CC BY
90
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
УДК 323
Н. В. Гришин
РЕГИОНАЛЬНАЯ ОППОЗИЦИЯ В РОССИИ: ЧУЖЕРОДНЫЙ ЭЛЕМЕНТ В СИСТЕМЕ ГИБРИДНОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО РЕЖИМА
В статье исследуется процесс адаптации региональной оппозиции к реалиям гибридного режима в России. Во многих российских регионах вплоть до середины 2000-х годов существовала дееспособная оппозиция, которая соответствовала скорее демократическому, а не гибридному режиму. «Приручение» оппозиции при российском гибридном режиме происходит от центра к периферии. В России тип «гибридной оппозиции» первоначально сложился на федеральном уровне. В статье проанализированы основные методы, используемые властью для ограничения возможностей региональной оппозиции. Методологической основой для выявления особенностей оппозиции в современной России является концепция гибридного политического режима. Определены отличия политической оппозиции и ее функции в условиях гибридного политического режима. В результате постоянных институциональных преобразований блокируются возможности оппозиции на выборах всех уровней. Выявлена роль политических партий как средства ограничения возможностей региональной оппозиции. Охарактеризован институт политического отступничества и его роль в развитии региональной оппозиции. Проанализированы успешные стратегии региональных оппозиционеров на выборах 2012-2014 гг. Меры по обузданию региональной оппозиции, которые предпринимались на протяжении десяти лет, не привели к ее нейтрализации. Потенциально именно оппозиция на низовом уровне политического процесса тяготеет к практикам демократической борьбы и нарушает стройность системы гибридного политического режима.
Ключевые слова: оппозиция, гибридный режим, политическая регионалистика, региональная оппозиция, региональный политический процесс.
ВВЕДЕНИЕ
В странах западной демократии условия для развития политических институтов не имеют принципиальных отличий на общегосударственном и региональном уровнях. Соответственно и феномен политической оппозиции в странах Запада является гомогенным на всех уровнях политического процесса. В странах западной демократии региональная оппозиция может быть предметом рассмотрения лишь в зависимости от выбора масштаба генерализации, но как самостоятельный феномен, отличный от оппозиции на общегосударственном уровне, не изучается.
В условиях гибридных политических режимов качество политических институтов может быть разным в зависимости от уровня политического процесса. В наибольшей степени это относится к централизаторским странам, в том числе к современной России. По нашему мнению, региональная политическая
© Н. В. Гришин, 2014
оппозиция имеет существенные отличия от политической оппозиции на общероссийском уровне. Региональная оппозиция в России может быть предметом исследования как особое явление.
Согласно нашей гипотезе, российская оппозиция на общегосударственном и региональном уровнях существовала в разных реалиях. На федеральном уровне российская оппозиция (прежде всего парламентская) никогда не представляла серьезных проблем для правящих группировок. Уже в 1990-е годы она приобрела черты, свойственные оппозиции не демократического, а гибридного режима. На региональном и муниципальном уровнях, напротив, оппозиционные силы вплоть до середины 2000-х годов регулярно добивались серьезных политических результатов и приходили к власти на выборах высших должностных лиц. Характер деятельности региональных оппозиционных сил в России гораздо в большей степени соответствовал стандартам демократического политического процесса. Именно провинциальный уровень политического процесса стал в 1990-е годы школой демократии в России, только здесь во многих регионах существовал опыт смены власти на конкурентных выборах и опыт прихода оппозиции к власти.
Дальнейшее развитие политического процесса в стране не пошло по пути распространения демократических практик, развивавшихся на субнациональном уровне, на уровень общегосударственный. Наоборот, сложившиеся на федеральном уровне практики гибридного режима стали образцом для переформатирования региональных политических институтов и, в частности, региональной оппозиции. С начала 2000-х годов идет работа по нейтрализации региональной оппозиции в России и приданию ей облика типичной оппозиции гибридного режима.
Цель данной статьи — изучение процесса адаптации региональной оппозиции к реалиям гибридного режима. Мы предполагаем решение следующих вопросов:
1) охарактеризовать феномен политической оппозиции в условиях гибридного режима;
2) определить специфику оппозиции на региональном уровне в условиях гибридного режима;
3) выявить основные методы, применяемые для нейтрализации региональной оппозиции в России;
4) выявить характер и причины жесткого давления на провинциальную оппозицию в период 2007-2011 гг.;
5) охарактеризовать успешные стратегии представителей региональной оппозиции в период 2012-2014 гг.
В рамках нашего исследования важным методологически ориентиром является концепция «гибридного режима». До начала XX в. политические институты бывших советских стран изучались в рамках парадигмы демократического транзита. Их отличия от политических институтов Запада были очевидны, но они рассматривались либо как нечто временное (зависимое от степени успешности демократического транзита), либо как несущественное.
В 2000-е годы происходит смена транзитивной парадигмы на новую ис-
следовательскую методологию, ориентированную на углубленное изучение сущностных отличий политических институтов недемократических стран. Этот методологический поворот был наиболее явно сформулирован Т. Каротерсом в статье «Конец парадигмы транзита» в 2002 r. (Carothers, 2002, p.10). На смену транзитивному подходу приходит новая парадигма. Политические режимы большинства недемократических стран уже не рассматриваются как переходные. Существует немало вариантов определения этих политических режимов: «нелиберальная демократия» (Ф. Закария), «электоральный авторитаризм» (А. Шедлер), «соревновательный (конкурентный) авторитаризм» (С. Левицкий и Л. Вэй), в России применяют термин «недодемократический режим» и т. д. Разные наименования и трактовки совпадают в главном: они ориентированы на выявление уникальности политической реальности тех стран, которые нельзя однозначно отнести ни к авторитарным, ни к демократическим. Удачным является термин «гибридный политический режим», который еще в 1995 г. предложила Т. Карл.
Отказ от парадигмы «демократического транзита» позволяет обратить внимание на своеобразие политических явлений в России. Такие институты, как оппозиция или политические партии, рассматриваются уже не в аспекте их недостаточного соответствия западным стандартам, а в аспекте осуществления ими принципиально иных функций в политической системе.
В научном дискурсе уже присутствует тема политической оппозиции в условиях гибридного режима России (Л. Марч, В. Гельман, Р. Туровский, С. Шкель, Е. Шакирова). Оппозиция в гибридном режиме изучается и на примере других стран (Г. Робертсон, Дж. Ладд, Ш. Риггер).
существует ли оппозиция при гибридном режиме?
Существует ли вообще в России «настоящая оппозиция»? Исчезла ли оппозиция в России? Какой смысл мы вкладываем в этот термин, когда говорим о наличии оппозиции в стране с такими специфическими условиями, как современная Россия?
Распространена идея о том, что в России и других гибридных режимах нет «настоящей оппозиции». Но похожая дискуссия идет и применительно к странам западной демократии. О том, что этот термин применяется в чрезмерно узком и идеализированном контексте даже применительно к развитым демократиям, писали Ш. Вейнблум и Н. Блэк (Weinblum, Black, 2011, p. 70).
При каких условиях можно говорить о том, что какая-то оппозиция ненастоящая или она отсутствует? По О. Кирххаймеру, «исчезновение оппозиции» — это стремление какой-то группы прийти к власти, при отсутствии намерения изменить сущность правительственного курса (Kirchheimer, 1964). В. Гельман, напротив, увидел в России в 2000-е годы «исчезновение оппозиции» по тем признакам, что эти группы перестали бороться за власть (но при этом сохранили альтернативное представление о государственной политике) (Гельман, 2004, с. 56). И О. Кирххаймер, и В. Гельман стремятся отсечь от термина «политическая оппозиция» какие-то феномены, которые ему не соответствуют, но используют
для этого диаметрально противоположные основания. Каковы же должны быть границы использования термина «оппозиция»?
