcev, and Yakovlev 2020; Мельников 2021.
Метод. Одна из основных трудностей в изучении патронажа связана с операционализацией данных. Путь к решению этой проблемы открывает сетевой анализ (Social Network Analysis — SNA), позволяющий не только исследовать сложные типы взаимоотношений между акторами, но и визуализировать конфигурацию групп влияния. Благодаря математическому аппарату SNA мы можем оценить как саму политическую элиту, представленную в виде узлов (акторов) и ребер (связей), так и конкретное влияние отдельных фигур. Чем большим числом связей обладает актор и чем он ближе к лидерам коалиций, тем выше его политическое влияние и значимее роль в элитной структуре27. Тем самым SNA дает возможность выйти за рамки классического подхода к классификации элит на основе социально-демографических характеристик (возраст, место рождения, образование, профессиональный опыт и т.д.)28. Отметим также, что данный метод уже был успешно апробирован при изучении российской политической элиты — и феде-ральной29, и субнациональной30.
Данные. Как уже говорилось, в фокусе нашего исследования находится нынешний этап кадровой политики федерального центра в отношении глав регионов, переход к которому связан со сменой команды в АП. Соответственно, в выборку были включены все занимавшие должность губернатора (в том числе в статусе временно исполняющих обязанности) в период после назначения Кириенко на пост перво-
31 При идентификации таких компаний был задействован ежегодно составляемый РБК рейтинг 500крупнейших по выручке компаний России.
_росспИсмю полпга_
го заместителя руководителя АП (5 октября 2016 г.) и вплоть до конца 2021 г. Следует, впрочем, отметить, что указанные временны е рамки не являются абсолютными, так как целый ряд попавших в выборку губернаторов занял эту позицию до Кириенко, а некоторые — и до отмены выборов в 2004 г. (например, Евгений Савченко в Белгородской области, Аман Тулеев в Кемеровской и Анатолий Артамонов в Калужской).
В целях изучения эволюции структуры политических сетей для каждого года строилась отдельная модель, то есть всего было построено пять моделей. Чтобы учесть новоназначенных врио, способных принять участие в выборах в единый день голосования, в каждую модель включались главы регионов, пребывавшие в должности по состоянию на 1 июля соответствующего года.
Помимо губернаторов, в базу данных вошли акторы федерального уровня, которые гипотетически могли выступать в качестве «патронов». При определении персонального состава последних использовался комбинированный подход, учитывающий как экспертную оценку (вхождение в одну из орбит влияния, зафиксированных экспертами «Минченко консалтинг» в рамках модели «Политбюро 2.0» и серии аналитических докладов, регулярно публикуемых с 2017 г.), так и формально-институциональную позицию актора. К позициям, потенциально позволяющим претендовать на роль «патрона», были отнесены руководящие должности:
— в АП (не ниже заместителя главы управления и включая полномочных представителей президента в федеральных округах);
— в правительстве, а также в подведомственных правительству или президенту органах федеральной исполнительной власти (ФОИВ) (не ниже заместителя федерального министра или руководителя ФОИВ);
— в Федеральном Собрании РФ (не ниже главы комитета Государственной Думы или Совета Федерации);
— в государственных корпорациях (не ниже члена совета директоров или правления);
— в крупнейших частных компаниях31 (не ниже заместителя главы совета директоров или правления);
— в парламентских партиях (лидер партии, а применительно к «Единой России» — и одна из высших партийных должностей). Однако «патронами» бывают не только федеральные деятели, но
и сами губернаторы (по отношению к другим главам регионов). Для их выявления был использован, в частности, такой критерий, как время пребывания в должности, поскольку обычно в этой роли выступают губернаторы, более 10 лет занимавшие свой пост (как, например, губернатор Калужской области в 2000—2020 гг. Артамонов) или руководившие более чем одним регионом (Олег Кожемяко, в 2005—2007 гг. возглавлявший Корякский автономный округ, в 2008—2015 гг. — Амурскую область, в 2015—2018 гг. — Сахалинскую область, а в 2018 г. избранный губернатором Приморского края). У таких губернаторов вполне могут
быть экс-заместители, сделавшие карьеру в региональных и даже федеральных органах власти.
Применительно к тем, чей опыт управления регионом не дотягивал до 10 лет, задействовалась перспективная и ретроспективная логика. Если после отставки с поста главы региона человек «уходил на повышение», то есть получал должность, входящую в приведенный выше список, он рассматривался в качестве важного звена в системе патрон-клиентских связей, потенциально способного к роли «патрона» и в период губернаторства (перспективная логика). Так, Дмитрий Кобылкин, по состоянию на 2017 г. — губернатор Ямало-Ненецкого автономного округа, был квалифицирован как патрон своего бывшего первого заместителя Владимира Владимирова, ставшего главой Ставропольского края, в силу того, что годом позже был назначен министром природных ресурсов и экологии РФ. Ретроспективная логика отражает обратную ситуацию, когда в качестве «бонуса» губернатору засчитывался опыт работы на высших государственных должностях. Довольно показателен в этом плане случай Гордеева, до своего назначения в Воронежскую область порядка 10 лет проработавшего министром сельского хозяйства. Это позволило в 2017 г. рассматривать его как патрона по отношению к губернатору Тверской области Игорю Рудене, который был заместителем Гордеева в этом министерстве в середине 2000-х годов.
