CC BY
50Феденёв A.A., исторический факультет Научный руководитель: д.и.н., профессор A.M. Белавин
Реконструкция биографии Анфала Никитина (на основе летописных сообщений)
Проблема такого сложного социально-политического и экономического явления, как «ушкуйничество», занимает в историографии Русского средневековья особое место. Без анализа этого явления, например, невозможно полностью ответить на вопрос об отношениях между Русью и Ордой во второй половине XIV - начале XV вв. А понять «ушкуйничество» затруднительно, если не знать личности главарей походов.
Целью данного исследования является попытка реконструкции биографии самого заметного представителя ушкуйничества - Анфала Никитина.
Первое упоминание о нем в летописях относится к 1360 г. В сообщении Архангелогородской летописи говорится, что Анфал Никитин участвовал в ушкуйническом походе на Кумаду и взял Жукотин (Устюжские и Вологодские летописи, 1982, с. 73). Однако факт участия в этом походе Анфала сомнителен, ибо это не подтверждается ни в каком другом источнике. Во всех летописях зафиксирован только факт похода (см.: Холмогорская летопись, 1977, с. 85; Летопись Авраамки, 1889, с. 89), но они не уточняют его руководителей. Скорее всего, перед нами припоминание летописца, который, живя в месте непосредственной деятельности Анфала, приписал ему еще одну авантюру.
В следующем появлении в летописях Анфал предстает в качестве предателя-перебежчика. В 1397 г. Великий князь Василий Дмитриевич послал на Двину своих бояр, прося двинян перейти на сторону Москвы против Новгорода и, естественно, обещая взамен защиту от бывших союзников (Новгородская первая летопись, 1950, с. 389). Иван Никитин, брат Анфала, вместе с другими двинскими боярами приняли предложение Москвы. В результате Москве перешли Волок-Дамский, Торжок, Вологда и Бежицкий верх с волостями.
Но в следующий 1398 г. Новгород нанес ответный удар по двинским землям. В целях «поиска новых вотчин» (Устюжские и Вологодские летописи, 1982, с. 80), новгородцы взяли с собой 8000 воинов, а потом еще 3000.
«Владелец волостей Вельского погоста с Ваги Исайя» (там же) выдал (или оклеветал) брата Анфала Никитина, что, мол, Иван Никитин и некий Конан с дружиной служат Великому князю и волости Новгородские поделили на части.
Взяв в Орлеце Дружину Ивана Никитина и Конана, новгородцы кого-то казнили, а остальных сковали и повели в Новгород. Анфал, который был среди пленников, осознав, что его ведут в Новгород явно не медку испить,
сумел убежать от Новгородцев под Устюгом. В итоге его брат Иван был скинут с моста, а Герасим и Родион выпросили пострижение в монахи.
Вслед за Анфалом к Устюгу, где сидели князь Юрий Андреевич и владыка Григорий Ростовский, был выслан отряд Якова Прокопьева из 700 человек. Анфал успел построить острог под Медвежьей горой, где его и настиг Яков и откуда он отбивался от новгородского отряда. Но вот на подмогу Анфалу пришли 2 тысячи устюжан, как язвительно указывает летопись Авраамки, «забыв крестное целованье». Битва перенеслась на реку Сухону у порога Стрельного, где Яков одержал победу, убив (а некоторые утонули в реке) 400 устюжан и анфаловцев. Анфал же снова скрылся в Устюге. Интересен тот факт, что в месте этих событий под городком Орлец была битва, сказание о которой передавалось из поколения в поколение. Также в этом районе множество топонимических названий вариантов имени «Анфал» (Пластинин, 2005, с. 45).
К 1401 г. брат Анфала, Герасим сумел сбежать из монастыря. Чувствами братской крови и жадностью Никитиных воспользовался Василий Дмитриевич, с «повеления» (Устюжские и Вологодские летописи, 1982, с. 81) которого в этом же году была создана военная кампания с устюжанами, возглавляемая братьями Никитиными.
Но, как бы то ни было, в процессе набега в 1401 г. действовали они, как говорит летопись, «безвестно», т. е. не привлекали к себе особого внимания, попутно всех грабя и убивая, а нескольких новогородских бояр (Андрея Ивановича, Есифа Филипповича, Наума Ивановича, Дмитрия Ратьслаля -Летопись Авраамки, 1889, с. 146) взяли в плен. Но важане объединились и дали бой Никитиным на Холмогорах, отбив у них троих новгородских бояр. Таким образом, поход в целом окончился неудачно.
Как остроумно заметил выдающийся исследователь Новгорода В.Н. Вернадский: «Великий князь в 1397—1398 (мы считаем, что и в 1401 — А.Ф.) гг. пробовал загребать на Двине жар чужими руками, руками двинских бояр» (Вернадский, 1961, с. 219).
В следующие годы Анфал меняет место обитания на Восток. Это наглядно отражается в летописании, поскольку новгородские летописи содержат крайне мало информации о нем и вообще думают, что в своем походе 1409 г. он нашел смерть (Летопись Авраамки, 1889, с. 158; Новгородская четвертая летопись, 1929, с. 111). А вот северные летописи, такие как Устюжская (Устюжские и Вологодские летописи, 1982, с. 82) и Вологодско-Пермская (Устюжские и Вологодские летописи, 1982, с. 178), а также «Низовские», Типографская и Пискарёвская (Пискаревская летопись, 1950, с. 158), сохранили куда больше информации.