Применяя к современной России термин «политическая оппозиция», обратим внимание на два основных подхода к определению границ этого термина.
Первый подход основан на классическом определении Р. Даля: «некто А возражает (противостоит) находящемуся у власти Б» (Dahl, 1966). Столь же максимально широким является и определение Ф. Нортона 2008 г: оппозиция — это «пребывание в той или иной форме несогласия с другой стороной» (Norton, 2008, p. 240). Это примеры достаточно универсальных дефиниций, которые применимы как к демократическим, так и к гибридным режимам.
Но преобладающим стал второй подход, рассматривающий оппозицию как прямого конкурента, соперника, визави правящей партии, который стремится перехватить у нее власть. Это направление идет от Г. Ионеску и И. де Мадариага, которые отмечали, что правящая партия и оппозиция противостоят друг другу как диалектические противоположности (lonescu, Madariaga, 1968, p. 37). По нашему мнению, данный подход догматически вложил в понятие «оппозиции» намерение прихода к власти. Даже применительно к западным демократиям такой подход вызывает сомнения. И он совершенно неприменим к гибридным режимам, где оппозиционные партии — это совершенно не ровня правящей партии, не визави и не равноценный конкурент. Интересно, что почти все известные типологии оппозиции (О. Кирххаймера, Дж. Сартори, Х. Линца и даже Ф. Нортона) основаны именно на том допущении, что целью всех типов политической оппозиции является приход к власти.
По нашему мнению, российская оппозиция в полной мере соответствует содержанию данного термина в его первой трактовке, ассоциируемой с Р. Далем. Основываясь на определениях Р. Даля и Ф. Нортона, мы предлагаем использовать термин «политическая оппозиция» в следующем значении: политическая оппозиция выступает оппонентом действий правящей группы и выступает против нее в тех или иных формах политической борьбы (например, на выборах).
Подход к использованию термина «оппозиция», предполагающий ее обязательное намерение сместить правящую партию, не устраивает нас не только потому, что он противоречит практике гибридного режима. Этот подход представляется нам в принципе недостаточно корректным. Такое чрезмерно узкое толкование термина «оппозиция» не обосновано даже на западном эмпирическом материале. Не было высказано никаких теоретических аргументов в пользу того, что оппозиция, которая не стремится к смещению правящей партии, в меньшей степени соответствует феномену политической оппозиции, что она является «ненастоящей». Таким образом, мы не видим убедительных оснований, почему следует отказаться от применения термина «оппозиция» в изучении современных российских реалий. Более того, практика гибридного режима не столько расширяет толкование классических политологических понятий, сколько помогает их скорректировать и освободить от идеализации. Оппозиция в России не исчезла — она лишилась важных черт, свойственных оппозиции в условиях западной демократии, но при этом осталась оппозицией, какой она может быть в условиях гибридного режима.
Сформулируем отличия политической оппозиции в двух типах стран — странах западной демократии и гибридных режимах.
В западной демократии феномен оппозиции связан с борьбой противоборствующих политических партий за объект притязаний — государственную власть. И феномен, и сам термин «оппозиция» имеют здесь очевидное диалектическое содержание (о чем писали еще Г. Ионеску и И. де Мадариага). Во-первых, этот термин является относительным: оппозиция — это положение одной политической партии по отношению к противоположной партии, которая обладает властью. Во-вторых, этот термин отражает динамику и изменчивость: оппозиция — это временная характеристика партии, которая стремится к тому, чтобы оттеснить от власти правящую партию и, таким образом, перестать быть оппозицией.
Для гибридного политического режима такая модель не характерна. Сменяемость власти при гибридных режимах — это редкое событие, но еще важнее, что сменщиком не всегда является официально существующая оппозиция.
Поскольку правящие группировки при гибридном режиме держатся за власть более цепко, они постепенно сливаются с государственной властью. Соответствующим образом меняется употребление термина «оппозиция».
Если на Западе оппозиция — это противоположность правящей партии, то в России уже на уровне языка оппозиция противопоставляется не только правящей партии, но и самой власти. Диада «власть и оппозиция» прочно вошла в российский лексикон. В системе координат западной демократии противопоставление власти и оппозиции бессмысленно, поскольку это явления разного порядка. Таким образом, в России власть, вместо того, чтобы оставаться объектом притязаний двух противоборствующих партий, сама рассматривается как субъект этих отношений, как противник оппозиции. Уже на уровне языка приход оппозиции к власти в России — абсурд, оксюморон. Как может власть быть одновременно и соперником оппозиции, и целью притязаний оппозиции? Характерное для России противопоставление понятий власти и оппозиции уже на уровне языка подразумевает, что приход оппозиции к власти — нечто чрезвычайное. Это не просто поражение какой-то отдельной политической партии, а поражение самой власти, нарушение порядка, катаклизм, переворот всей политической системы.
Подобно тому, как правящие группировки сживаются с государственной властью, оппозиция при гибридном режиме сживается со своим периферийным положением. Оппозиция — это уже не временное, а постоянное состояние соответствующих партий и политиков. С определенного момента ни избиратели, ни сами оппозиционные политики не рассматривают возможность их реального прихода к власти как актуальный пункт в повестке дня (Гришин, 2013, с. 156).
При гибридном режиме оппозиционное состояние перестает быть относительным, каким оно является при демократии. Оно становится самостоятельной нишей в политическом пространстве. Вместо временного и относительного статуса оппозиция превращается в постоянную область политической реальности с постоянными обитателями — «вечными оппозиционерами». Если для западных демократий оппозиция — это диалектический феномен, то
в России она превращается в постоянный малоподвижный элемент политической системы.
О характеристике оппозиции как постоянного периферийного элемента системы свидетельствует любопытное слово из русского языка — слово «оппозиционность», которое отсутствует в западных языках. В 2013 г. на этот факт обратил внимание Р. Ф. Туровский и предложил английский перевод этого слова — орровШоппезз (Тигоуэку, 2014, р. 75). Слово служит для обозначения установок и поведения лиц, находящихся в оппозиции к власти. Сам факт использования в России такого специфического термина подразумевает, что в оппозиции могут находиться не обычные («нормальные») люди, а лица, обладающие некоей склонностью к пребыванию в оппозиции, особым критическим отношением к действительности, т. е. своего рода девиацией.
Гибридный режим по определению является двуликим, многослойным и лицемерным. Лицемерие свойственно не только правящим группировкам, имитирующим «настоящую демократию» в стране, но и оппозиции, которая начинает играть по этим правилам. Лицемерие оппозиции проявляется прежде всего в имитации собственной значимости и подмене своих реальных целей. Гибридная оппозиция преувеличивает в глазах своих сторонников шансы на приход к власти. В данном случае речь идет не о том боевом духе, который должны поддерживать в своих сторонниках любые политики. Речь идет о том, что оппозиция на практике не прикладывает реальных усилий для прихода к власти (не считая символического присутствия во второстепенных органах). Оппозиционеры в большей степени изображают себя борцами с правящей властью, чем на самом деле стараются ими быть. Такая раздвоенность возникает из диссонанса между жесткими условиями со стороны правящей партии (которая не потерпит от оппозиции реальных попыток захватить власть) и ожиданиями протестного электората. Любопытно, что не только в России, но практически во всех гибридных режимах правящие группировки понимают щекотливое положение официальной оппозиции и охотно способствуют этому обману — позволяют лидерам оппозиции жестко критиковать себя публично в обмен на то, что они не пытаются прийти к власти де-факто.
