нка без коровы выкормишь - рот будет в масле, воспитаешь сироту - особой отдачи не жди»; «Не ожидай благодарности за доброе дело»; «От полученного даром сердце черствеет»; «У каждого пальцы к себе гнутся»; «Рука берущего длинней, чем дающего»).
Тематика социально-помогающих практик наиболее часта в кубанских пословицах и поговорках (5,04%), что может говорить о значимости данного аспекта в системе этнических ценностей (СПП+ встречаются чаще в 3,3 раза). При этом одобряется социально-бытовая помощь (1,83%) в отличие от экономической (0,62%). По концентрации темы социально-помогающих практик и преобладанию их положительной оценки в системе этнических ценностей население Кубани отличается от финно-угорских народов. Доминирует тенденция высоко оценивать помощь социальнобытовую и низко - экономическую. Это позволяет выдвинуть предположение о более высокой частоте социально-помогающих практик в южном регионе (Краснодарском крае), в сравнении с финно-угорской культурой.
Социально-помогающие традиции - значимый общественный продукт: чем реже он встречается в жизни людей и чем хуже его качество, тем менее благополучно и устойчиво общество. Поскольку традиционная культура имеет безавторское происхождение и передается путем устной и невербальной коммуникации, необходимы механизмы, преумножающие и сохраняющие информаци-
онное содержание стереотипов и моделей соци-ально-помогающего поведения. Требуется их осмысление и возвращение, модернизация в целях повышения качества жизни и утверждения позитивных жизненных стратегий современного человека.
Литература
1. Айзенштадт С. От поколения к поколению. М., 1956; Абдулкаримов Г. Теоретические проблемы актуальной этнополитики в России: этно-социология модернизации современной России. М., 2008; Традиции и инновации в современной России: социологический анализ взаимодействия и динамики. М., 2008.
2. Парсонс Т. О социальных системах. М., 2002. С. 109
3. Распоряжение Правительства Российской Федерации от 30.07.2009 № 1054-р об утверждении Концепции содействия развитию благотворительной деятельности и добровольчества в Российской Федерации. иЯЬ: http://www.inpravo.ru/ baza1/aut22/page9.htm
4. Ткаченко П. И. Кубанские пословицы и поговорки. Краснодар, 2008; Пословицы, поговорки и загадки Кубани. Краснодар, 2007; Даль В. И. Пословицы русского народа. М., 1993; Китиков А. Е. Пословицы и поговорки финно-угорских народов. Йошкар-Ола, 2004.
5. Глухова Н. Н. Системы ценностей финноугорского суперэтноса. Йошкар-Ола, 2009.
T. V. FOGEL. cuLTuRAL, TRADITIONAL AND ETHNIc resources
of socially-helping practice formation
The article reveals the basis of socio-helping practice formation, analyzes the degree of concentration of socially-helping activity in the system of values of different peoples.
Key words: socially-helping practice, traditions and customs, proverbs and sayings.
М. М. ШАХБАНОВА
РЕГИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ В СТРУКТУРЕ СОЦИАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ АНДО-ЦЕЗСКОЙ ЭТНИЧЕСКОЙ ГРУППЫ
Рассматривая особенности формирования региональной идентичности малочисленных дагестанских народов на основе результатов социологического исследования, автор статьи показывает актуализиро-ванность региональной (общедагестанской) идентичности у андо-цезской этнической группы.
Ключевые слова: андо-цезская группа, региональная идентичность, гражданская идентичность.
В настоящее время исследования по проблеме идентичности носят междисциплинарный характер и привлекают внимание широкой общественности. Изучаются механизмы социальной самоидентификации, которые основаны на выделении своей «группы», своей «культуры» как существенно значимого (отличительного) референта в социальном пространстве: «Выделяют понятие “социального Я” в структуре личности. Его отграничивают от “физического Я” и “духовного Я”:
“социальное Я”, т. е. представление индивида о себе как о социальном существе, формируется в процессе его общения с другими людьми на основе того признания, которое индивид получает от других» [1].
