Научная статья на тему 'Региональная история через призму национальной историографии: к выходу пятого тома «Истории башкирского народа»'

Региональная история через призму национальной историографии: к выходу пятого тома «Истории башкирского народа» Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
229
78
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ИСТОРИЯ УРАЛА ХХ В / ИСТОРИЯ БАШКИРСКОГО НАРОДА / НАЦИОНАЛЬНАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ / БАССР / НАЦИОНАЛЬНО-ГОСУДАРСТВЕННОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО / ЭТНОДЕМОГРАФИЯ БАШКИР / XX CENTURY URAL HISTORY / HISTORY OF BASHKIRS / NATIONAL HISTORIOGRAPHY / BASHKIR AUTONOMOUS SOVIET SOCIALIST REPUBLIC / NATIONAL STATE BUILDING / ETHNODEMOGRAPHY OF BASHKIRS

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Назыров Павел Флорович

В статье рассматривается содержание пятого тома «Истории башкирского народа» (Уфа, 2010). Охарактеризован подход авторов книги к основным вопросам региональной истории этого периода, выделены спорные исторические оценки и сюжеты, требующие дополнительной разработки.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The article deals with the contents of the Vth volume of "History of Bashkirs" (Ufa, 2010). The author characterizes an approach of the book's authors to key issues of the regional history of that period and underlines arguable historic estimations and plots, requiring additional analysis.

Текст научной работы на тему «Региональная история через призму национальной историографии: к выходу пятого тома «Истории башкирского народа»»

Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 25 (279).

История. Вып. 52. С. 156-161.

РЕЦЕНЗИЯ

П. Ф. Назыров

РЕГИОНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ:

К ВЫХОДУ ПЯТОГО ТОМА «ИСТОРИИ БАШКИРСКОГО НАРОДА»

В статье рассматривается содержание пятого тома «Истории башкирского народа» (Уфа, 2010). Охарактеризован подход авторов книги к основным вопросам региональной истории этого периода, выделены спорные исторические оценки и сюжеты, требующие дополнительной разработки.

Ключевые слова: история Урала ХХ в., история башкирского народа, национальная историография, БАССР, национально-государственное строительство, этнодемография башкир.

Вторая половина 1990-х - 2000-е гг. стали временем появления большого числа работ по региональной истории, обобщающих достижения и наработки историографии позднесоветского и постсоветского времени, а также большого количества локальных и краеведческих исследований. Среди работ такого плана - истории отдельных регионов (областей и республик), региональные энциклопедии, учебные пособия. Применительно к Южному Уралу можно указать на подготовленные УНЦ РАН труды по новой и новейшей истории Башкортостана, Уральскую историческую, Башкирскую, Челябинскую городскую и областную (в 7 томах) энциклопедии, многотомную «Историю Курганской области», сводные работы по истории Урала, Оренбуржья, Оренбургского казачьего войска и др.1

Отдельным направлением стала разработка истории народов урало-поволжского региона. Произошедшая в 1980-1990-е гг. переоценка прошлого породила феномен «национальной» историографии, ориентированной на выстраивание своего специфического дискурса, во многом отличного от позиций традиционной академической науки. Наряду с новыми общественными настроениями, эти работы отражали своеобразный «заказ» региональных элит в условиях распада прежней идентичности и выстраивания новых моделей отношений с Центром. Будучи важным инструментом формирования коллективной памяти, «национальная историография» оказалась весьма ангажированной, ещё раз подтвердив, что при известных условиях история легко становится «политикой, обращённой в прошлое». С другой стороны, именно в 2000-е гг. стало заметно

влияние новых общественных трендов, носящих россиецентричный характер, что поставило в повестку дня вопрос их взаимодействия со сложившимися «национальными» дискурсами. Важным, знаковым событием в этой связи можно считать подготовку многотомной «Истории башкирского народа» -крупный академический проект, в котором приняли участие как башкирские историки, представленные специалистами УНЦ ИИЯЛ РАН, БашГУ, АН РБ, так и их коллеги из соседних регионов.

