CC BY
322
ТЕМА НОМЕРА
А.Г. Большаков
РЕГИОНАЛЬНЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОНФЛИКТЫ В ГОСУДАРСТВАХ ЕВРОПЕЙСКОЙ ПЕРИФЕРИИ: КОНЦЕПТУАЛЬНОМЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПАРАМЕТРЫ
КОНФЛИКТОЛОГИЧЕСКОГО
АНАЛИЗА
Аннотация:
В статье рассматриваются традиции исследования региональных конфликтов в государствах европейской периферии. Анализу подвергаются различные методологические подходы и концептуальные модели исследования политических конфликтов. Особая роль отводится комплексной политологической модели изучения региональных конфликтов, которая может претендовать на относительную универсальность. В статье уделяется внимание концептуализации академических проблем исследования радикализма, экстремизма, терроризма и их профилактики.
Ключевые слова:
региональный политический конфликт, методологические традиции исследования конфликтов, объяснительные модели конфликтов, концепция демократического мира, модель исследования региональных конфликтов, противодействие экстремизму
A.G. Bolshakov
REGIONAL POLITICAL CONFLICTS IN THE EUROPEAN PERIPHERY: CONCEPTUAL AND METHODOLOGICAL PARAMETERS OF CONFLICT ANALYTIC STUDIES
Abstract:
The article deals with the tradition of the study of regional conflicts in the European periphery. Analysis are different methodological approaches and conceptual research model of political conflict. A specific role for the integrated study of political science model of regional conflicts, which can claim a relative universality. The article focuses on the conceptualization of academic research problem of radicalism, extremism, terrorism, and to prevent them.
Key words:
regional political conflict; methodological tradition of research conflicts, explanatory models of conflict, the concept of democratic peace, model research of regional conflicts, prevention extremism
Политические процессы в современном мире носят сложный характер, им присущи многочисленные противоречия и противоборства. Очень часто политические конфликты современности протекают в форме прямого вооруженного насилия. Только после окончания второй ми-
ровой войны в мире произошло около двухсот локальных вооруженных конфликтов [11]. Количество внутренних политических столкновений и противоборств, носящих институционализированный и неинституциона-лизированный характер, в различных странах мира вообще не поддается точному подсчету.
В политической науке считается, что демократия создает условия для институционализации политических конфликтов внутри страны, а, следовательно, для грамотного управления ими. Авторитарные режимы не способствуют регулированию политических столкновений, удержанию их в определенных институциональных рамках, они, как правило, подавляют политические конфликты, поддерживают их латентность. Многие автократии благоприятствуют политической стабильности, но лишь на определенный период времени. Накапливающиеся конфликты, протекающие в неинституционализированных формах, могут стать причиной кризиса политической системы того или иного общества.
Страны, находящиеся в процессе перехода от тоталитаризма к плюралистическому режиму, чаще вступают в вооруженные и насильственные политические конфликты, чем демократии и устоявшиеся авторитарные режимы. Процесс демократизации приводит к многочисленным политическим конфликтам (в том числе и вооруженным) не потому, что они нужны гражданам. Насильственные действия, национализм и милитаристские настроения возникают в результате того, что политики стремятся использовать их для завоевания поддержки масс, удержания власти и т.п.
Современная политическая наука уделяет большое внимание разработке концептуальных основ изучения конфликтных ситуаций, а понятие «региональный конфликт» достаточно активно используется в исследованиях политических процессов нашего времени.
Неизбежность региональных конфликтов вполне очевидна. В их основе лежит объективное противоречие между интересами целого и его отдельных частей. Предпочтения государства в целом не всегда совпадают с тем, что выгодно отдельным его регионам. Очевидно, что плюралистическая политическая система порождает различие интересов страны, ее регионов и местных территорий. Следовательно, региональный конфликт - это открытое столкновение политических акторов в ситуации, когда, по крайней мере, одной из конфликтующих сторон выступает регион. Для нас наибольший интерес представляют региональные политические конфликты.
Они связаны обычно с завоеванием властных полномочий, их перераспределением в пользу того или иного региона, с изменением его политического статуса. Региональные политические конфликты представляют собой динамический процесс.
Региональные столкновения в современной России - распространенное явление. Более того, благодаря средствам массовой информации практически любые инциденты и межличностные противоречия в российских регионах трактуются как проявления конфликтов.
