CC BY
233
ЗАОЧНЫЙ КРУГЛЫЙ СТОЛ «НОВЫЙ УГОЛОВНЫЙ КОДЕКС РОССИИ: КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ И ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ»
Ю.В. Голик *, А.И. Коробеев**
РЕФОРМА УГОЛОВНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА РОССИИ: БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?***
Аннотация. В статье анализируется состояние современной уголовно-правовой политики России в сфере законотворчества. Оно характеризуется, во-первых, отсутствием четко сформулированных и принятых на соответствующем уровне концептуальных основ политики государства в сфере борьбы с преступностью в целом; во-вторых, наличием отдельных идей, неких векторов в развитии стратегии и тактики борьбы с преступностью, спонтанно возникающих директив, которые исходят от властных структур и весьма противоречиво и непоследовательно реализуются в реальной действительности; в-третьих, деструкцией и десистематизацией уголовного закона, которые стали результатом бесконечной череды изменений и дополнений, внесенных законодателем в Уголовный кодекс. В статье отмечается, что в настоящее время в России назрела настоятельная необходимость в срочном изменении сложившейся ситуации. Отправными, исходными, ключевыми моментами должны быть разработка, принятие и закрепление в соответствующем нормативном документе концептуальных основ политики современного российского государства в сфере борьбы с преступностью. Без создания такой концепции уголовно-правовую политику России не вывести из анабиоза, не преодолеть застойности в ее развитии. Отсутствие концептуальных основ стратегии и тактики борьбы с преступностью будет по-прежнему обрекать нас наблюдать законодательную клоунаду по превращению Уголовного кодекса России в абсолютно бессистемный конгломерат облеченных в закон, но оторванных от науки и жизни идей и фантазий его проектантов. Единственный путь избежать этого — создать Доктрину уголовного права. С нее должны начинаться более развернутые документы (концепции, основные направления и т.д.). Она будет служить основой и ориентиром для законопроектной работы, для правоприменительной практики, для научных
© Голик Ю.В., 2014
* Голик Юрий Владимирович — доктор юридических наук, профессор, зав. кафедрой правовых средств
борьбы с преступностью Европейского Института JUSTO.
[ygolik@list.ru]
125130, Россия, г. Москва, 6-й Новоподмосковный переулок, д. 6. © Коробеев А.И., 2014
** Коробеев Александр Иванович — доктор юридических наук, профессор, зав. кафедрой уголовного права
и криминологии Дальневосточного Федерального университета.
[akorobeev@rambler.ru]
690000, Россия, Приморский край, г. Владивосток, пос. Аякс, капус ДФВУ, корпус D (Юридическая школа).
*** Научные результаты получены в рамках выполнения государственного задания Министерства образования и науки Российской Федерации, задание № 29.763.2014/К.
исследований в сфере борьбы с преступностью, для проведения организационных изменений. Особое внимание в статье уделено проекту Концепции уголовно-правовой политики.
Ключевые слова: уголовное законодательство, уголовное право, доктрина, уголовно-правовая политика, концепция, теория криминализации и пенализации, общественно опасные деяния, стратегия и тактика борьбы с преступностью, реформа УК РФ, законопроектные работы.
«Цель издания законов двоякая: одни издаются для вящего народов и стран устроения, другие — для того, чтобы законодатели не коснели в праздности».
М.Е. Салтыков-Щедрин
Современное состояние уголовно-правовой политики России характеризуется, во-первых, отсутствием четко сформулированных и принятых на соответствующем уровне концептуальных основ политики государства в сфере борьбы с преступностью в целом; во-вторых, наличием отдельных идей, неких векторов в развитии стратегии и тактики борьбы с преступностью, спонтанно возникающих директив, которые исходят от властных структур и весьма противоречиво и непоследовательно реализуются в реальной действительности; в-третьих, деструкцией и десистематизацией уголовного закона, которые стали результатом бесконечной череды изменений и дополнений, внесенных законодателем в Уголовный кодекс РФ.
По справедливому мнению большинства отечественных правоведов, современная российская уголовно-правовая политика испытывает, мягко говоря, симптомы кризиса. По этому поводу в одной из своих публикаций мы даже задавались вопросом: «Может ли испытывать "симптомы кризиса" то, чего не существует?»1. Как бы там ни было, она на глазах регрессирует и находится сейчас в фазе застоя2.
Между тем тенденции российской преступности настолько неблагоприятны, что многие криминологи вполне резонно утверждают: преступность создает угрозу национальной безопасности России, а сама она постепенно превращается в криминальное государство. На этом фоне особое значение приобретают разработка и реализация
1 Голик Ю., Коробеев А., Мысловский Е. Может ли испытывать «симптомы кризиса» то, чего не существует? (Заметки на полях книги: Алексеев А.И., Овчинский В.С., Побегайло Э.Ф. Российская уголовная политика: преодоление кризиса. М., 2006. 144 с.) // Уголовное право. 2007. № 1. С. 137-141.
2 Алексеев А.И., Овчинский В.С., Побегайло Э.Ф. Российская уголовная политика: преодоление кризиса. М., 2006; Гаврилов Б.Я. Современная уголовная политика России: цифры и факты. М., 2008; Лопашенко Н.А. Уголовная политика. М., 2009; Современные проблемы уголовной политики: материалы IV Международной науч.-практ. конференции (27 сентября 2013 г.): в 3-х т. Краснодар, 2013; Бабаев М.М., Пудовочкин Ю.Е. Проблемы российской уголовной политики. М., 2014.
именно концептуальных основ политики государства в сфере борьбы с преступностью.
