CC BY
53УДК 821.111
Ищенко Н. А.
доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры русской и зарубежной литературы Таврического национального университета имени В. И. Вернадского
Редьярд Киплинг: к истории создания и функционирования стихотворения «Мой мальчик Джек»
В жизни и творчестве английского поэта и писателя Редьярда Киплинга есть период, не получивший адекватного освещения в отечественном литературоведении - Первая мировая война 19141918 годов. Категоричное утверждение Р. Самарина по поводу того, что «он (Р. Киплинг. - Н.И.) пережил войну 1914 -1918 годов, на которую отозвался официальными и бледными стихами, разительно непохожими на его темпераментную манеру ранних лет» [1], на долгие годы определило отсутствие всякого интереса к этому периоду со стороны отечественных литературоведов.
Не будем такими категоричными и постараемся ответить на вопрос, как случилось так, что автора доктрины социального активизма и имперского мессианизма, охватил, по его собственным словам, «страх заброшенности, обреченности,... и беспомощности»? Что стало причиной этой большой мировоззренческой трагедии?
Она, эта трагедия, была заложена изначально уже самой жизнью на рубеже веков. Мир Киплинга - это мир между «тогда» и «потом». С одной стороны - XIX век А. Теннисона с героизацией войны, воспеванием воинских доблестей, национальным военным мифом, основанным на воззрениях М. Арнольда и Карлайла, с другой - англобурская война 1897 года с первыми в мировой истории концлагерями и бессмысленная бойня на полях Первой мировой войной, совершавшаяся во имя «высшего закона» - во имя отечества, государства и империи, что полностью дискредитировало саму идею служения. А между ними - «железный Редьярд» с его проповедью «права сильных» и гимнами во славу британской империи, сочетанием натуральности изображения с романтическим пафосом героического деяния, активной агитацией за англо-бурскую войну и большим личным горем - гибелью на Первой мировой войне единственного сына Джона.
День, когда Киплинг получил известие о том, что его сын пропал без вести в сражении при Лоосе (Loos) (27 сентября 1915) стал
трагической чертой, отделившей его XIX век от века XX, джингоизм от трагедии. Киплинг так никогда и не оправился от этого удара, считая, что «с этого дня он стал стариком». В смерти сына он винил себя.
Горячо любя долгожданного сына, посвятив «своему мальчику» знаменитое стихотворение «Если» (II), Киплинг, тем не менее, выросший в военной среде и закончивший военную школу, послал слабого здоровьем подростка учиться в Веллингтонский военный колледж. Потакая, с одной стороны, всем капризам своих детей, он, в то же время, не мог отречься от своих выстраданных принципов. К слову, его во всем поддерживала жена. Летом 1914, когда началась Первая мировая война, и врачебная комиссия отказала 16-летнему Джону Киплингу, причем не столько по причине его юного возраста, сколько потому, что Джон был очень близорук, она записала в своем дневнике: «Ничего другого нельзя сделать. Мир должен быть спасен от немцев <...>. Почему сын наших друзей или соседей должен умереть для того, чтобы наш собственный сын остался жив?».
Киплинг считал Империю своей большой семьей, а потому распоряжался судьбами семьи так же, как и судьбами государства. Приведя в действие все свои связи, Киплинг обратился к одному из своих старых друзей еще со времен англо-бурской войны, лорду Робертсу (изображенного Буссенаром в романе «Капитан Сорвиголова» в образе «старого Боба»), который был в то время шефом корпуса ирландской гвардии. Он не смог отказать своему другу, и Джон был зачислен во вновь формируемый 2-й батальон ирландских гвардейцев. 17 августа 1915 года его мать в дневнике запечатлела тот последний раз, когда она видела своего сына: «Джон уехал в полдень в Варли (его казармы. - Н.И.). Он выглядел очень аккуратным, подтянутым и мужественным, когда появился наверху лестницы и сказал: "Передай мой привет папе"» [2, 44].
