CC BY
71
УДК 32.001
РЕГИОНАЛЬНАЯ ВЛАСТЬ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ
©
В. М. Суханов
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450074 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Тел.: +7 (34 7) 273 6 7 78.
E-mail: sovetnik@bsu. bashedu. ru
В статье раскрываются особенности и взаимосвязи между региональной властью и становлением политической идентичности в регионах Российской Федерации.
Ключевые слова: Российская Федерация, Республика Башкортостан, региональная власть, политическая идентичность, этнический компонент.
Любая идентификация, даже если она не вполне осознана человеком, является однозначным и консервативным актом, поскольку включение «Я» в какое-то одно сообщество одновременно подразумевает его исключение из других сообществ. Как только «Я» присваивает себе какое-то имя («Я - солдат партии»), сразу же на место более или менее осознанного выражения политической «самости» вступает идентификационное отношение как полное совпадение образа и предмета, обозначающего и обозначаемого.
Правда, для любой социальной идентичности такое совпадение есть лишь один из моментов, а не вся ее реальность. Ведь человек может необязательно проговаривать, но утверждать своим поведением, и притом не вполне осознанно: «Я - русский, а не татарин»; «Я - либерал, а не консерватор» и т.п. Или некто может настойчиво и вполне искренне называть себя «либералом» (и хотеть быть либералом, вопреки внутренним сомнениям), но при этом питать некоторую «слабость» к ультраправой политической эстетике [1].
Рассмотрим как складывалась ситуация с региональной политической элитой и информационно-коммуникационный механизм формирования региональной политической идентичности на примере Республики Башкортостан.
Главными участниками процесса формирования региональной идентичности являются элитные группы, которые подразделяются на властную элиту (которая задает основной вектор социальных преобразований в республике) и интеллектуальную элиту (которая генерирует идеологию, подтверждающую официальную стратегию, или же, наоборот, находящуюся в оппозиции к ней). К стимулирующим группам относятся те, кто заведует каналами распространения идеологии, этнических и региональных ценностей и символов. К ним можно отнести СМИ, систему образования и культуры, религиозные структуры.
Ключевой характеристикой, которая в значительной степени определяет стратегию и особенности действий рассматриваемой группы, является ее номенклатурное происхождение. Авторский анализ персоналий в политическом истеблишменте республики позволяет констатировать, что представи-
тели бывшей номенклатуры в правящей элите составляют от 60 до 70% [2].
Вследствие политики коренизации, начавшейся еще в 1920-е гг., в административный аппарат наряду с русскими вводились представители «коренной нации» - башкиры, а также, в меньшей мере -и татары. Благодаря сложившейся модели селекции управленческих кадров (которая воспроизводилась и в перестроечный период) высший управленческий слой состоял в большей мере из представителей титульной нации. Однако кадровая рокировка внутри республиканского управленческого слоя полностью зависела от Центра.
Важное значение имела и культурно-языковая дифференциация. Республиканская бюрократия систематически пополнялась выходцами из села (по некоторым данным, в руководстве Башкортостана выходцы из сельской местности составляют 73%) [3]. А многие сельчане воспитывались и получали образование на родном башкирском или татарском языке. Плохое владение русским языком становилось барьером в карьерном росте за пределами республики. Провинциальную идентичность функционера усиливала действовавшая иерархия «столица - провинция». А издержки отчужденности от «столичности», русского языка и городской культуры компенсировали комфортность и ком-плиментарность родственного окружения, имеющего общее сельское происхождение. Надо сказать, что и сейчас «землячества» из сельских районов в столице во многих случаях действуют активно, вырабатывая принцип «свой своему поневоле друг», помогая своим землякам в карьерном росте.
Региональная идентичность функционеров стимулировалась и системой ранжирования территорий, образующих СССР. Так, союзные республики получали большее финансирование, больше прав и возможностей поддерживать культуру населяющих их народов, по сравнению с автономными республиками. Ниже шли области и автономные округа. Очевидно, что тем самым формировался этнический комплекс ущербности своего положения в СССР и несправедливого ущемления со стороны Москвы.
Описанное ранжирование воспроизводилось и во всем укладе внутренней корпоративной культуры государственных чиновников, особенно когда
Суханов Василий Максимович — д-р полит. н., доцент, проректор по международному сотрудничеству и связям с общественностью.
они приезжали в Москву, в т.ч. и на заседания Верховного Совета СССР. Оно также сохранялось от союзных республик до автономных областей. Однако самым существенным фактором было ограничение самостоятельности в экономической сфере.