Таким образом, оппозицию при гибридном политическом режиме отличают следующие черты:
1. Пребывание в состоянии оппозиции устойчиво и не предполагает реальных надежд на перемену статуса, на приход к власти. Как правило, лишиться оппозиционного статуса можно лишь покинув публичную политику.
2. Формирование у профессиональных оппозиционеров своеобразной маргинальной субкультуры, установок и поведения в связи с отказом от перспектив на приход к власти — феномен «оппозиционности».
3. Имитация борьбы за власть. Для поддержания своего имиджа и реноме оппозиция прикладывает больше усилий для создания внешней видимости борьбы за власть, чем для реальной борьбы за власть. Признаки имитации: выдвижение от оппозиции заведомо слабых кандидатов, явная пассивность в ходе предвыборной кампании, намеренные ошибки в ходе предвыборной кампании, «самослив» (термин А. В. Кынева).
4. Зачастую оппозиционные силы, смирившись с невозможностью прихода к власти, ведут политическую борьбу не столько с правящими группами, сколько друг с другом, за расширение своего влияния в нише «оппозиционной политики». На выборах они соревнуются не за первое место, а с другими оппозиционерами за второе место. Для профессиональных оппозиционеров выборы — это не первенство, а «вторенство».
функции политической оппозиции в условиях гибридного режима
В условиях гибридного режима политическая оппозиция выполняет совершенно иные функции, чем в странах западной демократии. Прежде всего она не обеспечивает сменяемость власти. Для чего же здесь существует оппозиция?
По нашему мнению, оппозиция существует постольку, поскольку гибридный режим не является в достаточной степени жестким, чтобы исключить ее существование. При этом, не располагая достаточными ресурсами для ликвидации оппозиции в принципе, архитекторы гибридных режимов научились использовать наличие оппозиции в пользу правящих группировок.
Какую пользу приносит власти сам факт легального существования оппозиции? Официально разрешенная оппозиционная деятельность снимает обвинения в диктатуре — как перед мировым сообществом, так и перед населением собственной страны. Исчезает потенциально опасный источник недовольства, всегда слабое место откровенно авторитарных режимов. В авторитарных режимах XX в. требование разрешить оппозиционные партии было сильным аргументом, мобилизующим протестную энергию общества.
Но оппозиция приносит пользу правящим группировкам не одним только фактом своего легального существования. Она выполняет следующие важные функции для стабилизации гибридного режима и для укрепления партии власти:
1. Легитимация политического режима и всех институтов. Своим участием в выборах и присутствием в органах власти оппозиция свидетельствует, что правящие группы находятся у власти по закону, в результате конкурентных выборов.
2. Канализация протеста. Легальная оппозиция направляет протестную энергию населения в определенное русло, где она в итоге исчезает, причинив правящему режиму наименьшее беспокойство.
3. «Выпуск пара». Занятие оппозиционной деятельностью позволяет критически настроенным пассионариям проявить себя. Происходит разрядка общественного напряжения.
4. Легитимация отдельных действий правительства. Если оппозиция уже полностью приняла правила игры, она открыто поддерживает правящие группировки в самые критические для них моменты. Это происходит и при наиболее опасных реформах, когда партия власти опасается принять на себя всю ответственность. Например, парламентские оппозиционные партии поддержали отмену выборов губернаторов в 2004 г или присоединение Крыма к России в 2014 г.
Таким образом, для правящих группировок существование оппозиции приносит значительную пользу. Управляемая оппозиция при гибридном режиме
оказывается более эффективным средством удержания власти, чем жесткий запрет оппозиционной деятельности при открытых диктатурах. Легализация оппозиции — это шаг вперед к более гибкой, динамической и устойчивой политической системе.
Но зачем нужна оппозиция с точки зрения самих оппозиционеров и их сторонников? Официальная цель оппозиции — приход к власти — продолжает озвучиваться, но играет все более ритуальную роль. Поскольку все большее количество людей в это не верит, оппозиция изобретает новые мотивы для оправдания своего продолжительного существования вдали от органов власти и для мобилизации своих потенциальных сторонников.
Основное оправдание, на котором настаивают все профессиональные оппозиционеры, — это то, что им удается оказывать положительное влияние на государственную политику. Следовательно, их существование не бессмысленно, несмотря на то, что они так долго не могут прийти к власти. Они активно подчеркивают в общении со своими сторонниками, что: а) их протестные акции заставляют власть корректировать свою политику и отказываться от каких-то антинародных мер, б) им удается время от времени даже участвовать в принятии решений — их предложения иногда принимаются правящим режимом.
Отдельные оппозиционные партии при гибридном режиме откровенно соглашаются на то место в политике, которое им отведено. Такие партии не претендуют на то, чтобы считаться альтернативой правительству, они видят свою миссию только в том, чтобы оказывать на него давление, не давать власть предержащим «почить на лаврах». Многие «профессиональные оппозиционеры» принимают эту модель, и их политические амбиции не распространяются дальше стремления «быть услышанными».
СМИ в условиях гибридного режима активно транслируют именно такое представление о предназначении оппозиции. Оппозиция должна быть «конструктивной» — т. е. не нарушать сложившегося порядка и участвовать в политике, проводимой правящими группировками, предлагать не системные, а только единичные изменения. Термин «конструктивная оппозиция», столь популярный в России, Индии, Бутане и других гибридных режимах, означает в этих странах фактический отказ от борьбы за власть.
СПЕЦИФИКА РЕГИОНАЛЬНОЙ ОППОЗИЦИИ ПРИ ГИБРИДНОМ РЕЖИМЕ
В современной России становление и развитие оппозиции на региональном уровне существенно отличается от аналогичных процессов на общенациональном уровне. Социальное, культурное и политическое пространство значительно искажено по линии «центр — периферия». Различия между регионами и центром гораздо сильнее, чем в развитых демократических странах.
При централизаторских режимах власть распределена неравномерно. Центр политической власти сосредоточен на общегосударственном уровне; поскольку региональные власти должны ему подчиняться, они владеют меньшим объемом полномочий и изначально имеют меньше возможностей для подавления оппозиции на своем уровне.
Оппозиция оказывается в совершенно различных условиях на центральном и на провинциальном уровнях. Самое важное, что различается объект оппонирования. Оппозиция на центральном уровне, по определению, должна противостоять правящим группировкам, т. е. подлинным хозяевам государства. Оппозиция на провинциальном уровне имеет менее серьезных противников и получает больше возможностей для маневра, например, может апеллировать к помощи центрального правительства или правоохранительных структур в борьбе против местного мэра или губернатора.
Положительным фактором для оппозиции на «низовом» уровне политической борьбы является относительно доступный вход в политическое поле. На общегосударственном уровне фильтры и барьеры значительно сложнее и используются правящими группировками для контроля над обновлением оппозиции. На провинциальном уровне огромную роль в оппозиционной деятельности играют не профессиональные политики, а гражданские активисты. У гибридного режима, поскольку он пытается сохранить демократическую видимость, не так много методов нейтрализации этих пассионариев, которые не являются профессиональными политиками и в меньшей степени подвержены коррупции. Гражданские активисты — это не только бесценный человеческий ресурс, который может компенсировать недостаток всех остальных ресурсов. Они влияют и на характер оппозиционной деятельности. Находясь под их непосредственным воздействием, лидеры региональной оппозиции вынуждены сообразовывать свои действия с требованиями простого населения. Как правило, гражданские активисты способствуют большей открытости и демократичности провинциальной оппозиции и затрудняют для нее кулуарные сделки с правящими группировками (Усманов, 2014, с. 211).