Возросший интерес к феномену идентичности обусловлен потребностью индивидов в самоидентификации. В условиях неопределенности человеку приходится искать опору своей идентичности, обращаясь к наиболее стабильным цен-
ностям (семья, этническая группа, малая родина). В настоящее время в полиэтнических обществах усиливается проблема совместимости локальной, этнической и региональной идентичности с национальной. Исследователи отмечают, что современная российская идентичность относительно малочисленных народов (в цивилизационных координатах) делится на несколько типов: общегосударственная, локально-региональная и этно-национальная. Усиление последней обусловлено рядом факторов:
- деструктивные процессы в общественном сознании малочисленных этносов в отношении к тому народу, к которому их причислили в силу объективных и субъективных причин;
- рост этнического самосознания при ярко выраженной национальной самоидентификации;
- усиление глобализационных процессов, угрожающих сохранению малочисленных этносов, страх «раствориться» в среде более крупных народов (в частности, для андо-цезов - в среде аварцев).
У андо-цезских народов актуализируется проявление множественной идентичности.
Первый уровень идентичности - этническая; второй - республиканская, региональная (общедагестанская). При рассмотрении этого уровня следует уточнить, что республиканская и региональная идентификация нами сознательно отождествляются, мы оставляем за рамками рассмотрения кавказский (северокавказский) уровень, по специфике близкий к региональной идентичности.
Региональный, республиканский (общедагестанский) уровень идентификации подразделяется нами на локальный (соотнесение себя с аварцами) и собственно региональный. Этно-дифференцирующими компонентами при рассмотрении республики, региона являются социальная общность, историческое происхождение, единая территория, особая форма хозяйствования, этнокультура и общее национальное самосознание. Третий уровень - локальная идентичность - подразумевает соотнесение себя с более крупным народом (аварцами).
Для российского общества на данном этапе важны исследования разных форм проявления социальной идентичности, в частности, региональной, что подразумевает многое - от выбора официальной региональной символики до формирования идеологии регионализма. Пристальное внимание к теме объясняется особой ролью, которую призвана сыграть региональная идентичность в качестве инструмента политической мобилизации (коллективных действий).
Региональная идентичность подразумевает соотнесение с определенной территорией (принадлежность к территории проживания становится для многих решающим критерием в определении своей новой социальной идентичности) [2], хотя очевидно, что актуализация феномена обусловле-
на целым рядом причин объективного и субъективного характера.
Перестроечный и постперестроечный периоды в истории российского общества сопровождались усилением региональной идентичности. По данным опросов Института социологии РАН, в 1992 году доля респондентов, идентифицировавших себя с «россиянами», составляла 71,3%, а по месту проживания («тот, кто живет в нашем городе или поселке») - 82,8 % [3]. Аналогичную картину дали исследования, проведенные среди молодежи Центром социологических исследований МГУ в 1997 году в 56 субъектах Российской Федерации. Результаты первого опроса показали: доля респондентов, готовых отождествить себя с региональной общностью, от 33% до 40%. Результаты второго исследования также свидетельствовали об усиление тенденций к региональной самоидентификации у граждан постсоветской России.
По мнению В. Я. Гельмана, в основе региональной идентичности лежит совокупность установок и ценностей индивидов и их общностей; возникновение и развитие феномена может быть объяснено и ситуационными, и историческими аспектами политической культуры. В ситуационном плане региональная идентичность приобрела особое значение из-за кризиса иных, в частности -общенациональных, черт идентичности в постсоветском обществе. Существовала потребность заполнить образовавшийся «вакуум» некими суррогатами, в том числе из области региональной политической мифологии [4].
В 2011 году мы провели социологическое исследование этнической идентичности малочисленных народов в районах их компактного проживания: Ахвахском (с. Карата, с. Тадмагитль), Ботлихском (с. Ботлих, с. Гагатли, с. Верхнее Го-добери), Цунтинском (с. Кидеро, с. Гутатли Генух, с. Зехида), Цумадинском (с. Верхнее Гаквари, с. Тинди, с. Хонох, с. Хварши, с. Тинди, с. Хушта-да), Чародинском (с. Арчиб), Хасавюртовском районах (с. Муцаул), Бежтинском участке (с. Беж-та, с. Гунзиб) и в г. Хасавюрт. В общей сложности было опрошено 1456 чел. Исследование имело целью определить место и особенности проявления региональной идентичности в структуре социальной идентичности у андо-цезской этнической общности.
