CC BY
50
СТАТЬИ
УДК 94(495).02-03
МЕДОВИЧЕВ А.Е* РЕГУЛЯРНЫЕ ВОЙСКА И ОПОЛЧЕНИЯ ФЕМ В ВИЗАНТИИ X-XI вв.: К ПРОБЛЕМЕ «КРИЗИСА ФЕМНОЙ СИСТЕМЫ» В СОВРЕМЕННЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ. DOI: 10.31249/rhist/2022.04.01
Аннотация. В статье рассматриваются существующие в современной византинистике взгляды на эволюцию вооруженных сил Восточной Римской (Византийской) империи в X-XI вв. В историографии этот период ассоциируется с «кризисом фемного строя», на котором базировалась военная система византийского государства в течение двух предшествующих столетий. Суть трансформации этой системы заключалась в постепенной замене иррегулярных ополчений крестьян-воинов регулярными формированиями наемных воинов-профессионалов, служащих на постоянной основе. Данный процесс, как показано в статье, был вызван целым рядом факторов, среди которых упадок стратиотского землевладения, традиционно считающийся главным, отнюдь не был единственным.
Ключевые слова: Византийская империя; византийская армия; фемная система; военные реформы.
MEDOVICHEV A.E. Regular troops and theme militias in Byzantium of the X-XI centuries: On the problem о!1- «Theme system crisis» in modern research.
* Медовичев Александр Евгеньевич - старший научный сотрудник отдела истории Института научной информации по общественным наукам РАН (ИНИ-ОН РАН). E-mail: asandr53@yandex.ru
Abstract. The article examines the views of modern Byzantinists on the evolution of the armed forces of the Eastern Roman (Byzantine) Empire in the X-XI centuries. In historiography this period is associated with the «crisis of theme system», on which the military system of the Byzantine state was based in the tow previous centuries. The essence of the transformation of this system was the gradual replacement of irregular militias of peasant-warriors with regular formations of hired professional soldiers serving on a permanent basis. This process, as shown in the article, was caused by a number of factors, among which the decline of stratiotic land ownership, traditionally considered the main one, was by no means the only one.
Keywords: Byzantine Empire; byzantine army; theme system; military reforms.
Для цитирования: Медовичев А.Е. Регулярные войска и ополчения фем в Византии X-XI вв.: к проблеме «кризиса фемной системы» в современных исследованиях. (Статья) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 5: История. - 2022. -№ 4. - С. 7-32. DOI: 10.31249/rhist/2022.04.01
Эволюция военных сил Восточной Римской (Византийской) империи в X-XI вв. является одной из центральных тем в современной российской и зарубежной византинистике. В наиболее общем виде эта эволюция предстает как развитие двух параллельных процессов - постепенной, но достаточно быстрой деградации фемных ополчений крестьян-стратиотов и одновременно роста числа постоянных регулярных формирований профессиональных наемных воинов [3, с. 95]. Указанная трансформация византийских вооруженных сил в историографии ассоциируется с «кризисом фемной системы». Но если сам факт кризиса не вызывает особых сомнений, то относительно причин его породивших не все выглядит вполне очевидным. Важно понять, в какой степени он был связан с упадком мелкого крестьянского, прежде всего - стратиотско-го, землевладения, в результате чего, как обычно считается, разрушалась сама социальная база «фемного строя» [6, с. 92; 8, с. 236-237; 11, с. 160-163; 3, с. 94; 27, p. 407; 21, p. 29]. Или же, как полагают некоторые исследователи, упадок иррегулярных фемных ополчений, наблюдающийся уже со второй половины IX в., вряд ли можно объяснить исключительно «кризисом стратиотского
землевладения» [12, с. 149]. Возможно, что не менее важную роль в этом процессе сыграла фискализация стратега, замена реальной военной службы денежными взносами. Несомненно, что это явление должно было иметь серьезные последствия как в социальном, так и в чисто военном аспектах. Вполне корректна также постановка вопроса о том, насколько законодательство и военная реформа императора Никифора Фоки повлияли на окончательный упадок фемного войска, как довольно долго считалось, или все же основа «фемного строя» поколеблена не была [11, с. 157]
В целом, как уже отмечалось в научной литературе, перестройка византийской военной системы во второй половине X -первой четверти XI в. сопоставима по значимости с «фемной реформой» второй половины VII-VIII в. [13, с. 67; 3, с. 95]. Благодаря преобразованиям, начатым, вероятно, еще при Константине VII Порфирогенете (913/945-959) и продолженным императорами-полководцами Никифором II Фокой (963-969), Иоанном I Цимис-хием (969-976) и Василием II Болгаробойцей (976-1025), эффективность военной системы Империи, казалось бы, достигла самого высокого уровня. В результате успешных войн на Востоке в состав «государства ромеев» вернулись земли Северной Сирии, включая такой ее важный центр, как Антиохия. Византийские войска временно овладевали Эмесой, Баальбеком, Хомсом, Дамаском и Бейрутом. К Империи была присоединена значительная часть грузинских и армянских земель. В 1018 г. после нескольких десятилетий упорной борьбы Василию II удалось покорить Болгарию. К концу его правления территория Империи вновь, как и во времена Юстиниана I, простиралась от берегов Дуная до берегов Евфрата. Но не прошло и 50 лет после победоносного царствования Болгаробой-цы, как в 1071 г. византийские войска были разгромлены турками-сельджуками при Манцикерте. В результате Империя лишилась своей самой ценной в плане военного потенциала территории Малой Азии. Был ли этот разгром поражением все еще фемной армии или армии уже «нового типа», преимущественно профессиональной и наемной? От ответа на этот вопрос зависит (по крайней мере, отчасти) оценка выбранного политическим руководством Византии направления развития вооруженных сил.
Регулярные части византийской армии в эпоху «классической» фемной системы (середина VIII - середина X в.)
В VIII - первой половине X в. основу сухопутных войск Восточной Римской империи составляли иррегулярные ополчения фем (0вцата) - «военных округов», которые не позднее начала IX в. полностью заменили гражданские провинции (8л;арxíаl) ран-невизантийского времени в качестве базовых территориальных единиц военно-административной структуры государства [10, с. 208-213, 410; 19, р. 258-261]. Эти ополчения, также называвшиеся фемами, комплектовались путем мобилизации в случае военной необходимости особой категории свободного земледельческого населения - воинов-крестьян (отратштаг). Именно создание крупных иррегулярных воинских контингентов, как считается, позволило Византии избежать военного разгрома в конфронтации с гораздо более сильным противником - арабским Халифатом [12, с. 7]. Только в столице Империи и в ее ближайшей округе располагались регулярные «полки» постоянного состава - тагмы, которые в источниках фигурируют под общим названием та тауцата или РаоЛгка тауцта (т.е. «царские полки»).