Башкирия, имея к началу 1980-х гг. потенциал, равный социально-экономическому потенциалу трех прибалтийских республик вместе взятых, оставляла по утвержденной модели распределения от получаемых производственных доходов всего чуть более 2% на собственные нужды. Безусловно, сложившаяся ситуация предопределяла вектор интересов республиканских функционеров высшего звена.
Общность интересов в экономической сфере усилилась в перестроечный период. Короткий период декларации демократических ценностей и осуждения административно-командной системы, а затем и коммунистического режима в целом сменился бурной деятельностью по приватизации объектов бывшей государственной собственности. Именно в этот период обостряются отношения «Центр - регионы», поскольку демократические принципы нивелировали вертикаль государственной власти. Приветствуемая горизонтальность отношений предполагала равенство в претензиях на собственность. Поэтому региональные элиты в соответствии с этим обосновывали правомерность получения своей доли и ее нормативное закрепление.
Для максимального усиления экономической самостоятельности и защиты полученной собственности региональная элита использовала формально закрепленное в международном законодательстве право наций на самоопределение и создание собственной государственности. Эффективным инструментом в решении данной задачи становится этничность.
Только она в сложившемся политическом контексте могла стать единственным основанием легитимации собственной государственности. Ее базовый индикатор - этническая идентичность. Поэтому целенаправленные конструктивистские усилия властной элиты были направлены на поддержку и развитие этнической идентичности, которая прежде, хотя и присутствовала в личностной структуре ценностей у башкир, однако носила преимущественно инертный характер.
Этот вывод может показаться противоречивым. Если исходить из того, что этническая принадлежность играла определяющую роль в селекции государственных, партийных и хозяйственных функционеров, то она должна была бы стоять на одном из первых мест по значимости в стратегии карьериста. На самом деле имевшая значение в самом начале политики коренизации этническая принадлежность со временем уступает место родственному или земляческому принципам селекции во власть.
Помимо всего прочего, приоритет сельчанина перед горожанином состоял в его бесспорной конформности. Поэтому сельчанин, попав во власть, отбирал нижестоящих функционеров не по этниче-
скому принципу, или принципу компетентности, а по принципу родства или дружбы, когда лояльность выдвиженца была подтверждена давними связями. Надо сказать, что этот принцип был общим для всей советской России, но в русских регионах, где население этнически более однородно, он не был столь заметен.
Активным участником процесса формирования региональной и, в большей мере, этнической идентичности стала башкирская интеллигенция. Значительная часть ее является «молодой интеллигенцией», имеющей сельское происхождение. По исследованиям этносоциологов, проведенным в 1970-е гг., три четверти башкир-интеллигентов были работниками умственного труда в первом поколении. В ходе республиканского исследования башкирской творческой интеллигенции было выявлено, что из общего числа опрошенных писателей - более 60% респондентов составляют выходцы из села [4].
У интеллигенции, имеющей сельские корни, этнический компонент в структуре ценностей был актуализирован всегда. В советское время выходец из башкирского села, получивший образование на башкирском языке, ощущал чувство ущербности, попадая в русскоговорящий город для продолжения обучения в техникуме или институте. В постсоветский период, когда этничность была легитимирована, владение национальным языком и культурой стало престижным достоянием в новой социальной конъюнктуре.
Возникает вопрос: почему башкирская гуманитарная интеллигенция, будучи «молодой», воспитанная в лоне советской культуры, вне национальной гуманитарной традиции (Как известно, почти все дореволюционное культурное наследие, в которое входили башкирская (во многих случаях и татарская) литература, общественная мысль и теология, было объявлено контрреволюционным и запрещено, а интеллектуалы, владевшие им, уехали за границу или были репрессированы.), так активно обратилась к национальному наследию с падением коммунистического режима? Особенно с учетом того, что в годы советской власти большинство представителей гуманитарной интеллигенции были активными или пассивными агентами социалистической идеологии. Если в среде русской интеллигенции зародилось и развивалось диссидентство и процветал андеграунд, то у башкир не было ничего похожего. Наоборот, количество башкир - кандидатов наук и докторов, работавших на кафедрах марксистско-ленинской философии, было значительно выше, чем у русских в целом по республике.
На наш взгляд, две причины обусловили такое обращение. Первая связана с поиском новой легитимной идеологической основы, которая должна была заменить дискредитировавшую себя старую коммунистическую идеологию. Волна национализма, поднявшаяся с окраин Советского Союза -инициированная союзными республиками, была тем прецедентом, на который стали ориентировать-
ся. Этничность, по сравнению с ушедшей идеологией, имела длительную традицию. Ее элементы, в виде сохранившихся народных обычаев, фольклора, религии и родного языка, были включены в повседневность. Тем самым эти значимые элементы составили основу групповой солидарности и идентичности для башкирского населения.
