CC BY
214
УДК 30
Г. М. Казакова
д-р культурологии, профессор, Челябинский государственный институт культуры E-mail: [email protected]
РЕГИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ, ВЕРНАКУЛЯРНЫЙ РАЙОН И РОССИЙСКИЙ «НИЗОВОЙ РЕГИОНАЛИЗМ»
Речь идет о новом социальном явлении - развивающемся российском «низовом регионализме» как одном из уровней региональной идентичности; анализируются критерии региональной идентичности; дается социокультурное осмысление понятия «вернакулярный район» как социального результата конституи-рования места и идентичности; выделяются этапы историографии изучения вернакулярных районов в зарубежной и отечественной науке; анализируются методики их выявления, в том числе с возможностью интернет-технологий; на примере Челябинска характеризуются внутригородские вернакулярные районы; определяются ключевые характеристики и признаки вернакулярного района, такие как объективность/субъективность, масштаб, жизненный цикл, границы и др.
Ключевые слова: региональная идентичность, «низовой регионализм», вернакулярный район, «ментальная карта» территории, аспатиальность
Для цитирования: Казакова, Г. М. Региональная идентичность, вернакулярный район и российский «низовой регионализм» /Г. М. Казакова //Вестник культуры и искусств. - 2016. - № 4 (48). - С. 53-58.
Проблемы региональной идентичности рассматривались нами неоднократно [1-3]. Между тем обращение к природе, структуре, критериям региональной идентичности актуализируется в науке на фоне интенсивности социально-политических процессов современности.
Переформатирование системы внутри-российских и межгосударственных отношений, политическая конъюнктура, развитие гражданского общества и гражданской инициативы, сложносоставность и неоднозначность демократических процессов и пр. активизировали целенаправленную организацию и самоорганизацию российского культурного пространства, перекодирование и обновление диспозиций российских регионов и столиц. Российские территории в ходе динамичных процессов децентрализации страны заявили о себе как социокультурные индивиды с яркими и самобытными характеристиками.
Социокультурные регионы стали восприниматься как коллективная целостность, скрепленная региональным самосознанием и порожденной им региональной идентичностью
его засельщиков. На формирование региональной идентичности граждан России оказывают влияние различные факторы: особенности этнического, конфессионального, демографического состава населения соответствующей местности, уровень ее социально-экономического развития, степень привлекательности образа соответствующего региона в общественном сознании.
Между тем признание региональной идентичности как проявление российского «низового регионализма» не столь очевидно в отечественной науке. Так, например, Л. Смир-нягин авторитетно заявляет об аспатиальности (внепространственности) русской нации: «Русская культура издревле отличалась относительно слабыми реакциями на географические реалии - расстояния, рубежи, специфику места. Нелепо утверждать, что эти реакции отсутствуют вовсе, однако по сравнению со многими другими народами (например, с американским) у русских они явно ослаблены. Конечно, у них обычно есть четкое представление о своем конкретном местоположении в локальном масштабе, однако мезомасштаб, как правило,
53
остается пустым. Урал, Сибирь, Дальний Восток - все это макромасштаб, да и то очертания таких макрорегионов в общественном сознании расплывчаты. Неудивительно, что россиянин легко мирится с обозначением своего местожительства с помощью почтового паспорта, в котором указана просто ячейка административно-территориального деления. Это разумеется, не региональная идентичность, а ее суррогат» [9, с. 115].