Между тем, о существовании конфликта можно судить при наличии следующих характеристик:
- двух или более сторон, имеющих контакт друг с другом;
- взаимоисключающих ценностей и установок, основанных на дефиците ресурсов;
- направленных друг против друга действий, при которых каждая сторона может что-либо приобрести за счет другой стороны;
- поведения, направленного на уничтожение, разрушение планов, намерений сторон;
- овладения ресурсами и позициями, с помощью силы.
При таком подходе количество реальных конфликтов в значительной степени уменьшается. Если учесть, что существенная часть противоборств протекает в латентной форме и далеко не все из них носят политический характер, то совокупность региональных политических конфликтов в современной России вполне может быть описана и систематизирована в рамках научного анализа.
Российские региональные политические конфликты при всей их специфике имеют много общего со своими мировыми аналогами и, следовательно, международный опыт их изучения сохраняет свою эвристическую ценность для Российской Федерации. При всей самобытности и специфике российских региональных политических конфликтов их проявления во многом универсальны и отражены в идеях зарубежных ученых. Оригинальные российские концепции, которые учитывают социокультурную и экономическую специфику российских регионов находятся в самом начале процесса своего создания [5; 8; 9]. Развитие концептуальных основ нового научного направления связано также с внутренней интеграцией основных теоретических положений таких наук и отраслей знания как политология, регионалистика, международные отношения, конфликтология.
Традиции исследования региональных политических конфликтов в социальных науках
В научном знании можно выделить несколько традиций в исследовании политического конфликта: социологическую, психологическую, международную и политическую. «Социологическая традиция» предполагает встраивание региональных политических конфликтов в более широкие социокультурные противоречия. Политические конфликты
очень часто предстают здесь разновидностью социальных противоборств и исследуются по принципу «матрешки», то есть экстраполируют на себя те закономерности, которые характерны для более глубоких и долгосрочных конфликтов.
«Психологическая методологическая традиция» предполагает анализ региональных политических конфликтов посредством исследования феномена массового сознания. Акцент на исследование данного аспекта закономерен. Для деятельности людей в конфликте важны их стереотипы, ценности, установки и т.п. Однако поведенческая составляющая деятельности людей в региональных политических конфликтах часто является доминантной при определении и выражении их интересов. Поскольку последние являются основой развития любой конфликтной ситуации, их игнорирование значительно обедняет данную методологическую традицию исследования.
«Международная традиция» предполагает изучение противоречий в сфере мировой политики и экстраполяция инструментария на региональные и внутренние политические конфликты. Если первые являются элементом системы международных отношений, то вторые могут и не иметь выхода во внешнее пространство и целиком зависеть от внутренних причин и методов управления. Следовательно, на мой взгляд, международный подход не всегда в состоянии объяснить современную региональную конфликтность, а так же вычленить и проанализировать ее специфику.
Теперь рассмотрим подробнее методологию анализа политических противоборств в международных отношениях. Известно, что существует три основных подхода к конфликтам: «стратегические исследования» (strategist studies), собственно «исследования конфликта» (conflict studies) и «исследования мира» (peace studies) [12, p. 71-72].
В первом подходе стратегия понимается как применение силы или угроза применения силы для сохранения или изменения статус-кво, средством предотвращения конфликтов является военное равновесие. Региональным политическим конфликтам отводится вторичная роль, поскольку они интерпретируются лишь как частный случай противоборства военных блоков, сверхдержав и т.п. Критики подобного подхода считают, что «стратеги» не смогли объяснить национальноосвободительные войны и контроль над гонкой вооружений [12, p. 74].
Второй подход понимает конфликт как функциональное, но при этом субъективное явление. Он возможен, если чувство идентичности (индивидуальной, этнической, расовой, социальной) одного человека поддерживается за счет других людей. Поэтому задача исследователя конфликта состоит в том, чтобы не только анализировать такие ситуации, но и создавать понятийную модель для их исправления. «Конфлик-
тологи» активно изучают региональные политические конфликты и видят их разрешение в рациональном диалоге между вовлеченными сторонами.