Словно предчувствуя недоброе, летом 1915 года Киплинг и его жена находились в чрезвычайно угнетенном состоянии. Друг семьи Р. Хаггард отмечал: «Никто из них не выглядел так, как обычно. Их мальчик Джон, которому еще нет восемнадцати, служит офицером в полку ирландских гвардейцев, и каждый может видеть, что они в ужасе от того, что его могут послать на фронт и убить, как уже произошло со всеми юношами, которых они знали» [2, 45].
В то время Киплинг работал над «Мэри Постгейт» (Магу Postgate, 1915), одним из самых мрачных и, пожалуй, самым жестоким своим рассказом. В нем героиня сваливает в костер детские вещи мальчика, за которым она ухаживала, и который был убит на войне. Этот рассказ
можно рассматривать как мучительно трогательную эпитафию Киплинга своему сыну, который в то время был еще жив. Кажется, что Киплинг-старший стоит в комнате своего сына и перечисляет то, что он там видит: «... замусоленные и потрепанные книги Хенти, Марриата, Левера, Стивенсона, баронессы Орзи, Гарвиса, школьные учебники и атласы, кипы журналов «Мотоциклист», «Автомобиль» и каталоги выставок в «Олимпии»; обломки флотилии парусников от девятипенсовых одномачтовиков до яхт, стоимостью три гинеи; форму начальной школы; крикетные биты от десяти пенсов до трех шиллингов; крикетные и теннисные мячи; распадающиеся на части паровые и часовые локомотивы со спутанными рельсами; серо-красную жестяную модель подводной лодки; онемевший граммофон и потрескавшиеся пластинки; клюшки для гольфа, поломанные через колено, как палочки для ходьбы, и дротик; фотографии крикетных и футбольных матчей частной и публичной школы и его.; фотоаппараты и пленки; несколько кубков и один на самом деле серебряный кубок за участие в соревнованиях по боксу;. музыкальная шкатулка с секретным ящичком; кипа фланелевых брюк, поясов и свитеров и пара остроносых туфель, раскопанных на чердаке;. дневник, стоивший пятидневных усилий; фотографии автогонок в Бруклендзе... и множество неопределенного хлама, состоящего из инструментальных ящиков, клеток для кроликов, электрических батарей, оловянных солдатиков, устройств для выпиливания лобзиком и головоломок» [3].
В 1915 году в звании младшего лейтенанта Джон Киплинг высадился на французский берег. Письмо, которое он отослал из Франции 25 сентября 1915 года, заканчивается так: «Скорее всего, на какое-то время это будет моим последним письмом, так как на следующей неделе возможностей писать письма у нас не будет, но я постараюсь послать открытку. Ну, прощайте, дорогие мои. Любящий вас Джон» [2, 45].
В тот же день англо-французские войска - в рамках так называемой третьей битвы при Артуа - начали наступление на позиции германской армии в северной Франции. Два дня спустя, 27 сентября 1915 года, ведя своих солдат в очередную атаку под жестоким пулеметным огнем, Джон Киплинг был убит. Тело его в тех условиях обнаружить не удалось, и поэтому он был признан пропавшим без вести, как и еще 20 тысяч британских солдат. Получив официальное извещение о том, что сын ранен и пропал без вести, Киплинг не сомневался, что это означает, но его жена Кэрри продолжала надеяться на лучшее. Долгое время семья жила надеждой на то,
что сына, возможно, удастся отыскать в немецких лагерях для военнопленных. К поискам были привлечены многочисленные друзья Киплинга, но все было тщетно. Так же тщетными оказались и многочисленные попытки разыскать тело юноши и его могилу. Погибшие в сентябре и в октябре 1915 года британцы были похоронены недалеко от места боев, на одном из воинских кладбищ во Франции. Киплинг был на этом кладбище и, скорее всего, видел надпись на одном из надгробных камней: «Неизвестный лейтенант ирландской гвардии». Только в 1992 году специальная комиссия по воинским захоронениям, действуя методом исключения, пришла к выводу, что тем «неизвестным лейтенантом» был Джон Киплинг. Надпись на камне была изменена и теперь выглядит так: «Лейтенант Джон Киплинг. Ирландская гвардия. 27 сентября 1915 года. В возрасте 18 лет». Но другие эксперты считают, что найденные на поле боя останки не могут принадлежать Джону Киплингу, поскольку тот по воспитанию своему никогда не надел бы формы со знаками отличия лейтенанта - звания, к которому он был всего лишь представлен, но еще не был в нем утвержден.