Таким образом, при недемократическом, но недостаточно авторитарном режиме политические оппозиционеры на провинциальном уровне объективно имеют больше возможностей противостоять давлению со стороны властей.
«Приручение» оппозиции при российском гибридном режиме происходит от центра к периферии. Политическая оппозиция на общегосударственном уровне подвергается давлению в первую очередь. И именно на этом уровне оппозиция либо смещает правящую партию, либо неизбежно приобретает тот формат, который требуется от оппозиции при гибридном режиме. В России тип «гибридной оппозиции» первоначально сложился на федеральном уровне. Российская центральная оппозиция сделала свой выбор в 1996 г., фактически отказавшись от победы на президентских выборах.
Ни низовом уровне политического процесса оппозиционные акторы регулярно добивались политического успеха. Именно провинциальный уровень политической борьбы стал ареной апробации эффективных технологий оппозиционной борьбы за власть.
ЛОЛИШЭКС. 2014. Том 10. № 4
изменение институциональных условий для региональной оппозиции В РОССИИ В XXI В.
Во многих российских регионах вплоть до середины 2000-х годов существовала дееспособная оппозиция, которая скорее соответствовала демократическому, а не гибридному режиму. Исключение составляли территории явного регионального авторитаризма (прежде всего национальные республики).
С середины 2000-х годов происходит радикальное сокращение институциональных возможностей для провинциальной оппозиции. В первую очередь сокращаются перечень и значение выборных должностей, на которые могли претендовать оппозиционные группы и активисты (табл. 1). Существовавшая в 1990-е годы демократическая инфраструктура давала региональным оппозиционерам широкий простор для электоральных притязаний — от муниципального уровня до должностей в федеральных органах власти (в Государственной Думе России, особенно по одномандатным округам).
Таблица 1. Органы власти, доступные для электоральных притязаний региональной оппозиции в России
Уровни
Российской Федерации Субъектов Российской Федерации Муниципалитетов
Государственная Дума ФС РФ (I) Глава субъекта Федерации (II) Глава муниципального образования (IV)
Представительный орган субъекта Федерации (III) Представительный орган муниципального образования (V)
(I) Возможности для представительства провинциальных оппозиционеров в федеральном парламенте сократились после отмены выборов депутатов Государственной Думы по одномандатным округам в 2004 г. Для лидеров региональной оппозиции мандат федерального депутата обеспечивал престиж, независимость и поэтому всегда являлся желанной целью, уступая в привлекательности только губернаторской должности. Для руководства страны отмена одномандатников преследовала целью не ущемление возможностей для провинциальных оппозиционеров, а ликвидацию независимости политиков. Данная реформа стала элементом общей стратегии по «партизации» политического процесса (Гришин, Мармилова, 2013, с. 58).
Среди должностей уровня субъекта федерации у оппозиции были две вероятные цели — пост губернатора и региональный парламент.
(II) Главной целью политической борьбы для региональной оппозиции был пост главы субъекта федерации. Отмена губернаторских выборов в 2004 г. была заведомо очень спорным решением. Это был шаг в сторону не гибридного, а авторитарного режима. Отсутствие прямых выборов губернаторов создавало ненужные сложности и репутационные издержки для Кремля, было веским аргументом для оппонентов Путина.
Введение губернаторских выборов с муниципальным фильтром в 2012 г стало настоящей институциональной находкой правящих группировок. Была создана модель, идеально соответствующая сущности гибридного режима. С одной стороны, прямые («всенародные») выборы губернаторов были восстановлены, они являются альтернативными и формально демократическими. Но, с другой стороны, электоральная формула предполагает два непроходимых барьера — выдвижение только от политической партии и так называемый «муниципальный фильтр» (по сути необходимость одобрения кандидатов со стороны «Единой России»).
Организованные таким образом губернаторские выборы обеспечили правящим группировкам исчерпывающий контроль над ситуацией и оппозицией. В губернаторских выборах 2012-2014 гг. региональная оппозиция обнаружила полную недееспособность и беззубость перед любым из кандидатов «партии власти». Иными словами, она стала в этом вопросе настоящей оппозицией гибридного режима.
(III) Региональные парламенты после 2004 г. стали единственным органом власти уровня субъекта федерации, за который могла бороться оппозиция. Но впоследствии выяснилось, что федеральный центр считает недопустимым победу оппозиции даже в этом случае. Только один раз в истории оппозиционная партия смогла победить на выборах в региональный парламент — «Справедливая Россия» в Ставропольском крае в 2007 г. За этим последовали жесткие и демонстративные действия. Лидер регионального отделения партии Дм. Кузьмин был объявлен в розыск и получил политическое убежище в Европе, 12 региональных депутатов под угрозой лишения мандатов перешли в «Единую Россию». В 2008 г. в Ставропольской думе было обеспечено большинство «Единой России».
Таким образом, начиная с 2004 г. на выборах в легислатуры субъектов федерации победа оппозиции де-факто является недопустимой. После эпизода в Ставрополе оппозиция приняла правила игры и больше ни в одном регионе страны не претендовала на первое место на выборах представительного органа.
После этого случая только однажды возникла ситуация, когда на выборах в региональный парламент партия власти могла столкнуться с сильным сопротивлением. В 2013 г. мэр Ярославля Е. Урлашов заявил о намерении возглавить список кандидатов партии «Гражданская платформа» на выборах в Ярославскую областную думу, что теоретически могло принести неприятности «Единой России». В отличие от ситуации на Ставрополье мэр областного центра, осмелившийся бросить вызов партии власти, был отстранен от должности не после этих выборов, а за три месяца до них. Многие эксперты связывают арест Е. Урлашова именно с его намерением участвовать в выборах в Ярославскую областную думу в сентябре 2013 г.
Принятый в 2013 г. 303-ФЗ (так называемый «Закон Клишаса») изменил избирательную систему при формировании региональных парламентов. Была увеличена доля депутатов, избираемых по мажоритарным округам. По мнению большинства экспертов, целью данной новации также было ограничение возможностей оппозиционных кандидатов и снижение представительства оппозиции в парламентах субъектов федерации.
На муниципальном уровне оппозиция имела две вероятные электоральные цели — должность главы муниципального образования и представительный орган власти.
(IV) Относительно выборов глав муниципалитетов задача «приручения» оппозиции не решена до сих пор. Российский режим решил «разрубить гордиев узел» и отменить прямые выборы глав муниципалитетов.
Явная тенденция к сокращению перечня выборных муниципальных должностей, и самых важных должностей — глав муниципалитетов, наблюдается с середины 2000-х годов. В 2007 г. в России на прямых выборах в России избирались главы 17 000 муниципалитетов (около 70%), в 2012 г. — только в 12 200 муниципалитетах (около 53%).
В 2014 г. произошло резкое сокращение выборов мэров крупных городов. В результате до полутора десятков сократилось число региональных центров, где сохранены прямые выборы мэра (Томск, Новосибирск, Кемерово, Абакан, Южно-Сахалинск, Анадырь, Якутск, Петрозаводск, Калининград, Воронеж, Майкоп, Омск и Благовещенск). В 70 субъектах Российской Федерации прямые выборы глав региональных столиц отсутствуют.