Рецензируемое издание - 5 том «Истории башкирского народа» - посвящёно одному из самых важных и сложных для исторической оценки периодов истории региона, концу XIX

- первой трети XX в.2 В центре внимания авторов тома - вопросы социально-экономической эволюции башкирского общества, становление национального движения, создание автономной республики и превращение башкир из традиционного социума («народа-сословия») в одну из титульных советских наций.

Работе предпослан историографический обзор, подготовленный, как и значительная часть других материалов книги, известным башкирским историком, руководителем проекта и одним из редакторов тома М. М. Куль-шариповым. Автор обзора сконцентрировал внимание на историографии национального движения и образования Башкирской автономии - ключевых, с его точки зрения, вопросах настоящего издания, оставив в стороне значительный пласт работ, посвящённых демографии, хозяйственному и культурному развитию башкирского народа. Однако именно эти сюжеты составляют значительную часть

материалов тома, и отсутствие историографической оценки, на наш взгляд, затушёвывает реальные успехи и достижения, достигнутые в их изучении, а с другой стороны, открывает возможность для достаточно вольного обращения с историческим материалом.

Обращаясь к дореволюционному периоду, авторы соответствующих разделов последовательно характеризуют социально-экономическое положение башкир в начале ХХ в., в условиях первой русской революции, экономических и политических реформ (М. М. Куль-шарипов). Значительное внимание уделяется таким сюжетам, как избирательные кампании и деятельность мусульманских депутатов в первых государственных думах (Л. А. Яма-ева), участие башкир в русско-японской и первой мировой войнах (Р. Н. Рахимов). Не остаются в стороне от рассмотрения и вопросы религиозно-культурной жизни башкирского общества в начале XX в., цензурные и полицейские гонения в отношении деятелей исламского просвещения, отражавшие обеспокоенность властей активностью уральских мусульман. Одним из самых важных, существенных вопросов жизни башкирского общества на рубеже XIX-XX вв. был земельный, что обусловило значительное внимание к изменению структуры и масштабов вотчинного землевладения, развитию сельского хозяйства. Аграрная и переселенческая политика правительства в начале XX в. оценивается в книге как продолжение расхищения башкирских земель и «прежней политики колонизации», направленной на расширение социально-политической опоры царизма и русификацию коренного населения (с. 56). По мнению авторов тома (Н. М. Калмантаев), следствием правительственного курса стало обезземеливание и обнищание башкир, пробуждение самосознания и рост активности национальной интеллигенции. В связи с этим в книге характеризуется и формирующееся в начале века общемусульманское движение и его течения, представленные тремя поколениями мусульманских интеллектуалов, так или иначе связанных с идеологией джадидиз-ма, конфессиональной школой и формирующейся национальной печатью.

Весьма информативны разделы, посвящённые революции и Гражданской войне на Южном Урале (М. Н. Фархшатов, А. Д. Ка-занчиев, М. М. Кульшарипов, Р. О. Багаутдинов), формированию национального дви-

жения, созданию БАССР и национально-государственному строительству в республике в 1920-1930-е гг. (М. М. Кульшарипов, Р. Р. Газизов, С. Ф. Касимов). Это, пожалуй, концептуально самая нагруженная и, на наш взгляд, самая дискуссионная часть книги, выводящая революционное национальное движение как один из основных факторов жизни региона в 1917 - начале 1920-х гг. Формулируя платформу национального движения, авторы соответствующего раздела уделяют особое внимание разногласиям башкир-федералистов со сторонниками культурно-национальной автономии, представленными, главным образом, татарскими деятелями. При освещении драматических коллизий национального движения между «красными» и «белыми» особое место занимает деятельность Заки Валиди Тогана (Валидова). Подробно рассматриваются изменение статуса и полномочий БАССР, получившие отражение в первых конституциях республики, формирование её «государственной территории» от «малой» к «большой» Башкирии, отмечается активная позиция республиканских руководителей, особенно связанных с национальным движением (в частности, М. Халикова), в отстаивании интересов автономии. В отличие от предисловия к тому, в котором процессы национально-государственного строительства в 1920-1930-е гг. трактуются как постепенное «превращение Башкортостана в ограниченную в правах декоративную автономную советскую республику» (с. 5), автор главы (С. Ф. Касимов) акцентирует внимание на практической работе по организации управления автономией, отмечая, наряду с трудностями и противоречиями, положительное значение попыток вовлечения башкир в сферу общественно-политической жизни.