Придерживающиеся другой точки зрения критически относятся к этой теории. В 2008 г. при поддержке Минрегиона России были проведены социологические исследования, показавшие, что масштабы роста региональной идентичности значительны, но существенно различаются по субъектам РФ. В качестве примера рассматривалось распределение мнений по вопросу о том, что респонденты вкладывают в понятие родина. Так, 49 % считают, что «родина - это страна Россия» (проявление общегражданской идентичности) и 46 % полагают, что «родина - это место моего рождения» (проявление региональной идентичности). Оба ответа одновременно дали только около 18 % респондентов. Сильнее всего, по данным опроса, региональная идентичность выражена в ряде национальных и автономных республик. Так, об этом заявила почти половина респондентов в Грозном (48 %) и практически столько же опрошенных в Якутске (43 %). В этих городах зафиксировано наименьшее количество тех, кто считает, что его родина - Россия (в Грозном - только 14,3 %, в Якутске - 17,1 %). Вторая группа регионов, выделенная по результатам опроса, отличается тем, что примерно треть опрошенных считают родиной место рождения, а не Россию, и менее половины респондентов назвали своей родиной всю страну (это жители городов Горно-Алтайска, Балаково, Омска, Сыктывкара, Сургута, Екатеринбурга, Архангельска). Третью группу составляют регионы, в которых доля респондентов, не признающих в качестве родины государство, не превышает четверти, а считающих своей родиной Россию - больше половины. Такие результаты были получены
при опросе жителей Оренбурга, Тулы, Пятигорска, Москвы. Таким образом, исследование показало, что в некоторых регионах региональная идентичность распространена заметно шире, нежели общегражданская. Вместе с тем зачастую имеет место ситуация, когда наряду с доминированием идеи о принадлежности к России, большое количество людей в регионе с этим утверждением не согласно (треть опрошенных) [6].
Можно говорить о различной степени идеологической напряженности проблемы региональной идентичности во временном и пространственном промежутках. Региональная идентичность, будучи составляющей полноценного гражданского сознания, обладает разной интенсивностью - от сильной до ослабленной, а совокупность российских идентичностей регионов создает «метапотен-циал» страны.
Социологи отмечают: наглядно видно, как вместе с региональной идентичностью укрепляется общегражданская. «В 90-е годы даже в Москве всего около 20 % ощущали себя россиянами. А сейчас социология показывает, что российскими гражданами себя чувствуют около 70 % опрошенных», - отмечает эксперт [6]. Можно добавить, что на фоне современных, в первую очередь внешнеполитических, событий в нашей стране 2014-2016 гг. этот показатель еще вырос.
В. Н. Стрелецкий называет исследования региональной идентичности «одним из очевидных полюсов роста», феноменом «полимасштабным, многоуровневым», «концентром» территориальной идентичности [10, с. 12-13].
Региональная идентичность - это не просто представление, кто мы, но и представление о том, какое мы имеем региональное сообщество. Пара «место - идентичность» конституирует социальное. В этом смысле органичен переход от региональной самоидентификации к региональной самоорганизации, которую ряд исследователей классифицирует как «низовой регионализм» [8]. Его активным проявлением в последнее десятилетие становится новое социальное явление, так
54
называемые вернакулярные районы и их сообщество.
Дословный перевод термина вернакуляр-ный район (от англ. Vernacular) - 'обыденный', 'народный', 'общеупотребительный', в противоположность «научному». Зачастую синонимами вернакулярного района становятся образный, неформальный, когнитивный, перцепционный, фольклорный, ментальный, будничный, местный, поверхностный и т. д.
Вернакулярный район - это район, выделяемый и осознаваемый прежде всего его непосредственными обитателями. Появление вернакулярных районов является подлинной естественной территориальной самоорганизацией общества, активно крепнущими многолинейными территориальными контактами. Вернакулярный район - это и сама территория, и ментальное представление обычных людей о данной территории, на основе которого они строят свое коллективное и индивидуальное поведение. В научной литературе он интерпретируется и как общепризнанный «народный» район в восприятии всего местного сообщества, и как ментальное восприятие отдельно взятого члена сообщества [4, с. 113].
Верификация вернакулярных районов началась в американской науке в 60-70-х гг. ХХ в. (У. Зелински [13], Т. Джордан [14] , К. Линч [5], Р. Хейл [15] и др.). Однако после 1980-1990-х гг. исследовательский интерес к данной теме стал угасать. Главная причина крылась в недостаточности классических методов географической науки при изучении подобных явлений, в недрах которой и зародилось изучение вернакулярных районов и их жителей как локалити и «локалов» [8, с. 104-105], т. е. места и тех, кто его населяет.