Вторая причина была связана с исторической традицией, заложенной еще в эпоху имперской России и продолженной в более ужесточенной форме в советскую эпоху. Речь идет об умалении и искажении истории башкир, а также татар, проживавших в Башкортостане, которая перекраивалась и дополнялась в соответствии с идеологическими соображениями партийной элиты. Так, например, в соответствии с канонами советской истории, Золотая Орда трактовалась как хищническое паразитическое государство, но при этом в учебниках по истории отсутствовала сама история Золотой Орды. Школьные учебники по истории СССР были написаны через призму становления государственности славянских этносов. В данном контексте негативная оценка монголо-татарского ига и тюрков, в т. ч. башкир и татар, формировала соответствующее представление о тюркоязычных народах среди населения России и ущербную самооценку у носителей этнонима. Автор, проживая и обучаясь в райцентре, где абсолютное большинство составляли татары, на уроках истории в школе в силу названных причин предпочитал говорить о монгольском, а не о татаро-монгольском иге. Следует добавить, что сюжеты о таких и иных формах дискриминации присутствовали как в социологических интервью, так и на страницах прессы в период этнического ренессанса.
Несомненно, такое отношение активно использовалось башкирской интеллигенцией в процессе формирования региональной этнической идентичности на массовом уровне. Апелляция в республиканских СМИ к оскорбленным национальным чувствам получала эмоциональный отклик у значительной части населения.
Вполне понятно, что стремление властной элиты в самом начале реформ легитимировать более широкие, по сравнению с прежними, властные полномочия как перед Москвой, так и перед республиканским сообществом, должно было иметь свои аргументы. В контексте России имелось только одно основание, которое отличало республику от обычной российской области - этнический фактор. Его значимость подкреплялась международными правовыми нормами о праве наций на самоопределение и уже начавшимся процессом выхода из СССР союзных республик. Кроме того, внутреннюю экспрессию этому фактору в республике придавали национальные движения, которые пополнялись все новыми неформальными организациями. Их активисты имели достаточно широкую поддержку среди определенной части как башкирского, так и татарского населения.
В информационном поле Башкортостана конца 1980-х - начала 1990-х гг. этническая информация была очень насыщенной. Показательно, что идеи этнического ренессанса стали второй волной после широкого обсуждения социальноэкономических проблем самой республики как субъекта России, которому Центр совсем не уделяет внимания. Тема экологии окружающей среды переросла в тему экологии национальной культуры и языка.
Здесь нельзя не отметить (вообще общую для многих национальных республик) характерную увязку этнокультурных проблем с политикой. Отсталость (как в кавычках, так и без) в развитии национальной культуры башкир связывалась с политикой советского государства, с политикой Москвы. Именно поэтому получила широкий резонанс тема утраченной государственности башкир. В середине 90-х гг. среди интеллигенции активно обсуждалась идея принятия закона «О гражданстве в Республике Башкортостан». Характерной является в этом смысле статья доктора философских наук, профессора Д. Ж. Валеева, который писал: «В законе о гражданстве должен быть предусмотрен и такой момент, как лишение гражданства в качестве меры наказания за действия, направленные против суверенитета республики, а также действия, подрывающие ее авторитет» [5]. Социально-экономические проблемы также рассматривались сквозь призму этничности. Зачастую обсуждение сводилось к поиску виновной стороны. Ею оказывалось российское государство. Однако вина государства нередко экстраполировалась на его этническое большинство - русских. В этот период особенно сильно звучал «мотив жертвы».
Еще одним весомым аргументом стал более низкий уровень обеспеченности жителей республики, по сравнению с москвичами (подобное положение можно, наверное, было наблюдать по всем республикам и областям России). Выигрышность этого аргумента в политической стратегии была бесспорна. Ответственность за сложившуюся систему распределения несло центральное правительство и в целом государство. Поэтому выстраивание оппозиции «Центр - республика» в формирующемся региональном самосознании способствовало четкому распределению акцентов: кто - «узурпатор» и кто - «жертва».
Для периода начала 1990-х гг. было характерно сильное влияние политической конъюнктуры на появляющуюся в прессе этническую информацию. В это время прореспубликански ориентированные издания придерживались такой позиции: если в России идет выяснение отношений, борьба, поиски врагов, то в Башкортостане тем временем работают, стараются найти выход из экономического кризиса. Таким образом, положительный стереотип «башкиры - трудолюбивый народ» использовался в качестве характеристики республики, становился аргументом создания самостоятельного государства. Борьба за государственность Башкортостана, при-
дание ему новой политической идентичности активизировала использование символов, включающих в себя память о былой государственности башкирского народа. Среди местной номенклатуры в качестве меры социальной идентификации внедряется башкирская символика и сакраментальные слова для поддержания значимых для нее самодостаточных имиджевых маркеров.