Разумеется, было невозможно включить в анализ всех представителей федеральной политической и экономической элиты. Авторы одной из последних работ по сетевому анализу политических элит в России строили свою выборку на основе первых 50 позиций рейтинга 32 Иванов, 100 ведущих политиков страны32. В нашем же случае в выборку попали и ПеМровН2>022 те федеральные персоны, которые могли быть соотнесены с тем или иным главой региона в соответствующий год. Полученные в результате сети оказались близки по масштабам к исследованным в упомянутой работе. Так, в 2017 г. было зафиксировано 46 федеральных патронов (плюс семь патронов-губернаторов).
Критерии аффилиации. Как и в случае с определением субъектов патронажа, при идентификации связей между акторами в рамках одной сети использовался комбинированный подход, сочетавший инструментальные критерии и экспертные оценки.
В качестве инструментальных критериев, базирующихся на биографических данных, выступали:
— общее место работы. Связь фиксировалась, если глава региона находился в подчинении некоего высокопоставленного актора (патрона). Так, губернатор Алтайского края (2005—2018 гг.) Александр Карлин был заместителем министра юстиции Юрия Чайки. В случае работы в правительстве и ФОИВ при определении аффилиации принималось во внимание, кому — президенту или премьеру — подотчетно соответствующее министерство / федеральная служба. Опыт работы длительностью менее года не учитывался;
33 https://iims.hse. ru/csid/database-description.
34 Иванов, Мельников и Петров 2022.
— общее место рождения или карьеры. Зачастую здесь проявляет себя принцип кураторства, когда за представителем федеральной элиты в качестве зоны ответственности закрепляется родной для него регион (Володин и Саратовская область, Сергей Шойгу и Республика Тыва и т.д.). Но бывают и прямые совпадения: например, у бывшего саратовского губернатора Валерия Радаева та же малая родина, что и у Володина, — Хвалынский район;
— одновременное обучение в одном и том же университете. В этом плане особенно выделяются выпускники юридического факультета ЛГУ 1987 г., часть которых попадает в категорию патронов (как Медведев и министр юстиции Константин Чуйченко), часть — в категорию клиентов (как глава Карелии Артур Парфенчиков);
— родство (будучи весьма важным в российской политике в целом, применительно к кадровой политике в отношении глав регионов этот фактор почти не работает);
— дружба (в качестве примера здесь можно привести отношения, связывавшие экс-губернатора Хакасии Виктора Зимина с Шойгу, который не раз привозил в Хакасию первых лиц государства, включая Владимира Путина).
Соответствующая информация черпалась из официальных биографий, опубликованных на сайтах органов государственной власти, бизнес-компаний, ведущих информационных изданий («Российская газета», РБК, «Ведомости», «Газета.ру»), а также из Базы данных биографий губернаторов регионов РФ за 1993—2018 гг., сформированной Международным центром изучения институтов и развития НИУ ВШЭ33.
Что касается экспертных оценок, то, помимо докладов «Минчен-ко консалтинг», мы использовали также результаты исследования Евгения Иванова, Кирилла Мельникова и Николая Петрова34. Это в определенной мере позволило компенсировать ограниченность данных, приводимых в официальных биографиях.
Эволюция Общие характеристики структуры и динамики сети. Клю-
федерально- чевой метрикой при анализе структуры сети выступает количество региональных представленных в ней узлов (акторов). Подсчет числа этих узлов для политических каждого рассматриваемого года (см. табл. 1) свидетельствует о по-сетей в 2017— следовательном расширении графа. Поскольку ежегодное количество 2021 гг. региональных глав в выборке не менялось, увеличение числа узлов могло происходить лишь за счет федеральных акторов. Назначение губернаторов-«варягов» даже в тех регионах, где ранее главами были исключительно представители местных элит, неизбежно вело к подключению к сети дополнительных персон федерального уровня. В этой ситуации региональная элита уже едва ли может рассматриваться как нечто автономное — по мере вовлечения в патрональные сети все новых губернаторов она становится своеобразным продолжением элиты федеральной.
Таблица 1 Структурная динамика федерально-региональных политических сетей (2017-2021 гг.)
2017 2018 2019 2020 2021
Количество узлов (акторов) 108 117 131 138 140
Количество ребер (связей между акторами) 182 204 249 264 269
Процент изолятов (акторов, не включенных в патрональные сети) 18,8 14,8 8,4 6,8 6
Описательные статистики графов в динамике также говорят о повышении плотности последних. Это выражается в последовательном снижении доли «изолятов» — узлов сети, образуемых изолированными от основного графа группами акторов (например, губернаторами от оппозиционных партий). Так, если в 2017 г. в базовую политическую сеть не входило почти 19% федеральных и региональных акторов (в том числе девять губернаторов), то в 2021 г. — лишь 6% (в том числе пять глав регионов). Рост количества связей (ребер) в сети указывает на усложнение структуры политических элит, причем именно за счет расширения патрон-клиентских отношений, поскольку система связей между федеральными акторами во многом остается неизменной ввиду сохранения костяка в лице ближайшего окружения главы государства. Следовательно, усложнение сети обусловлено расширением аффилиаций между главами регионов и федеральными элитными группами.