Третий подход интерпретирует конфликт как объективное явление, возникающее на основе реального столкновения интересов, которые встроены в социальную структуру. Отсюда следует, что противоборство может быть разрешено только в ходе институционального изменения, поэтому конфликт необходимо делать более интенсивным и идти на структурное насилие (революция, переворот, трансформация режима и т.п.). «Миротворцы» стали исследовать региональные политические конфликты в последние десятилетия, после краха системы «реального социализма». В настоящее время их интересуют проблемы управления внутренними политическими конфликтами в «новых демократиях». Данные ученые находят возможности для обострения противоборств, а не их локализации [16, р. 9-80].
Различия между «конфликтологами» и «миротворцами» носят, прежде всего, ценностный характер. Для исследователей мира целью является разрушение структур подавления, а исследователи конфликтов, соглашаясь с этим, предлагают делать все по взаимному соглашению и преимущественно мирными средствами.
В данном анализе не менее важны и принципиально отличные подходы к использованию эмпирических методов. Исследователи конфликтов традиционно сосредоточены на количественных методах изучения конфликтов. Они создали целый ряд всемирно известных баз данных, постоянно используют в своей работе математическую теорию игр, факторный анализ, компьютерное моделирование и др. Исследователи мира предпочитают качественные исследования конфликтов. Для них первостепенную важность имеют отдельные кейсы, задачи по их обобщению, как правило, не ставятся. Эмпирическая проверка полученных данных часто не интересует ученых данного направления, воспитанных на европейской социально-философской традиции критической мысли.
Характерным в этой связи является концепция «демократического мира». Она появилась в 60-е гг. XX века и основывается на идеях И. Канта. Данная теоретическая модель построена в результате эмпирического анализа примерно 65 тыс. диадолет, в ходе которого выяснилось, что демократические страны друг с другом никогда не воевали [13]. Несмотря на значительную критику популярна в настоящее время, поскольку современной формой взаимозависимости выступает глобализация. Развитие концепции в последние десятилетия связывают с именем Ф. Фукуямы, который считает, что количество демократий постоянно увеличивается, но, несмотря на рост противоречий между ними, войн и вооруженных конфликтов между ними не бывает [10, с. 80-100].
Основные положения теории «демократического мира» сводятся к тому, что условия взаимозависимости и демократии способствуют сотрудничеству между государствами; нормы и принципы демократии универсальны и не зависят от религиозных, национальных, исторических и т.п. условий; демократии не вступают друг с другом в вооруженную конфронтацию и разрешают имеющиеся противоречия исключительно мирным путем
Концепция «демократического мира» играет значительную роль в постсоветских исследованиях. Эмпирическими критериями демократии в ней выступают следующие: участие в выборах не менее 50% населения; реальное влияние выборов на смену власти; наличие не менее одной передачи власти оппозиции мирным путем в результате выборов [14, р. 787-788]. За последние десятилетия теоретические и эмпирические критерии демократии неоднократно и подробно анализировались в политических науках, но универсальности в выработке критериев достичь не удалось.
Различное понимание сущности демократии, на мой взгляд, позволяет использовать концепцию «демократического мира» и в исследованиях постсоветского пространства. В международных отношениях подход к ценностным категориям более прагматичен, чем в собственно политической науке, поэтому если пользоваться концептуальной моделью Ф. Закария, то все постсоветские страны могут быть проинтерпретированы как «нелиберальные демократии» [4]. Следовательно, демократический мир на постсоветском пространстве в принципе возможен, если не принимать во внимание «пятидневную войну» Российской Федерации и Грузии.
Именно это конфликт стал первым вооруженным противостоянием между двумя государствами, представляющими постсоветское пространство. Даже ситуация в конфликте вокруг Нагорного Карабаха более сложная. Состояния войны непосредственно между Азербайджаном и Арменией не было. Вооруженный конфликт протекал между Карабахом и Азербайджаном. Такими образом, «пятидневная война» России и Грузии является тем исключением, которое подтверждает правило, что демократия решают споры между собой мирным путем.
Понятно, что подобная трактовка может вызвать острые дискуссии в научной среде, поскольку уровень реальной демократичности постсоветских государств очень низкий и практически все они существуют в рамках авторитарного тренда.
«Политическая методологическая традиция» предполагает исследование региональных политических конфликтов как периферийной проблемы макрополитологических теорий разного содержания. Феномен политического конфликта здесь вторичен и выступает в качестве вспо-
могательного инструмента построения более широких теоретикоконцептуальных моделей «политического».