В некоторых регионах России в 2014 г. были отменены прямые выборы не только глав региональных столиц, но и глав всех муниципальных образований.
(V) Выборы в муниципальные представительные органы. В 2014 г на федеральном уровне было предложено, а затем во многих муниципалитетах начался эксперимент по отмене прямых выборов депутатов муниципальных образований. Челябинск стал первым городом, в котором в сентябре 2014 г. была введена система двухступенчатых выборов в городской представительный орган.
Таким образом, в результате постоянных институциональных преобразований блокируются возможности оппозиции на выборах всех уровней.
«ЗАЧИСТКА» провинциальной ОППОЗИЦИИ В 2007-2011 ГГ.
В истории провинциальной оппозиции в России отчетливо выделяется временной отрезок, когда она подвергалась наиболее жесткому давлению со стороны власти. Этот период — вторая половина десятилетия 2000-х годов. В своих исследованиях М. О. Тульский пришел к выводу, что в этот отрезок времени произошла беспрецедентная «зачистка» мэров городов и поселков, избранных против воли «Единой России». В 2007-2011 гг. были осуждены и отстранены от должности 90% оппозиционных мэров городов и поселков (Тульский, http://echo.msk.ru/blog/tulsky/826429-echo). Среди мэров, принадлежавших к партии власти, были осуждены и отстранены от должности за тот же период около 10%. Так называемая «оттепель» Д. А. Медведева для провинциальной оппозиции была самым жестким временем. Как подсчитал М. О. Тульский, общее количество оппозиционных глав муниципалитетов, насильно смещенных в период президентства Д. А. Медведева, составило около 50 человек. Это втрое больше, чем за два президентских срока В. В. Путина (около 15-20 человек).
Практически тотальной зачистке подверглись главы городов — региональных центров, которые победили на выборах против воли «Единой России» (табл. 2). К 2010 г. все представители оппозиции во главе крупных городов были ликвидированы.
Таблица 2. Отстранение оппозиционных мэров столиц регионов в 2007-2011 гг.
Год отстранения Город Мэр Событие
2007 Томск А. Макаров Осужден на 12 лет
Великий Новгород Н. Гражданкин («Демократическая партия России») Осужден, отстранен от должности
Ставрополь Д.Кузьмин («Справедливая Россия») Объявлен в розыск, отстранен от должности
2008 Вологда А. Якуничев Осужден, отстранен от должности
Кострома И. Переверзева Вынуждена подать в отставку
Архангельск А.Донской Осужден, отстранен от должности
Нарьян-Мар Л. Саблин (КПРФ) Вынужден подать в отставку
2009 Брянск И.Алехин («Гильдия народных депутатов») Вынужден подать в отставку
Смоленск А. Качановский Осужден, отстранен от должности
Орел А. Касьянов (КПРФ) Осужден, отстранен от должности
2010 Мурманск С.Субботин Отстранен от должности
2011 Волгоград Р. Гребенников (КПРФ) Отстранен от должности
Еще в середине 2000-х годов нередким было событие, когда на выборах главы областного центра побеждал кандидат, выдвинутый не от «Единой России». Только среди региональных столиц Юга России именно так были избраны мэры в Краснодаре, Астрахани, Ставрополе, Волгограде.
В 2010 г впервые после распада СССР во главе всех региональных столиц в России оказались представители одной правящей партии. Все мэры, избранные во второй половине 2000-х годов в борьбе против «Единой России», были отстранены от должности, даже если они сами после избрания переходили в ряды партии власти. Единственным исключением стал мэр Иркутска Виктор Кондра-шов, избранный как кандидат от КПРФ и оставшийся на своем посту. Он смог сохранить пост мэра не только благодаря быстрому переходу в «Единую Россию», но и благодаря своей близости к правящим кругам (группа С. Чемезова).
Почему российское руководство столь жестко расправилось и практически уничтожило провинциальную оппозицию в 2007-2011 гг?
По нашему мнению, причина была связана с политической уязвимостью В. Путина в конце 2000-х годов — в период президентства Д. Медведева. Лишившись поста главы государства, Путин становится зависимым от своей роли председателя партии «Единая Россия». Любые победы «Единой России» превращаются в политические дивиденды лично для Путина. Поражение «Единой России» на любых выборах становится символическим поражением и самого председателя партии — «национального лидера». Отсюда — ревностная заинтересованность Кремля в максимальном результате «Единой России» на парламентских выборах 2007 г., а также и на последующих региональных и местных выборах. Принадлежность всех региональных и муниципальных руководителей к «Единой России» именно в этот период была обязательной как символ их принадлежности к единой партийной вертикали власти, их личного подчинения В. Путину. Характерно, что разгром фракции большинства «Справедливая Россия» в Ставропольской краевой думе и их принуждение к вступлению в партию власти состоялось не после выборов весной 2007 г., а только через год, т. е. после того как В. Путин перешел с поста президента страны на пост председателя партии «Единая Россия». После возвращения В. Путина на пост главы государства он оставляет должность председателя «Единой России». Одновременно значительно смягчается и отношение Кремля к провинциальным оппозиционерам.
Жесткая «зачистка» провинциальных оппозиционеров 2007-2011 гг. не привела к системным последствиям. Она не смогла запугать или ослабить провинциальную оппозицию в достаточной степени, чтобы изменить ее характер. Видимо, это закономерное следствие применения авторитарных методов в стране, которая не является последовательно диктаторской. Уже весной 2012 г. стало очевидно, что провинциальная оппозиция сохранила свою дееспособность. Выборы мэров в Ярославле и Астрахани продемонстрировали, что оппозиция по-прежнему способна побеждать партию власти в крупных городах.
российские оппозиционные партии как орудие ПРОТИВ РЕГИОнАльнОй ОППОзИцИИ
Партизация политики — основная стратегия российских властей по организации политического ландшафта страны с начала 2000-х годов по 2012 г. Руководство страны в этот период сделало ставку на официальные политические партии как на единственный тип субъектов публичной политики. С этой целью происходит вытеснение независимых кандидатов и других коллективных участников политики. Было резко сокращено количество легальных партий; оставшиеся были в той или иной степени подконтрольны Кремлю. Они оказываются в привилегированном положении и получают своего рода лицензию на занятие политикой.
Партизация политики не была ориентирована на региональную политику и тем более на региональную оппозицию. Она являлась более общей стратегией, и ее конкретная имплементация иногда даже приносила выгоду регио-
нальной оппозиции. Например, расширение применения пропорциональной избирательной системы в 2000-х годах неожиданно увеличило возможности для оппозиции на региональном уровне (Морозова, 2013, с. 71). Хотя представительство оппозиционных партий в региональных парламентах возросло, степень их опасности для власти существенно снизилась.
В 2000-е годы «вертикаль власти» была построена не только в государственном управлении, но и в партийной деятельности. Провинциальные оппозиционеры были вынуждены присоединяться к политическим партиям, если они хотели остаться в поле публичной политики. Руководство федеральных партий помогло правящим группам обуздать излишне самостоятельных провинциальных оппозиционеров — либо встраивая их в жесткую систему (пример О. Шеина), либо оставляя за бортом большой политики (пример Е. Ройзмана в 2007 г.).