Для выявления этого критерия в структуре самосознания респондентам предлагалось ответить на вопрос: «Кто Я?». Формулировка вопроса актуализировала и выявляла частотность этнической («я - андиец», «я - ботлихец» и т. д.), региональной («я - дагестанец») и гражданской самоидентификации («я гражданин - России»), так как «этническая и гражданская идентичности - важные показатели формирования новой общности» [5].
Респондентам также был задан вопрос: «Кем Вы, в первую очередь, ощущаете себя на терри-
тории Республики Дагестан?» Этнические андо-цезы отвечали, что осознают себя на территории республики: «представителем дагестанского народа» (39,6 %), «представителем своего и аварского народа» (28,1%), «россиянином» (16,9%) и «представителем только своего народа» (14,2%). Высокий процент отметивших последний вариант ответа зафиксирован у генухцев - 71,3; заметно ниже у других групп - 19,5 у ахвахцев и тиндин-цев, 18,6 - у хваршин, 16 - у ботлихцев. Позиция «Я представитель дагестанского народа» близка андийцам (54,5%), цезам (54%), бежтинам (51,6%), ахвахцам (44,1%), арчинцам (43,2%), бот-лихцам (42%) и тиндинцам (39%). Приоритетна в общественном сознании и двойная идентичность -«Я представитель своего и аварского народа» (72,6% каратинцев, 66,7% багулалов, 52,5% чама-лалов, 49% хваршин и 39% ботлихцев). На территории республики россиянами себя ощущают 46,7% гунзибцев, 31,3% цезов, 29,9% тиндинцев, 26,1% годоберинцев и 19,5% андийцев (по количеству ответов второе место после «Я представитель дагестанского народа»). По материалам опроса можно судить о своеобразии проявления разных уровней идентичности: в общественном сознании андо-цезских народов слабо проявляет себя гражданская идентичность, число идентифицирующих себя с гражданами всего государства также невысоко.
Одним из значимых факторов при выявлении региональной, этнической или гражданской идентичности выступает образовательный ценз. Солидарность с согражданами в большей степени характерна для респондентов со средним школьным (31%), в меньшей - для лиц с высшим образованием (14,5%). При этом у последних ощущение единства со всеми дагестанскими народами выражено сильнее (43,2%) при довольно слабом осознании себя в качестве «представителя только своего народа» (10,7%); у первых высока доля солидаризирующихся с «представителями только своего народа» (27,1%). Надо полагать, что ослабление позиций гражданской идентичности обусловлено социально-экономическими, политическими факторами преобразований постсоветского периода, которые негативно отразились на этнокультурном положении.
Для анализа сформированности (зрелости) региональной (общедагестанской) идентичности респондентам было предложено сопоставить по психологическим характеристикам представителей своей этнической группы с остальными дагестанскими народами. Полученные результаты свидетельствует о том, что региональная и этническая идентичности у андо-цезских народов заметно выражены: позицию «Мы по характеру точно такие же, как представители других национальностей Дагестана», выбрали 39,4% опрошенных; «мы по характеру немного другие» -46,9%; «Мы люди совершенно другого характера» утверждают 13,3%.
Из общего числа респондентов первую позицию разделяют: каратинцы (100%), генухцы (82,8%), арчинцы (55,6%), цезы (48%), тиндин-цы (44,2%), гунзибцы (38%); вторую - багулалы (75%), годоберинцы (71,7%), чамалалы (66,3%), ботлихцы (61%), андийцы (55,8%), хваршины (53,8%), бежтинцы (46,2%), гунзибцы (41,3%) и ахвахцы (39%). Велика доля тех, кому близок вариант «Мы люди совершенно другого характера»: ахвахцы (28,8%), ботлихцы (26%), тиндинцы (20,8%), бежтины (17,6%). Если в предыдущем опросе респонденты отдали предпочтение региональной идентичности, то в этом над общедагестанской превалировала собственно этническая. Желание противопоставить одну этническую общность другой свидетельствует об осознанном стремлении к самоидентификации (через суждение «немного другие»). Возрастным категориям «от 40 до 49 лет», «до 29 лет», «от 50 лет и выше» близка позиция «немного другие» - 45,2%, 49,1% и 57,1% соответственно. Исключение составила категория «от 30 до 39 лет»: респонденты констатировали, что они «точно такие же, как представители других национальностей Дагестана» (45,7%).