Данная традиция исследования региональных политических конфликтов включает целый ряд макрополитологических моделей:
- теорию политических элит (В. Парето, Г. Моска, Ч. Миллс и др.);
- теорию политических групп (А. Бентли, Д. Трумэн и др.);
- теорию политической стабильности (Дж. Блондел, Д. Истон, С. Липсет и др.);
- теорию конфликтной модернизации (У. Коннор, Дж. Ротшильд,
Э. Геллнер, Э. Смит и др.);
- теорию «внутреннего колониализма (М. Хектер, Э. Боначич и
др.);
- теорию культурного плюрализма (Д. Фурнивал, М. Смит и др.).
Рассмотрим в качестве примера концепцию «внутреннего колониализма» М. Хехтера, разработанную в «политической методологической традиции». По его мнению, в полиэтническом государстве можно выделить два различающихся между собой по уровню развития компонента: «ядро», под которым понимается населенная представителями этнического большинства территория экономически доминирующей метрополии и зависимую от него «окраину», под которой понимаются экономически отсталые периферийные территории, населенные преимущественно этническим меньшинством [15, р. 64].
В полиэтнических государствах существует эксплуатация материальных и человеческих ресурсов этнических окраин в интересах властной элиты этнического большинства, которая контролирует политический центр метрополии. В результате неравномерного экономического развития периферийные и полупериферийные этнические регионы превращаются в своего рода внутренние колонии, все более и более зависимые от этнически и политически доминирующего «ядра» [15, р. 211].
Концепция «внутреннего колониализма» может адекватно использоваться в исследовании конфликтов на постсоветском пространстве. М. Хехтер выдвигает триадную модель возникновения этнополитических конфликтов: во-первых, складывание конфликтогенной объективной обделенности этнически периферийных групп полиэтнического государства в процессе его неравномерной модернизации; во-вторых, осознание этой обделенности членами этнической группы как угнетения периферии центральным «ядром»; в-третьих, формирование этнонациона-лизма как реакции угнетаемого этноса на «внутренний колониализм» центра [15, р. 217-219].
Несмотря на специфику региона Центральной Азии на постсоветском пространстве данная концепция применима к анализу четырех типов этнополитических противоборств на его территории: во-первых,
конфликты нехватки ресурсов (прежде всего, водных); во-вторых, произвольные государственные границы, не соответствующие этно-территориальному расселению народов; в-третьих, интенсивные противоречия и межэтнические конфликты между узбеками и киргизами; в-четвертых, конфликты процесса трансформации политических режимов (киргизские «революции»).
Конфликты на постсоветском пространстве и их объяснительные модели в политических науках
По своей интенсивности, масштабам, продолжительности и разрушительности конфликты на постсоветском пространстве уступают только столкновениям в Африке и на Балканах. До настоящего времени на этом пространстве два конфликта находятся в «замороженном» состоянии (карабахский и приднестровский), а ряд конфликтов в стадии неокончательного урегулирования (абхазский, югоосетинский и др.). Доминирующими среди постсоветских политических конфликтов были и остаются столкновения на этнической почве, правда, эти конфликты в настоящее время не являются крупными и, как правило, неинституционализи-рованы до различных форматов международного посредничества.
В последние семь-восемь лет доминирующими стали межгосударственные конфликты, которые сопровождаются информационными войнами. Значительное влияние получили «торговые (ресурсные) войны» между государствами постсоветского пространства. Конфликтогенен и религиозный фактор, однако, масштабных противостояний на этой почве практически не зафиксировано. В основном речь идет о противостоянии светских авторитарных государств Центральной Азии и радикальноэкстремистских исламистских организаций и групп, которые спонсируются некоторыми исламскими государствами. Как правило, правительственные силы проводят различные контртеррористические операции после совершенных актов терроризма и диверсий, направленных на дестабилизацию обстановки сетевыми экстремистскими структурами.
Специфическим видом конфликтности на постсоветском пространстве стали «цветные революции» в Грузии, Киргизии (дважды), Украине, чуть раньше подобные события произошли в еще одном государстве европейской периферии - Сербии. Однако термин «революция» в данном случае не должен никого вводить в заблуждение. Она предполагает кардинальную ломку отживших политических структур, смену существующей политической системы.