В историографии существуют различные теории происхождения «фемной системы». Ведутся дискуссии об этапах ее становления, расцвета и причинах упадка1. Во многом это объясняется тем, что действительная или приписываемая «фемам» роль в выживании Византии в VII-VIII вв. стимулировала подмену недостающих доказательств гипотетическими конструкциями, при создании которых черты реальных фем К-Х вв. переносились в более раннюю эпоху [29, р. 132]. В ряде новейших исследований отмечается анахронистичность использования самого термина 0еца применительно к VII-VIII вв. [19; 20, р. 268; 29, р. 129-131; 10, с. 208-213], а также склонность рассматривать «фемную систему» скорее как продукт относительной стабилизации положения Империи, достигнутой к середине VIII в., чем кризиса VII столетия [29, р. 134]. По мнению же крупнейшего британского византиниста Дж. Хэлдона, то, что традиционно принято называть
1 Обзор дискуссий по этой проблеме см.: [12, с. 32-54; 10, с. 164-173].
10
«фемной системой», фактически, является феноменом X в. [21, р. 41]. Впрочем, преобладающей в современной историографии является точка зрения, согласно которой «фемная система» появилась во второй половине VII - первой половине VIII в. [12, с. 48].
Очевидно, что размещение на территории Малой Азии выведенных с территории Ближнего Востока крупных армейских группировок и их трансформация в провинциальные формирования милиционного типа делали необходимым создание региональных структур военного управления типа военных округов. Несомненно, что появление первых четырех таких округов (вне зависимости от того, назывались они официально фемами или нет1) было ориентировано на организацию обороны от арабских вторжений, о чем свидетельствует стратегическое расположение этих округов [2, с. 327, 332]. И к середине VIII в. фемные армии в целом успешно выполнили свою задачу [12, с. 147].
Одним из результатов процесса регионализации восточно-римских полевых армий, превращения их в территориальные формирования сезонного характера стало усиление различий между этими иррегулярными, по сути, контингентами (ВвцапкоС) и регулярными частями профессиональных воинов (тауцаткоС) [23, р. 58]. В историографии преобладает мнение о генетической связи между «элитными» подразделениями позднеримского - ранневи-зантийского времени и регулярными частями средневизантийского периода (см.: [2, с. 334-335; 12, с. 58-59]). Создание регулярных «императорских» тагм обычно связывают с реформами Константина V (741-775) в середине VIII в., когда расположенные в столице и выполнявшие преимущественно церемониальные функции отряды дворцовой стражи ^Ло1ае ракйгае) были преобразованы в боевые гвардейские подразделения тяжеловооруженной кавалерии: тагму схол (тауца т<ш ахоАшг) и тагму экскувитов (тауца тдаг s£,коuPíтюv) [12, с. 74]. По подсчетам Е.А. Мехамадиева, в каждой из этих тагм насчитывалось по 7 тыс. воинов. И хотя после массовых увольнений за участие в мятеже 786 г. в них осталось только по 4 тыс. человек, тем не менее императорские тагмы представляли собой достаточно мощную ударную группировку [10, с. 274-275].
1 С точки зрения К. Цукермана, термином для обозначения такого округа служило слово «стратигия» (атрат^а) [29, р. 129].
11
Таким образом, военная реформа Константина V сконструировала двухкомпонентную структуру сухопутных войск, в которой фемные иррегулярные ополчения играли главную роль в защите территории Империи, тогда как регулярные элитные части обычно составляли ядро полевых армий, предназначенных для ведения наступательных операций совместно с военными контингентами фем [10, с. 263]. Иными словами, воспроизводилась, как считает А.С. Мохов, структура вооруженных сил Поздней Римской империи с ее comitatenses и Нтйшш [12, с. 147], с той лишь разницей, что на положении «пограничников» оказалась основная часть вооруженных сил Империи, а ее территория в структурном плане стала сплошной пограничной зоной.
Создание регулярных императорских тагм в качестве боевых подразделений имело большое значение для дальнейшего развития византийской военной системы. Как подчеркивает Дж. Хэлдон, тем самым фактически был сделан первый шаг в быстро нарастающей тенденции к рекрутированию наемных воинов как местного, так и иноземного происхождения для формирования регулярных элитных частей [23, р. 78].
В период совместного правления Константина VI (780-797) и императрицы Ирины была сформирована тагма арифмов (тауца тдаг арШдаг), известная также как тагма виглов (тауца тдаг píyAш). По сведениям военных трактатов X в., в ее обязанности входила охрана императорской ставки во время походов. Наконец в начале IX в. при Никифоре I (802-811) появилась тагма иканатов (тауца тдаг {кауатс^). И в дальнейшем, вплоть до военных преобразований второй половины X в., эти «четыре царских полка» (та теооара РаоЛлка тауцата) оставались главной ударной силой византийской армии, а также играли роль центрального стратегического резерва [12, с. 74; 2, с. 336-338; 1, с. 38-41].
В источниках К-Х вв. противопоставление хорошо обученных, лучше вооруженных и более дисциплинированных воинов тагм (тауцаикоС) воинам фемных ополчений (0ецат1кт) встречается достаточно часто. Различие между тауцата и 0ецата описывается также и как различие между войсками «столичными» и войсками «провинциальными» [12, с. 75]. К началу IX в., судя по свидетельствам арабских писателей (ал-Джарми и Кудамы ибн Джафара), данным византийских тактиконов и «Тактике» императора Льва, в
«четырех царских полках» насчитывалось 16 тыс. конных воинов [12, с. 78; 28, р. 273-277], и они, таким образом, фактически представляли собой полноценную полевую армию [10, с. 263].
Наряду с императорскими кавалерийскими тагмами столичный гарнизон включал также регулярные пехотные подразделения -«тагму стен» (тауца тsl%sоv), охранявшую укрепления Константинополя, и так называемых vоuцsроl («нумеры»), выполнявших, вероятно, функции городской стражи [23, р. 158; 10, с. 267; 2, с. 339].
Однако наиболее боеспособной частью «столичного войска» считалось формирование, известное как этерия (8тафsíа, от 8raíроg -«друг»), которое, впрочем, не относилось к числу тагм. Это подразделение «друзей» (т.е. «дружина»), осуществлявшее охрану дворца и самого василевса, было создано при императоре Льве V (813-820) и комплектовалось наемниками из числа македонцев («Великая этерия»), иноземных наемников («Средняя этерия»), а также тюрок и арабов-христиан («Малая этерия») [2, с. 339-340].
В целом структура столичных регулярных войск окончательно сложилась при императорах Аморийской династии Михаиле II (820-829) и Феофиле (829-842) [12, с. 119]. Сосредоточенные в Константинополе и его ближайшей округе отборные воинские контингенты были эффективным инструментом в руках центральной власти, направленным против чрезмерно самостоятельных и могущественных фемных стратигов, любой из которых располагал достаточными военными и материальными ресурсами, чтобы предпринять попытку захвата императорского престола. Само создание Константином V императорских тагм, как считается, явилось ответом на серию восстаний фемных войск, кульминацией которых стал мятеж командующего фемой Опсикий в 741-743 гг., наиболее опасный благодаря военному потенциалу этой фемы и ее близости к столице Империи [12, с. 79; 10, с. 256; 2, с. 336; 1, с. 38; 23, р. 78]. По мнению А.С. Мохова, формирование регулярных кавалерийских частей центрального подчинения следует также рассматривать в контексте наметившегося при Константине V перехода к наступательным действиям в войнах с Халифатом и на Балканах с болгарами [12, с. 98].