Но пока таких концептуальных основ в виде соответствующего нормативного акта нет. Зато есть масса политико-правовых, нормативных и правоприменительных проблем, которые привели к современному кризису уголовно-правовой политики России. Вот как классифицируют эти проблемы отечественные правоведы:
— отсутствие явно выраженной цели уголовно-правовой политики и связанная с этим бессистемность и разнонаправленность изменений и дополнений уголовного закона;
— криминологическая и социальная необоснованность целого ряда нормативных предписаний уголовного закона;
— низкое качество юридической техники уголовного закона, внутриотраслевые и межотраслевые коллизии уголовного законодательства, отсутствие четкой концепции системы источников уголовного права;
— неполное соответствие российского уголовного законодательства и практики его применения международно-правовым стандартам безопасности и прав человека;
— противоречивость и непоследовательность в определении оснований уголовной ответственности, отсутствие четких критериев разграничения преступлений и иных правонарушений;
— одновременная пробельность и избыточность криминализации деяний, отсутствие явных приоритетов уголовно-правовой охраны;
— отсутствие последовательной нормативной и теоретической концепции содержания и формы уголовно-правовой реакции на преступление, соотношения наказания и иных мер уголовно-правового характера;
— широкие, вплоть до непозволительного, рамки судейского усмотрения не только при определении меры уголовного наказания, но и при определении оснований уголовной ответственности;
— несоответствие декларируемых целей уголовного наказания реальным возможностям в их достижении, ущербность системы наказаний;
— несогласованность частноправовых и публично-правовых начал уголовно-правового регулирования, нерешенность до конца вопроса об уголовно-правовом статусе потерпевшего от преступления;
— несогласованность положении о неотвратимости и целесообразности уголовного преследования и уголовной ответственности;
— недостаточность научного сопровождения законотворческого процесса, отсутствие системы экспертных оценок законопроектов3. Особенно наглядны изъяны уголовно-правовой политики в сфере именно законотворчества. К настоящему моменту в Уголовный кодекс России в том или ином виде внесено уже более одной тысячи изменений. Это означает, что в некоторые статьи УК изменения вносились неоднократно, а в отдельные — по пять-семь раз. Иногда поправки в УК шли от российского парламента сплошной чередой. Разумеется, такая работа наших законопис-цев не могла не отразиться на качестве Уголовного кодекса. Из первоначально цельного и системного акта он превратился в некое подобие лоскутного одеяла, наполнился внутренними противоречиями, стал включать в себя совершенно ненужные для него нормы. Более того, порой казалось, что есть такие вещи, которые невозможно «протащить» в уголовный закон, ибо нельзя в него «впихнуть невпихиваемое». Но нет. У законодателя все получалось.
Целой серией федеральных законов в 20102014 гг. в Уголовный кодекс России были внесены очередные серьезные изменения, касающиеся сферы как криминализации (декриминализации), так и пенализации (депенализации).
Отдельные из этих нововведений можно было бы только приветствовать, если бы имелась уверенность в том, что законопроектные работы базировались на строго научной основе, прошли криминологическую экспертизу, учитывали все те требования, которые разработаны теорией криминализации и пенализации и предъявляются к такого рода деятельности. Однако хорошо известно другое: и проектанты уголовного закона, и сам законодатель в своей нормотворче-ской практике по-прежнему опираются на все что угодно, но только не на теорию криминализации и пенализации общественно опасных деяний как ключевой элемент российской уголовно-правовой политики. Отсюда мы и имеем в России тот уголовный закон, который имеем: бессистемный, фрагментарный, внутренне разбалансирован-ный, внешне аморфный. Налицо, таким образом, кризисные явления не только в отечественном уголовном праве как отрасли права, но и в уголовно-правовой политике в целом.
Очевидно, что и все вновь принятые поправки не привели его (уголовный закон) в более или менее пристойный вид. Слишком заметны в них элементы конъюнктуры и сиюминутности, стремление любой ценой и в максимально
3 Современная уголовная политика: поиск оптимальной модели: материалы VII Российского конгресса уголовного права (31 мая — 1 июня 2012 г.). М., 2012.
сжатые сроки «разгрузить» российские тюрьмы, снять таким способом бремя финансового гнета и бюджетных затрат на экономику страны. В конечном счете уголовный закон обесценился, его поразила гиперинфляция.
Особенно вопиющие изъяны действующего пока УК РФ мы усматриваем в следующем:
1. Снятие нижнего порога наказания в виде лишения свободы в санкциях 68 статей УК РФ в 2011 г. привело к тому, что институт «судейского усмотрения» превратился, по сути, в «судебный произвол». Нигде в мире у суда нет возможности за тяжкое преступление назначать наказание в виде лишения свободы на срок от 2-х месяцев до 15-ти лет (ч. 4 ст. 111, ч. 3 ст. 186 УК РФ).
2. Предоставление же судам (п. 6 ст. 15 УК РФ) возможности по своей прихоти менять категоризацию преступлений поставило их (суды) на один уровень с самим законодателем, ибо теперь они уже сами вправе осуществлять частичную декриминализацию и депенали-зацию некоторых категорий преступлений. Все это создало доселе невиданные предпосылки для коррупции в сфере осуществления уголовного судопроизводства.
3. Кодекс разбух до неприличия в результате мутного вала нескончаемой криминализации (за 17 лет действия УК РФ осуществлено свыше 60 актов криминализации). Робкие же попытки законодателя «посадить» УК РФ на «кремлевскую диету» (за тот же период времени — всего 13 актов декриминализации) не увенчались пока ничем более остроумным, чем декриминализацией клеветы и оскорбления. Но и эта акция осуществлена очень коряво. Во-первых, отнюдь не бесспорна сама идея признать уголовно ненаказуемыми эти в общем-то классические виды преступлений против свободы, чести и достоинства личности, оставив в неприкосновенности массу других квази- и эрзацпреступлений. Во-вторых, «изгнав» из Кодекса ст. 129, 130, 289, ст. 319 (Оскорбление представителя власти) законодатель «пожалел» и оставил в УК. Что это: обычный «зевок» нормотворца или неуклюжая попытка (в нарушение принципа равенства граждан перед законом) сохранить статью для защиты с помощью уголовной репрессии «униженного и оскорбленного» чиновничества? В-третьих, метаморфоза с исчезновением из УК клеветы как преступного деяния при одном Президенте и «реинкарнацией» этого преступления через шесть месяцев при другом Президенте России также свидетельствует о «немощности» законодательной ветви власти.