Структура федерально-региональной элитной сети сквозь призму метрик центральности. Одним из способов оценки графов является расчет уровня центральности (то есть влиятельности) отдельных акторов. Предполагается, что чем больше у актора связей, тем большими ресурсами он обладает, поскольку именно от наличия связей зависит возможность создавать широкие коалиции, эффективно распространять и получать информацию, а также встраиваться в различные элитные группы.
Среди важнейших метрик центральности — валентность узла (valency of a vertex), фиксирующая количество связей актора. Наибольшим числом связей в изучаемый период ожидаемо обладал президент, причем если в 2017 г. его «капитал» в рамках системы рекрутирования глав регионов насчитывал 46 связей, то в 2021 г. — уже 56. Указывая на расширение президентской сети в региональных элитах, такая динамика отчасти есть следствие тренда на вхождение губернаторов в орбиту влияния различных федеральных акторов, которые, в свою очередь, связаны с президентом.
На втором месте по количеству связей — Медведев, что обусловлено ключевой ролью экс-президента в выстраивании сетей федеральных
35 Здесь и далее в скобках приводится количество связей в 2021 г.
элит. Примечательно, что, несмотря на отставку с поста председателя правительства в 2020 г., «центральность» Медведева по показателю валентности лишь увеличивалась, и в 2021 г. число его связей составило 25 (против 21 в 2017 г.). Отметим, что такая ситуация в очередной раз подтверждает заключения исследователей о роли неформальных практик в российской политике.
Стабильно в группу лидеров по количеству связей входят представители политических и бизнес-элит, работавшие с Путиным в мэрии Санкт-Петербурга. Помимо Медведева, это спецпредставитель президента РФ по взаимодействию с Форумом стран — экспортеров газа Виктор Зубков (10 связей35), председатель правления «Газпрома» Алексей Миллер (9), заместитель руководителя АП Дмитрий Козак (9), главный исполнительный директор «Роснефти» Игорь Сечин (8), директор Службы внешней разведки Сергей Нарышкин (6) и председатель правления «Сбера» Герман Греф (6). К ним примыкает генеральный директор «Ростеха» Сергей Чемезов (8), познакомившийся с Путиным еще в ГДР и работавший под его началом в управлении делами президента РФ во второй половине 1990-х годов. Среди лидеров по количеству связей и те акторы, которых связывают с Путиным давние дружеские отношения и увлечение дзюдо: один из богатейших бизнесменов России Геннадий Тимченко (12) и братья Ротенберги (7). Можно сказать, что указанные фигуры образуют костяк объединенной сети федеральной и региональных (губернаторы) элит. Иными словами, персональные связи президента проецируются на патрон-клиентские связи между федеральными акторами и губернаторами. Куратор внутриполитического блока АП Кириенко аффилирован с восемью акторами сети. Довольно высокий показатель валентности (7) у Шойгу, который отчасти относится еще к ельцинской элите и связан как с федеральными лидерами (Путин, Тимченко, Валентина Матвиенко), так и с некоторыми губернаторами.
Примечательно, что среди глав регионов действительно высокая валентность (10) лишь у Сергея Собянина, связанного как с президентом, так и с рядом губернаторов. Сколько-нибудь сопоставимый с собянинским показатель валентности только у тульского губернатора Алексея Дюмина (7), который аффилирован с президентом и несколькими представителями силовой элиты. Следом идут губернаторы Санкт-Петербурга (Александр Беглов — 6), Московской (Андрей Воробьев — 5) и Курской (Роман Старовойт — 5) областей. Еще у восьми глав регионов валентность — 4, у остальных — 3 и менее. Какую-либо закономерность здесь проследить непросто: высокой валентностью обладают, с одной стороны, руководители наиболее ресурсно обеспеченных регионов (Москва, Московская область, Санкт-Петербург), с другой — губернаторы не самых богатых регионов (Тульская и Курская области), успевшие поработать в федеральных органах власти под руководством ныне высокопоставленных федеральных акторов.
Набор лидеров остается практически тем же при расчете другой меры центральности — степени близости (сloseness centrality), которая отражает среднюю длину всех кратчайших расстояний от изучаемой вершины до остальных вершин сети. Другими словами, метрика указывает на коммуникативную мощность акторов, их способность быстро распространять информацию и вести трансакции с иными участниками сети. Высокое значение этого показателя увеличивает востребованность актора при формировании патрон-клиентских сетей, что позволяет прогнозировать аффилированность новых губернаторов-«варягов» именно с такого рода фигурами.
Иную картину мы видим при расчете степени посредничества (betweenness centrality), демонстрирующей, как часто кратчайшие пути между акторами пролегают через данного игрока. Чем выше этот показатель, тем быстрее актор может связать между собой двух случайно взятых участников сети. Участие подобных акторов в коалициях особенно востребовано, поскольку они в состоянии связывать между собой представителей даже изолированных друг от друга патрон-клиентских кластеров.
Как и в случае с валентностью, дуумвират лидеров здесь составляют Путин и Медведев, причем у обоих за рассматриваемый период показатель посредничества вырос — у Путина в два раза, у Медведева в полтора. Иначе говоря, проводимая начиная с 2017 г. кадровая политика в отношении губернаторов еще больше повысила значимость первых лиц государства для неформального взаимодействия между главами регионов и федеральными элитами.