Состоявшийся эксперимент полностью подтвердил, что формализованные политические партии являются в высшей степени эффективным инструментом для снижения возможностей региональной оппозиции. А. В. Кынев отмечает, что отказ руководства страны от стратегии партизации происходит в период 20122013 гг. (Кынев, 2014), но и после этого политические партии являются главным средством превращения потенциально жизнеспособной региональной оппозиции в безобидную оппозицию, приемлемую для гибридного режима.
Губернаторские выборы 2014 г были проведены идеально для гибридного режима: оппозиционные парламентские партии активно выдвигали своих кандидатов во всех 30 субъектах федерации, но ни один из них даже не приблизился к тому, чтобы доставить беспокойство кандидатам от Кремля. Именно централизованные политические партии обеспечили стерилизацию губернаторских выборов.
Опыт региональных выборов 2012-2014 гг. обнаружил, что центральное руководство политических партий использует следующие основные методы для ослабления своих собственных региональных отделений: 1) выдвижение слабых кандидатов вместо перспективных; 2) отказ от коалиций с другими оппозиционными партиями; 3) откровенные диверсионные меры против своих собственных кандидатов («самослив» в терминологии А. В. Кынева). Термин «самослив» применительно к региональным выборам не вполне точен: центральное руководство партий вредит все-таки не себе, а своим региональным отделениям.
Отказ от выдвижения сильных кандидатов. Оппозиционные партии отказались от выдвижения многих перспективных кандидатов на губернаторских выборах 2014 г. или проигнорировали благоприятные для себя регионы. «Справедливая Россия» отказались от выдвижения сильных кандидатов в Якутии (Ф. Тимусов ранее занимал на прямых выборах главы региона второе место) и Челябинской области (В. Гартунг). КПРФ отказалась от участия в выборах в трех благоприятных для себя регионах — в Волгоградской и Новосибирской областях, Ненецком автономном округе. В Новосибирской области у КПРФ были идеальные условия для победы: руководитель областной организации КПРФ недавно был избран мэром областного центра, имелся в наличии подходящий кандидат на пост губернатора именно этого региона — Н.Харитонов, занявший второе место
на выборах президента России в 2004 г. Отказалась партия и от выдвижения кандидата на выборах губернатора Ненецкого автономного округа, где представитель КПРФ Т. Федорова занимает должность мэра региональной столицы. Что касается кандидатов от ЛДПР, то они были первоначально выдвинуты во всех 30 регионах, и кроме одного никто из них не был настолько силен, чтобы даже имитировать борьбу на выборах.
Отказ от коалиций. Раздробление голосов протестного электората наиболее явно свидетельствует об отсутствии у оппозиции стремления к победе. На губернаторских выборах 2014 г. только в одном регионе возникла перспектива появления единого кандидата от оппозиции. Кандидат от ЛДПР в Оренбургской области Сергей Катасонов получил поддержку двух остальных оппозиционных парламентских партий — КПРФ и «Справедливой России». Это могло принести неприятности для «Единой России». Но в последний момент С. Катасонов, единственный оппозиционный кандидат в стране, имевший хорошие шансы на победу, был снят с выборов по инициативе своей собственной партии.
Единственной партией, которая активно вступала в коалиции, была «Единая Россия», именно ее кандидатов, а не друг друга, наиболее часто поддерживали оппозиционные партии. Например, «Справедливая Россия» поддержала кандидатов от «Единой России» на выборах глав 6 субъектов федерации (Курганская и Липецкая области, Удмуртия, Якутия, Республика Алтай, Приморский край), а также Никиту Белых, также выдвинутого Кремлем.
Практика «самослива» достигла невероятного цинизма на региональных выборах 2012-2014 гг. Многие оппозиционные партии разоблачили себя, нанося предательские удары по своим самым перспективным провинциальным активистам.
ЛДПР в 2012 г. пыталась сорвать губернаторские выборы в Брянской области в интересах действующего главы региона Н. Денина, не допущенного до этих выборов.
На выборах в региональные парламенты в 2013 г ЛДПР снимала с выборов лидеров своих партийных списков в трех регионах: в Красноярском крае (А. Глисков, лидер фракции ЛДПР в Городском совете, успел выдвинуться от «Гражданской платформы»), в Бурятии (непосредственно перед выборами исключены 4 из 5 лидеров списка, включая руководителя регионального отделения партии), в Забайкалье (исключен Д. Тюрюханов, лидер ЛДПР в региональном парламенте).
На губернаторских выборах 2014 г. было больше всего случаев, когда центральное руководство партий снимало с выборов слишком активных кандидатов, не желавших «играть по правилам» (Кынев, http://slon.ru/russia/kynev_vybo-гу-1157457.хМт1). Как было отмечено выше, ЛДПР сняла своего единственного перспективного кандидата — С. Катасонова в Оренбургской области. В Республике Башкортостан сильный кандидат Р. Сарбаев (бывший председатель правительства республики) был отозван своей партией «Гражданская сила» в последний день. В Орловской области партии отозвали трех своих излишне рьяных кандидатов — И. Мосякина («Патриоты России), В. Рыбакова («Народная партия»), В. Исакова («Родина»). В республике Алтай один из кандидатов — В. Калюжный — был отозван сначала от одной партии («Родина»), а потом от другой («Великое Отечество»).
Таким образом, уже не государственные органы, а сами формально оппозиционные партии берут на себя функции по отсеву неугодных и потенциально сильных кандидатов. Эти технологии являются институциональной находкой для гибридных режимов по нейтрализации потенциала оппозиции.
ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОТСТУПНИЧЕСТВО ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ РЕГИОНАЛЬНОЙ ОППОЗИЦИИ
Оппозиционные активисты развивают свои собственные методы адаптации к реалиям гибридного режима. Важное значение имеет такая практика, как отступничество, т. е. переход в состав правящей партии. Хотя политическое отступничество — явление универсальное, в гибридном режиме оно имеет особый масштаб и смысл, становится важным политическим институтом.
В России оппозиционеры переходят в ряды правящей партии чаще, чем можно наблюдать в развитых демократических странах. Это закономерно, так как при гибридном режиме пребывание в оппозиции — синоним маргиналь-ности. Поскольку к власти не может прийти ни одна из оппозиционных организаций, попытки получить к ней доступ предпринимают отдельные оппозиционные активисты в одиночку. Наиболее часто такие явления наблюдаются, когда оппозиционные политики добиваются избрания на выборную должность.
В 2004 г. в последний раз в истории России на губернаторских выборах победил представитель оппозиции — Михаил Кузнецов, избранный губернатором Псковской области. Уже на следующий год он сам вступил в «Единую Россию» и смог сохранить свой пост до 2009 г.
Широко распространено присоединение к партии власти и на более низком уровне. На выборах мэра Астрахани в 2004 г. Сергей Боженов победил действующего мэра — выдвиженца «Единой России», а в 2007 г. сам вступил в ряды этой партии.
Как правило, в подобных случаях «перебежчики» существенно улучшали свое положение в политической системе. До середины 2000-х годов инициаторами отступничества были сами оппозиционные политики. Подобная практика была в интересах правящих группировок. Ведь каждый факт такого «предательства» дискредитировал оппозицию: какой смысл голосовать за оппозиционных кандидатов, если они сами потом переходят в «Единую Россию»? Кроме того, шел приток «свежей крови» во власть. Оппозиция же, напротив, лишалась многих перспективных лидеров.
Практика политического отступничества служила стабильности гибридного режима. Это приносило даже общественную пользу, ибо работал социальный лифт: активисты, не обладавшие большим влиянием и капиталом, проходили первые ступени своей карьеры в оппозиции и, добившись серьезного успеха и признания, продолжали ее дальше, переходя в «Единую Россию».