Во второй половине VIII в. регулярные кавалерийские таг-мы, состоявшие из профессиональных воинов, появляются также и в составе фемных ополчений в качестве отборных частей. В IX -
первой половине X в. их количество и численность растут за счет приема добровольцев. Источники этого периода упоминают тагмы фем Армениак (тауца тдаг Aрц8vшкюv), Македонии (тауцата т^д Mак85оvíаg), Харсиана (тауцата той Харо1^ои) и др. [12, с. 133; 23, р. 84]. Именно такие подразделения образуют гарнизоны небольших пограничных районов, известных как клисуры (к^81ооир8^) или клисурархии (к^8ШOuрaрxÍ8g), которые, однако, являлись самостоятельными командованиями, образованными на базе примыкающих к границе фемных турм (тоирца). Так, позднейшие фемы Каппадокия и Селевкия первоначально были турма-ми фемы Анатолик, а фема Харсиан - турмой фемы Армениак. В течение первой половины IX в. они были переведены в статус клисур, основной функцией которых стало блокирование пограничных проходов на территории, наиболее подверженной арабским рейдам [23, р. 78-79, 114; 10, с. 228].
Финальная стадия этого процесса началась в первой половине X в., когда вслед за серией успешных военных кампаний на «восточном фронте» был создан целый ряд новых военных округов. Они возникали как путем повышения прежних клисур до статуса фем, так и посредством образования новых фем на территориях, отвоеванных у мусульманских эмиров Северной Сирии, Армении и Северо-Западного Ирака [23, р. 78]. Эти новые фемы отличались относительно небольшими размерами и назывались «пограничными» (акртка 0ецата) или «армянскими», поскольку именно армяне составляли значительную часть местного населения данных регионов или мигрантов в эти регионы, которых византийское правительство расселяло здесь в качестве военных колонистов. Такая номенклатура была призвана также отделить их организационно и культурно от старых «больших» или «римских» фем (рюцагка 0ецата) [23, р. 84; 25, р. 199-201; 2, с. 408]. Основой военного потенциала новых фем с самого начала являлись регулярные подразделения [12, с. 149].
В дальнейшем эта система продолжала модифицироваться в направлении создания более крупных и более эффективных в военном отношении территориальных командований. С конца 960-х годов малые акритские фемы (цкра 0ецата) группируются в более обширные пограничные округа, известные как катепанаты (кат8л^от^) или дукаты (5оикот^), во главе которых стояли ду-
ки (5ой£) и катепаны (катsлаvю). Стратегически эти новые командования, каждое из которых отвечало за определенный сегмент пограничной зоны, выступали в роли буфера, защищающего «хин-терланд» старых, «ромейских», фем. В результате иррегулярные ополчения этих фем в глазах правительства выглядят все более бесполезными и начинают терять свой военный потенциал. Данные письменных источников и сфрагистические материалы показывают, что из остатков сохранивших боеспособность фемных контингентов составляются регулярные императорские тагмы воинов, служащих на постоянной основе. При этом, как подчеркивает Дж. Хэлдон, рост формирования и использования в течение X в. таких подразделений, создававшихся по образцу «четырех царских полков», был обусловлен не только сокращением реальной численности стратиотов «старых» фем, но и стремлением правительства в Константинополе укрепить свое влияние в провинциях [23, р. 116]. Полевые (походные) армии все в большей степени формируются из императорских столичных и провинциальных тауцата, к которым часто присоединяются отряды, присланные вассальными или союзными правителями соседних с Империей государств [23, р. 85; 12, с. 149; 13, с. 27-29; 2, с. 409]. Таким образом, как считает А.С. Мохов, никакого «народного ополчения» в Византии не было уже с конца IX - начала X в., так как значительную часть вооруженных сил составляли регулярные войска [13, с. 24].
Социальные и юридические аспекты стратиотского
землевладения в контексте эволюции византийской военно-фискальной системы
Главной причиной «кризиса фемного строя» считается массовое разорение стратиотов, которое привело к сокращению численности провинциальных ополчений за счет освобождения их от плохо вооруженных и мало квалифицированных в военном отношении элементов. Судя по трактату Льва VI («Тактика»), с конца IX в. наблюдается тенденция со стороны командования армии -архонтов разного уровня - вытеснить из ее рядов наименее материально обеспеченных военнообязанных крестьян [6, с. 94-97; 4, с. 275-276, 317; 7, с. 40-41; 3, с. 94; 23, р. 116; 27, р. 405-407].
Командный состав фемных войск, особенно высшие «офицеры» (ц8уа^01 арxоvт8<;), трансформируются в провинциальную военную аристократию и образуют класс земельных магнатов, так называемых сильных (5шато1), нередко сочетающих обладание крупной земельной собственностью с высокими имперскими титулами и ключевыми должностями в военно-административной системе [21, р. 29]. К X в. аристократические кланы, главным образом военные по происхождению и характеру, заняли доминирующее положение в регионах. Активно расширяя свои поместья за счет свободного крестьянства, включая его военнообязанную часть - стратиотов, военная аристократия фактически разрушала саму социальную базу военно-фискальной системы Византии [6, с. 92; 11, с. 160-163; 27, р. 406]. В результате уже к концу
IX в., и особенно в X столетии, «фемный строй» не мог обеспечить необходимый уровень обороноспособности Империи. Но если в Малой Азии процесс деградации милиционных формирований занял относительно длительное время, то на Балканах произошло резкое падение эффективности фемных подразделений, что явилось главной причиной тяжелых поражений византийцев в войнах с болгарским царем Симеоном (893-927) [13, с. 24].
В этих условиях центральное правительство в лице столичной бюрократии, заинтересованное в сохранении централизованной военно-фискальной системы, было вынуждено встать на защиту крестьянского и, прежде всего, военного землевладения от наступления динатов. Первая серьезная попытка в данном направлении, как считается, была предпринята императором Константином VII Порфирогенетом в результате чего, по мнению некоторых исследователей, возникла определенная специфика правового статуса «военных земель» [21, р. 18; 11, с. 164].