«Цветные революции» можно проинтерпретировать исключительно как изменения существующих политических режимов. Даже в своей радикальной форме подобные трансформации не дотягивают до политиче-
ских революций в Восточной Европе в 1989-1990 гг. или в Иране в 1979 году. При этом необходимо отметить, что подобные политические трансформации начинались, как правило, с жесткого противостояния между властями и протестующими против итогов избирательной кампании людьми, которые были выведены «на улицу» оппозицией. Подобная ситуация как раз и является политическим конфликтом.
Постсоветское пространство пережило 7 относительно масштабных вооруженных конфликтов (региональных войн) с участием гражданского населения, регулярных войск, использованием новейших образцов оружия и тяжелого вооружения (карабахский, таджикский, югоосетинский, абхазский, приднестровский, чеченский и грузинский конфликты). На этой территории произошло более 20 кратковременных вооруженных конфликтов с жертвами среди мирного населения (наиболее значительные из них - сумгаитские и бакинские погромы, события в Фергане, неоднократные массовые беспорядки и этноцид в Оше).
К настоящему моменту на территории постсоветского пространства зафиксировано более 200 невооруженных конфликтов, которые имели признаки межгосударственной, межэтнической или межконфессиональ-ной конфронтации [17, р. 577]. Количество жертв в постсоветских конфликтах оценивается по разным источникам от 150 до 600 тыс. человек [17, р. 582]. Прямой материальный ущерб оценивается исследователями суммой в 15 млрд. долл. (особенно пострадали Грузия, Азербайджан и Таджикистан) [17, р. 583-584]. Кроме того, существует еще косвенный материальный ущерб - бегство капиталов, рабочих рук, специалистов, упадок ведущих отраслей промышленности и народных промыслов. Его точной оценкой пока не занимался никто.
В политических науках существует три основных объяснительных модели региональных политических конфликтов на постсоветском пространстве: цивилизационная модель, модель региональной безопасности, комплексная политологическая модель. Понятно, что эти же теоретические схемы распространяют и на все конфликты государств европейской периферии.
В основе цивилизационной модели лежит концепция «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона, объясняющая рост региональных конфликтов после окончания «холодной войны». В этой теории наиболее важными объяснительными детерминантами являются культурные и религиозные факторы, а контекст формируется посредством исследования геополитических процессов в мировой и региональной политике. Региональные конфликты свидетельствуют о цивилизационных разломах в системе международных отношений. Постсоветское пространство является одной из арен столкновения цивилизационных интересов. С помощью модели С. Хантингтона пытаются объяснить даже внутренние по-
литические конфликты в ряде постсоветских государств, которые не выходят на международный уровень, а потому остаются сугубо локальными, имеющими малую интенсивность столкновениями.
Подобная модель имеет существенные недостатки, целый ряд из них связан с невозможностью объяснить реальные процессы в постсоветских конфликтах. Например, помощь со стороны мусульманских народов Северного Кавказа православным абхазам в их войне с грузинами или противостояние православных молдаван, русских и украинцев в Приднестровском конфликте и т.п.
Модель региональной безопасности традиционно рассматривает политические конфликты через классическую триаду политологов-международников: «риски», «вызовы» и «угрозы» национальной, региональной и международной безопасности. При таком подходе постсоветские противоборства не имеют большой специфики по сравнению с другими региональными конфликтами. Следовательно, вооруженные конфликты на постсоветском пространстве - это угрозы национальной и региональной безопасности Евразии, а невооруженные конфликты -это риски и вызовы для безопасности России и других постсоветских государств.
Данная объяснительная модель универсальна по своей сути. Она, так же как и теория демократического транзита, которая не смогла объяснить авторитарный вектор развития большинства постсоветских государств, пасует перед спецификой ментального разнообразия, различиями исторической обусловленности и институциональными процедурами замораживания (консервации) конфликтов, которые из временных превратились в долгоиграющие «объективные обстоятельства».
Предпочтительной для систематического и комплексного исследования региональных политических конфликтов постсоветского пространства (в том числе и вооруженных), на мой взгляд, является комбинация неоинституциональной методологической традиции политических наук, теорий конфликта и трансформации посткоммунизма (постсоциализма). В этой же модели принципиально важными являются типологи-зация политических столкновений (например, выделение этнических вооруженных конфликтов) и рассмотрение их через призму инструменталистского понимания этничности. Такой подход предполагает наличие в его рамках универсального сравнительного анализа для изучения региональных политических конфликтов, то есть различных казусов (кейсов), интерпретируемых в рамках методики исследования случая (case-study). Под казусом (случаем) здесь понимается один конфликт.