Помимо Путина и Медведева, в топ-10 по степени посредничества в 2017—2021 гг. стабильно входят Тимченко, Миллер, Володин и Собянин. Примечательно, что в перечне лидеров по этому показателю представлены далеко не все акторы из ближайшего окружения действующего президента, с которыми он начинал свою политическую карьеру в мэрии Санкт-Петербурга. Соответственно, неверно полагать, что аффилиации губернаторов восходят исключительно к «команде Путина»; взаимосвязь федеральной и региональных элит гораздо сложнее. Например, Володин сохранил свою значимость в сетевом взаимодействии федеральных элит и губернаторов, несмотря на перемещение с позиции куратора внутриполитического блока АП на пост спикера Госдумы, который не подразумевает плотных контактов с региональными главами. То есть социальный капитал Володина оказался более важным, чем его институциональная позиция.
Среди акторов первой десятки существенно нарастил свою значимость в качестве медиатора Собянин. По сравнению с 2017 г. показатель посредничества мэра Москвы увеличился в три раза, что может объясняться успехом его бывших заместителей, достигших немалых карьерных высот на региональном и даже федеральном уровне. Так, экс-заместитель Собянина в Тюменской области Владимир Якушев в 2005 г. сменил его на посту губернатора, затем, в 2018 г., был назначен феде-
ральным министром строительства и жилищно-коммунального хозяйства, а в 2020 г. стал полномочным представителем президента в Уральском федеральном округе. Другой экс-заместитель Собянина (уже по московской мэрии) Максим Решетников в 2017 г. возглавил Пермский край, а три года спустя занял должность министра экономического развития РФ.
Степень посредничества выросла также у Чемезова, попавшего в десятку лидеров по этому показателю в 2018 г. По-видимому, это обусловлено его связью с министром промышленности и торговли РФ и вице-премьером Денисом Мантуровым, с 2012 г. возглавляющим наблюдательный совет «Ростеха», три заместителя которого по Минпром-торгу заняли посты губернаторов (Нижегородской и Калининградской областей, а также Севастополя).
Положительная динамика посредничества и у Кириенко: с момента прихода на пост куратора внутриполитического блока АП соответствующий показатель увеличился у него более чем в четыре раза. Это объясняется включением в состав губернаторского корпуса лиц, имеющих опыт работы в «Росатоме» и приволжском полпредстве, которое Кириенко возглавлял с 2000 по 2005 г. Аналогичные тенденции прослеживаются в случае министра энергетики РФ Александра Новака ввиду рекрутирования на губернаторские посты персон, работавших с ним в «Норникеле».
36 Для достижения наибольшей контрастности графы строились только за 2017 и 2021 гг.
Каналы рекрутирования глав регионов — сетевое измерение.
Подсчет аффилиаций между губернаторами и федеральными деятелями, а также визуализация графов (см. рис. 1—2 Приложения36) позволяют зафиксировать несколько связанных с ведущими представителями федеральной элиты «кадровых инкубаторов», за счет которых происходит пополнение губернаторского корпуса.
1. Путин. Число губернаторов, ранее находившихся в прямом подчинении главы государства или лично с ним связанных, последовательно возрастает: если в 2017 и 2018 гг. их было 12, то в 2019 г. — 14, в 2020 г. — 15, в 2021 г. — 16. Как правило, это либо бывшие охранники (так называемые «адъютанты») Путина (Алексей Дюмин — Тульская область, Дмитрий Миронов — Ярославская область и др.), либо полномочные представители президента в федеральных округах (губернатор Санкт-Петербурга Беглов был полпредом в Северо-Западном ФО, глава Дагестана Сергей Меликов — в Северо-Кавказском, свердловский губернатор Евгений Куйвашев — в Уральском и т.д.).
2. Медведев. Сеть Медведева гораздо скромнее, хотя и несколько расширилась: в 2017 г. с экс-президентом были аффилированы шесть глав регионов, в 2018 г. — пять, в 2019—2021 гг. — восемь. Большинство из них в свое время находились в прямом подчинении Медведева, как, например, Олег Хорохордин (Республика Алтай), до 2011 г. работавший в президентской администрации, а затем перешедший в аппарат правительства, где курировал развитие инновационного центра «Сколково».
3. Тимченко. В сеть Тимченко с 2018 г. стабильно входят семь губернаторов (в частности, губернатор Кемеровской области Сергей Цивилев, экс-глава компании «Колмар», 30% акций которой принадлежали Тимченко). Подобные масштабы сети владельца Volga Group и главного бенефициара компании «Новатэк» во многом являются следствием доминирования в российской экономике сырьевого сектора, что ведет к расширению числа губернаторов, ориентированных на руководителей энергетических и горнодобывающих корпораций.