В современной историографии вопрос о правовом статусе наделов, принадлежавших крестьянам-воинам, остается предметом дискуссий. При этом наиболее популярной является точка зрения об отсутствии юридической взаимосвязи между землей и военной службой в Византии вплоть до середины X в. и, следовательно, об отсутствии у такой земли какого-то особого статуса. Считается, что военная обязанность стратиотов изначально была их личной, семейной и наследственной, а не поземельной. Только с середины
X столетия наделы крестьян-воинов стали заноситься в стратиот-
ские каталоги, образовав, тем самым, особую категорию «военных земель» (та стратшика кт^цата). Соответственно, только в X в. земли стратиотов оказываются в центре внимания императоров Македонской династии [21, р. 20, 29-41; 23, р. 122-123; 24, р. 115131; 17; 18; 27, р. 406; 10, с. 367].
В целом в период между 947 и 969 гг. было принято шесть законов, которые касались исключительно «военных земель» и их владельцев. Новелла 947 г. Константина VII «О стратиотах» (№р! тдаг стратштдаг), разработала и кодифицировала обязанности, права и привилегии, закрепленные за владельцами военных наделов, с тем чтобы предотвратить отчуждение «военных земель» или даже вернуть прежним владельцам утраченные участки. Прежде всего, новелла установила минимальную стоимость недвижимого имущества в 4 литры (фунта) золота, которая считалась достаточной для содержания и снаряжения конного стратиота. С этого момента, как считают некоторые исследователи, все стратиоты были юридически обязаны регистрировать свои земли в стратшико! кю51к^д (катаАоуог), по крайней мере, в объеме указанной минимальной стоимости [21, р. 27; 22, р. 41-65]. Впрочем, есть предположение, что система регистрации, вероятно, существовала и прежде, но не была обязательной [27, р. 408]. Земли, зарегистрированные в качестве «военных», выводились из коммерческого оборота, но могли переходить по наследству или по завещанию, а также путем дарения или в качестве приданого. Свободно распоряжаться стратиоты могли только незарегистрированной землей, превышающей неотчуждаемый минимум, что являлось существенным ограничением их прав собственности [27, р. 408].
Однако, как уже отмечалось в литературе, представление о том, что стратиотские участки как институт впервые упоминаются в новелле Константина VII не совсем верно. Так, еще в 70-х годах прошлого века один из ведущих отечественных византинистов Г.Г. Литаврин обратил внимание на тот факт, что в самой новелле о «стратиотской земле» говорится как о старом и терпящем упадок институте. По обычаю или по закону, но наделы воинов считались неотчуждаемыми вообще, с самого начала, полагает он. Примечательно, что в новелле 922 г. императора Романа I Лакапина (921944), предписывающей вернуть бесплатно прежним владельцам-стратиотам их земли, утраченные в течение последних 30 лет, это
предписание рассматривается не как введение нового закона, а напоминание о старом, оказавшемся в пренебрежении. Таким образом, замечание новеллы Константина VII о том, что обычай запрещал и ранее издания его новеллы продавать или как-то иначе отчуждать стратиотские наделы, нельзя недооценивать. Другое дело, что и закон, как известно, не помешал разорению стратиотов и присвоению магнатами их собственности. Поэтому в 962 г. император Роман II (959-963) очередной новеллой приравнивал продажи «военной земли» к незаконным сделкам [8, с. 242-244].
Как полагает Г.Г. Литаврин, обычай регистрации земли стратиота и приобретение ею статуса неотчуждаемой было правилом при поступлении (добровольном или принудительном) в фемное войско. Уже в ходе организации первых фем в Малой Азии в VII-VIII вв. наиболее состоятельные крестьяне, стоимость имущества которых достигала 4 литр золота, вносились в воинские списки. При этом, с точки зрения российского византиниста, их наделы, несмотря на неотчуждаемость, считались частной, но военнообязанной (в силу государственного суверенитета) собственностью. Таким образом, между фемной системой, ополчениями фем и институтом стратиотских наделов непосредственная, тесная связь, по-видимому, существовала изначально [8, с. 244-248].
Детали функционирования системы «военных земель» в X в. являлись объектом изучения в ряде современных исследований. Наиболее значимыми в этом плане, по мнению Дж. Хэлдона, стали работы Д. Гурецки [17; 18], которая, с его точки зрения, дала наиболее точное описание отношений между государством, податной общиной и военными наделами. Прежде всего, Д. Гурецки предприняла попытку определить юридический статус стратиот-ской земли на основе анализа терминологии, используемой законодателем, т.е. Константином VII, в новелле «О стратиотах», а также в двух написанных им же трактатах: De administrando imperio и De caeremoniis. По мнению исследовательницы, в тексте новеллы просматривается явная параллель между стратиотской землей и ager publicus populi Romani в аграрных законах республиканского Рима в том, что имеет отношение к целям и методам им-плементации. Как и республиканский ager publicus, стратиотская земля новеллы Константина призвана служить «общему благу», обеспечивая материальную поддержку воинов и безземельных
крестьян. Именно по этой причине ager publicus и стратиотская земля были изъяты из коммерческого оборота, т.е. считались res extra commercium. Их нельзя было приобрести в собственность ни путем покупки, ни в силу давности пользования. Короче говоря, эти земли не могли быть объектом собственности (dominium), но лишь объектом владения (posessio) [18, p. 139, 145].
Собственник частной земли, согласно новелле, становился отратштг|<; в тот момент, когда он конвертировал свой надел в «военное имущество» (та отратшика кт^цата), зарегистрировав его в качестве такового в отратшт1кш ката^оуог. В качестве держателя «военной земли» он приобретал статус стратиота вместе с присущим этому статусу набором обязанностей, прав и привилегий. Другой вариант связан с политикой репопуляции запустевших по тем или иным причинам военных земель, которая могла осуществляться как в индивидуальном, так и в групповом порядке. При этом передача такой земли невоеннообязанному крестьянину означала «повышение» его до статуса стратиота, что, разумеется, не было актом императорской благотворительности, но мерой, призванной предотвратить «отмену» стратиотской обязанности военного надела, оказавшегося во владении «гражданского» лица [18, р. 145].
Однако если каждый человек, обрабатывающий надел стра-тиотской земли, был военным, в смысле работающим на армию, то не каждый военнослужащий мог быть стратиотом в этом смысле. В самой новелле Константина различие между военным и стра-тиотским статусом показано весьма туманно. Неудивительно, что историки долгое время не могли прийти к согласию относительно значения термина отратштп^ в ее тексте. После продолжительных споров византинисты в конечном итоге согласились с тем, что этот термин новеллы описывает не только индивида, который действительно принимает участие в военных кампаниях, но и того, кто владеет наделом стратиотской земли и получает с нее доход, позволяющий единолично или в группе ош5ота1 снарядить и содержать военнослужащего [26, р. 42-43, 95-96, 133-134; 24, р. 119— 120, 124-149; 22, р. 4-65].
