CC BY
85СОИГСИ
ЯЗЫКОЗНАНИЕ. ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ. ФОЛЬКЛОРИСТИКА
РЕФЛЕКСЫ КОРНЯ H7D/ ADAM/АДЖМ В ОСЕТИНСКОМ ЯЗЫКЕ
Э.Т. Гутиева
В осетинском языке, как и в большинстве языков евразийского языкового ареала, представлен корень Н7р. Уникальность ситуации в осетинском состоит в том, что рефлекс данного корня имеет значение множественного числа и эквивалентен лексемам «люди», «народ», тогда как в большинстве известных случаев когнаты данного корня имеют значение «человек», «мужчина». В близкородственных осетинскому языках отмечена бисемия «человек» — «люди». Семантика осетинского слова, на наш взгляд, отражает возраст и характер заимствования. В данной статье делается допущение о прямом характере заимствования слова из языков, где оно возникло и функционировало в качестве бисемной единицы на стадии, когда они были языками общения, а не письменных источников.
Ключевые слова: заимствование, гебраизм, рефлексы, семантическое развитие, ассимиляция в языке-реципиенте, этимон.
The Ossein language, alongside with most languages of the Euro-Asian linguistic area has borrowed the root H7p. The uniqueness of the situation is that the reflex of this root in Ossetic has the seme of plurality and is equivalent to «people», «men», whereas in most cases known cognates of this root have the seme of singularity and mean «a human being», «a man». In the languages closely related to the Ossetic language the reflexes of this root are bisemic «a man» — «people». Semantics of the word in Ossetic, in our opinion, reflects the age and nature of the borrowing. In this article, the direct nature of the borrowing is assumed from the languages where it originated and functioned as bisemic unit at a stage when they were languages of communication, rather than written sources.
Keywords: borrowings, Hebraism, reflexes, semantic development, assimilation of a borrowing, etymon.
Географические факторы и хроноло- то, что рефлексы его во всех языках одно-
гические параметры позволяют считать значно опознаваемы как восходящие к од-
гебраизм NJp/adam/ad&M первым среди ному протокорню.
интернационализмов по повсеместности В большинстве известных случаев
распространения и по длительности функ- когнаты данного корня имеют значение
ционирования в большинстве известных «человек», «мужчина» (А ), тогда как в со-
индоевропейских и в не индоевропейских временном осетинском языке слово ад&м
языках. Фонетический состав корня таков, обладает значением плюральности (А ).
что он подвергается минимальным транс- Данное слово полифункционально с инва-
формациям при ассимиляции в языке-ре- риантной семой — «множество людей» [1,
ципиенте. Звуковое сходство наряду с се- 51] и может употребляться для обозначе-
мантическим изоморфизмом обусловили ния и абстрактного множества («люди»),
и структурированного понятия («народ, этнос»).
В «Осетинско-русско-немецком словаре» В. Ф. Миллера ад&м лексикализуется как «люди», «народ»: Leute, Volk [2, 13]. В «Осетинско-русско-английском словаре» Т. А. Гуриева наряду с русскими эквивалентами «люди», «народ», «население» приводятся соответствующие английские people, population, nation, folk [3, 21].
В «Толковом словаре осетинского языка» Н. Я. Габараев приводит политэкономи-ческое, этническое и социальное значения слова адюм:
1. паддзахады, бсстсйы цсрджытс; народ, население;
2. иу свзагыл дзурсг адсймсгты схсс-над; иу нацима чи хауы, ахсм адсймсгты схсснад; нация, народ, народность;
3. срмсст иууон нымсцы адсймсгтс; люди, народ [4, 51].
В. И. Абаев в словарной статье ад&м в «Историко-этимологическом словаре осетинского языка» пишет, что заимствованное из арабского, персидского, тюркских языков ädam «человек» в осетинском имеет значение не индивида, а коллектива, и обусловливает производность понятия «человек» от «народ» определенной ступенью в развитии общества, когда «понятие индивида являлось вторичным», а «понятие коллектива первичным» [5, 29]. В такой редакции появление семы множественности произошло на стадии семантической адаптации заимствованной единицы в языке-реципиенте: А ->А . Однако возможно допущение о том, что значение множественности у ад&м не является семантическим наращением, имевшим место в осетинском языке, а, напротив, может отражать особенности семантики этимона в языке-доноре.