Становление и социально-экономическое развитие советской Башкирии, «советизация» башкирского общества и его культуры составляют содержание двух следующих разделов книги. Авторы этой части тома (Р. Н. Сулейманова, Р. А. Давлетшин, Р. А. Хазиев и др.) последовательно рассмотрели процессы социально-экономического развития Советской Башкирии в годы нэпа и строительства сталинского социализма, увязав их с широким историческим и региональным контекстом. Значительное внимание уделяется осуществлявшемуся в республике советскому землеустройству, позволившему на новой

основе, в условиях произошедшего в годы революции стихийного земельного передела, урегулировать отношения башкирского и других групп сельского населения. Результатом форсированного социально-экономического развития 1930-х гг. стали перестройка башкирского села в рамках формирующегося колхозного строя, расширение масштабов промышленного производства и урбанизации региона, - при том, что участие самих башкир в индустриальном секторе, как показано в книге, оставалось весьма незначительным.

Отмечается и отпечаток, который формирующаяся тоталитарная политическая система наложила на процессы общественно-политической жизни республики. Рассматриваются такие формы взаимодействия власти и народа, как участие в выборных советских кампаниях, выдвиженчество, деятельность бюро жалоб, делегатское женское движение и др. Вместе с тем, по мнению автора раздела Д. Х. Яндурина, выросшая в послереволюционное время национальная интеллигенция («национальные кадры») стала в значительной степени жертвой политических репрессий, а проводившаяся «коренизация» государственного аппарата, в условиях сохранения централизовано-унитарного государства и «имперских» структур, носила формальный характер, так и не став инструментом самоуправления национальных меньшинств.

При рассмотрении культурных процессов в Башкортостане 1900-1930-х гг. последовательно характеризуется развитие системы просвещения (Р. Н. Фархшатов, Р. З. Алмаев), науки (К. К. Каримов), национальной печати и искусства (М. Х. Надергулов, Е. Р. Скурко, Ф. Т. Кузбеков, Ф. Г. Хисаметдинова и др.), культурно-просветительская работа и изменения в менталитете башкирского общества (Р. М. Зиязетдинов, З. Я. Рахматуллина). Особое внимание уделяется языковому строительству, переходу с арабской графики на латиницу (яналиф), а затем кириллицу. Авторы тома (Ф. Г. Хисаметдинова, Ф. Х. Гарипова, А. З. Ярмуллина) справедливо отмечают, что одной из причин «отатаривания» северо-западных башкир стало стремление сформировать новый литературный язык на основе юго-восточных диалектов, игнорируя реальное многообразие говоров башкирского населения.

Два заключительных раздела книги посвящены социально-культурному развитию башкир, оказавшихся за пределами автоном-

ного Башкортостана - башкирам Татарстана и Заволжья, Оренбургской, Челябинской и Курганской областей, Пермского края (Ю. А. Абсалямова, К. А. Моргунов, В. Х. Ка-малов, А. Т. Ахатов и др.), а также персональному ряду видных общественных деятелей и учёных - эмигрантов: З. Валиди, А. Ина-ну, Г. Тагану, Х. Кушаю (А. М. Юлдашбаев, М. Н. Фархшатов, И. С. Киреев). Написанные содержательно и ярко, эти материалы, безусловно, подчёркивают «человеческое измерение» национальной истории, в целом характерное для настоящего издания3.