Таким образом, исследование Д. Гурецки подтвердило переломный характер X в. в истории византийской военно-фискальной системы. В юридических текстах формально было признано то,
что военная обязанность (стратия) скорее ассоциируется с землей, являющейся материальной основой этой стратии, чем с индивидами (семьями), которые несут наследственное бремя таких обязанностей [17, S. 163-167]. Эта более выраженная ассоциация с землей, несомненно, ослабляла личный и наследственный аспекты oтрaт8Ía, стимулируя процесс ее фискализации, трансформации военной службы фемных стратиотов в военный налог [21, р. 3239; 27, р. 410]. Очевидно, что византийским государством военная повинность воспринималась как разновидность фискального обязательства, исполнить которую владелец стратиотского надела мог в «натуральной форме» лично или выставив заместителя, либо, наконец, в денежной форме. Последний вариант означал фактическую коммутацию военной службы [24, р. 121-128; 21, р. 24-29; 22, р. 49, 60; 18, с. 138; 27, р. 409-410]. Соответственно, любой, кто законным образом приобретал «военную землю», становился обязанным исполнять закрепленную за ней стратию, включая лиц «невоенных». Параллельно намечается и терминологическое различие между атратштаг - лицами, зарегистрированными в качестве держателей военных участков, и aтрaт8ШЦ8VOl («воюющими») - реальными участниками военных походов [2, с. 405; 21, р. 32].
Трудно сказать, когда впервые появилась возможность замены действительной военной службы выплатой денег. Некоторые свидетельства источников («Житие Эвфимия», одно из писем Фе-одора Студита), по мнению Дж. Хэлдона, позволяют отнести элементы коммутации ко второй половине VIII в. или даже к более раннему времени [21, р. 33]. Однако основная масса данных тем не менее демонстрирует предпочтение государством исполнения личной военной службы зарегистрированными в качестве стратио-тов индивидами, по крайней мере, до второй половины IX или первой половины X в. [21, р. 38].
Тенденция к фискализации aтрaт8Ía становится особенно заметной со времени правления императора Никифора II Фоки [18, р. 153]. По мнению Дж. Хэлдона, это объясняется тем, что к середине X в. византийское государство начинает во все большей степени заботиться об источниках финансирования воинов, чем об источниках людской военной силы как таковой [21, р. 39; 22, р. 79-80].
Военные реформы эпохи «византийской реконкисты» и их последствия для фемной системы
Важным этапом в процессе замены иррегулярных ополчений регулярными войсками считаются военные реформы второй половины X - первой четверти XI в. В контексте перехода от «модели регионализированной обороны» к активной наступательной стратегии как на «восточном фронте», на Ближнем Востоке, так и на Балканах, меняются структура вооруженных сил, система набора и характер вооружения. Наиболее заметным явлением становится рост значения тяжелой кавалерии. До середины X в. она, как принято считать, была представлена императорскими «столичными» тауцата. Хотя, как отмечает Дж. Хэлдон, сведения о том, что эти войска являлись существенно более тяжеловооруженными и лучше экипированными по сравнению с регулярными контингентами фемных армий, по меньшей мере, невыразительны. В массе своей византийская кавалерия была либо легковооруженной, либо, скорее, универсальной [23, р. 117].
Император Лев VI в своей «Тактике» использует термин катафрактод каРаМярюд и достаточно подробно описывает вооружение и доспехи как самого всадника, так и его коня. Однако это описание, как указывает сам автор, относится к древнему периоду и основано на данных трактата Элиана, написанного в начале II в. н.э. Основным оружием этих бронированных всадников были длинные (4-4,5 м) тяжелые копья, которые во время атаки воин держал двумя руками. Дополнительным оружием служил длинный прямой меч («сарматского» типа) (см.: [14, с. 180-191]). Однако, описывая снаряжение современного ему конного стратио-та, император на первое место ставит лук и стрелы - комплекс, именуемый токсофаретра (то£,офарsтроv). Как уже отмечалось в научной литературе, токсофаретра фигурирует в источниках как своего рода символ военной службы, которая обозначается выражением «носить токсофаретру»1. Дополнительным оружием служили два копья, которые, судя по всему, использовались для метания, а также меч - спата (слат^) или парамирия (л;aрaц^рюv).
1 См.: Лев VI Мудрый. Тактика Льва / изд. подг. В.В. Кучма ; отв. ред. Н.Д. Барабанов. - Санкт-Петербург : Алетейя, 2012. - С. 135, прим. 4.
21
При этом всадник должен был иметь полный доспех, включающий длинный панцирь ламеллярного типа (kXiPoviov) или кольчугу (^œpÎKiov), а также шлем (KaaiSiov) и щит (oKouxapiov) (Tact., VI, 2-8, 30-32).
Таким образом, в изображении императора Льва византийский стратиот - это, по сути, тяжеловооруженный конный лучник, способный вести как дистанционный, так и ближний (рукопашный) бой, т.е. своего рода универсальный конный воин. Другой вопрос - насколько этот образ соответствует реальности?
Дело в том, что описание конных лучников в «Тактике» взято непосредственно из «Стратегикона» императора Маврикия [2, с. 353]. Как отмечают А.В. Банников и М.А. Морозов, влияние гуннско-аланского комплекса вооружения и тактики действительно определило путь развития ранневизантийского военного дела, и в результате владение луком стало весьма важным качеством конного воина [2, с. 295-296]. Согласно Прокопию Кесарийскому, главными преимуществами восточно-римских войск, сражавшихся с готами в Италии, были широкое использование конных стрелков (шлюто2,6та1) и тактика боя, позволявшая измотать противника и расстроить его боевые порядки путем массированного обстрела из луков до вступления в прямой контакт с ним (Bell. Goth., I. 27).
Однако, с точки зрения исследователей, «есть основания полагать, что уже во второй половине VI в. конный лучник не был наиболее типичной фигурой в византийской армии, и та армия, которая представлена в "Стратегиконе" - это идеал, которого хотелось достичь Маврикию, но которого никогда не существовало в действительности» [2, с. 351]. Ко времени правления Льва VI ситуация вряд ли могла измениться к лучшему, поскольку император в своем трактате критикует ромеев за пренебрежительное отношение к искусству стрельбы из лука (Tact., VI, 5; XI, 49). Отсюда следует закономерный вывод о том, «что византийский лучник VII-IX вв. персонаж скорее вымышленный, нежели реальный...» [2, с. 353]1.
1 Тем не менее необходимо отметить, что популярность лука и традиции его применения не исчезли. И позднее, после реформы императора Никифора II Фоки, конные лучники являлись важным элементом византийской армии. Так, согласно «Стратегике» императора Никифора, каждый парата^к; катафрактов, в зависимости от численности в 504 или 384 воина, включал соответственно 150
Типичными всадниками византийской кавалерии, из которых состояли как провинциальные, так и столичные подразделения, по мнению А.В. Банникова и М.А. Морозова, являлись воины, вооруженные копьями, но имевшие также и луки в качестве дополнительного оружия [2, с. 354]. Но именно на универсальность их комплекса вооружения фактически указывает и император Лев, лишь несколько иначе расставляя акценты в своем описании. Все это явно свидетельствует об отсутствии сколько-нибудь заметной функциональной (тактической) специализации византийской кавалерии. Об универсальном ее характере до реформы императора Никифора II говорит, по-видимому, и тот факт, что стоимость надела конного стратиота, когда она впервые была законодательно зафиксирована в середине X в. новеллой Константина VII, была одинаковой для всех всадников.