Вероятность развития А ->А [plj достаточно высока, определяется сложным философским характером взаимообусловленности данных понятий и, как следствие, взаимопроницаемостью семантических границ внутри означающих их языковых единиц, что подтверждается другими примерами. Так, в семантическом объеме ан-
глийского man, предицирующего мужчину, отмечены семы «человеческое существо» и «человеческая раса»: 1. human being; 2. the human race.
Множественность может выражаться семантически и в не индоевропейских языках: в хакасском языке ир от прототюркско-го *er (man, brave, warrior, tribesman) имеет кроме «мужчина», «муж», «герой, воин» также значение «нация», «народ».
Помимо развития множественного из единственного, возможен противонаправленный вариант идеосемантического развития А ->А . Примером развития единственного из множественного может служить пережиточная стадия реликтового древнеанглийского leod — people, которое в среднеанглийский период приобретает следующие значения: people, a nation, a man. Впоследствии, вытесняясь заимствованными лексемами, leod архаизуется полностью (если lad не имеет к нему отношения).
Мысль о первичности коллектива впоследствии (в 1959 г.) была развита В. И. Абаевым в другой работе: «Не народ есть сумма автономных индивидов, а, наоборот, индивид есть лишь парциальный представитель автономного и суверенного целого — народа» [6, 686]. Интересно, что в данной редакции среди примеров, иллюстрирующих это положение, нет слова адюм, и речь идет только об этнонимах, что представляется более оправданным, особенно применительно к аллоэтномам, т.е. не к собственному народу, а к другим, вследствие недискретного восприятия иноэтничных и иноязычных групп.
На определенном этапе могла быть непервичность наименования человека, в силу избыточности языковых средств. Данная лексико-семантическая группа достаточно многочисленна во всех языках и представлена главным образом исконными лексемами, а также NJp/adam/adaM, тогда как номинация «народ» во многих языках осуществляется с помощью производных основ либо заимствованных слов. Судя по тому, что есть общеиндоевропейские корни, номинирующие отдельного человека, но нет общих корней «народ», — хроноло-
78 ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ 21 (60) 2016
гически предшествующим и «первичным» очевидно следует считать наименование человека.
На наш взгляд, специфичность семантики ад&м может свидетельствовать о том, что в протоосетинский данное слово проникало не из языков посредников, а является результатом прямого заимствования из языка-донора, возможно, из иврита, где начинается его письменная история NJp/adam и где оно являлось полисемной лексемой — А, ,.
[имя собственное — человек — люди]
Именно представленность данного слова, наряду с некоторыми другими, во многих языках стимулировала лингвистов до-сравнительно-исторического периода считать иврит праязыком — lingua primaeval — всех известных языков (Guichard (1606), Thomassin (1697), Court de Gebelin (1775), Jo. A. Ernesti), и еще в XIX в. М. Норберг (M. Norberg) считал необходимым возводить практически все слова и имена к древнееврейским этимонам [7].
Существует мнение о заимствованном характере элементов сюжета и имен Книги бытия из шумерско-месопотамских сказаний [8]. А в Bible Dictionary слово названо вавилонским, со сходной семантикой и в иврите, и в ассирийском языках (a Babylonian word, the generic name for man, having the same meaning in the Hebrew and the Assyrian languages) [9].
Независимо от того, насколько оригинальны сюжеты Ветхого завета, несомненно, что распространению корня по всему индоевропейскому миру способствовала популярность библейских космогонических представлений, письменно зафиксировавших, задокументировавших имя первочеловека. Таким образом, даже если в иврит слово пришло из шумерского вместе с фольклорными сюжетами о Гильгамеше, то интернационализации слова определенно способствовали иврит и Ветхий Завет.
«Лексикографам хорошо известны трудности, возникающие при попытках семантизации слов, особенно, как ни парадоксально, широкоупотребительных и частотных, более того — неизменно актуальных для носителей данного языка в раз-
ные периоды его истории» [10]. Проблемы семантизации NJp/adam/adaM — особого свойства и состоят в его имманентной синкретичности — earthling man, mankind, humankind («земной человек, человечество») [11, 44].
Большинство словарей отмечает по-лисемичность данного слова («Adam» is both the proper name of the first human and a designation for humankind) [12].