Такая методика позволяет отойти от ненужной универсализации всех региональных политических конфликтов постсоветского пространства, выявить их специфику и при этом не выстраивать доказательства
и аргументацию на иррациональных факторах этнической, религиозной ненависти и неприязни.
Собственно российская политическая конфликтология рассматривает преимущественно политические и этнополитические конфликты. Политические конфликты в отечественной традиции исследуются в рамках двух различных конфликтологических парадигм (различаются по методологии, концепциям, отношению к эмпирическим данным). Очень условно их можно подразделить на «международную» и «социологическую».
«Международная парадигма» вписывает внутренние конфликты в мировой контекст, использует различные типы сравнения в качестве приоритетной совокупности методов, основывается на западных наработках, которые адаптируются исследователями к отечественным реалиям. Представители данной парадигмы, авторитетные российские ученые-международники А. Богатуров, Н. Косолапов, А. Манойло, М. Хру-сталев и др. [2; с. 8], не рассматривают подробно внутрироссийские конфликты, только их международную составляющую. Считают международные отношения междисциплинарной сферой знания, при этом сами больше тяготеют к аналитическим подходам политической науки.
Согласно «социологической парадигме», которая представлена в науке именами В. Авксентьева, А. Глуховой, Л. Никовской, Е. Степанова и др. [1; 3; 6; 9], внешнеполитические отношения России и геополитика являются контекстом рассмотрения внутренних региональных политических конфликтов. Макросоциологические подходы, по мнению представителей данной парадигмы, охватывают и объяснение политики, социологические теории зарубежных ученых синтезируются с наработками советского и постсоветского периодов (часто ставка делается на системный подход). Подходы политической науки практически не используются, хотя существуют попытки перенести макротеории (например, «столкновение цивилизаций») на изучение внутренних российских региональных конфликтов [1].
Возможность синтеза этих двух парадигм в ближайшее время проблематична. При этом универсализация методологических принципов изучения внутренних и внешних конфликтов началась уже на современном этапе синтеза различных областей отечественного социального знания.
Проблемы исследования феномена терроризма
в политических науках
Академические исследования проблем радикализма, экстремизма, терроризма сталкиваются с целым рядом серьезных проблем [7, с. 464467]. Прежде всего, необходимо отметить объективное отсутствие достоверных данных о политическом терроризме у ученых, поскольку большая часть подготовительных действий террористических групп и организаций латентна по определению, а для деятельности спецслужб характерен режим секретности. Отсутствие информации о терроризме заставляет уче-ных-террологов черпать ее из различных медийных источников, где она изначально может быть искажена. Проверка гипотез и опора на эмпирические данные при таком положении вещей изначально невозможны.
Политический терроризм является сложным для понимания и научного анализа предметом изучения. В научном сообществе нет согласия даже в базовых дефинициях, а исследования часто носят сугубо идеологический характер, что не предполагает поиска научной истины. Ученые-академисты при исследовании политического терроризма объективно лишены возможностей использовать большинство стандартных методов и процедур сбора данных. В самом деле, трудно представить использование в исследованиях политического терроризма методов опроса, фокус-групп, социометрии, включенного наблюдения и т.п. Остающиеся в арсенале исследователей количественные и качественные методики анализа документов, исследования случая, экспертная оценка не всегда дают необходимые результаты.
Не менее важной является проблема того, что до сих пор не созданы адекватные методологии научного обсуждения феномена политического терроризма, а так же технологии публичных (в том числе научных) дискуссий по данной теме.
Итак, на мой взгляд, отсутствие минимальной универсальности, объективных данных и необходимого инструментария не позволяют ученым-академистам разрешить важную практическую дилемму между сетевым характером терроризма и иерархическим строением государства, международной организации в сфере противодействия политическому терроризму.
Представляется, что эффективно противодействовать терроризму могут только структуры гражданского общества, так как они носят сетевой характер, поэтому формы и методы возможного противодействия гражданского общества политическому терроризму, а так же возможные пути его взаимодействия с силовыми структурами государства и международного сообщества должны быть основным предметом исследований ученых-академистов.