На наш взгляд, авторам пятого тома удалось подготовить достаточно фундированное, основательное издание, ввести в оборот некоторые новые научные данные, отойти от крайних, односторонних оценок советского прошлого в сторону его более объективного и взвешенного изучения. Вместе с тем есть ряд вопросов, в которых публицистический подход преобладает над научным анализом и объективностью изложения.

Так, рассмотрев различные оценки численности башкир в начале ХХ в., предлагавшиеся советскими авторами и современными исследователями, авторы тома без особого обоснования принимают её к 1917 г. за

1.5 млн человек (для сравнения - классики башкирской историографии Р. М. Раимов и Р. Г. Кузеев, как и многие современные исследователи, определяли её в 1917 и 1920 гг. примерно одинаковой цифрой - в 1,1-1,2 млн человек). Завышение численности башкир до

1.5 млн человек позволяет авторам тома говорить уже к 1920 г. об «убыли» (= «гибели») нескольких сотен тысяч башкир (в околонаучной публицистике говорится даже о «геноциде» башкирского населения).

Между тем материалы самого пятого тома показывают, что основной причиной убыли населения явились голод 1921-1922 гг., разрушение более слабого, в сравнении с другими, башкирского сельского хозяйства в результате Гражданской войны. Важную роль в сокращении численности учтённых переписями башкир играли также незавершившиеся процессы межэтнического размежевания - не случайно за это же время в крае значительно выросла численность татарского населения (сведения об этом, кстати, также приводятся в рецензируемом издании)4.

По существу, ни материалы дореволюционных переписей 1897 г. и 1912-1913 гг., ни

тем более материалы переписей 1917, 1920 и 1923 гг., проводившихся в условиях революции, Гражданской войны, повстанческих выступлений и голода, не являются в работе предметом критики. Это замечание тем более существенно, что в 1990-е гг. одним из ведущих сотрудником УНЦ РАН М. И. Родновым были введёны в научный оборот настоящие, а не мистифицированные данные сельскохозяйственной переписи 1917 г., полученные путём обработки первичных материалов - сотен тысяч подворных карточек - хранящихся в уфимском архиве. Эти материалы позволяют увидеть реальную картину сложной «этнической» идентификации тюрко-мусульман Южного Урала, и в целом подтверждают традиционные цифры численности башкирского населения5.

По понятным причинам авторы тома акцентируют внимание на социально-демографических последствиях Гражданской войны и голода именно для башкир, оставляя в стороне потери русского (в т. ч. и казачьего) и другого «небашкирского» населения. Вольно или невольно, это приводит к формированию односторонней картины, превращая общее бедствие - Гражданскую войну и голод - в катастрофу исключительно одного народа. Подробно рассматривая злоупотребления и факты террора, который проводился советскими военными работниками и чекистами в отношении воинов-башкир и башкирского населения, авторы тома обходят своим вниманием действия башкирских частей и отрядов в 1918-1919 гг. в отношении противников автономии (в т. ч. и самих башкир), а также репрессивные акции в отношении русского крестьянского населения. Сведения об этом отложились в фондах уральских архивов и периодике и хорошо известны историкам. Такие умолчания и навешиваемые на русское (а в широком смысле - на всё небашкирское) население ярлыки - например, «переселенцы-колонизаторы» - взятые из «национальной» литературы 1920-х гг., формируют у читателя весьма превратные и односторонние представления и существенно искажают картину гражданской войны в регионе.

Несколько односторонне, на наш взгляд, охарактеризовано и повстанческое движение, возникшее на Южном Урале в 1920-1921 гг. и объединившее башкир, русских крестьян, рабочих, казачество. Упрощённо, как отражение воли самого населения и реализация

устремлений национальной интеллигенции, показана реорганизация БАССР в 1922 г., связанная с объединением «Малой Башкирии» и Уфимской губернии6. Хотя известно, например, что многие современники оценивали это событие как политико-административные манипуляции Центра, стремившегося укрепить контроль и провести «советизацию» автономии.