Вероятно, в Кремле оценили важность и ценность практики отступничества со стороны оппозиционеров. По нашему мнению, в определенный момент было принято решение интенсифицировать этот процесс. По всем признакам можно судить о том, что с середины 2000-х годов правящие группировки начинают
активно и агрессивно стимулировать политическое отступничество лидеров оппозиции. Инициатива принадлежит уже не оппозиционерам, желающим улучшить свои карьерные перспективы, а самим правящим группировкам.
Существует много свидетельств того, что оппозиционеры, побеждавшие на выборах во второй половине 2000-х годов, принуждались к вступлению в ряды партии власти. Таким образом, политическое отступничество становится принудительным для тех оппозиционеров, которые добились успеха.
В этот же период политическое отступничество перестает приносить явную пользу и для самих перебежчиков — еще один признак «централизованного» характера этого процесса. Во многих случаях переход в ряды партии власти уже не приводит к развитию карьеры, более того — не помогает сохранить свой пост. Политическое отступничество перестало работать как социальный лифт для амбициозных представителей оппозиции. Среди мэров областных столиц переход в стан «Единой России» не помог мэрам Томска Александру Макарову, Орла Александру Касьянову и Смоленска Эдуарду Качановскому. В 2009-2010 гг. они были осуждены и отправлены в места лишения свободы. Все трое публично заявляли, что вошли в состав партии власти под воздействием угроз.
Избранный в 2007 г. мэром Волгограда представитель КПРФ Роман Гребенников вступил в «Единую Россию», но не доработал полный срок и был отстранен от должности в 2011 г.
Интересная и характерная ситуация произошла после муниципальных выборов 2010 г. в Иркутской области. На выборах мэров гг. Иркутск, Усть-Илимск и Братск оппозиция одержала победу. Спустя полгода после вступления в должность мэры Иркутска Виктор Кондрашов (от КПРФ) и Усть-Илимска Владимир Ташкинов («Справедливая Россия») перешли в состав «Единой России». Избранный мэром Братска Александр Серов (КПРФ), публично отвергший аналогичное предложение, был арестован и отстранен от должности.
В 2010 г. сити-менеджером Мурманска был избран представитель «Справедливой России» Андрей Сысоев. Он вышел из своей партии и перешел в число официальных сторонников партии «Единая Россия».
Переход оппозиционных политиков в состав «Единой России» наносил существенный репутационный урон не только оппозиции, но и персонально таким политикам. Эту проблему мог решить очередной проект — создание в 2011 г. новой институции «Общероссийский народный фронт». По мнению М. О. Тульского, одной из главных задач образования «Народного фронта» было поглощение потенциально опасной для Кремля партии «Справедливая Россия» (Тульский, http://echo.msk.ru/blog/tulsky/826429-echo). В пользу этой версии свидетельствует начавшаяся летом 2011 г. активная работа по переманиванию в состав новой организации многих представителей «эсеров». В числе перебежчиков оказались: глава Архангельского регионального отделения партии Елена Вто-рыгина, более половины депутатов региональных фракций «Справедливой России» в Санкт-Петербурге и Астраханской области. В Удмуртии к «Народному фронту» присоединилось 200 членов «Справедливой России» и т. д.
После ухода В. Путина с поста председателя партии «Единая Россия» в 2012 г. давление на оппозиционеров с целью принуждения их перехода в эту партию
прекращается. Ни один из 5 оппозиционных мэров областных столиц, избранных в 2012-2014 гг., не вступил в «Единую Россию». Но политическое отступничество остается важной особенностью жизнедеятельности оппозиционных активистов в условиях гибридного режима.
УСПЕШНЫЕ СТРАТЕГИИ ПРОВИНЦИАЛЬНОЙ ОППОЗИЦИИ В ПЕРИОД 2012-2014 ГГ.
Несмотря на изобретательные институциональные реформы и иные формы воздействия, провинциальная оппозиция в России сохранила дееспособность. После периода полной зачистки оппозиция добивается некоторых серьезных достижений на местном уровне.
Монополия единороссов во главе всех крупных муниципалитетов страны, сложившаяся в начале 2011 г. после присоединения мэра Иркутска к партии власти, продержалась около года.
Начиная с марта 2012 г. оппозиционные кандидаты победили на выборах глав пяти региональных столиц: 2012 г. — Нарьян-Мар (Т. Федорова, КПРФ), Ярославль (Е. Урлашов); 2013 г. — Екатеринбург (Е. Ройзман, «Гражданская платформа»), Петрозаводск (Г. Ширшина); 2014 г. — Новосибирск (А. Локоть, КПРФ). Эти победы не следует путать с теми эпизодами, когда Кремль по своей инициативе приглашал представителей оппозиционных партий на губернаторские посты. Евгений Урлашов, Евгений Ройзман, Галина Ширшина и Анатолий Локоть были избраны на свои должности не по инициативе сверху, но в острой конкурентной борьбе против правящих группировок и кандидатов от «Единой России».
Федеральная власть отнеслась к победе противников единороссов на удивление терпимо (по сравнению с периодом 2007-2011 гг.): из пяти победителей только один был арестован и отстранен от должности. Также любопытно, что никто из пяти не вступил в «Единую Россию» и, видимо, не принуждался к этому.
На фоне бюрократизированной и безжизненной федеральной политики эти победы демонстрируют разнообразие стратегий и личностей успешных политиков.
Е. Урлашов и А. Локоть использовали стратегию коалиции оппозиционных сил. В апреле 2012 г. Е. Урлашов триумфально победил на выборах мэра г. Ярославль в противоборстве с выдвиженцем «Единой России», получив во втором туре 70% голосов. Он опирался на поддержку двух парламентских оппозиционных партий — КПРФ и «Справедливой России», а также двух крупнейших либеральных партий — «Яблоко» и «Солидарность».
Аналогичная стратегия была использована на выборах мэра Новосибирска. Идея исходила от депутата Госдумы России И. Пономарева, он предложил выдвинуть наибольшее количество оппозиционных кандидатов для того, чтобы потом снять их в пользу самого сильного. 6 кандидатов сняли свои кандидатуры в пользу А. Локоть.
Успех Е. Ройзмана в Екатеринбурге и Г. Ширшиной в Петрозаводске, напротив, не был связан с консолидацией оппозиции. В обоих случаях они противостояли острой конкуренции со стороны других оппозиционных кандидатов.
Е. Ройзман преодолел очень серьезную конкуренцию со стороны местного лидера «Справедливой России» А. Буркова (А. Бурков в итоге получил 20% — один из лучших результатов в истории партии «Справедливая Россия» на выборах мэров крупных городов). Победа Г. Ширшиной в Петрозаводске стала одной из неожиданностей российской публичной политики. Она смогла победить на выборах не только действующего мэра-единоросса, но и кандидатов от всех трех оппозиционных парламентских партий.
Эффектные победы оппозиционеров на выборах мэров городов в 20122014 гг. обнаружили, что все меры по обузданию региональной оппозиции, которые предпринимались на протяжении десяти лет, не привели к ее нейтрализации. Провинциальная оппозиция еще сохраняет жизнеспособность и не укладывается в стандарты гибридного режима. Одним из результатов этих событий можно считать решение правящих групп отменить выборы мэров городов.