Существует общепризнанная этимология, хотя есть и альтернативные версии происхождения слова. Ономастическая процедура, согласно традиционной этимологи, очевидна. С такой же обоснованностью, с которой по основным характеристикам назывались остальные предметы и явления («свет назвал днем, тьму назвал ночью»), сделанный из adamah — земли, пыли получил свое имя и первый земной человек, «человек вообще», тогда как первые имена, которыми были наречены архангелы, были теофорными. Идеосеманти-ческое развитие шло, подобно латинскому homo «мужчина, человек», от humanas «человек», humus «земля, почва».
В словаре У. Смита сравнение с homo проводится также на основании присущей им обоим гендерной амбивалентности (like homo was applicable to woman as well as to man) [13].
В свою очередь осетинское слово ад&й-маг «человек» гендерно нейтрально. Данное обстоятельство обусловлено этимологически — тем обстоятельством, что оно является дериватом слова ад&м со значением «люди», «народ», т.е. референтом производящей основы является гетерономная общность, группа, коллектив. Общеупотребительность лексемы ад&м обусловил тот факт, что оно — нейтральный номи-нант человеческого общества. В качестве родового термина по отношению к лицу любого пола в осетинском языке используется слово аджймаг «человек» — суффиксальное производное от ад&м «народ».
В тексте Ветхого Завета слово частотно (встречается в тексте Священного писания более 560 раз), и не всегда достаточно очевидно, которое из его значений актуализи-
руется [14, 186]. Неопределенность задается с первых упоминаний. Кого же создавал Бог по образу и подобию своему («нашему», а не «моему») на шестой день творения — человека, людей или конкретное лицо? Кроме того, создаваемый/создаваемые изначально определялся как первый трудящийся/пролетарий (and there was no man (adham) to till the soil) [14, 17].
Бисемия «человек» — «народ» исходной лексемы представляет проблему, которую приходится преодолевать при переводе на такие языки, где единственное и множественное, в силу супплетивности парадигмы числа, выражаются разными словами, либо оформлены по-разному морфологически.
Интересно проследить эволюцию в англоязычных переводах записи про шестой день творения.
В знаменитом тексте, переведенном по поручению короля Якова (KJV King James Version) в 1611 г., и в большинстве последующих переводов Бог задумал сотворить человека/тяп (Gen 1: 26, 27): «And God said, Let us make man {Hebrew adam} in our Image, after our likenesse». В этом же контексте личные местоимения третьего лица создают путаницу, избежать которую не помогает и то, что в недавних переводах Today English Version и New Revised Standard Version слова НытяпкМ и кытяп beings соответственно используются для перевода {adam}.
В слове-имени адам-Адам изначальное семантическое три- и даже более- единство: человек — люди — работник, подразумевает также имя человека. Коннотаций-импликаций впоследствии становилось больше по мере распространения слова: например, национальность, которая, как и всем ветхозаветным героям, предицируется вполне определенно, и преклонный возраст.
Коннотации рефлексов корня в каждом языке национально-специфичны. Конно-тоним — «всегда собственное имя, в котором его денотативное значение сосуществует с общеязыковыми или коннотатив-ными коннотациями» [15, 186]. Одно и то же имя собственное в разные периоды своего бытования в речи в различных сферах
использования может развить целый пучок созначений. Но при этом семантические коннотемы не всегда находятся в синхронных отношениях друг с другом, они часто выступают как разновременные элементы его смысловой структуры.
В «Словаре русского языка» В. И. Даля: Адам — вообще — человек во плоти, грешник, падкий на соблазн. У В. Соловьева «ветхий Адам» — человек греха [16].
В словаре русской паремиологии приведены 20 единиц с адамом, в 18 из которых, несомненно, аллюзия на ветхозаветного Адама. В рифмованной паремии — «Адам привычен к бедам» — можно полагать на-рицательность существительного, выступающего в функции подлежащего, тогда как в следующей паремиологической единице адам не является прецедентным именем: «И ты адам, и я адам; все мы адамы» [17, 15-16]. «Разновременность элементов смысловой структуры» обусловливает альтернативность интерпретации: все мы люди? грешники?
В народной речи прошлого века в русском языке библейское Адам было зафиксировано с коннотацией «человек огромного роста». В настоящее время «референтная подоснова... предопределила появление в нем новой коннотации — "первопоселенец"» [18, 420].