4. Казуистический способ описания уголовно-правового запрета, к которому все чаще стал
прибегать в последние годы российский законодатель, отбрасывает нас к временам Русской Правды. Если заглянуть в ее Краткую редакцию (1054 г.), то уже там увидим: «А оже украдуть чюжь пес, любо ясреб, любо сокол ...» (ст. 37), «Оже сено крадуть ...» (ст. 39). В Пространной редакции (1113 г.) этот перечень расширяется. Но в те времена так поступали все законодатели того периода («Саксонское Зерцало», «Каролина») и в даже более ранние — библейские времена. Чего, например, стоит одна из заповедей Моисеевых: «Не желай дома ближнего своего, не желай жены ближнего своего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего». С тех пор минули столетия — постоянно развивающаяся теория разделила уголовный закон на Общую и Особенную части, научила законодателя конструировать нормы с основным составом и специальным. Специальные с точки зрения законодательной техники стали вводить, когда хотели подчеркнуть значимость охраняемого объекта либо повысить карательную составляющую за совершение подобного рода деяния, либо, наоборот, понизить.
Рецепция казуистических способов и методов формулирования уголовно-правовых запретов современным российским законодателем захламляет Кодекс громоздкими, неудобоваримыми статьями, дублирующими друг друга и при этом «растворяющимися» в общих нормах. Наглядный пример — вивисекция мошенничества, предпринятая законодателем в 2012 г. Раскассировать мошенничество на конкретные шесть видов, оставив в неприкосновенности его общий состав, это все равно, что, сохранив общую норму об изнасиловании, предусмотреть уголовную ответственность за изнасилование отдельно взятых Маши, Даши, Глаши, Наташи и далее по списку женских имен. 5. Плохо срытый лоббизм в сфере уголовного законотворчества особенно заметно проявился в отношении конфискации имущества, которая вначале была исключена из УК РФ как вид наказания, а затем вновь возвращена в лоно уголовного права, но уже как иная мера уголовно-правового характера (фактически не применяемая в судебной практике). С отменой конфискации как вида уголовного наказания в России во многом утратила свою силу превентивная функция уголовного закона. Ведь ясно, что современные экономические и должностные преступники боятся не привлечения к уголовной ответственности, не осуждения как такового, а конфискации имущества, оставляющей их лишь с «потребительской корзиной» как у большинства рядовых законопослушных граждан. Вот по-
чему в отечественной литературе высказана пока еще никем не опровергнутая гипотеза, что исключение в 2003 г. из «лестницы наказаний» конфискации имущества есть такой пример «неприкрытого и демонстративно-вызывающего лоббирования интересов экономической преступности в уголовном законодательстве, которого не было за всю историю существования русского и российского уголовного права»4.
6. В ноябре 2009 г. под предлогом борьбы с организованной преступностью в ч. 4 ст. 210 УК вводится понятие «лицо, занимающее высшее положение в преступной иерархии», что противоречит элементарному здравому смыслу (не может государство «именем Российской Федерации» присваивать кому бы то ни было звание «вора в законе»!). Такой законодательный пассаж сделал труднодостижимой задачу привлечения к уголовной ответственности по этой норме настоящих преступных авторитетов: ни одно лицо из числа «высших иерархов» преступного мира по сию пору по данной статье не осуждено.
7. В июле 2010 г. под предлогом борьбы уже с рейдерством УК пополняется несколькими составами квазипреступлений (например ст. 1855), которые оказываются совершенно бесполезными для достижения продекларированных целей, а если квалификация действий виновных все же оказывается произведенной по этим статьям, то ответственность наступает более мягкая, чем по общей норме. Так зачем было «огород городить»?
8. Федеральным законом от 4 мая 2011 г. введена ч. 5 ст. 2911 УК, которая устанавливает ответственность за обещание или предложение посредничества во взяточничестве. В таких случаях достаточно было квалификации по ч. 1-4 данной нормы, применяемых со ссылкой на ч. 1 ст. 30 УК. Более того, обещание посредничества стало наказуемо максимально лишением свободы на срок до семи лет, а само посредничество — на срок до пяти лет. Кроме того, криминализация обещания или предложения посредничества во взяточничестве не согласуется с принципом вины, предполагающим неразрывную взаимосвязь субъективных и объективных признаков преступления, а следовательно, противоречит принципам субъективного вменения и законности, исключающим объективное вменение и ответственность за «голый умысел».
9. Одной из разновидностей преступления, предусмотренного п. «в» ч. 2 ст. 105 УК, до
4 Самый гуманный УК в мире // Известия. 2004. 6 марта. См. также: Мартыненко Э.В. Конфискация имущества в дей-
ствующем российском уголовном праве. М., 2011. С. 3-5; Ло-пашенко Н.А. Конфискация имущества. М., 2013.
недавнего времени было убийство, сопряженное с захватом заложника. Однако Федеральным законом от 27 июля 2011 г. упоминание о нем из п. «в» ч. 2 ст. 105 УК изъято, зато в ст. 206 УК появилась ч. 4, предусматривающая ответственность за захват заложника, повлекший умышленное причинение смерти человеку. Тем же законом аналогичный квалифицирующий признак включен в состав террористического акта (п. «б» ч. 3 ст. 205 УК) и диверсии (ч. 3 ст. 281 УК). В результате была получена не только сопряженность убийства с другими преступлениями (тем же похищением человека), но и сопряженность иных преступлений (того же захвата заложника) с убийством. Признать оправданной такую законодательную метаморфозу не представляется возможным, ибо согласно изначальной идеологии УК (вытекающей, кстати, из соответствующих положений Конституции РФ) убийство является самым тяжким преступлением, а теперь это самое тяжкое деяние стало вдруг всего лишь квалифицирующим признаком менее тяжкого преступления. Возникает в этой связи и такой вопрос: требуется ли в случаях захвата заложника или террористического акта и умышленного причинения смерти дополнительная квалификация по признакам убийства? Если брать за основу подход, применение которого сохраняется для других пунктов ч. 2 ст. 105, где имеется указание на сопряженность, а также если сравнить санкции упомянутых норм, то, безусловно, требуется. Но тогда остается неясным сам смысл внесенных в ст. 205 и 206 УК изменений. И действительно: гораздо логичнее было бы не только сохранить в п. «в» ч. 2 ст. 105 УК «захват заложника», но и включить в него террористический акт и диверсию как сопряженных с убийством преступлений.