заключение
За пределами научного рассмотрения остается вопрос о мотивах руководства страны, неуклонно проводящего курс на подавление региональной оппозиции. Эти мотивы и интенции пока никем не были озвучены, не отражены в официальных документах. Тем не менее этот вопрос важен, поскольку теоретически российское руководство могло выбрать и совершенно иную стратегию в отношении региональной оппозиции. Ведь провинциальные оппозиционеры в 2000-е годы в большинстве случаев не выступали против Кремля, а чаще всего, наоборот, апеллировали к нему и пытались найти с ним контакт. Российское руководство теоретически могло избрать следующую стратегию: играть на противоречиях между провинциальной оппозицией и региональными элитами (особенно когда оппозиционеры избирались главами муниципалитетов). Почему Кремль так настойчиво решает задачу, отвечающую, казалось бы, интересам только региональных элит, — полную нейтрализацию региональной оппозиции?
По нашему предположению, мотивы такой политики лежат не столько в области прагматики, сколько в сфере ценностей и мировоззрения.
Кремль последовательно ориентируется на задачу переформатирования всего института оппозиции в России. На федеральном уровне оппозиция никогда не представляла проблем для правящих группировок. Но на региональном и местном уровнях оппозиция часто добивалась прихода к власти. Это создавало ненужные для Кремля прецеденты смены власти на демократических выборах. Уничтожая дееспособность провинциальной оппозиции, федеральные правящие группы решают концептуальные мировоззренческие и институциональные задачи: оппозиция в России не должна быть успешной в принципе. Она должна существовать только в отведенной ей резервации. Выход за жесткие рамки и попытки самовольного прихода к власти недопустимы. Тем самым Кремль институционально преобразовывал российский политический ландшафт — отшлифовывал российский институт «конструктивной оппозиции», которая в принципе не должна претендовать на приход к власти.
Для современного руководства России ограничение возможностей оппозиции — это вопрос принципа. Ради достижения этой цели режим готов пойти на серьезные риски и даже поставить под угрозу воздвигнутую «вертикаль власти». В частности, реформы 2012-2014 гг., ограничивающие возможности оппозиции на муниципальных выборах, могут привести к существенному усилению губернаторов и практической выгоды для центрального руководства страны не несут.
Российский правящий режим не стремится к полному отсутствию представителей оппозиции во главе регионов и муниципалитетов. Очевидно, что руководство страны допускает их символическое присутствие во власти, поскольку это помогает поддерживать видимость демократии. Но приоритет отдается формату не самовольной победы оппозиционных кандидатов, а их приглашению по инициативе «сверху». Эпизод тотальной «зачистки» всех оппозиционных губернаторов и мэров в 2007-2011 гг. был временным явлением, а не длительной стратегией: ликвидация статусных оппозиционеров была связана с временным отсутствием В. Путина на посту главы государства и его пребыванием на посту председателя партии «Единая Россия», его заинтересованностью в тотальном доминировании этой партии.
Российский гибридный режим достиг ограниченного успеха в нейтрализации региональной оппозиции. В полной мере эта задача решена на выборах должностных лиц субъекта федерации (губернаторов, региональных парламентов). Главными институтами, обеспечившими решение этой задачи, стали электоральная инженерия и общероссийские политические партии как главное орудие форматирования и отсева оппозиции. Формат губернаторских выборов 2012-2014 гг. является образцовым для гибридного режима, он обеспечил абсолютную недееспособность оппозиционеров перед любым кандидатом от Кремля. При избрании региональных парламентов потенциал оппозиционных партий искусственно сдерживается негласным запретом для статусных фигур (губернатор, мэр) возглавлять предвыборные списки оппозиционных партий.
Но правящий режим не смог решить задачу «приручения» оппозиции на уровне муниципалитетов. Об этом лучше всего свидетельствует отмена прямых выборов мэров городов и муниципальных депутатов. Потенциально именно оппозиция на низовом уровне политического процесса тяготеет к практикам демократической борьбы и нарушает стройность системы гибридного политического режима.
Литература
Гришин Н. В. Региональная оппозиция в России в условиях трансформации политического режима // PolitBook. 2013. № 1. С. 151-159 (Grishin N. V. Regional Opposition in Russia in the Transformation of the Political Regime // PolitBook. 2013. N 1. P. 151-159).
Гришин Н. В., Мармилова Е. П. Избирательный кодекс как проект оптимизации избирательной системы России // Человек. Сообщество. Управление. 2013. № 4. С. 53-63 (Grishin N. V., Marmilova E. P. Electoral Code as a Project to Optimize the Electoral System of Russia // Man. Community. Governance. 2013. N 4. P. 53-63).
Гельман В. Я. Политическая оппозиция в России: вымирающий вид?// Полис. 2004. № 4. С. 52-69 (Gel'man V. Ya. The Political Opposition in Russia: an Endangered Species? // Polis. 2004. N 4. P. 52-69).
Кынев А. В. Итоги выборов — 2014 // http://slon.ru/russia/kynevvybory-1157457.xhtml (дата обращения: 21.02.2015) (KynevA. V. The results of Elections in 2014 // http://slon.ru/russia/kynev_ vybory-1157457.xhtml (accessed date: 21.02.2015)).
Кынев А. В. Выборы региональных парламентов в России 2009-2013: от партизации к пер-сонализации. М.: Центр «Панорама», 2014. 728 с. (KynevA. V. The Elections of Regional Parliaments in Russia 2009-2013: From Pertinacia to Personalize. M.: Center «Panorama», 2014. 728 p.).
Морозова О. С. Критерии оценки качества представительства избирательных систем // Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2013. № 2. С. 67-73 (Morozova O. S. Criteria for Evaluating the Quality of Representativeness of Electoral Systems // Caspian Region: Politics, Economy, Culture. 2013. N 2. P. 67-73).
Тульский М. О. В период «оттепели» Медведева // http://echo.msk.ru/blog/tulsky/826429-echo (дата обращения: 21.02.2015) (Tulsky M. O. During the Medvedev's «Thaw» // http://echo. msk.ru/blog/tulsky/826429-echo (accessed date: 21.02.2015)).
Усманов Р. Х., Гришин Н. В., Оськина О. И., Кудряшова Е. В. Развитие политической науки в Астраханской области // Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2014. № 1. С. 208-217 (Usmanov R. H., Grishin N. V., Oskina O. I., Kudryashova E. V. The Development of Political Science in the Astrakhan Region // Caspian Region: Politics, Economy, Culture. 2014. N 1. P. 208-217).
Carothers Th. The End of the Transitional Paradigm // Journal of Democracy. 2002. Vol. 13, N 1. P. 5-21.
Dahl R. A. Political Oppositions in Western Democracies. New Haven, CT: Yale University Press, 1966. 484 p.
Ionescu G., Madariaga de I. Opposition: Past and Present of a Political Institution. London: The New Thinker Library, 1968. 213 p.
Kirchheimer O. Politik und Verfassung. Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1964. 316 S.
Norton P. Making Sense of Opposition // The Journal of Legislative Studies. 2008. Vol. 14, N 1. P. 236-250.
Turovsky R. Opposition Parties in Hybrid Regimes: Between Repression and Co-optation: The Case of Russia's Regions // Perspectives on European Politics and Society. 2014. Vol. 15, N 1. P. 68-87.
Weinblum Sh., Black N. Political Opposition: Towards a Renewed Research Agenda // Interdisciplinary Political Studies. 2011. Vol. 1, N 1. P. 69-79.
ПОЛИТЭКС. 2014. Том 10. № 4