С 1914 по 1917 год Редьярд с женой работали в «Красном Кресте». После войны писатель стал членом Комиссии по военным захоронениям. Он работал, искал могилу своего сына на английских кладбищах во Франции и регулярно платил британскому садовнику, нанятому Комиссией по военным захоронениям, чтобы тот в память о Джоне каждый вечер играл «сигнал отбоя», традиционно исполняемый при отдании воинских почестей на похоронах. Так продолжалось до 1940 года, пока немцы не осадили Ипр.
Именно Киплинг сформулировал базовые принципы работы Комиссии по военным захоронениям, и именно он писал для нее эпитафии и многие тексты как поэт и оратор. Позже они были опубликованы в книге «Могилы павших» (The Graves of the Fallen, 1919). Библейская фраза «Их имена будут жить вечно» (Their Name Liveth For Evermore), которую и сейчас пишут на обелисках памяти, была выбрана им, как и слова «Известен Богу» (Known Unto God) для могил неизвестных солдат. Во время одной поездки по Франции в 1922 году Редьярд познакомился с английским королем Георгом V, который объезжал кладбища и мемориалы, где велись работы Комиссии по военным захоронениям. Результатом этого знакомства стало стихотворение «Паломничество короля» (The King's Pilgrimage, 1922).
После гибели Джона здоровье Киплинга пришло в расстройство, на нервной почве у него развилась язва желудка. После войны он
писал своему другу Р. Хаггарду, чей сын тоже умер молодым, что «он никогда не был так счастлив, как в то время, когда он знал, что его сын спит в соседней комнате». Он мало бывал на публике, посвящая почти все время работе над двухтомником «Ирландские гвардейцы в великой войне». Эта книга была издана в 1923 году и до сих под считается одним из образцов полковой истории. Она стала памятником Джону Киплингу, который отец так и не смог установить на могиле сына. Рассказывая о дне гибели своего сына, он написал: «Из офицеров: младший лейтенант Пакенхем-Ло умер от ран; младшие лейтенанты Клиффорд и Киплинг пропали без вести, капитан и адьютант Вэси, капитан Винтер, лейтенант Стевенс и младшие лейтенанты Сассун и Грейсон были ранены, последний подорвался на снаряде. Это был значительный урон для дебютного дня и научил их кое-чему на будущее».
Произведения, написанные Киплингом после гибели сына в тщетной попытке скрыть свою боль под маской отстраненности, выпадают из киплинговской модели мира, из современного ему универсального мифа о сильном человеке и новом моральном кодексе. Но даже среди них особой чувственностью и поражающей шероховатостью обычно безупречного стиля «железного Редьярда» выделяется стихотворение «Мой мальчик Джек» (My boy Jack, 1916):
"Have you news of my boy Jack?"
Not this tide.
"When d'you think that he'll come back?"
Not with this wind blowing, and this tide.
"Has any one else had word of him?"
Not this tide.
For what is sunk will hardly swim,
Not with this wind blowing, and this tide.
"Oh, dear, what comfort can I find?"
None this tide,
Nor any tide,
Except he did not shame his kind—
Not even with that wind blowing, and that tide.