NB! Подтверждением отмеченной тенденции может служить также случай основателя «Северстали» Алексея Мордашова, с которым аффилированны губернатор Вологодской области Олег Кувшин-ников, в 2000-х годах входивший в совет директоров «Северстали», и глава Новосибирской области Андрей Травников, в свое время работавший (вместе с Кувшинниковым) на одном из принадлежащих компании предприятий. Своеобразная патрон-клиентская сеть сформировалась и у Владимира Потанина, поскольку среди губернаторов есть немало выходцев из «Норникеля». В их числе Марина Ковтун (Мурманская область), в 2009—2011 гг. занимавшая пост заместителя генерального директора Кольской горнометаллургической компании, Виктор Томенко (Алтайский край), с 2004 по 2010 г. возглавлявший Заполярный филиал «Норникеля», и Алексей Текслер (Челябинская область), бывший заместитель директора Заполярного филиала компании. С ними также связан министр энергетики РФ Александр Новак, который одновременно с Томенко и Текслером работал в «Норникеле». При этом Текслер впоследствии стал первым заместителем Новака в Минэнерго (2014—2019 гг.).
4. Кириенко. После назначения Кириенко на пост первого заместителя руководителя АП, отвечающего в том числе за кадровую политику, его клиентела на региональном уровне ожидаемо расширилась. Если в 2017 г. с ним были аффилированы три губернатора, то в 2021 г. — уже шесть. Как правило, это те главы регионов, которые работали с Кириенко в приволжском полпредстве (Рустэм Хамитов, Башкортостан; Александр Евстифеев, Марий Эл) либо занимали руководящие посты в «Росатоме» (Валерий Лимаренко, Сахалинская область).
5. Собянин. По стоянию на 2021 г. под патронажем мэра Москвы находились пять глав регионов. Эта политическая сеть сформировалась еще во время губернаторства Собянина в Тюменской области, когда его заместителем был Якушев, впоследствии сменивший его на посту главы региона. Вместе с Якушевым в правительстве региона в разные годы работали Александр Моор (нынешний глава Тюменского области) и Вадим Шумков (Курганская область). Сеть мэра Москвы — редкий пример патрон-клиентской сети, лидером которой является региональный глава.
NB! Дополнительно здесь стоит упомянуть действующего сенатора Совета Федерации Артамонова. В бытность его губернатором Калужской области (2000—2020 гг.) или некоторое время спустя несколько его заместителей стали главами регионов: Николай Любимов (Рязанская область), Владислав Шапша (Калужская область) и Александр Авдеев (Владимирская область).
6. Чемезов. В сеть главы госкорпорации «Ростех» входят пять губернаторов — преимущественно из числа тех, кто когда-то работал в Минпромторге под руководством его ближайшего соратника Мантурова (Глеб Никитин, Нижегородская область; Антон Алиха-нов, Калининградская область; Дмитрий Овсянников, Севастополь), а также в структурах самого «Ростеха» (Сергей Носов, Магаданская область).
Относительно значимыми игроками в рамках системы рекрутирования глав регионов остаются также Шойгу, Володин и заместитель председателя правительства РФ, полномочный представитель президента в Дальневосточном федеральном округе Юрий Трутнев — по четыре губернатора в каждом случае (по состоянию на 2021 г.).
Заключение Проведенный анализ позволяет сделать ряд выводов относитель-
но эволюции федерально-региональных политических сетей. Прежде всего примечательна общая направленность этой эволюции. С одной стороны, растет сложность патрональной сети, когда все больше федеральных акторов прямо или косвенно вовлекаются в процесс рекрутирования региональных руководителей, что влечет за собой формирование новых внутриэлитных связей. Этот вывод в целом согласуется с результатами исследования Иванова, Мельникова и Петрова: федеральная элита имеет один безусловный центр, но сложна по структуре ввиду большого количества горизонтальных связей. Важность таких связей в структуре российской элиты обусловливает складывание нескольких каналов рекрутирования глав регионов. С другой стороны, увеличение числа патронов и связей между ними сопровождается существенным повышением значимости президента по всем метрикам сетевого анализа, в первую очередь тем, которые отражают возможности внутрисете-вой координации.
Вопреки интенсивным кадровым ротациям говорить о тектонических сдвигах в структуре патронажа едва ли правомерно. Да, закономерно окрепли позиции Кириенко как куратора внутренней политики в АП, но его предшественник Володин не утратил полностью своего влияния. Еще более показателен случай Медведева, чьи роль и место в системе отношений между федеральным центром и регионами (в ее кадровом измерении) после отставки с поста председателя правительства не просто сохранились, но даже несколько упрочились.
Таким образом, потеря высокой государственной должности не обязательно влечет за собой потерю политического влияния, что еще раз подтверждает обоснованность заключений российских политологов (в частности, Владимира Гельмана) о соотношении формальных институтов и неформальных практик в современной России. Результаты нашего исследования подтверждают также вывод Питера Ратлен-37 Ратленд 2016. да37 о принципиальной важности фигуры президента с точки зрения координации внутриэлитных отношений. Этот фактор, сыгравший ключевую роль при переходе от ельцинского правления, остается значимым и сегодня, в условиях периодически возникающих кризисных ситуаций.
Библиография Алябьева Е.С. (2007) «Реформа системы формирования корпу-
са глав регионов: первые итоги» // Власть, № 9: 14—18. URL: https:// www.isras.ru/files/File/Vlast/2007/09/Reforma%20sistemi.pdf (проверено 25.09.2022).
«Большое правительство Владимира Путина и „Политбюро 2.0"». (2012) // Минченко консалтинг, 21.08. URL: https://minchenko.ru/anali-tika/analitika_27.html (проверено 25.09.2022).