С 2000-х гг. наблюдается постепенное возвращение к тематике вернакулярных районов, в том числе и в отечественной науке - сначала географической, а теперь уже социологической и культурологической (Л. В. Смирнягин, С. Г. Павлюк, О. А. Лавренова, М. П. Крылов, Н. Ю. Замятина, Д. Н. Замятин, Р. Ф. Туровский, В. Н. Калуцков, В. В. Мирошниченко и др.).
Именно социокультурный подход позволяет понять смысловую глубину этого устоявшегося термина и явления. Согласно ему, вернакулярный район - не только территория и ментальные представления о ней жителей, ее населяющих, но и своеобразная часть общества, выделяемая жителями данной территории и их соседями по определенным признакам. Она является продуктом многолетнего опыта проживания людей в ландшафте, это результат их жизнедеятельности.
В качестве примеров российских вернаку-лярных районов, возродившихся или появившихся в обыденном сознании российского населения в последние десятилетия, можно назвать Мещеру, Полесье, Даурию, Бежецкий Верх, Оковский лес, Селигер (в Тверской области), Прихоперье (на стыке Волгоградской, Саратовской, Воронежской и Тамбовской областей), Муромские леса (на стыке Нижегородской, Владимирской, Рязанской областей и республики Мордовия), Кацкий стан (в Ярославской области) [8, с. 24-25] и мн. др. Мы стали свидетелями и того, что имя верна-кулярного района Югра вошло в официальное наименование административно-территориальной единицы - Ханты-Мансийского автономного округа.
Кроме того, в каждом городе присутствуют внутригородские «неофициальные» вер-накулярные районы, образ которых устойчиво существует в сознании горожан. Можно говорить о покрытии данными районами всей территории любого города. Выделяются они по-разным признакам, чаще всего - по названию географических объектов (элементов рельефа, водных объектов), улиц, остановок, магазинов и т. д. Например, каждый из 7 административных районов Челябинска включает в себя целый ряд вернакулярных: в Центральном - это Тарасовка, Шершни и др., в Советском - Мебельный, Карьер, АМЗ, Малиновка и др.; в Калининском - Колхозный, ЖБИ, Академ-Сити и др.; в Ленинском - Фатеевка, Смолео-зерный и др.; в Металлургическом - Каштак, Першино и др.; в Тракторозаводском - Кир-городок, Чурилово, Первоозерный и др.;
55
в Курчатовском - Градский Прииск, Красное поле, Шагол, Александровский и др.
Идентификация жителя с территорией вернакулярного района предполагает и перенос на него определенных качеств, указывающих на принадлежность к данному локальному сообществу: достаточно представить, например, разницу собирательных образов жителей Тарасовки и Ленинского района в Челябинске.
Методами распознавания и изучения особенностей вернакулярных районов являются социологические опросы населения, интервьюирование местных экспертов-краеведов и членов локальных сообществ, дешифрование информации интерактивных картографических веб-сервисов, таких как Викимапия (WikiMapia) в России [11] и «Народная перепись» (CommonCensus) в США [12], выяление так называемых зон тяготения, дающих представление о движении по территории людей, товаров или информации, нахождение артефактов, т. е. косвенных признаков в материальной культуре территорий для идентификации «родовых» культур, а также анализ средств массовой информации (типа справочников «Желтые страницы»), баз данных риелторских контор и рынка недвижимости. Разные методики тем не менее дают обычно одни и те же границы вернакулярного района, что свидетельствует о его объективации.
Вернакулярный район как проявление «низового регионализма» обладает рядом особенностей.
Во-первых, несмотря на субъективность восприятия населением вернакулярного района, он - объективное пространственное и социокультурное образование, обладающее глубоким практическим значением, используется в целях более точной привязки географического места к «мысленной» карте города. Посредством этой ментальной карты обычному горожанину достаточно представлять себе расположение неформальных районов, а «не иметь в голове точную карту города с нумерацией домов» [4, с. 118]. Важно отметить, что в этом смысле для вернакуляр-
ного района свойственен эффект замещения функций административных районов города, слабо обусловленных свойствами физического пространства [Там же].