10. Неоднократная «переверстка» законодателем ст. 135 УК (Развратные действия) не привела к желаемому результату: норма по-прежнему остается внутренне противоречивой. Простым составом признается совершение развратных действий в отношении лица, не достигшего шестнадцатилетнего возраста (ч. 1 ст. 135 УК), квалифицированным — совершение тех же действий в отношении лица, достигшего двенадцатилетнего возраста, но не достигшего возраста 14-ти лет (ч. 2 ст. 135 УК). Спрашивается, как при такой неуклюжей конструкции нормы квалифицировать развратные действия в отношении 10-летнего потерпевшего? Законодатель отвечает на этот вопрос: он предлагает квалифицировать такие действия как изнасилование или насильственные действия сексуального характера, что хотя и предусмотрено примечанием к ст. 131 УК, но совершенно не
вписывается ни в понятие «изнасилование», ни в категорию «насильственные действия сексуального характера».
11. Федеральным законом РФ от 3 февраля 2014 г. внесены изменения в недавно принятую ст. 2631 УК (Нарушение требований в области транспортной безопасности). В результате в этой статье обнаруживается доселе невиданный в отечественной нормотворческой практике уголовно-правовой феномен: соучастие в неосторожном преступлении. Дело в том, что в ч. 1 и 2 ст. 2631 УК сформулированы два простых материальных состава преступлений, каждое из которых является в целом неосторожным. А в ч. 3 и 4 установлена уголовная ответственность за совершение тех же самых деяний «группой лиц по предварительному сговору» и «организованной группой». Признать, что в России возможно совершение неосторожного преступления с указанными формами соучастия, значит сделать примерно то же самое, что «учудили» в свое время законодатели некоторых других стран мира, провозгласившие преступным «неосторожный дипломатический шпионаж» (ч. 3 ст. 267 УК Швеции), «неосторожное ложное показание» (ст. 3 гл. 15 УК Швеции), «неосторожное приобретение похищенного имущества» (§ 303 УК Дании).
На опасность волюнтаристского подхода к процессу принятия уголовно-правовых норм обращал внимание еще К. Маркс, когда писал, что «само по себе право не только может наказывать за преступления, но и выдумывать их». К подобной умозрительности в правотворчестве приводит забвение известного положения о том, что «законодательная власть не создает законов, она лишь открывает и формирует их», что «законодатель ... должен смотреть на себя как на естествоиспытателя»5.
12. Один из последних гвоздей в крышку гроба российской уголовно-правовой политики «с человеческим лицом» чуть было не был вбит Федеральным законом РФ от 29 февраля 2012 г. № 14-ФЗ (в народе именуемом «О педофилах»). Предложение включить в него возможность применения к этой непочтенной публике так называемой «химической кастрации» можно расценивать как возврат к средневековому прошлому, как рецепцию членовредительских (причем в буквальном смысле этого слова) видов наказания. Предложение не прошло. Пока.
Череду законодательных глупостей и нелепостей можно было бы продолжить (и мы сделаем это чуть позже). Но и так ясно, что инфляционные процессы в сфере уголовного нормотворчества
5 Подробнее об этом см.: Полный курс уголовного права: в 5 т. Т. I. Преступления и наказание. СПб., 2008. С. 81-82.
уже привели к тому рубежу, за которым находится полная деструкция уголовного права.
Продолжающаяся гиперинфляция уголовного закона обесценит его до такой степени, что рано или поздно этот закон придется девальвировать, т.е. разрабатывать и принимать абсолютно новый УК. И это очевидно.
Ответить на вопрос: «Когда это произойдет?» — гораздо сложнее. То упоение, с каким отечественный законодатель кроит и перекраивает действующий УК, оставляет мало шансов на надежду, что это свершится в ближайшем будущем. Скорее наоборот: агония затянется. Получаемое удовольствие от никем и ничем необузданной «кройки и шитья» сродни наркоподобному эффекту. Его поддержание на достигнутом уровне требует все новых доз (в нашем случае — новых законопроектов).
И за ними дело не станет. Уже сейчас в «законодательном портфеле» Госдумы РФ «томятся» такие «интересные» законодательные инициативы, как предложения понизить возраст уголовной ответственности с 14-ти до 12-ти лет, ввести уголовную ответственность близких родственников лица, совершившего преступление, предусмотреть уголовную ответственность за:
1) бездоказательную критику, в том числе в Интернете;
2) лазерное хулиганство (ослепление летчиков лазерными указками);
3) пропаганду гомосексуализма;
4) публичные призывы или публичное оправдание осуществления половых сношений или иных действий сексуального характера;
5) изнасилование, совершенное в отношении лиц иной национальности;
6) получение иностранным гражданином или иным лицом без гражданства разрешения на временное проживание в Российской Федерации путем заключения фиктивного брака;
7) нарушение правил содержания и выгула животных;
8) половое сношение с животным.
Справедливости ради следует заметить, что
и представители науки грешны в подаче всевозможных нелепых предложений, требующих, на их взгляд, нормативного закрепления. Нам несколько раз приходилось слышать и читать «научные» предложения об установлении уголовной ответственности за сглаз, наговор, наведение порчи и прочую чертовщину.