Общим знаменателем для всех тем, касающихся возрождения этнической культуры и языка башкир, так же, как и народа в целом, в Башкортостане стала тема государственности.
Апелляция к усилению своей государственности имела две мотивации. Первая касалась непосредственно интересов возрождения этнической культуры и языка башкир. Государственность башкир в этом случае понималась как необходимое условие для создания благоприятного климата для их сохранения и развития.
Вторая была связана с установлением политического контроля над экономическими ресурсами на территории Башкирии. Этот мотив использовался для того, чтобы обосновать консолидацию региональных интересов всех этнических групп и обеспечить единую региональную политическую идентификацию населения.
Таким образом, этничность и оппозиция «Центр - республика» становятся несущими опорами всей республиканской идеологии, формирующей свое региональное «Я». Характер и особенности подачи этнической информации в республиканской прессе были тесно сопряжены с политическими событиями, сопровождавшими отношения федерального центра и республики.
Усиление политической автономии республики сопровождалось усилением этнического состава республиканской политической элиты. Данные по национальному составу высших структур государственной власти Башкортостана на 1997 г. свидетельствуют: среди глав городов и районов башкиры -58.5%, русские - 15.0, татары - 18.5, другие - 8.0%; в Кабинете Министров: башкиры - 65.5, русские - 19.0, татары - 13.0, другие - 2.5%. Соотношение национальностей в республике на это время: башкиры - 21.9%, русские - 39.3, татары - 28.4, другие 10.6% [6]. (Для сравнения: по переписи 2002 г. в республике башкир -29.75%, русских - 36.32, татар - 24.14%) [7].
В соответствии с динамикой интенсивности подачи этнических тем процесс формирования республиканской идентичности можно разделить на несколько этапов. Первый - конец 1980-х - 1994 гг. -резкая и категорическая дистанцированность от Центра; 1994 - 2000 гг. - неконфликтное утверждение республиканской идентичности; с 2000 г. - интерпретация республиканской идентичности как составной части общероссийской идентичности.
Современные официальные газеты республики в значительной степени сохранили приверженность традициям советской печати. Обязательная офици-
альная информация соседствует с очерками о тружениках села и промышленных предприятий, событиями культуры и спорта. «Республика Башкортостан» формирует в большей мере республиканскую гражданскую идентичность. В ее интерпретации республика - это родной дом для всех населяющих ее народов. А освещение тем, связанных с проблемами статуса государственных языков в республике, ислама и православия в публикациях, как правило, подается в духе советского интернационализма. В связи с этим автор отмечает не только политическую целесообразность, но и гражданскую позицию республиканских средств массовой информации (СМИ), в отличие от столичной «желтой прессы», что особенно было заметно в 90-е гг.
Стратегия газеты на формирование внутриэт-нической солидарности башкир России продолжается и сегодня. Материалы об истории башкир, их культуре и роли в жизни России призваны повысить самооценку и значимость представителей народа. Большая доля публикаций посвящена взаимодействию башкир различных регионов России. В каждом номере газеты обязательно встречались и встречаются от одного до четырех - пяти репортажей о встречах землячеств, культурных и образовательных акциях. Объем такой информации, по данным нашего контент-анализа, составил в прежние времена более 25% от общего объема проанализированных текстов.
Материалы подаются в неконфликтной, доброжелательной форме. Так, если в теме башкир в России ранее преобладали эмоции, чувство обиды, акцентировалась роль жертвы, то сегодня преобладают фактический материал, нейтральное, спокойное повествование. Уже не звучит противопоставление государству или русским, а события подаются в интегративном ключе: историческое достояние должно служить всем. Это один из показательных примеров модуляции этнической идентичности в структуру общероссийской гражданской идентичности. Эти тенденции усилились, стали фактически доминирующими в период подготовки и проведения юбилейных торжеств, посвященных 450-летию добровольного вхождения Башкирии в состав Русского государства (апогей празднеств пришелся на день Республики - 11 октября 2007 г.).