Первые изменения в направлении дифференциации произошли в период правления Никифора II Фоки, при котором из относительно гомогенной общей массы конных стратиотов был выделен особый вид кавалерии - так называемые «катафракты» (катафрактог - т.е. «покрытые броней»). В 963/964 г. император утроил минимум стоимости неотчуждаемой «военной земли», доведя его до 12 литр золота. Эта мера, обусловленная более высокими затратами на снаряжение сверхтяжелой кавалерии, по мнению Ф. Рэнса, предполагает условия, при которых объединенная фискализированная стратега, включающая ряд «военных наделов», обеспечивает содержание одного воина [27, р. 410].
Впрочем, не следует исключать и взаимосвязь установления столь высокого минимума с концентрацией значительной земельной собственности в руках фемной военной элиты, обогатившейся в ходе начавшихся завоевательных войн [22, р. 42-44, 60-62]. Тем самым император узаконил резкую грань между воинами и крестьянами, к числу которых большинство стратиотов принадлежало в экономическом плане [8, с. 240; 6, с. 97]. Возможно, как полагают некоторые исследователи, подразделения катафрактов были образованы из архонтов - командиров фемных ополчений различных рангов, материальное положение которых было гораздо выше, чем
или 80 панцирных лучников. Точно так же и паратаксисы остальной кавалерии имели в своем составе по 300 всадников, вооруженных копьями, и по 200 стрелков [13, с. 22-34]. - А. М.
у рядовых стратиотов, и позволяло им приобретать хороших боевых коней и дорогостоящее вооружение [1, с. 56, прим. 33; 16, с. 39]. Формирование в середине X в. «бригад» тяжелой кавалерии, по мнению Дж. Хэлдона, следует рассматривать «как признак перехода к более агрессивной форме боевых действий» [23, р. 117; см. также: 25, р. 202-211].
Военная реформа и законодательство императора Никифо-ра II часто рассматриваются либо в плане формирования предпосылок возникновения конницы рыцарского типа [16, с. 42], либо как юридическое оформление уже сложившегося в целом византийского аналога западноевропейского рыцарства. Сторонники последней точки зрения относят катафрактов к тому типу воинов, который в социальном отношении обычно ассоциируется с сословием мелких и средних вотчинников-феодалов [6, с. 95-97; 9, с. 121-122].
Действительно, нет оснований сомневаться в том, что военная реформа, законодательно оформленная новеллой 967 г., была напрямую связана с социальными изменениями в византийском обществе - формированием в X в. влиятельной провинциальной военной аристократии. Однако Никифор II ни в коей мере не сузил существовавшую в то время социальную основу византийской армии. Реформа, по сути, состояла лишь в том, что из общей массы византийской фемной кавалерии была выделена в качестве самостоятельной тактической структуры элитная группа более тяжеловооруженных конных воинов. И это совсем не означало устранение из армии других категорий военнослужащих, обладающих более низким имущественным статусом [11, с. 157, 166]. Впрочем, общее возрастание военных тягот, отмечавшееся современниками, вероятно, действительно могло дать толчок процессу фискализа-ции стратий и переходу части стратиотов на положение простых налогоплательщиков [16, с. 43].
Появление катафрактов, по мнению К. Шилова, открывало перспективу преобразования социальной базы византийской армии, трансформации ее из ополчения крестьян-воинов в феодальное ополчение рыцарского типа. Однако эта перспектива реализована не была. Политика Никифора была направлена на сохранение стратиотского сословия как целого и его экономической базы в виде «военных земель». Этим институтом император воспользо-
вался для создания стратии катафрактов, которые, таким образом, остались в рамках все еще формально единого «класса воинов», несмотря на вполне очевидное имущественное расслоение последнего. «Все это, - как отмечает К. Шилов, - не дает оснований отождествлять катафрактов с рыцарями и говорить о феодальном характере "катафрактного" войска периода Никифора Фоки» [16, с. 45].
Преемник Никифора, Иоанн I Цимисхий, продолжил реализацию его военной программы в плане развития тяжелой кавалерии. Созданное Иоанном подразделение «Бессмертных» (a9аvaтоl), вооруженных очень длинными копьями лavаí5nроl шлотаг («всежелезных всадников»), по определению Льва Диакона (VIII, 9), сыграло решающую роль в боях под Преславой и Доростолом с войсками князя русов Святослава. Однако трудно сказать, имели ли они отношение к социальному слою мелких и средних вотчинников. «Бессмертные» составляли одну из столичных императорских тагм (тауца тдаг a9avатюv) и, следовательно, являлись наемными воинами, служащими на постоянной основе. Это, разумеется, не исключает наличия у них какой-то собственности, включая земли. Но в отличие от катафрактов фемных ополчений, которые обеспечивали себя сами оружием, снаряжением и конями за счет доходов со своих земель, катафракты императорских тагм находились на полном государственном обеспечении. «Бессмертные» упоминаются также в трактате конца X в. в связи с воинами этерии. На протяжении XI в. это подразделение трижды фигурирует на страницах источников, но в дальнейшем какие-либо сведения о нем в текстах отсутствуют [16, с. 41-43; 2, с. 410-411; 23, р. 118].
Препятствием к трансформации катафрактов в рыцарское сословие, возможно, мог послужить еще и тот факт, что византийские мелкие вотчинники не смогли подкрепить свой социальный статус ведущей ролью в военной сфере в течение достаточно продолжительного периода. А это обстоятельство в условиях ранне-средневекового общества имело решающее значение. Дело в том, что в тактическом плане катафракты представляли собой очень узко специализированный вид кавалерии, который, судя по всему, оказался тупиковым. Во всяком случае, к середине XI в., если не раньше, он исчезает с полей сражений. И когда в конце того же столетия у Империи возникла потребность в тяжелой кавалерии,
правительство Алексея I Комнина (1081-1118) было вынуждено прибегнуть к набору наемников из числа западных рыцарей [2, с. 482; 25, с. 239, 317-318].
Тем не менее очевидно, что примерно с середины правления Константина VII военная организация, характерная для предшествующего времени, эволюционировала чрезвычайно быстро, и уже к концу правления Иоанна I Цимисхия она представляла собой нечто существенно отличающееся от прежней системы [23, р. 115]. Изменения затронули не только способы набора воинов, соотношение различных их категорий и характер вооружения, но также и организацию войск, что, в частности, нашло отражение в терминологии письменных источников. Названия командирских рангов и подразделений, представлявшие собой смесь эллинизированных латинских и греческих терминов, к 960-м годам дополнились рядом новых, чисто греческих слов (например, тa£,шр%ía - в пехоте и ларата2,ц - в кавалерии) [23, р. 115].
