CC BY
179
ФИЛОЛОГИЯ И ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
УДК 159.946.3
М. Я. Блох
РЕЧЕВОЕ ОБЩЕНИЕ И ФИЛОСОФИЯ ЕГО РЕГУЛЯЦИИ
Речь говорящего подчиняется объективным законам регуляции речи. Эти законы действуют в условиях монологического и диалогического общения и определяют характер адресации речи. Возможно выделить семь главных факторов регуляции речевого общения. Особую актуальность приобретает исследование системы коммуникативных типов предложения.
Speech complies with certain laws which regulate it. These laws operate under conditions of dialogic and monologic communication and define the character of speech addressing. It is possible to single out seven main factors regulating speech communication. The investigation of the system of communicative types of the sentence is gaining momentum.
Ключевые слова: речевое общение, регуляция общения, коммуникативный треугольник, коммуникативные типы предложения.
Keywords: speech communication, speech regulation, communicative triangle, communicative types of the sentence.
Общение в виде передачи друг другу мыслей и чувственных впечатлений посредством языка, то есть речевое общение (его называют также языковым), представляет собой кардинально необходимую, коренную часть жизнедеятельности человека [1]. Вне такого общения не может существовать не только народ, нация, государство, но и семья как элементарная ячейка народа и всего рода человеческого, как и любая группа людей (два коммуниканта и более), взаимодействующих на некоторой содержательной основе; содержательная основа может быть либо заранее осмысленной, последовательно целевой, либо, наоборот, всецело случайной, непредвиденной, неожиданной.
Сравним совокупное толкование слова «общение» со словарем Ожегова и Шведовой: «Общение... взаимные сношения, деловая или дружеская связь» [2]. Сравним с этим толкование интересующего нас значения английского слова «общение» ("communication") словарем Вебстера: "Communication. exchange of information" «Общение... обмен информацией» [3]. Известно,
© Блох М. Я., 2010 66
что в лингвопрагматике как научном направлении, изучающем практическое использование языка, речевое общение представляется в виде последовательности «речевых актов», впервые описанных в этих терминах Дж. Остином [4]. Проф. Ольга Ахманова в своих лекциях по теоретической грамматике английского языка на филологическом факультете МГУ (80-е гг. XX в.) заметила, что «речевой акт» по существу содержания обозначает не что иное, как предложение. Действительно, примеры речевых актов, приводимые Дж. Остином, не выходят за рамки предложения по своему формально-членному объему.
Но положение о речевом акте следует скорректировать в связи с выдвижением понятия дик-темы как элементарной единицы текста и, соответственно, разработкой диктемной теории текста [5]. Поскольку речевой акт есть отнесенное к ситуации общения завершенное высказывание с точки зрения выражения коммуникативной цели говорящего, этот акт оказывается не чем иным, как отнесенной к ситуации общения диктемой, либо находящейся в органической изоляции, либо вырванной из контекста; это диктема с ее четырьмя знаковыми функциями - номинацией, предикацией, тематизацией и стилизацией. Указанные функции осуществляются через составляющие диктему предложения. Номинация называет совокупную ситуацию, отражаемую дик-темой. Предикация относит названную ситуацию к действительности. Тематизация (топикализа-ция), реализуя диктемную микротему, вводит диктему в разворачивающийся текст-дискурс. Стилизация снабжает диктему стилистическими показателями, направленными на такую передачу цели высказывания (замысла говорящего), которая наилучшим образом соответствует факту общения во всей его конкретности. Обобщающим назначением диктемы является формирование речевой последовательности в контексте ситуации общения, то есть преобразование и объединение потенциальных спонтанных изглашений в дискурсное, тематически осмысленное, выражение мыслей и чувств. Указанное выражение мыслей и чувств в реальном или воображаемом мире принимает форму монолога или диалога [6].
Вопрос о соотношении монологической и диалогической речи проходит этап принципиального обсуждения [7]. В современном философском языкознании бытует и всячески муссирует-
ся положение о том, что речь по своей сути всегда диалогична, поскольку всегда кому-то предназначена - либо реальному слушающему (единичному или коллективному), либо самому себе, самому говорящему.