Гаман-Голутвина О.В. (2004) «Региональные элиты России: персональный состав и тенденции эволюции (I)» // Полис. Политические исследования, № 2: 6—19. URL: https://www.politstudies.ru/files/ File/2004/2/Polis-2004-2-Gaman-Golutvina.pdf (проверено 25.09.2022).
Гаман-Голутвина О.В. (2016) «Политические элиты как объект исследований в отечественной политической науке» // Политическая наука, № 2: 38—73. URL: http://inion.ru/site/assets/files/3551/gaman-golut-vina_pn_2_2016.pdf (проверено 25.09.2022).
Гельман В.Я. (2015) «„Порочный круг" постсоветского неопатри-мониализма» // Общественные науки и современность, №. 6: 34—44.
Губернаторы новой волны: общественное мнение и лучшие практики. URL: https://regions.eisr.ru/upload/iblock/ae7/ae-7107d5a57c02f44be7b175a58facaa.pdf (проверено 25.09.2022).
Зырянов С.Г. (2013) «Институционализация демократических выборов в России: уроки первого единого дня голосования» // Социум и власть, № 5: 33—41.
Иванов Е.А., К.В.Мельников и Н.В.Петров. (2022) «Неформальная структура элитного пространства России (Опыт сетевого анализа)» // Полития, № 1: 72—91. URL: http://politeia.ru/files/articles/rus/ Politeia-2022-1(104)-72-91.pdf (проверено 25.09.2022).
Крыштановская О. (2002) «Режим Путина: либеральная милито-кратия?» // Pro et Contra, т. 7, № 4: 158—180.
Кынев А.В. (2019) «Феномен губернаторов-„варягов" как индикатор рецентрализации (Опыт 1991—2018 гг.)» // Полития, № 2 (93): 125— 150. URL: http://politeia.ru/files/articles/rus/Politeia-2019-2(93)-125-150. pdf (проверено 25.09.2022).
Лапина Н.Ю. (2006) «„Центр — регионы" в постсоветской России: история, механизмы взаимодействия, сценарии будущего» // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС, т. 2, № 2: 85—98.
Мельников К.В. (2021) «Клиентелизм и неформальные сети региональных элит в России: опыт сетевого анализа на примере Свердловской области» // Полис. Политические исследования, № 6: 171—188. URL: https://www.politstudies.rU/files/File/2021/6/Polis-2021-6-Melnikov. pdf (проверено 25.09.2022).
Ортунг Р. (2010) «Отношения между Центром и периферией» // Pro et Contra, т. 14, № 4—5: 80—94. URL: https://carnegieendowment.org/ files/ProetContra_50_80-95.pdf (проверено 25.09.2022).
Ратленд П. (2016) «Постсоветские элиты России» // Полис. Политические исследования, № 3: 55—72. URL: https://www.politstudies.ru/ files/File/2016/3/Polis_3_2016-Rutland.pdf (проверено 25.09.2022).
Старкова М.А. (2009) «Механизмы и источники рекрутирования глав российских регионов» // Вестник Пермского университета. Серия: История и политология, № 1: 15—23.
Туровский Р.Ф. (2015) «Российское местное самоуправление: агент государственной власти в ловушке недофинансирования и гражданской пассивности» // Полис. Политические исследования, № 2: 35—51. URL: https://www.politstudies.ru/files/File/2015/22/2015-2-TUROVSKY.pdf (проверено 25.09.2022).
Buck A.D. (2007) «Elite Networks and Worldviews during the Yel'tsin Years» // Europe-Asia Studies, vol. 59, no. 4: 643—661.
Eisenstadt S.N. (1973) Traditional Patrimonialism and Modern Neo-patrimonialism. Beverley Hills, London: Sage Publications.
Freeman L. (1978) «Centrality in Social Networks: Conceptual Clarification» // Social Networks, vol. 1, no. 3: 215—239.
Garifullina G., K.Kazantcev, and A.Yakovlev. (2020) «United We Stand: the Effects of Subnational Elite Structure on Succession in Two Russian Regions» // Post-Soviet Affairs, vol. 36, no. 5—6: 475—494.
Hale H.E. (2014) Patronal Politics: Eurasian Regime Dynamics in Comparative Perspective. New York: Cambridge University Press.
Hale H.E. (2017) «Russian Patronal Politics Beyond Putin» // Daedalus, vol. 146, no. 2: 30—40. URL: https://www.amacad.org/sites/default/files/ daedalus/downloads/17_Spring_Daedalus.pdf (accessed on 25.09.2022).
Hosking G. (2000) «Patronage and the Russian State» // The Slavonic and East European Review, vol. 78, no. 2: 301—320.
Keller F.B. (2018) «Analyses of Elite Networks» // Best H. and J.Higley, eds. The Palgrave Handbook of Political Elites. London: Palgrave Macmil-lan: 135—152.
Kononenko V. and A.Moshes, eds. (2011) Russia as a Network State: What Works in Russia When State Institutions Do Not? London: Palgrave Macmillan.
Ledeneva A. (2013) Can Russia Modernise?Sistema, Power Networks and Informal Governance. Cambridge: Cambridge University Press.
Petrov N. (2011) «Who Is Running Russia's Regions?» // Kononenko V. and A.Moshes, eds. Russia as a Network State: What Works in Russia When State Institutions Do Not? London: Palgrave Macmillan: 81—112.