Во-вторых, он имеет свой жизненный цикл, включающий в себя как реальное, так и латентное («спящее») состояние, которое однажды может быть «активировано». Так, например, С. Г. Павлюк отмечает, что «старинный топоним "Даурия", как мы убедились во время экспедиции в Бурятию, сильно потускнел и съежился до Читинской области» [8, с. 114]. Однако возможен и обратный процесс - возрождение в массовом сознании когда-то утраченного исторического имени территории (уже упоминаемая нами Югра).
В-третьих, вернакулярный район имеет разный масштаб - макро- (Урал, Сибирь, Поморье), мезо- (Селигер, Кацкий Стан, Прихо-перье), микро- (внутригородские или внутри-поселенческие вернакулярные районы) и даже наноуровень [7, с. 13], к нему, например, можно отнести Кировку в Челябинске - район с ярко выраженной индивидуальностью и самобытностью.
В-четвертых, особенность вернакулярных районов зачастую выявляется за счет «свободных» или «маргинальных» зон, которыми они могут перемежаться. При этом идентификационные черты населения данного района признаются и самими жителями, и их соседями.
В-пятых, выделение вернакулярного района может быть как итогом естественных социокультурных процессов, так и, частично, -социального проектирования, пиар-технологий позиционирующей, патриотической, репута-ционной и иной направленности.
Таким образом, вернакулярный район, основанный на представлениях самого общества об окружающем пространстве, является одним из форм развития российского «низового регионализма», фактором интенсификации социальных процессов и общественно-территориальной самоорганизации. В этом заключается значимый потенциал и ресурс его бытования и развития, а также необходимость его научных изысканий.
56
1. Казакова, Г. М. Культурные универсалии регионального менталитета / Г. М. Казакова // Вестник Челябинского государственного университета. - 2007. - № 4. - С. 45-54.
2. Казакова, Г. М. Российская региональная идентичность: современный культурологический дискурс / Г. М. Казакова // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. - 2008. -№ 6 (27). - С. 16-20.
3. Казакова, Г. М. Регион как социокультурный феномен: моногр. / Г. М. Казакова. - Москва: НОУ УРАО,
2013. - 164 с.
4. Карлова, Е. В. О связи географических границ городских вернакулярных районов с природными рубежами (на примере крупных городов) / Е. В. Карлова, С. В. Харченко // Региональные исследования. -
2014. - № 2 (44). - С. 112-123.
5. Линч, К. Образ города / К. Линч; пер. с англ. В. Л. Глазычев; сост. А. В. Иконников; под ред. А. В. Иконникова. - Москва: Стройиздат, 1982. - 414 с.
6. Образкова, М. Выбор между сибиряком и россиянином [Электронный ресурс] / М. Образкова // Независимая газета. - 2010. - 10 сент. - Режим доступа: http://www.ng.ru/regions/2010-09-10/5_motherland.html.
7. Павлюк, С. Г. Традиционные и исторические районы как форма территориальной самоорганизации общества: автореф. дис. ... канд. геогр. наук / С. Г. Павлюк. - Москва, 2007. - 27 с.
8. Павлюк, С. Г. Чувство места и низовой регионализм / С. Г. Павлюк // Отечественные записки. - Москва: Отечественные записки. - 2006. - Т. 32. - № 5. - С. 104-114.
9. Смирнягин, Л. Трансформация общественного пространства России / Л. Смирнягин // Отечественные записки. - Москва: Отечественные записки. - 2006. - Т. 32. - № 5. - С. 115-119.
10. Стрелецкий, В. Н. Культурный регионализм: сущность понятия, проблемы изучения и система индикаторов / В. Н. Стрелецкий // Псковский регионологический журнал. - Псков: Изд-во ПсковГУ, 2012. -№ 14. - С. 9-21.
11. Wikimapia: Опишем весь мир! [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://wikimapia.org.
12. CommonCensus: Народная перепись [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.Commo-ncensus.org.
13. Zelinsky W. 1996. Cultural geography of the United States. Englewood Cliffs NJ: Prentice Hall. (In Eng.).
14. Jordan T. 1978. Perceptual regions of Texas. Geographical Review. Vol. 68. No 3: 293-307. (In Eng.).
15.Hale R. N. 1971. Map of Vernacular regions in America. Minneapolis: University of Minnesota Press. (In Eng.).