По прочтении изложенного на ум приходит еще один афоризм, принадлежащий перу М.Е. Салтыкова-Щедрина, а именно: «Российская власть (в том числе и законодательная ее ветвь. — Ю.Г., А.К.) должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления».
Таким образом, сегодня на наших глазах искусственно конструируется какой-то новый Уго-
ловный кодекс, напрочь лишенный научного, криминологического, политологического и любого другого обоснования, круто замешанный на политической конъюнктуре, патологическом стремлении достичь любыми путями сиюминутных целей, абсолютном игнорировании мнения профессионалов. Этот новый уголовный закон сплошь и рядом противоречит сам себе, нарушает все правила кодификации, делает невозможной грамотную (законную!) квалификацию преступлений, использует неизвестные доселе понятия и обороты, игнорирует элементарную последовательность и логику в изложении и т.д. Все это реально и объективно резко снижает эффективность уголовного закона, препятствует делу борьбы с преступностью. Положение дел ухудшается буквально на глазах.
В настоящее время в России назрела настоятельная необходимость в срочном изменении сложившейся ситуации. Представляется, что отправными, исходными, ключевыми моментами здесь должны быть разработка, принятие и закрепление в соответствующем нормативном документе концептуальных основ политики современного российского государства в сфере борьбы с преступностью. Без создания такой концепции уголовно-правовую политику России не вывести из анабиоза, не преодолеть застойности в ее развитии. Отсутствие концептуальных основ стратегии и тактики борьбы с преступностью будет по-прежнему обрекать нас наблюдать законодательную клоунаду по превращению Уголовного кодекса России в абсолютно бессистемный конгломерат облеченных в закон, но оторванных от науки и жизни идей и фантазий его проектантов.
Единственный путь избежать этого — создать Доктрину уголовного права. С нее должны начинаться более развернутые документы (концепции, основные направления и т.д.). Она будет служить основой и ориентиром для законопроектной работы, для правоприменительной практики, для научных исследований в сфере борьбы с преступностью, для проведения организационных изменений.
Такой опыт нормативного регулирования у нас в стране есть. В 2000 г. Указом Президента России была утверждена Военная доктрина РФ. Через десять лет она была пересмотрена, уточнена и утверждена заново. Правовой основой для этой работы послужила Конституция РФ (п. 3 ст. 83). Результаты, с точки зрения нормативного регулирования государственного строительства, насколько нам известно, позитивные. Этот опыт следует использовать. Как доктрину национальной безопасности следует рассматривать и «Стратегию национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года», утвержденную Указом Президента РФ в 2009 г.
Доктрина имеет научную основу и выглядит как система научно-политических тезисов, учитывающих текущую и прогнозируемую криминологическую ситуацию. Доктрина должна служить фундаментом при разработке Концепции борьбы с преступностью. Такой подход позволит усилить роль взаимодействия теории уголовного права и практики его применения.
Доктрина уголовного права как система официальных государственных положений должна служить основным документом стратегического планирования и государственного строительства при разработке проектов всех изменений, вносимых в Уголовный кодекс, всех мер борьбы с преступностью. Все остальные документы должны строиться на основе Доктрины и носить тактический характер, быть более мобильными и оперативными.
ЗадачиДоктрины. Их несколько:
— формирование основных принципов уголовного права;
— формирование инструментария уголовного права;
— влияние на формирование методологических основ принятия управленческих решений в сфере борьбы с преступностью;
— влияние на формирование программ в сфере борьбы с преступностью (краткосрочные и долгосрочные программы борьбы с преступностью, как федеральные, так и региональные и др.);
— формулирование четкого понятийного аппарата, используемого в уголовном праве (единство и унификация понятийного аппарата — один из способов повышения эффективности правовых норм);
— способствование формированию устойчивого правового поля внутри страны и устойчивого правового пространства в межгосударственных отношениях, касающихся сферы борьбы с преступностью;
— влияние на выработку направлений научных исследований;
— влияние на определение основных показателей эффективности правоприменительной практики в сфере борьбы с преступностью. Содержание Доктрины. Уголовное право
зародилось и развивается как право защиты, охраны. Основные объекты охраны: человек, государство, общество. Все остальные (собственность, общественный порядок, общественная безопасность и пр.) производны от этих трех и существуют как объекты уголовно-правовой охраны только благодаря им, поэтому специального выделения в Общей части УК не требуют (их присутствие является избыточным и только мешает развитию и функционированию уголовного закона). Даже окружающая среда, которая существует на определенной территории и, сле-
довательно, находится под юрисдикцией определенного государства, ряда государств либо всего мирового сообщества. Вся детализация объектов происходит в Особенной части. При этом следует исходить из того, что общественная значимость родового объекта уголовно-правовой охраны определяется не порядковым номером главы Особенной части, а степенью ее правовой разработки.
Уголовное право — карательная отрасль права. Любые разговоры о либерализации уголовного права политически и юридически несостоятельны. Отрицание принципиальной возможности либерализации уголовного права не исключает необходимости гармонизации (внутренней и межотраслевой) и гуманизации всей отрасли и отдельных ее институтов и норм. Все текущие изменения уголовного законодательства должны учитывать эти посылы.
Цель уголовного права — активное противодействие преступности, создание условий, делающих невозможным выход преступности за определенные социальные рамки.
Уголовное право формируется и развивается в русле карательной политики государства. Основной метод уголовного права — принуждение (наказание есть мера государственного принуждения). Принуждение должно быть законным, обоснованным, справедливым и неотвратимым. Оно должно быть также целесообразным. Обязательно необходимо использовать прогрессивную систему исполнения наказания (при «плохом» поведении виновного степень принуждение усиливается, при «хорошем» — снижается).
Признание принуждения основным методом усиливает необходимость более широкого использования в уголовном праве поощрения. Без принуждения уголовное право перестает быть правом как таковым, а без поощрения вся система уголовной юстиции теряет смысл, ибо все усилия по исправлению преступников и возвращению их к честной законопослушной жизни становятся откровенно бессмысленными.