Возраст миграции данного корня обусловил то, что в ряде языков его рефлексы являются доминантными в лексико-се-мантической группе «человек, мужчина», хотя во многих языках, заимствовавших данный корень, наряду с ним для номинации человека употребляются и другие лексемы. Интересно отметить, что группа терминов семейно-родственных отношений практически непроницаема для него, т.к. нет (?) языков, где была бы отмечена его амбивалентность «мужчина» — «муж», и которой он в самом иврите не обладал (пример, приводимый для немецкого языка Eidam «жених», «зять» [19, 42-50.] не подтверждается лексикографически). Следовательно, слово практически не наращивает многозначность в языках-реципиентах, имея очевидно ограниченный
80 ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ 21 (60) 2016
семантическим потенциал по сравнению с исконными лексемами.
В восточных индоевропейских языках слово больше функционирует как нарицательное — «человек», «народ» (в хинди aadmi — «человек, мужчина» (man) и «смертный» (mortal), в персидском adam), также как в арабском и тюркских (туркменское adam, татарское adam, чувашское etem), тогда как в западно-индоевропейском ареале оно является популярным мужским именем, либо отмечено как прецедентное имя, the first man.
Возможно, географическое/изоглосс-ное распределение отражает хронологические факторы. В значении «человек», «народ» слово проникает в арабский, в тюркские и в индоарийские языки индоевропейской семьи достаточно рано, тогда как мода на библейские имена в западноевропейском ареале — это не столь отдаленный/более поздний по времени процесс.
Не исключено, что могут различаться также источники и характер заимствований: на запад оно проникает как библеизм, а на востоке оно могло распространяться не по сказаниям, с одной стороны, и по шумерской, и по семитской траекториям — с другой. Иначе говоря, на запад корень импортируется как антропоним (в позднее средневековье и через библейские сказания), но не через язык оригинала, который к моменту возникновения практически всех индоевропейских языков Европы был языком Священного писания, а не средством общения, но опосредованно, в переводах, начиная с А8ац греческой Септуа-гинты. В восточные языки слово попадает как нарицательное, амбивалентное, скорее, через типологические контакты, устное творчество, и языками-донорами являются иврит и шумерский.
В протоосетинском, возможно, обходились номинациями со значением «группа, связанная происхождением, имеющая кровные, родственные связи и т.д.»: династия, дом, клан, колено, круг, община, племя, поколение, порода, потомство, род, семья. В обществе, а следовательно, и в языке, могла отсутствовать потребность в гиперониме,
когда достаточно дискретно обозначались объединения/общности по генетическому признаку, социальному или этническому. Возможно, было достаточно номинаций этнонимов, особенно экзоэтнонимов. В таком случае, заимствование могло происходить на соответствующем этапе, когда появилась потребность в номинациях с общим значением «общность/объединение людей»: люди, мир, народ, нация, общество, племя, человечество, этнос, язык и др.
К этому времени в языке могло быть достаточно слов, в пресуппозиции которых — «человек, мужчина».
Возможно допущение о том, что в про-тоосетинском языке данную функцию выполняло грамматически оформленное множественное число тех слов, которые впоследствии могли подвергнуться архаизации. Среди слов современного осетинского языка ни у одного слова данной лек-сико-семантической группы нет подобной функции. Тот факт, что во всех своих значениях: humanity, mankind, human, person, man оно согласуется с синтаксическим единственным числом, обусловливается собирательностью его семантики («is a collective and is therefore never used in the plural»). Аналогичным образом осетинский рефлекс может проявлять избирательность при согласовании с личной формой глагола, т.к. число, как и падеж, ни у прилагательных, ни у местоименных единиц в осетинском языке морфологически не маркированы. Однако, вне зависимости от того, какая сема актуализируется в том или ином контексте, следует отметить преобладание и узуальность форм множественного числа сказуемого при подлежащем, выраженном существительным adœM. Это в целом соответствует синтагматическим отношениям, в которые в осетинском языке вступают существительные со значением собирательности. Так, из 55 фразеологических единиц с компонентом adœM в 27 имеются личные формы глаголов, и все они — маркированные формы множественного числа: AdœM Kœ^ipèœM симой, ды dœp ybi^ipdœM сим (букв. «в какую сторону люди симд танцуют, туда и ты танцуй»).