В 962 г. в соответствии с основными стратегическими направлениями военной политики Империи были созданы два независимых территориальных командования - «Восток» (Малая Азия) и «Запад» (Балканы), возглавляемые доместиком схол Востока (Зоцеаикод т^ т^д AvaтoA^g) и доместиком схол Запада (Зоцеаикод т^ т^д Д'6а8юд), которым подчинялись все военные контингенты, размещенные в соответствующих частях Империи. Таким образом, в результате реформы в составе сухопутных войск Византии появились в качестве особых формирований полевые армии Востока и Запада, включающие регулярные столичные и провинциальные кавалерийские тагмы и пехотные таксиархии. Благодаря этим мерам численность регулярных войск к 1000 г. увеличилась в несколько раз [13, с. 27-28; 3, с. 95].
Однако наиболее важным социальным последствием военных преобразований второй половины X - первой четверти XI в., как отмечают А.С. Мохов и К.Р. Капсалыкова, стало то, что значительная часть сельского населения, формально принадлежа к «стратиотскому сословию», фактически утратила связь с императорской армией [13, с. 66].
В долгосрочной перспективе профессионализация военной службы и опора на наемные (в том числе иностранные) континген-ты превратили «военные земли» из базы рекрутирования армии в
источник ее финансирования. И со второй половины XI в. сведения о стрaтsía относятся к исполнению чисто фискальной обязанности [24, р. 223-229; 21, р. 49- 53, 60-64; 27, р. 411].
Благодаря фискальной политике правительства в 1030-1060-х годах подавляющее большинство воинских частей византийской армии представляли собой многочисленные тагмы воинов, служащих на постоянной основе. Среди них имелись подразделения неримлян, комплектуемые из определенных этнических групп и регионов. В источниках XI в. фигурируют грузины, аланы, печенеги, куманы, сербы, турки, венгры, франки, англичане, итальянцы, немцы и норманны, которые служили в качестве наемников или союзных воинов, предоставленных иностранными правителями по условиям договоров. Примечательно, пишет Дж. Хэлдон, что и собственно византийские («римские») контингенты также идентифицируются по провинциям своего происхождения - македоняне, пафлагонцы, армяне и т.д. [23, р. 119].
Курс византийского правительства на все более широкое использование наемных войск и особенно активное привлечение на службу иноземных воинов в историографии часто рассматриваются как ошибочное направление развития вооруженных сил, которое, в конечном итоге, способствовало краху Империи. Данное утверждение, как правило, основывается на представлении о том, что фемные ополчения стратиотов были более преданы стране и центральной власти и, следовательно, более надежны, чем контин-генты наемников, и к тому же они обходились государственной казне дешевле. По мнению Дж. Хэлдона, такое представление не вполне верно. В контексте агрессивных наступательных войн профессиональные наемные воины были не только более эффективны в тактическом плане, но и обеспечивали обычно лучшее соотношение цены и качества, чем менее дорогостоящие, но и менее подготовленные фемные ополченцы. Соответственно, для выполнения одних и тех же боевых задач первых требовалось меньше, чем вторых. Кроме того, наемные воины, особенно иноземцы, если они регулярно получали жалование, были, по крайней мере, не менее, а часто и более надежны, чем провинциальные стратиоты, хотя бы потому, что не были столь глубоко вовлечены в проблемы внутренней политики. Таким образом, заключает британский историк, использование наемных войск позволяло правительству в Кон-
стантинополе более эффективно контролировать свои вооруженные силы. И это отвечало интересам таких правителей, как Василий II, который стремился ограничить чрезмерное влияние в армии провинциальной военной аристократии [23, р. 92-93]. И хотя в его войнах против Болгарии, судя по некоторым косвенным данным, сражалось преимущественно фемное войско, роль иностранных наемников, прежде всего «варяжской дружины», существенно возрастает [16, с. 44].
Тем не менее нельзя отрицать тот факт, что и регулярные наемные тагмы, в том числе иноземные, не менее часто, чем фем-ные войска, оказывались инструментом борьбы видных представителей военной знати за императорский престол [8, с. 254]. И в целом степень их надежности, как показала военная кампания Романа IV Диогена (1068-1071) против турок-сельджуков, закончившаяся разгромом византийской армии при Манцикерте в 1071 г., а также последовавшие за этим события, нельзя назвать высокой [15, с. 395-411].
В течение XI в., по мере того как традиционный способ формирования войск переставал использоваться, мультиэтниче-ский, даже разношерстный, характер византийских вооруженных сил все более прогрессировал [23, р. 126]. Армия, которую привел к Манцикерту Роман Диоген, представляла собой многочисленный и малоподвижный конгломерат регулярных кадровых частей, остатков фемной армии и контингентов иностранных наемников разных «национальностей». При этом фемные ополчения, если верить современнику событий Михаилу Атталиату, представляли собой жалкое зрелище как в плане вооружения, так и в том, что касается боевой подготовки и дисциплины. И эта картина, скорее всего, близка к действительности, даже если византийский писатель чрезмерно сгущает краски, как полагает Дж. Хэлдон [15, с. 392, 395].
* * *
Изучение законодательства императоров Македонской династии показывает, что центральное правительство уделяло большое внимание защите мелкого и среднего землевладения, прежде всего, стратиотского, от посягательств со стороны динатов. Примечательно также, что и новелла Константина VII, закрепляющая фискальный барьер между «военными» и «гражданскими» семьями, и
новелла Никифора II, повышающая этот барьер, формально пытаются сохранить связь фемной армии с земледельческим обществом [2, с. 406-407]. Однако тенденции развития вооруженных сил свидетельствуют о том, что реально приоритетом правительства все более становилось не столько поддержание боеспособности фемных ополчений, сколько сохранение фискального потенциала для финансирования дорогостоящих постоянных регулярных формирований. Потребность в таких формированиях, в свою очередь, была обусловлена переходом Империи в X в. от стратегической обороны, для решения задач которой массовые территориальные ополчения были наиболее подходящим вариантом, к «реконкисте» ранее утраченных земель и завоеванию новых. Для осуществления активной наступательной стратегии сезонные формирования милиционного типа были не вполне пригодны.
Завоевания второй половины X - первой половины XI в. проводились армией, которая в значительной степени была уже армией нового типа. Однако прочная система обороны новых, более опасных и более протяженных границ фактически так и не была создана. Напротив, успехи Василия II в разрушении Болгарского царства и включение в 1018 г. его территории в состав Византии, достижения его предшественников Никифора II Фоки и Иоанна I Цимисхия, а также самого Василия в «реконкисте» значительных районов Северной Сирии и Северо-Западного Ирака парадоксальным образом сделали Империю более уязвимой для внешних вторжений. Исчез ряд буферных государств, ранее прикрывавших основную территорию Византии. Созданная на их месте военно-административная структура дукатов и катепанатов образовала защитную зону для внутренних областей, которая, впрочем, оказалась сильно фрагментированной в плане военной организации и в силу этого способной противостоять лишь локальным угрозам [23, р. 90]. В итоге, как отмечает А.С. Мохов, успешно развивавшаяся со второй половины VII до IX в. достаточно просто и рационально организованная фемная система трансформировалась в громоздкую, состоящую из множества плохо связанных между собой элементов структуру [12, с. 144; 13, с. 23].