Признание принуждения и поощрения методами уголовно-правового регулирования требует их системного оформления и закрепления в нормах УК.
Ревизия системы наказаний подразумевает пересмотр и упорядочивание перечисленных в УК видов уголовных наказаний, исключение недееспособных видов, дополнение «лестницы наказаний» новыми видами. Следует, в частности, вернуть конфискацию как вид уголовного наказания. Целесообразно сохранить смертную казнь как вид уголовного наказания, особо и подробно оговорив потенциальную возможность ее применения.
Требуют своего изучения (в случае положительного заключения специалистов) институты
медиации и отсрочки назначения наказания, которые достаточно эффективно применяются в ряде зарубежных стран.
Система уголовно-правовых поощрений должна быть создана заново. Должны быть также оговорены общие условия их применения.
Помимо наказаний и поощрений уголовное право применяет иные меры уголовно-правового характера. Необходимо и их привести в систему и описать (нынешнее описание никуда не годится).
Специального изучения требует институт мер безопасности в уголовном праве. Он позволяет расширить возможности государственно-правового реагирования на общественно опасные проявления.
Более подробного описания заслуживает институт судимости. Это не продолжение наказания, а последствие совершенного преступления и назначенного судом наказания.
Уголовное право с момента своего возникновения оперирует двумя категориями: преступление и наказание. Понятие преступления нуждается в постоянном совершенствовании и шлифовке. Еще в большем совершенствовании нуждается перечень конкретных уголовно-правовых деяний, подлежащих наказанию. Последние годы криминализация и декриминализация деяний происходили очень часто спонтанно и импульсивно. Требует пересмотра весь набор помещенных в Уголовный кодекс деяний, исключение из него явно избыточно криминализированных (принцип экономии уголовной репрессии должен срабатывать уже на этом уровне) и возвращение или дополнение теми, которые требуют своей криминализации.
Следует всесторонне изучить проблему уголовной ответственности юридических лиц (коллективной уголовной ответственности).
Надлежит вновь вернуться и изучить, исходя из новых социально-политических условий, концепцию уголовно-правовых проступков. В случае ее одобрения теоретиками, практиками и обществом — разработать и принять, возможно, как составную часть Уголовного кодекса.
Вся эта работа должна быть направлена на углубление процесса индивидуализации уголовной ответственности и наказания с одновременным ограничением пределов судейского усмотрения, а также способствовать предупреждению преступлений.
В законопроектной работе надо стремиться к созданию унифицированных уголовно-правовых норм, корреспондирующихся с аналогичными нормами других государств. Одновременно работать над созданием и принятием международных уголовно-правовых норм прямого действия.
Определенный оптимизм в этой связи вызывает то обстоятельство, что по инициативе Общественной палаты РФ в целях разработки проекта Концепции уголовно-правовой политики в де-
кабре 2011 г. была создана экспертная рабочая группа по содействию реформам правосудия при Комиссии по общественному контролю за деятельностью и реформированием правоохранительных органов и судебно-правовой системы. В состав группы вошли профессора М.М. Бабаев, О.Н. Ведерникова, Ю.В. Голик, С.Я. Лебедев, Г.Ю. Лесников, Т.В. Кленова, В.Е. Квашис, В.П. Ко-няхин, А.И. Коробеев, Н.А. Лопашенко, В.В. Мальцев, В.С. Овчинский, Н.И. Пикуров, Э.Ф. Побегайло, Ю.Е. Пудовочкин, А.А. Толкаченко, П.С. Яни, доценты К.В. Ображиев, М.В. Плотникова, Э.Л. Сидоренко. От Общественной палаты РФ самое активное участие в работе группы принимали О.Н. Костина, А.Г. Кучерена, М.В. Островский, О.В. Долгих. В рамках работы этой группы профессорам М.М. Бабаеву и Ю.Е. Пудовочкину было поручено написать текст Концепции уголовно-правовой политики, который можно было бы представить в качестве исходного документа к обсуждению в профессиональной среде и властных структурах. Проект такого документа ими был подготовлен6.
Как совершенно правильно отмечено в пояснительной записке к данному документу, уголовно-правовая политика РФ реализуется в условиях, когда в целом: консолидировано правовое пространство страны; определены параметры соответствия российской правовой системы общепризнанным принципам и нормам международного права; воплощаются идеи и принципы судебной реформы; решены первоочередные задачи в области формирования современной нормативной основы защиты интересов личности, общества и государства от преступных посягательств; возрождается система профилактики правонарушений; созданы предпосылки для обеспечения системы защиты и поддержки потерпевших от преступлений.
Анализ проекта Концепции показывает, что данный нормативно-правовой акт достаточно лаконичен и вместе с тем хорошо структурирован.
Он содержит следующие разделы: 1. Общие положения; 2. Цели и задачи уголовно-правовой политики; 3. Основные направления уголовно-правовой политики; 4. Обеспечение условий эффективности уголовно-правовой политики; 5. Критерии эффективности уголовно-правовой политики; 6. Условия и предпосылки изменения уголовного законодательства; 7. Сроки реализации Концепции уголовно-правовой политики; 8. Ожидаемые результаты реализации Концепции уголовно-правовой политики. В каждом из упомянутых разделов четко, глубоко и последовательно раскрывается смысл соответствующих положений7.
6 Бабаев М.М., Пудовочкин Ю.Е. Указ. соч. С. 280-281.
7 Бабаев М., Пудовочкин Ю. Концепция уголовно-правовой политики Российской Федерации // Уголовное право. 2012. № 4.
Проект данной Концепции подвергся всестороннему анализу на VII Российском конгрессе уголовного права «Современная уголовная политика: поиск оптимальной модели» (Москва, 31-1 июня 2012 г.), в том числе и в основном докладе на пленарном заседании8. Концепция в целом получила высокую положительную оценку со стороны участников Конгресса. В резолюции Конгресса содержится рекомендация принять данный проект в виде Федерального закона.