Материал паремиологии обладает в данном случае ограниченной репрезентативностью, т.к., на наш взгляд, во всех случаях с разной степенью очевидности имплицируются «люди», а не «народ»: Аджм сж кжрждзийжн хос ысты («люди друг для друга лекарстовм являются); Аджм иу зон-дыл хжст не сты («люди неодинаково думают»); кжсаг кжмджр доны бын дон баны-зта'мж уый джр аджм базыдтой («рыбка под водой воды напилась, а уже среди людей молва прокатилась»).
Адхм в осетинском — это несомненное заимствование, а заимствованные слова часто проникают как моносеманты. Но если в таджикском языке однокоренное ему слово одам имеет одно значение «человек», как и ишкашимское ойат, то в осетинский язык слово могло проникать как моносемант, но в значении «народ», «люди» — *айат [н ].
Элиминация исходной амбивалентности слова могла происходить на стадии его рецепции в язык, и заимствование можно рассматривать как заказ на восполнение лакуны — в осетинском была потребность
в наименовании народа — людей: А ■ А [р]
С другой стороны, в согдийском айат и ягнобском айат амбивалентны: «человек», «люди» [5, 29], что позволяет допускать подобную бисемию и в протоосетинском: А
, „ ■ А , „ >А , „. Следует отметить, что
№+р1] ^+р1] [р1] >
в данном случае высокая степень генетического родства согдийского и ягнобского языков с осетинским является определяющей лишь в том случае, если данное заимствование имело место до стадии их дивергентного развития.
Относительно бисемии ягнобского слова айат «человек» — «народ» отметим, что данные, приведенные в «Историко-этимо-логическом словаре осетинского языка» не подтверждаются другими лексикографическими источниками. Так, в «Ягнобско-рус-ском словаре» для ойат указано одно значение «человек» [20, 297] и в «Ягнобском словаре» Л. Новака для ойат — с1оуек, бdamgiri (П) [21, 120]. Однако, т.к. в указанных словарях и для ойатггоЦойатег^ [20, 297] указывается только значение «чело-
век» ¿¡оуёк, [21, 120]), можно полагать большую точность лексикализации в «Истори-ко-этимологическом словаре осетинского языка» В. И. Абаева, поскольку существительное ХоА/го1 имеет значение множественности («потомство, род») в самом яг-нобском, и однокоренное ему осетинское цот имеет сходную семантику. Композит, составленный из данных корней в осетинском адхмы цот, также не обладает значением единственности. Теоретически допустимо, что развитие бисемии произошло при словосложении, и новое значение появляется у производного слова.
В таком случае, в протоосетинском в слове, заимствованном как бисемант, для снятия омонимии произошла элиминация одного из его значений, для которого по продуктивной деривационной модели было образовано адхйм-аг. Суффикс -аг, со значением парциальности используется в осетинском языке для деривации от этнонима обозначения человека, принадлежащего данной этнической общности (немц-аг, уырысс-аг), а также для обозначения принадлежащего данному территориальному образованию (горхт-аг, хъхуыкк-аг). (В ягнобской (согдийской) топонимике -ак обозначает местность, которая расположена по соседству с теми, что были освоены ранее, а также меньшего размера.)
Такой механизм деривации с помощью суффикса -аг используется в осетинском у всех производных от этнонимов (кроме автоэтнонимов). Самоназвания ир-он
— дигор-он, а также единичные аллоэтно-нимы (кхсг-он, мххъхл-он) образованы с помощью полифункционального суффикса -он по модели обозначения фамилий / родов. Сходным образом в таджикском языке продуцируется одам-он «народ». Омонимичное ему (т.к. состоит из тех же словообразовательных элементов) осетинское суффиксальное производное адхм-он является в настоящее время прилагательным
— «народный».
У Фр. Тордарсона в статье о языке турецких осетин, вероятно, ошибочно указывается значение слова адхмаг — «человек, народ», что не подтверждается нашими дан-
82 ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ 21 (60) 2016
ными [22, 106]. По-видимому, имела место неточность при переводе статьи на русский язык. На вероятность неточности указывает и тот факт, что ни в одном из известных языков у деривата нет семантической амбивалентности. С другой стороны, это может быть отражением архаичной амбивалентности, которая в осетинском языке могла быть присуща суффиксальному производному.
Следует отметить, что аджймаг даже во множественном числе адхймхгтх не приобретает значения «общность, народ». Таким образом, морфологически оформленное множественное адхймхгтх «люди» — это «сумма автономных индивидов», личности, не приобретающее значения общности или собирательности, как, например, в чеченском языке, где множественное число адамаш имеет значение «люди».