Далеко не бесспорным представляется нам и освещение ряда других сюжетов. Так, вряд ли допустимо рассматривать эволюцию аграрных отношений в Башкирии изучаемого периода только через призму концепта «колонизаторства», игнорируя объективные социально-экономические процессы, в частности, капитализацию сельского хозяйства, обуславливавшую кризис и регресс традиционных хозяйственных укладов как русского, так и башкирского крестьянства (правда, русское крестьянство, в силу целого ряда субъективных факторов, оказывалось всё же мобильнее). Революция разрушила прежнюю систему арендных отношений на башкирских землях, игравшую роль важного регулятора экономических связей между коренным населением, русскими старожилами и переселенцами. Борьба за землю в этих условиях для обеих сторон - и владельцев-вотчинников, и арендаторов (представляемых в томе чаще всего как «русское кулачество») - была борьбой за существование, а в условиях голода 19201922 гг. - и за выживание. Именно «русское» крестьянство было основным производителем товарного хлеба, покупавшегося в неурожайные годы самими башкирами. Сокращение землепользования этой группы в результате революционных неурядиц, Гражданской войны и продразвёрстки, а в ряде случаев - действий сторонников автономии, стало, на наш взгляд, важным фактором голода.

Другим, достаточно дискуссионным вопросом, является историческая корректность самого термина ‘национальная государственность’ применительно к указанному периоду - если, конечно, отвлечься от официальной декларативной советской трактовки автономных республик. Как отмечается в самом томе, начиная с X съезда партии, вопрос ставился уже не о национальной государственности, а о приспособлении советского строя к национально-бытовым условиям отдельных регионов. Авторы тома подчёркивают, что сохранение «имперско-административных

структур» и партийный диктат препятствовали реализации самоуправления и нормальному этнокультурному воспроизводству национальных меньшинств (с. 309). Однако, заметим, это не помешало превращению башкирского народа в «советскую нацию». Вообще, надо сказать, что процесс советского «нацие-строительства» остался в томе в тени истории национальных учреждений.

В целом же перед нами достаточно интересная, хотя и противоречивая, работа по национально-региональной истории. Положительное значение этой работы - и здесь мы, может быть, не во всём согласимся с редакцией тома - не в подведении итогов изучения, не в формулировании исторических оценок. Это вряд ли возможно в силу переходности современного научного знания и дискусси-онности многих вопросов, поднимаемых в книге. Авторы тома попытались создать масштабное, хотя и не бесспорное в отдельных своих частях, полотно национальной и региональной истории. И в этом смысле рецензируемая книга открывает дорогу для нового обсуждения сформулированных в ней выводов и наблюдений, постижения нашей общей

- не только «национальной» - истории, а в конечном итоге научного и общественного диалога, важного для такого многонационального региона России, как Южный Урал.

Примечания

1 Юлдашбаев, Б. Х. Новейшая история Башкортостана. Уфа, 1995; Уральская историческая энциклопедия / гл. ред. В. В. Алексеев. Екатеринбург, 1996; Башкортостан. Краткая энциклопедия. Уфа, 1996; История Оренбуржья : учеб. пособие / сост. и науч. ред. Л. И. Футорянский. Оренбург, 1996; Абрамовский, А. П. Оренбургское казачье войско в трёх веках / А. П. Абрамовский, В. С. Коб-зов. Челябинск, 1997; Урал : век двадцатый: Люди. События. Жизнь : Очерки истории / науч. ред. А. Д. Кириллов, Н. Н. Попов. Екатеринбург, 2000; Челябинск : энциклопедия / сост.: В. С. Боже, В. А. Черноземцев. Челябинск, 2000; Челябинская область : энциклопедия : в 7 т. / [редкол.: К. Н. Бочкарев (пред., гл. ред.) и др.].Челябинск, 2001-2007; История Башкортостана, 1917-1990 гг. : в

2 т. / отв. ред. Р. Н. Сулейманова. Уфа, 2001, 2005; История Башкортостана во второй половине XIX - начале XX века : в 2 т. / отв.