Вероятно, поход 1409 г. можно назвать «минутой славы» Анфала в истории, т. к. именно в связи с ним он чаще всего вспоминается историками. И это вполне заслуженно! Взять хотя бы размах кампании: в поход 1409 г. отправились 250 насадов. Почему предпочтение отдавалось насадам? Ушкуй был предназначен, в первую очередь, для перевозки волоком, а насады,
согласимся здесь с мнением Вернадского, «были более удобны для плавания по большим полноводным рекам» (Вернадский, 1961, с. 38).
Итак, восстановим хронологию событий.
Летом 1409 г. флот Анфала, состоящий из 250 насадов разделился: 150 пошли по Волге, а 100 - по Каме.
Как утверждает Тверская летопись (Летописный сборник, именуемый Тверской летописью, 1863, с. 485), из Заволочья вышли новгородцы (однако, это вряд ли были они, т. к. мы помним тот конфликт 1397-1398 гг. Устюжская летопись уточняет: с вятчанами (Устюжские и Вологодские летописи, 1982, с. 82).
«Волжский флот» (назовем его так), путями по Двине, в верх Сухоною вышел Костромой в Волгу, «взял корм» в Костроме и, грабя прибрежные городки, отправился к Нижнему Новгороду, который и разграбил, но, тем не менее, было потеряно время. Тверская летопись говорит, что конечный их путь лежал в устье Камы, на совет с Анфалом. Но встретиться им было не суждено, скорее, в силу жадности предводителей волжского флота, решивших пограбить уже хорошо знакомые территории.
Но как шел Камский флот?
Из Тверской летописи известно, что Анфал шел в Каму некими «задними водами» (Летописный сборник, именуемый Тверской летописью, 1863, с. 485). Князи Болгарские и Жукотские послали ему послов, «взяли перемирие» и дали ему «откуп с земли». И Анфал, видимо, пришел к ним, а его дружину «взяли лестью» и перебили (как я уже упоминал, многие новгородские источники думали, что такая судьба постигла и Анфала), самого же Анфала повели в Орду к царю (Устюжские и Вологодские летописи, 1982, с. 178).
Что же делал Анфал в Орде? Летописи об этом умалчивают. Однако, он остался жив и был отпущен на свободу или сбежал.
Он перебрался на Вятку - землю, куда стекались многие люди, подобные ему. Там он встретил своего сына Нестора.
11 июня 1418 г. они-то и сложили головы от руки Михаила Росохина (Устюжские и Вологодские летописи, 1982, с. 169). Если исходить из факта подлинности Архангелогородского сообщения, то получается, что Анфал погиб в возрасте, как минимум, 75 лет (1418 г.).
Легко перевести на Григорианский календарь дату смерти Анфала. В 1418 г. 11 (по Юлианскому) и 3 июня (по Григорианскому) было воскресенье. 11 июня (юлиан.) - 8 суток (для XV в.) = 3 июня (григор). Таким образом, Анфал погиб в воскресенье 3 июня.
Стали ли они участниками разборок старых разбойников, не поделивших что-то? Возможно ли, что Росохин возглавлял Волжский флот в 1409 г. и Анфал решил отомстить ему за то, что флот не успел прийти вовремя? Из-за скупости источников можно только догадываться.
Анфал Никитин - фигура столь же колоритная, сколько и неудачливая. По сути, ни одно из известных летописям мероприятий Анфала не оканчивалось успешно, если не считать сомнительное участие в походе 1360 г. И каждый
раз на то были разные причины. Другое дело, как Анфал умел уходить от карающего меча, сначала Новгорода, потом Орды. Анфал был одним из тех, про кого говорят «родился в кольчуге».
Список источников
Летопись Авраамки. - СПб, 1889.
Летописный сборник, именуемый Тверская летопись. - СПб, 1863.
Новгородская первая летопись. - Л., 1950.
Новгородская четвертая летопись. - Л., 1929.
Пискаревская летопись. - Л., 1950.
Устюжские и Вологодские летописи. - Л., 1982.
Холмогорская летопись. - Л., 1977.
Список литературы
Вернадский, В.Н. Новгород и Новгородская земля в XV в. - М., 1961.
Пластинин, А.Н. Двинская земля. Вып. 4. Материалы четвертых межрегиональных общественно-научных историко-краеведческих Стефановских чтений в г. Котласе. - Вельск, 2005.
Ильин М.С., Чеснокова М.В., исторический факультет Научный консультант: д.и.н., профессор И .Я. Фроянов
Труд - не игра, игра как труд (Home laboraus. Поведенческие модели средневекового монашества по материалам агиографической литературы)
Данная статья является лишь составной частью более обширной публикации, посвященной поведенческим моделям средневекового монашества по материалам агиографической литературы, и раскрывает лишь один из аспектов данной темы. Не имея возможности привести весь текст, мы предлагаем рассмотреть противопоставление игровой и трудовой деятельности, полагая при этом, что христианство в древнерусском обществе являлось проводником новой трудовой этики, оказывающей существенное влияние на восприятие труда вплоть до петровских преобразований.
Следует отметить, что противопоставление игровой и трудовой деятельности является общераспространённой и устойчивой чертой русской агиографической литературы средневековой Руси (Живов, 1994, с. 9). В житиях Феодосия Печёрского (первая четверть XII в.) (Письменные памятники ..., 2003, с. 214 - 215.), Авраамия Смоленского (первая половина XIII в.) и Сергия Радонежского (первая половина XV в.) святые, будучи ещё детьми, сознательно (или по воле автора жития) отказываются от игровой деятельности, предпочтя игре труд. В.М. Живов полагает, что отказ от игровой деятельности можно отнести к «многочисленным стандартным мотивам», на которых и строится агиографическая литература (Живов, 1994,