Then hold your head up all the more,
This tide,
And every tide;
Because he was the son you bore,
And gave to that wind blowing and that tide! [4, 216-217]
Не смотря на то, что первым официальным именем сына Киплинга было «Джон», в семье его называли «Джек», что довольно типично для английского социума. Использование имени, которое было известно только самым близким людям, с одной стороны, привносит в стихотворение трогательную интимность, а, с другой стороны, дает возможность автору укрыться за маской отстраненности, хотя параллель между утонувшим Джеком и погибшим Джоном Киплингом очевидна. Первая строка - это вопрос, который сам поэт неоднократно задавал многим людям в поисках сына: «Есть ли у вас новости о моем мальчике Джеке?» (Have you news of my boy Jack?) В стихотворении прочитывается отчаянная надежда отца получить весточку о сыне, пусть «<...> не с этим ветром и не с этой волной» (not with this wind blowing, and this tide) и слабая попытка утешиться тем, что «сын, рожденный им» (the son you bore), «не посрамил свой род» (did not shame his kind). И все-таки слово «сын» не вынесено в название стихотворения.
Профессиональный переводчик Г. Усова, чей вариант перевода этого стихотворения вошел во многие русскоязычные сборники стихотворений Киплинга, снимает киплинговскую, пусть слабую, но все же попытку спрятать горе от широкой читательской аудитории. Используя прием развития значения, она переводит название как «Сын мой Джек» и еще раз повторяет это словосочетание в первой строке. Вместе с тем, стилистика и образность оригинала, а также авторская графическая репрезентация (ответы на вопросы выделены курсивом) адекватно переданы в этой русскоязычной версии, которая звучит так:
Сын мой Джек не прислал мне весть?
Не с этой волной.
Когда он снова будет здесь?
Не с этим шквалом, не с этой волной.
А может, другим он вести шлет?
Не с этой волной.
Ведь что утонуло, то вряд ли всплывет -
Ни с прибоем, ни с грозной волной.
В чем же, в чем утешение мне?
Не в этой волне,
Ни в одной волне,
В том, что он не принес позора родне Ни с этим шквалом, ни с этой волной.
Так голову выше! Ревет прибой С этой волной И с каждой волной. Он был сыном, рожденным тобой, Он отдан шквалу и взят волной.
А вот в совсем недавней интерпретации Е. Кистеровой маскулинность и отчаянная сдержанность оригинала снимается полностью, уступая место материнской чувственности. Уже в названии звучит плач матери по сыну: «Скажи, где Джек - сыночек мой?», а последняя строфа не оставляет сомнений, что том, что сына ищет мать, а не отец:
«Скажи, где Джек - сыночек мой?»
Не с сей волной.
«Когда вернется он домой?»
Не с этой бурей и волной.
«Кто весть мне сможет передать?»
Не с сей волной.
Утопшего нет смысла ждать,
Ни с этой бурей и волной.
«О, Боже, чем утешусь я?» Не сей волной, И не иной
.Но он не постыдил тебя -Ни с этой бурей и волной.
Так что ж, пусть горе не согнет, Назло волне -Любой волне; Ты выносила чрева плод, Отдавши буре и волне.
В 2007 году, трагический эпизод из жизни великого национального барда привлек внимание британского телевидения, которое представило на суд соотечественников художественный
фильм «Мой мальчик Джек» по одноименной пьесе Д. Хейга, снявшегося в роли страдающего и казнящего себя Редьярда Киплинга. В заключительной сцене фильма Киплинг читает свое стихотворение, которое и дало название пьесе и фильму.
Литература
1. Самарин Р. Редьярд Киплинг. Вступительная статья I Роман Самарин II Киплинг Р. Свет погас: роман; Отважные мореплаватели: приключенческая повесть; Рассказы. - Минск: Мастера литературы, 1987.
2. Nicolson A. Bateman's I Adam Nicolson. - Warrington: The National Trust, 2009.
3. Kipling R. Mary Postgate I Rudyard Kipling. - Режим доступа: http:IIwww.victorianweb.orgIauthorsIkiplingIpostgate.html.
4. Kipling R. Rudyard Kipling's Verse. Definitive Edition I Rudyard Kipling. - London: Hodder and Stoughton Limited, 1946.