ред. И. М. Гвоздикова, М. И. Роднов. Уфа, 2006, 2007; История Урала. XIX век - 1914 год : учеб. пособие / Н. Н. Алеврас [и др.]. Челябинск, 2007 и др. При этом изучение истории Башкортостана в XX в. опирается на солидный документальный фундамент, часть которого опубликована: Национальногосударственное устройство Башкортостана : сб. док. / авт.-сост. Б. Х. Юлдашбаев. Т. 1-2. Уфа, 2002; Т. 3. Уфа, 2006.

2 История Башкирского народа : в 7 т. / гл. ред. М. М. Кульшарипов ; Ин-т истории, языка и лит. УНЦ РАН. Т. V. Уфа : Гилем, 2010. 468 с.

3 Вместе с тем обращает на себя внимание отсутствие в этом ряду М.-Г. Курбангалие-ва - одного из основных оппонентов Валиди в национальном движении, представлявшего дальневосточное крыло башкирской эмиграции, при том, что биографии этого деятеля посвящен ряд современных научных публикаций, статьи в энциклопедических изданиях: Насиров, Р. Горькая судьба Курбангалиевых // Ватандаш. 1998. № 4. На башк. яз.; Нисия-ма, К. Мусульмане в Японии // Там же. 1999. № 10. На башк. яз.; Валеев, Г. К. Курбанга-лиев Мухаммед Габдулхай / Г. К. Валеев, П. Ф. Назыров // Челябинск : энциклопедия. Челябинск, 2000; Юнусова, А. Б. «Великий имам Дальнего Востока» Муххамад-Габдул-хай Курбангалиев // Вестн. Евразии. 2001. № 4 (15).

4 Указ. соч. С. 18. По сведениям, приведённым в книге (табл. 1), численность «татар» (вместе с мишарями и тептярями) в составе населения края уже в 1920 г. составляла

578,5 тыс. человек, а к 1926 г., несмотря на последствия голода, по разным сведениям, унёсшего около четверти татаро-башкирского населения, составляла уже 621,1 тыс. человек - прежде всего за счёт смены национальной принадлежности части башкир.

5 Основные точки зрения на численность различных групп тюркского населения Южного Урала, вместе с анализом данных переписей второй половины XIX - начала XX в. приводятся в статье М. И. Роднова: Роднов, М. И. Спор о цифре : численность башкирского народа во второй половине XIX - начале XX в. // Этностатистические траектории Южного Урала. Динамика расселения народов Башкирии : сб. ст. / Ин-т этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН. М. : Изд-во РУДН, 2006. Автор указывает на зна-

чительную роль низовых сельских элит в вопросе фиксации данных о «национальной» принадлежности нерусского крестьянства. По сведениям, приводимым А. З. Асфандия-ровым и М. И. Родновым по ряду волостей Белебеевского и Стерлитамакского уездов, сокращение численности башкир в 1920 г., в сравнении с 1917 г., составляло в большинстве населённых пунктов до 10 % (с колебаниями в ряде деревень до 19-38 %), причём в крупных сёлах убыль была меньше или даже наблюдался некоторый прирост (там же. С. 139-141).

6 В этой связи нам бы хотелось указать на противоречие в самом V томе. В книге подчёркивается, что для проживавшего в реги-

оне «пришлого населения» был характерен «великодержавный шовинизм» (с. 307). Однако именно это «пришлое» (читай - небашкирское) население, численно преобладавшее в Уфимской губернии, по логике авторов книги стремилось к объединению с БАССР в начале 1920-х гг. Характерен также оборот «пришлое» в отношении всего небашкирского населения края, значительная часть которого к этому времени представляла собой старожильческие группы, формировавшиеся с XVП-XVШ вв. Подобный подход, как и навешиваемые на небашкирское население ярлыки («пришлое население», «переселенцы-колонизаторы») вряд ли уместны в издании, претендующем на академизм.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.