Очевидно, что осетинская лексема ад&м является развитием заимствованного семитского корня N70, известного и как имя собственное, и как нарицательное существительное «человек», «народ».
Теоретически возможно, что рефлекс корня в осетинском мог реставрировать значение этимона «народ», вытеснившее значение «человек», в котором оно было заимствовано из языков-посредников. Однако есть основания рассматривать плю-ральность семантики осетинского слова как сохранение одного из исходных значений этимона. Такое допущение требует пересмотра ряда положений о характере и времени заимствования, т.к. это может свидетельствовать о том, что это прямое, без посредников, и достаточно раннее заимствование в протоосетинский.
1. Гуыриаты Т. Дзырд аджм: йж семантикон бжрцуат. Ирон ныхасы культурж жмш стилистикж. Дзжуджыхъжу, 2011. Вып. 4. (на осет. яз.)
2. Миллер В. Ф. Осетинско-русско-немецкий словарь. Под редакцией и с дополнениями А. А. Фреймана. Л., 1927-1929. Т. I-II.
3. Осетинско-русско-английский словарь/Сост. Т. А. Гуриев. Владикавказ, 2013. Т. 1. «А — Къ».
4. Толковый словарь осетинского языка в 4-х томах/ Сост. Н. Я. Габараев. Москва, 2007. Т. 1. «А —
5. Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. М.-Л., 1958. Т. I.
«А — К».
6. Абаев В. И. Избранные труды. Владикавказ. 1990. Т. 2.
7. Muss-Arnolt W. On Semitic Words in Greek and Latin [электронный ресурс]. URL: http://archive.org/stream/jstor-2935792/2935792_djvu.txt
8. Mattfeld W. Ezekiel's Cherubim and Ancient Near Eastern Exemplars (9th-6th centuries B. C.). Bible Origins. 2008.
9. Easton M. G. A Dictionary of Bible Terms // Illustrated Bible Dictionary. 3rd ed. London, Thomas Nelson, 1897.
10. Васильев А. Д. Игры в слова: население вместо народа // Политическая лингвистика. Екатеринбург, 2007. Вып. 3 (23). С. 60-69.
11. Insight on the Scriptures. Brooklyn, N. Y., U. S. A., Watchtower Bible and Tract Society of New York, International Bible Students Association, 1988. Vol. 1.
12. Baker's Evangelical Dictionary of Biblical Theology/ Ed. Walter A. Elwell. Michigan, U. S. A., 1996 [электронный ресурс]. URL: http://www.biblestudytools.com/dictionary
13. Smith William Dr. Entry for Adam. Smith's Bible Dictionary, 1901.
14. Freedman David Noel, Myers Allen C. Eerdmans Dictionary of the Bible. Amsterdam University Press, 2000.
15. Отин Е. В. Принципы построения коннотационного словаря русских онимов // Русское языкознание. 1986. Вып. 13. С. 38-45.
16. Соловьев В. Об упадке средневекового миросозерцания. Реферат, читанный в заседании Московского Психологического общества 19 октября 1891 года [электронный ресурс] . URL: dugward.ru>... solovyev_vl/solovyev_v... ob_upadke.html
17. Мокиенко В. М, Никитина Т. В., Николаева Е. А. Большой словарь русских пословиц. М., 2010.
18. Миндлин Э. М. Необыкновенные собеседники. М., 1979.
19. Квилинкова Е. Н. Гагаузы Молдовы и Болгарии: (Сравнительное исследование календарной обрядности, терминов родства и фольклора). Chi§inäu: Pontos, 2005.
20. Андреев М. С., Лившиц В. А., Писарчик А. К. Ягнобско-русский словарь // Андреев М. С., Пещерева Е. М. Ягнобские тексты. М.-Л., 1957.
21. Novak L. Jaghnóbsko-chesky slovník с prehledem jaghnóbské gramatiky. Ягнобй-чехй лугат ягнобй зивоки дастури фех,растипй. Prague, 2010.
22. Тордарсон Фр. Несколько слов о языке анатолийских осетин // Известия ЮОНИИ. Цхинвали, 1972. Вып. 27.
84 ИЗВЕСТИЯ СОИГСИ 21 (60) 2016