Вместе с тем в качестве пожелания инициаторам и разработчикам данного проекта можно сформулировать следующую рекомендацию. В настоящий момент в «разработку» взято только одно направление уголовной политики — уголовно-правовая ее составляющая. Остальные части (компоненты) единой системы под называнием «уголовная политика России» — уголовно-процессуальная, криминологическая, пенитенциарная политика — остаются пока «без присмотра». Думается, что сколь бы совершенной ни оказалась модель одного из фрагментов целостного механизма (в данном случае — Концепция уголовно-правовой политики), без всех остальных компонентов этого механизма (доведенных до такого же совершенства) упомянутая система эффективно не заработает. На это обстоятельство обращают внимание и другие исследователи9.
Тем более что печальный пример такой рассогласованности уже имеется. Речь идет о Концепции развития уголовно-исполнительной системы РФ до 2020 г., утвержденной распоряжением Правительства РФ от 14 октября 2010 г. № 17772-р10. Еще на стадии разработки проекта Концепции многие ее положения подверглись критике. Среди прочего высказывались упреки в том, что Концепция, разработанная силами ведомства, не обоснована экономически, в должной мере не опирается на научные данные, в том числе на результаты Всероссийской переписи осужденных к лишению свободы 2009 г., на судебную практику. Концепция неизбежно затрагивала вопросы закрепленной в Уголовном кодексе системы наказаний и уголовно-судебной политики, однако представители законодательных органов, Генеральной прокуратуры, Верховного Суда, Министерства внутренних дел к непосредственной разработке проекта Концепции привлечены не были. В результате многие ее существенные положения остаются нереали-
8 Коробеев А.И. Уголовно-правовая политика России: от рассвета до застоя // Современная уголовная политика: поиск оптимальной модели: материалы VII Российского конгресса уголовного права. С. 109-115.
9 Малько А.В. Теория правовой политики. М., 2012. С. 310312; Концепция правоохранительной политики в Российской Федерации (проект). Саратов, 2012.
10 Собрание законодательства РФ. 2010. № 43. Ст. 5544.
зованными, а ее принятие, как свидетельствует статистика, не оказало почти никакого влияния на судебную практику11. Словом, и разработка, и реализация упомянутой Концепции прошла в классических русских традициях, когда «уголовно-исполнительная телега» оказалась впереди «уголовно-правовой лошади».
В то же время есть и положительные примеры реализации подобных идей. Мы имеем в виду опыт законодателя и правоприменителя Казахстана, которые вначале разработали единую общенациональную Концепцию уголовной политики государства, а затем уже на ее основе приняли (причем «в пакете») абсолютно новые Уголовный, Уголовно-процессуальный, Уголовно-исполнительный кодексы Республики Казахстан, а также Кодекс об административных пра-вонарушениях12.
Учитывая сказанное, казалось бы, не должен вызывать сомнения тот, ставший уже бесспорным, факт, что признание деяния преступным и уголовно наказуемым не есть произвольный акт законодателя, результат его прихоти или «игры ума». Нормотворчество в сфере уголовного законодательства не может, образно говоря, носить характер действия, «свободного в своей причине». Однако приведенные и масса других примеров, увы, убеждают в противном.
В свете изложенного иллюзорной становится надежда на принятие в обозримом будущем уже разработанного проекта Концепции (основ) уголовно-правовой политики РФ в виде Федерального закона. Ясно ведь (в том числе и самим законодателям), что этот нормативный акт может стать некой плотиной на пути мутного потока «свободных в своей причине» законодательных инициатив, ограничив их жесткими процедурными рамками и высокими стандартами качества. Вот почему инфляционные процессы в сфере уголовно-правового законотворчества, скорее всего, продлятся еще какое-то время, а «кончина» Уголовного кодекса России в его нынешнем виде произойдет не так быстро, как того бы хотелось. И вряд ли в этом благородном деле помогут проведенные 18 ноября 2013 г. Советом Федерации парламентские слушания на тему: «Уголовная политика в Российской Федерации: проблемы и решения». Как-то слабо верится, что верхняя палата российского парламента сможет «навязать» нижней то, что не очень-то «вписывается» в круг ее жизненных интересов.
В заключение отметим: наблюдаемая в настоящий момент законодательная вакханалия,
11 Уткин В.А. Альтернативные санкции в России: состояние, проблемы, перспективы. М., 2013. С. 15; Коробеев А. Лестница уголовных наказаний в России: понятие, классификация и виды. Saarbrucken, LAP LAMBERT Academic Publishing, 2014. C. 532-534.
12 Казахстанская правда. 2014. 9 июля.
бездумная работа «обезумевшего принтера» ведут в конечном итоге к тому, о чем с убийственной точностью высказался в свое время все тот же М.Е. Салтыков-Щедрин: «Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения». А все в силу того, что (процитируем еще одного классика) «народ видит наказание, но не видит преступления, и именно потому, что он видит наказание там, где нет преступления, он перестает видеть преступление там, где есть
наказание»13. Между тем «нравственный законодатель прежде всего будет считать самым серьезным, самым болезненным и опасным делом, когда к области преступлений относят такое действие, которое до сих пор не считалось преступным»14. Дождемся ли мы от отечественного законодателя столь же высокого проявления нравственности при сотворении им уголовных законов, какое он требует от нас (рядовых законопослушных граждан) при их исполнении? Бог весть.
Библиография:
1. Алексеев А.И., Овчинский В.С., Побегайло Э.Ф. Российская уголовная политика: преодоление кризиса. — М., 2006.
2. Бабаев М., Пудовочкин Ю. Концепция уголовно-правовой политики Российской Федерации // Уголовное право. — 2012. — № 4.
3. Бабаев М.М., Пудовочкин Ю.Е. Проблемы российской уголовной политики. — М., 2014.
4. Гаврилов Б.Я. Современная уголовная политика России: цифры и факты. — М., 2008.