«Классический» фемный строй второй половины IX в. позволял Византии, несмотря на нередко случавшиеся поражения, в
короткое время мобилизовывать новые армии крестьян-воинов большой численности, что сыграло решающую роль в успешном в целом противостоянии Империи внешним вторжениям. Во второй половине X и в XI в. ориентированная на оборону амортизирующая военная мощь старых «римских» фем была трансформирована в наступательный потенциал постоянных полевых армий [23, р. 85-90; 15, с. 389-390]. Однако содержание постоянной регулярной армии наемников тяжелым бременем ложилось на государственный бюджет, а в случае разгрома такой армии быстрое восстановление боеспособности вооруженных сил стало невозможно вследствие отсутствия мобилизационного ресурса из-за фактической «демилитаризации» фем хинтерланда. Таким образом, военная организация Византийской империи к середине XI в. уже не имела жизнеспособной социальной основы в самом византийском обществе [5, с. 295]. Фемы не утратили своего значения в качестве базовых единиц административно-территориальной структуры государства, но их военная роль существенно сократилась, а после поражения при Манцикерте и потери Малой Азии - основной территории фем - фактически завершилась.
Список литературы:
1. Банников А.В. Армия Восточной Римской империи от Юстиниана I до «Стра-тегики». - Санкт-Петербург : Евразия, 2020. - 160 с.
2. Банников А.В., Морозов М.А. Византийская армия (IV-XII вв.). - Санкт-Петербург : Евразия, 2013. - 688 с.
3. Капсалыкова К.Р. Регулярная армия и традиционное общество в Византийской империи в X - первой половине XI в. // Вестник Вятского государственного университета. - 2017. - № 12. - С. 92-98.
4. Кучма В.В. Военная организация Византийской империи. - Санкт-Петербург : Алетейя, 2001. - 426 с. - (Византийская библиотека. Исследования).
5. Кучма В.В. Военно-теоретическая мысль // Культура Византии : вторая половина VII - XII в. - Москва : Наука, 1989. - С. 276-295.
6. Кучма В.В. Командный состав и рядовые стратиоты в фемном войске Византии в конце IX-X в. // Византийские очерки. - Москва : Наука, 1971. - С. 8697.
7. Кучма В.В. «Тактика Льва» как исторический источник // Тактика Льва / изд. подг. В.В. Кучма ; отв. ред. Н.Д. Барабанов. - Санкт-Петербург : Алетейя, 2012. - С. 8-91.
8. Литаврин Г.Г. Византийское общество и государство в X-XI вв. : Проблемы истории одного столетия (976-1081 гг.). - Москва : Наука, 1977. - 312 с.
9. Литаврин Г.Г. Византийское государство в VII-XII вв. // Раннефеодальные государства на Балканах, VI-XII вв. - Москва : Наука, 1985. - С. 99-131.
10. Мехамадиев Е.А. Военная организация Византийской империи в VII - первой половине IX в. : административно-территориальный и социальный аспекты развития. - Санкт-Петербург : Петербургское Востоковедение, 2020. - 456 с.
11. Морозов М. А. Военные реформы Никифора II Фоки // Никифор II Фока. Стратегика / пер. со среднегреч. и комм. А.К. Нефёдкина. - Санкт-Петербург : Алетейя, 2005. - С. 154-172.
12. Мохов А.С. Византийская армия в середине VIII - середине IX в. : развитие военно-административных структур. - Екатеринбург : Изд-во Уральского унта, 2013. - 276 с.
13. Мохов А.С., Капсалыкова К.Р. «Пусть другие рассказывают о выгоде и роскоши, что приносит война» : Византийская полемологическая традиция XXI вв. - Екатеринбург : Изд-во Уральского ун-та, 2019. - 300 с.
14. Хазанов А.М. Катафрактарии и их роль в истории военного искусства // Вестник древней истории. - 1968. - № 1. - С. 180-191.
15. Хэлдон Дж. История византийских войн. - Москва : Вече, 2007. - 464 с.
16. Шилов К. К вопросу о военных реформах Никифора II Фоки и их социальных последствиях // Византийский временник. - 2001. - Т. 60(85). - С. 30-45.
17. Gorecki D. The Strateia of Constantine VII : The legal Status, Administration and Historical Background // Byzantinische Zeitschrift. - 1989. - Bd. 82, Hft. 1. -S. 157-176.
18. Gorecki D. Constantine vii's Peri ton stratioton // Greek, Roman and Byzantine Studies. - 2009. - Vol. 48. - P. 135-154.
19. Haldon J. A context for two "evil deeds" : Nikephoros I and the origins of themata // Le saint, le moine et le paysan. Med'histoire Byzantine offerts a Michel Kaplan / ed. par O. Delouis, S. Metivier, P. Pages. - Paris, 2016. - P. 245-265.
20. Haldon J. The Empire that would not die : The paradox of Eastern Roman Survival, 640-740. - Cambridge (Mass.) ; London : Harvard univ. press, 2016. - 418 p.
21. Haldon J. Military Service, Military Lands and the Status of Soldiers : Current Problems and Interpretations // Dumbarton Oaks Papers. - 1993. - Vol. 47. - P. 167.
22. Haldon J.F. Recruitment and Conscription in the Byzantine Army c. 550-950 : A Study on the Origins of the stratiotika ktemata. - Wien, 1979. - 85 p.
23. Haldon J. Warfare, State and Society in the Byzantine Word, 565-1204. - London : UCL Press, 1999. - X, 389 p.
24. Lemerle P. The Agrarian History of Byzantium from the Origins to the Twelfth Century : The Sources and the Problems. - Galway : Galway univ. press, 1979. -XII, 272 p.
25. McGeer E. Sowing the Dragon's Teeth : Byzantine Warfare in the Tenth Century. -Washington (DC), 1995. - XII, 250 p.
26. Ostrogorsky G. History of Byzantine State. - Oxford : Blackwell, 1956. - XXVII, 548 p.
27. Rance Ph. The Army in Peace Time : The Social Status and Function of Soldiers // A Companion to the Byzantine Culture of War, ca. 300-1204 / ed. by Y. Stouratis. -Leiden, 2018. - P. 394-439.
28. Treadgold W. Notes on the Numbers and Organization of the Ninth-Century Byzantine Army // Greek, Roman and Byzantine Studies. - 1980. - Vol. 21. - P. 269288.
29. Zuckerman C. Learning from the Enemy and More : Studies in "Dark Centuries" Byzantium // Millenium. - 2005. - Jg. 2. - P. 79-136.