Необходимо так же отметить, что традиционная схема аналитического рассмотрения терроризма в политической науке сводится к следующему: политический радикализм способствует появлению политического экстремизма (через действия нелегального порядка), а политический терроризм является крайней формой политического экстремизма. Гораздо более плодотворным представляется использование в подобных исследованиях междисциплинарной конфликтологической рамки, где анализ осуществляется по следующей аналитической схеме: политический радикализм - политический конфликт - политический экстремизм
- политический терроризм.
Таким образом, в анализе региональных политических конфликтов существует целый ряд методологических традиций и объяснительных моделей. Подобное положение дел объяснимо, поскольку досконально исследовать данный феномен можно только с междисциплинарной точки зрения. К тому же каждый казус регионального политического конфликта имеет свою специфику, следовательно, жестких универсальных методологий и объяснительных теоретических моделей, которые бы подходили ко всем конфликтным ситуациям создать невозможно.
На мой взгляд, относительно универсальным подходом к исследованию региональных политических конфликтов является комплексная методологическая традиция их исследования в рамках различного инструментария политических и смежных наук. Особая роль здесь принадлежит конфликтологии (в отечественной трактовке политической конфликтологии), которая синтезирует знания целого ряда социальных наук и позволяет рассматривать феномены политического радикализма, экстремизма, терроризма в рамках конфликтной парадигмы. Конфликтологическое понимание институционализации способствует упорядочиванию политических объяснительных моделей и помогает выстраивать относительно непротиворечивую логику научного анализа.
Литература
1. Авксентьев В.А., Аксюмов Б.В. «Конфликт цивилизаций» в региональном преломлении: Кавказ и Балканы // Политические исследования. 2007. №4.
2. Богатуров А.Д., Косолапов Н.А., Хрусталев М.А. Очерки теории и методологии политического анализа международных отношений. М.: НОФМО, 2002.
3. Глухова А.В. Политические конфликты: основания, типология, динамика (теоретико-методологический анализ). М.: Эдиториал УРСС, 2000.
4. Закария Ф. Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за их пределами. М.: Ладомир, 2004.
5. Князев А.А. Криминальные компоненты конфликтных процессов в Центральной Азии // Экономика и политика в современных международных конфликтах / Отв. ред. А.Д. Богатуров. М.: Издательство ЛКИ, 2008.
6. Конфликты в современной России (проблемы анализа и регулирования) / Под ред. Е.И. Степанова. М.: Эдиториал УРСС, 1999.
7. Красиков В.И. Экстрим: Междисциплинарное философское исследование причин, форм, и паттернов экстремистского сознания. М.: Водолей Publishers, 2006.
8. Манойло А.В. Технологии несилового разрешения современных конфликтов / под ред. профессора А.И. Петренко. М.: Горячая линия-Телеком, 2008.
9. Никовская Л.И. Гражданские инициативы и модернизация России / Л .И. Никовская, В.Н. Якимец, М.А. Молокова. М.: Ключ-С, 2011.
10. Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек / Ф. Фукуяма; Пер. с англ. М.Б. Левина. М.: ООО «Издательство АСТ»; ЗАО НПП «Ермак», 2004.
11. Buhaug H., Gates S. Global Trends in Armed Conflict. Oslo: International Peace Research Institute, 2011.
12. Groom A.J. Paradigms in conflict: The strategist, the conflict researcher and peace researcher // Conflict: Readings in management and resolution / Burton J., Dukes F. Basingstoke; London, 1990. Vol.3.
13. Harrison E. The Democratic Peace Research Program and System Level Analysis // Journal of Peace Research. 2010. Vol. 47. №2.
14. Hayes J. The democratic peace and the new evolution of an old idea // European Journal of International Relations. 2012. Vol. 18. №4.
15. Hechter M. Internal Colonialism: The Celtic Fringe in British National Development, 1536 - 1966. L.: Routledge and Kegan Paul, 1975.
16. Regional Conflict Management / Ed. by P.F. Diehl and J. Lepgold. Lan-bam, Boulder, N.Y., Oxford: Rowman and Littlefield Publishers, INC., 2003.
17. Verdery K. Ethnic Conflicts in the Former USSR: The Use and Misuse of Typologies and Data // Journal of Peace Research 1999. Vol. 36. №5.