Получено 11.11.2016
G. Kazakova
Doctor of Culturology, Professor, Chelyabinsk State Institute of Culture and Arts E-mail: [email protected]
REGIONAL IDENTITY, VERNACULARLY DISTRICT AND THE RUSSIAN "GRASSROOTS REGIONALISM"
Abstract. We are talking about a new social phenomenon - the growing Russian "grassroots regionalism " as one of the levels of regional identity; examines the criteria of regional identity; given the socio-cultural understanding of the concept of "vernacularly district" as a social result of constituting place and identity; highlights the phases of the historiography of the study of vernacular areas in foreign and Russian science; examines methods for their detection, including the possibility of Internet technologies; the example of Chelyabinsk are characterized by local vernacular areas; set out the key features and characteristics vernaculars area, such as the objectivity/subjectivity scale, life cycle, borders, etc.
67
Keywords: regional identity, "grassroots regionalism", vernacularly district, the "mental map" of the territory, spatialest
For citing: Kazakova G. 2016. Regional identity, vernacularly district and the Russian "grassroots regionalism". Culture and Arts Herald. No 4 (48): 53-58.
References
1. Kazakova G. 2007. Cultural universals of regional mentality. Bulletin of Chelyabinsk State University. No 4: 45-54. (In Russ.).
2. Kazakova G. 2008. Russian regional identity: contemporary cultural discourse. The Bulletin of the Moscow State University of Culture and Arts. No 6 (27): 16-20. (In Russ.).
3. Kazakova G. 2013. Region kak sotsiokul'turnyy fenomen [The region as a sociocultural phenomenon]. Moscow: The University of the Russian Academy of Education. 164 p. (In Russ.).
4. Karlova E., Kharchenko S. 2014. On relations of geographical boundaries of the urban vernacular regions and natural barriers (case study of big cities of the Central Russia). Regional research. No 2 (44): 112-123. (In Russ.).
5. Lynch K. 1982. Obraz goroda [The image of the city]. Glazychev V., translate; Ikonnikov A., comp. and ed. Moscow: Stroyizdat. 414 p. (In Russ.).
6. Obrazkova M. 2010 Sept 10. The choice between the Siberian and Russian [Electonic resource]. Nezavisimaya gazeta [Independent newspaper]. Available from: http://www.ng.ru/regions/2010-09-10/5_motherland.html. (In Russ.).
7. Pavliuk S. 2007. Traditsionnye i istoricheskie rayony kak forma territorial'noy samoorganizatsii obshchestva [Traditional and historic districts as a form of territorial self-organization of society]. Moscow. 27 p. (In Russ.).
8. Pavliuk S. 2006. A sense of place and grassroots regionalism. Otechestvennye zapiski [Notes of the Fatherland]. Vol. 32. No 5: 104-114. (In Russ.).
9. Smirniagin L. 2006. The transformation of the social space of Russia. Otechestvennye zapiski [Notes of the Fatherland]. Vol. 32. No 5: 115-119. (In Russ.).
10. Streletskiy V. 2012. Cultural regionalism: concept, research issues and basic indicators. Pskovskiy regionologicheskiy zhurnal [Pskov regionological magazine]. Pskov: Publishing house of Pskov State University. No 14: 9-21. (In Russ.).
11. Wikimapia: Opishem ves' mir! [Let's describe the whole world] [Electronic resource]. Available from: http://wikimapia.org. (In Russ.).
12. CommonCensus: Narodnaya perepis' [National census] [Electronic resource]. Available from: http://www.Commoncensus.org. (In Russ.).
13. Zelinsky W. 1996. Cultural geography of the United States. Englewood Cliffs NJ: Prentice Hall. (In Eng.).
14. Jordan T. 1978. Perceptual regions of Texas. Geographical Review. Vol. 68. No 3: 293-307. (In Eng.).
15.Hale R. N. 1971. Map of Vernacular regions in America. Minneapolis: University of Minnesota Press. (In Eng.).
Received 11.11.2016
58