5. Голик Ю., Коробеев А., Мысловский Е. Может ли испытывать «симптомы кризиса» то, чего не существует? (Заметки на полях книги: Алексеев А.И., Овчинский В.С., Побегайло Э.Ф. Российская уголовная политика: преодоление кризиса. — М.: НОРМА, 2006. 144 с.) // Уголовное право. — 2007. — № 1.
6. Концепция правоохранительной политики в Российской Федерации (проект). — Саратов, 2012.
7. Коробеев А.И. Уголовно-правовая политика России: от рассвета до застоя // Современная уголовная политика: поиск оптимальной модели: материалы VII Российского конгресса уголовного права (31 мая — 1 июня 2012 г.). — М., 2012.
8. Коробеев А. Лестница уголовных наказаний в России: понятие, классификация и виды. — Saarbrucken, LAP LAMBERT Academic Publishing, 2014.
9. Лопашенко Н.А. Уголовная политика. — М., 2009.
10. Лопашенко Н.А. Конфискация имущества. — М., 2013.
11. Малько А.В. Теория правовой политики. — М., 2012.
12. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 13.
13. Мартыненко Э.В. Конфискация имущества в действующем российском уголовном праве. — М., 2011.
14. Полный курс уголовного права: в 5 т. Т. I. Преступления и наказание. — СПб., 2008.
15. Современные проблемы уголовной политики: материалы IV Международной науч.-практ. конференции (27 сентября 2013 г.): в 3-х т. — Краснодар, 2013.
16. Уткин В.А. Альтернативные санкции в России: состояние, проблемы, перспективы. — М., 2013.
Материал поступил в редакцию 6 ноября 2014 г.
13 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 13. С. 516.
14 Там же. Т. 1. С. 132.
RUSSIAN CRIMINAL LEGISLATION REFORM: TO BE OR NOT TO BE?
Golik Yury Vladimirovich
Doctor of Law, professor, Head of the Department of legal means to combat crime
ofJUSTO European Institute [ygolik@list.ru]
Korobeev Alexander Ivanovich
Doctor of Law, professor, Head of the Department of Criminal law and criminalistics
of Far Eastern Federal University [akorobeev@rambler.ru]
Abstract
The article analyzes the state of modern penal policy of Russia in the field of lawmaking. It is characterized, first, by the lack of conceptual bases of state policy in the fight against crime clearly defined and accepted at the appropriate level; secondly, by the presence of certain ideas, certain vectors in the development of strategies and tactics to combat crime, spontaneously occurring directives that come from the power structures and that are very contradictorily and inconsistently implemented in the real world; third, by the destruction and dissistematization of the criminal law, which is the result of an endless succession of changes and additions made by the legislator in the Criminal Code. The article notes that at the present time in Russia there is an urgent need for an urgent change in the situation. Starting, source, key points should be the development, adoption and consolidation in the Regulatory Compliance conceptual foundations of the modern Russian state policy in the sphere of combating crime. Without the creation of such a concept it is impossible to withdraw the penal policy of Russia from a hibernation, to overcome the stagnation in its development. The lack of conceptual foundations of the strategy and tactics of the fight against crime will continue to condemn us to observe the legislative clowning to transform the Russian Criminal Code into a completely haphazard conglomerate invested in the law, but divorced from the science and life ideas and fantasies of its designers. The only way to avoid this is to create the Criminal law doctrine. More detailed documents (concepts, guidelines and so on) must begin with it. It will serve as the basis and reference point for legislative work for law enforcement, for research in the fight against crime, for organizational change. Particular attention is paid to the draft Concept of penal policy.
Keywords
Criminal legislation, criminal law, doctrine, penal policy, concept, theory of criminalization and penalization, socially dangerous acts, strategy and tactics to combat crime, reform of the Criminal Code of the Russian Federation, lawmaking works.
References
1. Alekseev A.I., Ovchinsky V.S., Pobegailo E.F. Russian criminal policy: overcoming the crisis. — M., 2006.
2. Babaev M., Pudovochkin Y.E. Concept of criminal law policy of the Russian Federation // Criminal Law. — 2012. — № 4.
3. Babaev M.M., Pudovochkin Y.E. Problems of the Russian criminal policy. — M., 2014.
4. Gavrilov B.Y. Modern Criminal Policy of Russia: facts and figures. — M., 2008.
5. Golik Y., Korobeev A., Myslovsky E. Can something that does not exist feel «symptoms of the crisis»? (Notes on the margins of the book: Alekseev A.I., Ovchinsky V.S., Pobegailo E.F. Russian criminal policy: overcoming the crisis. — M.: NORMA, 2006. 144 p.) // Criminal Law. — 2007. — № 1.
6. The concept of law enforcement policies in the Russian Federation (draft). — Saratov, 2012.
7. Korobeev A.I. The criminal policy of Russia: from dawn to stagnation // Modern criminal policy: search for the optimal model: Proceedings of the VII Congress of the Russian Criminal Law (31 May — 1 June 2012). — M., 2012.
* The scientific results were obtained within the implementation of the state order of the Ministry of Education and Science of the Russian Federation, task № 29.763.2014 / K.
8. Korobeev A. Ladder of criminal penalties in Russia: concept, classification and types. — Saarbrucken, LAP LAMBERT Academic Publishing, 2014.
9. Lopashenko N.A. Criminal policy. — M., 2009.
10. Lopashenko N.A. Confiscation of property. — M., 2013.
11. Malko A.V. Theory of Legal Policy. — M., 2012.
12. Marx K. and Engels F., Opus. 2nd ed. Vol. 13.
13. Martynenko E.V. Confiscation of property in the current Russian criminal law. — M., 2011.
14. Full course of criminal law: In 5 Vol. Vol. I. Crime and Punishment. — SPb., 2008.
15. Modern problems of criminal policy: Proceedings of the IV International scientific and practical conference (September 27 2013). In 3 Vols. — Krasnodar, 2013.
16. Utkin V.A. Alternative sanctions in Russia: status, problems and prospects. — M., 2013.
Material was received November 6, 2014