Одно из ведущих мест среди этнических категорий, обсуждаемых «символьной элитой», занимает тема башкирского языка. Ее презентация в республиканских СМИ также менялась на протяжении анализируемого периода. Особенно бурным было обсуждение проблемы современного состояния языка и образования на башкирском языке в конце 1980-х - начале 1990-х гг. Язык и национальная школа рассматривались как первое условие сохранения этнической самобытности башкир. На этом пути были перегибы, отмечаемые самими башкирскими журналистами. Так, главный редактор «Известий Башкортостана» Марсель Кутлугалля-
мов в одной из своих статей писал: «Башкирское телевидение в последние годы становится все больше башкирским в прямом смысле этого слова, забывая, что в Башкортостане проживают очень много русских, татар, чувашей, украинцев, латышей и т.д.» [8].
В этот период тема языка подавалась в прессе не только с точки зрения его сохранения и развития, но и в контексте становления новой идентичности, включающей в себя попытку утвердить свое отличие от русской культуры.
В 2000-е гг. тема отличительности от российского культурного пространства не является доминирующей. Тем не менее проблема развития и статуса башкирского языка в республике продолжает оставаться актуальной до сих пор. Необходимо отметить, что в республике проводится очень серьезная работа по выполнению «Закона о языках в Республике Башкортостан», все указатели городов, улиц, дорог, «открыто-закрыто», не говоря уже об официальных вывесках, обязательно приводятся на башкирском и русском языках.
С 2006 г. во всех средних общеобразовательных школах Башкортостана в обязательном порядке вводится изучение башкирского языка со второго класса. Такие предметы, как «История Башкортостана», «Культура и литература Башкортостан» введены уже давно, история республики изучалась и в советское время. По нашему мнению, в любом регионе Российской Федерации учащиеся, действительно, должны знать историю, культуру своего края, историю народа, проживавшего здесь с незапамятных времен. Воспитание патриотов России невозможно без воспитания патриотов своей малой Родины. Также и формирование толерантности народов России по отношению друг к другу невозможно без равноценного формирования уважения к культуре, традициям и особенностям быта проживающих на одной территории этносов.
Таким образом, этнический фактор и этническая идентичность использовались в качестве важнейшего ресурса формирования республиканской политической идентичности в Башкортостане. На первых этапах выстраивания политических отношений с федеральным центром они стали базовым основанием для значительного расширения республиканской самостоятельности и разграничения полномочий с Москвой в решении важнейших общественных вопросов. Этническая культура и язык стали той зоной, где интересы башкирского этноса и стратегия властной элиты республики
были совмещены наиболее близко. Главным вектором информационно-коммуникационного воздействия стало внедрение стереотипа: без единства башкир не будет республики, а без республики не выжить башкирам, как самобытному культурному организму.
Однако в 2000-е гг. все сильнее становится еще один вектор формирования региональной политической идентичности, который нацелен на интеграцию всех этносов в Башкортостане на основе единства их республиканских интересов. Решение задач по формированию такой идентичности осуществляется, прежде всего, через демонстрацию преимуществ жителей Башкортостана, по сравнению с другими регионами, где «рука Москвы» ощущается тяжеловесней или действует напрямую.
В ранжировании идентичностей в информационно-коммуникационном пространстве республики все более значимое место занимает общероссийская идентичность. Несмотря на продолжение выстраивания линии «мы» - «они», тема российской власти все чаще используется в положительных интенциях. В ряде изданий акцентируется внимание на ее функции борца за закон и справедливость. Выборочный мониторинг публикаций в СМИ показывает популярность темы нарушений местными властями российских законов в республике.
В целом выявленные тенденции позволяют надеяться, что успешная модернизация российской экономики и успешное решение большинства социальных проблем в общегосударственном масштабе изменят отношение к федеральному Центру как к паразитическому наросту и создадут объективную основу для формирования единой политической идентичности всех российских регионов независимо от их этнического и конфессионального состава.
ЛИТЕРАТУРА
1. Поцелуев С. П. Символические средства политической идентичности. К анализу постсоветских случаев // Трансформация идентификационных структур в современной России. М.: Московский общественный научный фонд, 2001. С. 109.
2. Депутаты Госсобрания-Курултая РБ. Первый созыв: официальный справочник. Уфа, 1996.
3. Кто есть кто. Башкортостан - 2002: информационный справочник. Уфа, 2002.
4. Словарь биографий современников. Самара: Поволжский редакционно-издательский центр Союза писателей России, 2003.
5. Известия Башкортостана. 1995. 3 октября.
6. Аргументы и факты в РБ. 2006. №22.
7. Янгузин Р. З. Этнический состав населения Башкортостана (по итогам Всероссийской переписи населения 2002 г.). Уфа: Китап, 2007.
8. Если это отражение, то не живем ли мы в Зазеркалье? //
Известия Башкортостана. 1996. 3 февраля.
Поступила в редакцию 14.01.2009 г.