Приложение
Рисунок 1 Патрон-клиентская сеть федеральных элит и губернаторов в2017 г.38
зависят от показателя «степень посредничества» (чем он выше, тем узел больше и темнее).
Рисунок 2 Патрон-клиентская сеть федеральных элит и губернаторов в 2021 г.
•игр.
^МТ^си
Yu.O.Gaivoronsky, Yu.A.Balandin
RECRUITMENT OF THE GOVERNOR'S CORPS IN CONTEMPORARY RUSSIA: EVOLUTION OF PATRONAL NETWORKS
(2017-2021)
Yury O. Gaivoronsky — Ph.D. in Political Science; Associate Professor at the School of Politics and Governance, Faculty of Social Sciences, HSE University. Email: guyvoronskiy@hse.ru.
Yulian A. Balandin — Ph.D. Student; Assistant at the School of Politics and Governance, Faculty of Social Sciences, HSE University. Email: balan-din.yulian@gmail.com.
Abstract. The article presents an attempt to study the structural dynamics of federal-regional political networks in the process of recruiting heads of the regions. The authors focus their attention on the current stage of the evolution of the federal center's approach towards the formation of the governor's corps, which began with the change of the team in the presidential administration in the second half of 2016. The theoretical framework of the study is the concepts of patron-client relations and patronal politics. For the empirical testing, the authors employ the apparatus of the Social Network Analysis (SNA), which makes it possible to assess both the political elite itself and the specific influence of individual figures.
The conducted research documents a distinct tendency towards the growing structural complexity of the federal-regional patronal network, when an increasing number of federal actors are directly or indirectly involved in the process of recruiting regional leaders, which entails the formation of new intra-elite connections. However, despite the intensive personnel rotation, the tectonic shifts in the structure of patronage are not visible. The backbone of the network remains unchanged and contains on the stable basis a part of the federal political and economic elite, who looks to the leader of the state and enjoys his support. At the same time, the process of the growing complexity of the patronal network is accompanied by an increase in the importance of the President of the Russian Federation, primarily from the point of view of intra-network coordination, which, according to the authors, indicates a rising demand for such coordination in the modern Russia.
Keywords: patronal politics, patronal network, governors, Russia, Social Network Analysis
References Alyab'eva E.S. (2007) "Reforma sistemy formirovanija korpusa glav re-
gionov: pervye itogi" [Reform of the System of Formation of the Heads of Regions Corps: First Results] // Vlast' [The Authority], no. 9: 14—18. URL: https://www.isras.ru/files/File/Vlast/2007/09/Reforma%20sistemi.pdf (accessed on 25.09.2022). (In Russ.)
"Bol'shoe pravitel'stvo Vladimira Putina i „Politburo 2.0"". (2012) // Minchenko Consulting, 21.08. URL: https://minchenko.ru/analitika/anali-tika_27.html (accessed on 25.09.2022). (In Russ.)
Buck A.D. (2007) "Elite Networks and Worldviews during the Yel'tsin Years" // Europe-Asia Studies, vol. 59, no. 4: 643—661.
Eisenstadt S.N. (1973) Traditional Patrimonialism and Modern Neo-patrimonialism. Beverley Hills, London: Sage Publications.
Freeman L. (1978) "Centrality in Social Networks: Conceptual Clarification" // Social Networks, vol. 1, no. 3: 215—239.
Gaman-Golutvina O.V. (2004) "Regional'nye elity Rossii: personal'nyj sostav i tendentsii evoljutsii (I)" [Russia' Regional Elites: Whom They Consist of, and What Are the Tendencies of Their Evolution (I)] // Polis. Politicheskie issledovanija [Polis. Political Studies], no. 2: 6—19. URL: https://www.politstudies.ru/files/File/2004/2/Polis-2004-2-Gaman-Golutvi-na.pdf (accessed on 25.09.2022). (In Russ.)
Gaman-Golutvina O.V. (2016) "Politicheskie elity kak ob'ekt issledo-vanij v otechestvennoj politicheskoj nauke" [Political Elites as an Object of Research in National Political Science] // Politicheskaja nauka [Political Science], no. 2: 38—73. URL: http://inion.ru/site/assets/files/3551/gaman-golutvina_pn_2_2016.pdf (accessed on 25.09.2022). (In Russ.)
Garifullina G., K.Kazantcev, and A.Yakovlev. (2020) "United We Stand: the Effects of Subnational Elite Structure on Succession in Two Russian Regions" // Post-Soviet Affairs, vol. 36, no. 5—6: 475—494.
Gel'man V.Ya. (2015) "„Porochnyj krug" postsovetskogo neopatrimo-nializma" [The "Vicious Circle" of Post-Soviet Neopatrimonialism] // Ob-shchestvennye nauki i sovremennost' [Social Sciences and Contemporary World], no. 6: 34—44. (In Russ.)
Gubernatory novoj volny: obshchestvennoe mnenie i luchshie prakti-ki [New Wave Governors: Public Opinion and Best Practices]. URL: https:// regions.eisr.ru/upload/iblock/ae7/ae7107d5a57c02f44be7b175a58facaa.pdf (accessed on 25.09.2022). (In Russ.)
Hale H.E. (2014) Patronal Politics: Eurasian Regime Dynamics in Comparative Perspective. New York: Cambridge University Press.