Массовое ощущение утраты социальной идентичности при разрушении системы устойчивых социальных ролей и статусов советского общества вызвало потребность в компенсации. В такой ситуации этническая идентичность становится своего рода «якорем», с помощью которого человек пытается найти свое место в новой системе социальных координат, стали наиболее явно фиксируемые (преимущественно описательные) признаки личности. К их числу можно отнести территориальность (самоопределение по месту проживания). Актуализацию региональной идентичности андо-цезов можно объяснить тем, что они не имеют в республике юридически закрепленного этнического статуса. Во время всеобщей переписи 2002 года они смогли де-факто определить свой этнический статус, записавшись не в число аварцев, а в число самостоятельных этнических образований - носителей специфической этнокультуры со своим этнонимом и пр. [6].
Гражданская идентичность есть базис социальной интеграции через определенные символы и ценности в политической, культурной, социально-экономических сферах. Общегосударственные символы слабо зафиксированы в сознании андо-цезских народов: лишь 2,5% опрошенных придают значение таким понятиям, как «флаг, герб и гимн России». Становление российской, в том числе и дагестанской идентичности происходит в поликультурной и мультиэтнической среде при усилении миграции, возрастающем процессе этнического самоопределения, что актуализирует необходимость сформировать оптимальную модель идентичности в Дагестане.
Сделаем выводы. У представителей андо-цезской общности наметилась следующая тен-
денция: этнонациональная идентичность переориентируется от государственно-гражданской к дагестанской (актуализация региональной идентичности у андо-цезов проявляется в форме осознания себя, в первую очередь, представителем дагестанского народа). Длительное совместное проживание на относительно небольшой территории обусловливает приоритет общедагестанской идентичности в общественном сознании этих народов.
Однако внутри андо-цезской общности наблюдается расхождение во мнениях: с одной стороны, они отождествляют себя с дагестанскими народами и придают мало значимости суждению «Я представитель только своего народа», с другой -осознают себя представителем особой этнической группы («Мы немного другие»).
Менее актуализированной оказалась гражданская идентичность: в этнической группе респонденты слабо осознают свое единство со всеми российскими гражданами. Это, скорее всего, объясняется характерной для андо-цезов многоступенчатостью проявления идентичности (в первую очередь - на уровне этнической общности, и только затем - на республиканском и локальном уровне: собственно российская идентичность занимает четвертую позицию).
Литература
1. Андреева Г. М., Богомолова Н. Н., Петровская Л. А. Современная социальная психология на Западе. М., 1978. С. 209.
2. Новикова О. С. Особенности формирования региональной идентичности // Вектор идентичности на постсоветском пространстве. Ростов, 2007. С. 181.
3. Данилова Е. Проблемы социальной идентификации населения постсоветской России // Экономические и социальные перемены: информ. бюл. Всерос. центра изучения обществ. мнения. 1997. № 3. С. 32.
4. Гельман В. Я. Политические элиты и стратегия региональной идентичности // Журнал социологии и социальной антропологии. 2003. Т. 6. № 2. С. 94.
5. Снежкова И. А., Москаленко Н. П., Чебанюк Е. Ю. Образ России и Украины в контексте геополитических изменений // Этнографическое обозрение. 2009. № 2. С. 77.
6. Материал Миннацинформвнешсвязи Республики Дагестан к Единому информационному дню, посвященному вопросам реализации Закона РД «О программе развития национальных отношений в РД на 2008-2010 годы» // Материалы по вопросам развития национальных и межнациональных отношений в Республике Дагестан. Махачкала, 2008. С. 121.
M. M. shakhbanova. regional identity IN the structure OF social identity OF ANDO-TsEZ ETHNK group
Considering the peculiarities of formation of regional identity of Dagestani peoples relying on the results of sociological research, the author of the article reveals the actualization of regional (generally Daghestani) identity of Ando-tsez ethnic group.
Key words: Ando-tsez group, regional identity, civil identity.