Hale H.E. (2017) "Russian Patronal Politics Beyond Putin" // Daedalus, vol. 146, no. 2: 30—40. URL: https://www.amacad.org/sites/default/files/ daedalus/downloads/17_Spring_Daedalus.pdf (accessed on 25.09.2022).
Hosking G. (2000) "Patronage and the Russian State" // The Slavonic and East European Review, vol. 78, no. 2: 301—320.
Ivanov E.A., K.V.Melnikov, and N.V.Petrov. (2022) "Neformal'naja struktura elitnogo prostranstva Rossii (Opyt setevogo analiza)" [Informal Structure of Elite Space in Russia (Evidence from Network Analysis)] // Po-liteia, no. 1 (104): 72—91. URL: http://politeia.ru/files/articles/rus/Polit-eia-2022-1(104)-72-91.pdf (accessed on 25.09.2022). (In Russ.)
Keller F.B. (2018) "Analyses of Elite Networks" // Best H. and J.Higley, eds. The Palgrave Handbook of Political Elites. London: Palgrave Macmil-lan: 135—152.
Kononenko V. and A.Moshes, eds. (2011) Russia as a Network State: What Works in Russia When State Institutions Do Not? London: Palgrave Macmillan.
Kryshtanovskaya O. (2002) "Rezhim Putina: liberal'naja militokratija?" [Putin's Regime: Liberal Militocracy?] // Pro et Contra, vol. 7, no. 4: 158— 180. (In Russ.)
Kynev A.V. (2019) "Fenomen gubernatorov-„varjagov" kak indikator retsentralizatsii (Opyt 1991—2018 gg.)" [Phenomenon of Governors-"Outsi-ders" as Indicator of Recentralization (Experience of 1991—2018 Years)] //
Politeia, no. 2 (93): 125—150. URL: http://politeia.ru/files/articles/rus/Po-liteia-2019-2(93)-125-150.pdf (accessed on 25.09.2022). (In Russ.)
Lapina N.Yu. (2006) «„Tsentr — regiony" v postsovetskoj Rossii: isto-rija, mekhanizmy vzaimodejstvija, stsenarii budushchego" [Center — Regions in Post-Soviet Russia: History, Interaction Mechanisms, Scenarios of the Future] // Politicheskaja ekspertiza: POLITEKS [Political Expertise: PO-LITEX], vol. 2, no. 2: 85—98. (In Russ.)
Ledeneva A. (2013) Can Russia Modernise?Sistema, Power Networks and Informal Governance. Cambridge: Cambridge University Press.
Melnikov K.V. (2011) "Klientelizm i neformal'nye seti regional'nykh elit v Rossii: opyt setevogo analiza na primere Sverdlovskoj oblasti" [Clien-telism and Informal Networks of Regional Elites in Russia: Network Analysis of the Case of Sverdlovsk Oblast] // Polis. Politicheskie issledovanija [Polis. Political Studies], no. 6: 171—188. URL: https://www.politstudies.ru/files/ File/2021/6/Polis-2021-6-Melnikov.pdf (accessed on 25.09.2022). (In Russ.)
Ortung R. (2010) "Otnoshenija mezhdu Tsentrom i periferiej" [The Relationship between Center and Periphery] // Pro et Contra, vol. 14, no. 4—5: 80—94. URL: https://carnegieendowment.org/files/ProetContra_50_80-95. pdf (accessed on 25.09.2022). (In Russ.)
Petrov N. (2011) "Who Is Running Russia's Regions?" // Kononenko V. and A.Moshes, eds. Russia as a Network State: What Works in Russia When State Institutions Do Not?London: Palgrave Macmillan: 81—112.
Rutlend P. (2016) "Postsovetskie elity Rossii" [Russia's Post-Soviet Elite] // Polis. Politicheskie issledovanija [Polis. Political Studies], no. 3: 55—72. URL: https://www.politstudies.ru/files/File/2016/3/Polis_3_2016-Rutland.pdf (accessed on 25.09.2022). (In Russ.)
Starkova M.A. (2009) "Mekhanizmy i istochniki rekrutirovanija glav rossijskikh regionov" [Mechanisms and Sources of Recruiting of Heads of Russian Regions] // Vestnik Permskogo universiteta. Serija: Istorija i poli-tologija [Bulletin of Perm University. History and Political Science], no. 1: 15—23. (In Russ.)
Turovsky R.F. (2015) "Rossijskoe mestnoe samoupravlenie: agent gosu-darstvennoj vlasti v lovushke nedofinansirovanija i grazhdanskoj passivnosti" [Russia's Local Self-Government: the Agent of the Government in the Trap of Insufficient Funding and Civil Passivity] // Polis. Politicheskie issledovanija [Polis. Political Studies], no. 2: 35—51. URL: https://www.politstud-ies.ru/files/File/2015/22/2015-2-TUROVSKY.pdf (accessed on 25.09.2022). (In Russ.)
Zyryanov S.G. (2013) "Institutsionalizatsija demokraticheskikh vyborov v Rossii: uroki pervogo edinogo dnja golosovanija" [Institutionalization of Democratic Elections in Russia: Lessons from the First Single Voting Day] // Sotsium i vlast' [Society and Power], no. 5 (43): 33—41. (In Russ.)