Если присмотреться поближе к этому положению, то мы не можем не увидеть, что оно подменяет понятие обмена репликами в диалоге (в отличие от монолога, не требующего обязательной ответной реплики) понятием адресованности речи. Действительно, речь по своему существу обладает вектором направленности, это ее органическое свойство, никоим образом не отменяющее разделение общения на монологическое и диалогическое. Диалог - это разговор собеседников, монолог - это речь одного говорящего, единственного говорящего.
В связи со сказанным кому-то, возможно, захотелось бы заявить, что в таком случае диалог есть обмен монологами, и взамен парадокса о том, что речь всегда диалогична, выдвинуть контр-парадокс о том, что речь всегда монологична, поскольку в языковом общении всегда говорит один человек, а другой или другие слушают. Таков физиологической закон для человека, у которого, в отличие от дракона, лишь одна голова с одним ртом - материальным инструментом речи. Но не стоит обольщать себя парадоксами; лучше вместо этого внимательней присмотреться к составу высказываний, как и к их контексту. И отмеченный состав, взятый в контексте речи, неизбежно покажет нам, что само высказывание, которое в диктемной теории текста-дискурса называется диктемой (см. выше), отличается имманентным свойством монологического или диалогического качества, а именно: речь, нацеленная на вызов реплики, тем самым есть составная часть диалога (который, естественно, может состояться, а может и не состояться, если такова воля собеседника - со-коммуниканта), а речь, не нацеленная на вызов реплики, есть составная часть монолога.
Итак, монолог - одностороннее диктемное общение; его вектор общения прямой, однонаправленный. Диалог - двустороннее диктемное общение; его вектор общения взаимный, двунаправленный. Значит, собственно монолог никоим образом не может быть диалогом, а собственно диалог никоим образом не может быть монологом.
В разделении речи на диалогическую и монологическую различаются две стороны: одна эк-стралингвальная (один говорящий против двух и более говорящих друг с другом), а другая ин-тралингвальная, собственно системная (разное языковое качество самих высказываний). Чтобы выделить собственно языковое, синтаксическое качество диалогической и монологической свя-
зи, я назвал, используя латинскую терминологическую традицию, диалогическую связь связью оккурсемной, то есть встречной, а монологическую связь соответственно связью кумулятивной, то есть присоединительной. Диалогическое объединение предложений (диалогическое единство) получило наименование «оккурсема», а монологическое объединение предложений (в те времена я еще не пользовался логикой дик-темной теории текста)- «кумулема». По-русски - встречное единство, присоединительное единство. По-английски - encountering unity, cumulative unity.
Подчеркну - монологическое общение и диалогическое общение реализуются не просто предложениями, а именно диктемами. Диктема и представляет собой структурную, строевую реализацию речи; речь как таковая воплощается в последовательности диктем.
Отсюда следует и уточненная трактовка актуального членения предложения. Актуальное членение существенно реализуется в составе дик-темы и работает на диктему. Из нескольких возможных рем предложений, составляющих дик-тему, одна рема выдвигается как главная, дикте-мообразующая; она выделяется сильным логическим ударением и, следовательно, выявляет центральную часть информации, передаваемой диктемой.
Что же касается экстралингвальной стороны монолога и диалога, то следует со всей ясностью указать, что коренное различие между этими типами общения состоит в их принципиально различном идиолектном содержании. В самом деле, монолог, как и внутренний диалог, формируется одной-единственной микроязыковой системой, то есть одним идиолектом, поскольку его строит существенно один говорящий, а собственно диалог формируется двумя и более (в случае диалога-полилога [8]) микроязыковыми системами, или идиолектами, поскольку его создают два и более говорящих. Коренной, абсолютно существенный характер данного различия самоочевиден. Самоочевидным становится и двойственная природа внутреннего диалога, то есть диалога говорящего с самим собой: по типу синтаксической связи это речь оккурсемная, встречная, а по идиолектному составу - моноидиолект-ная, то есть квазидиалогическая.
Теперь обратимся к уточнению адресации речи. Адресация речи есть ее предназначение. Если вектор общения может быть как односторонним (монолог), так и двусторонним (диалог), то адресация речи всегда одностороння в том смысле, что речь непременно кому-то предназначена, то есть формируется для кого-то. Но если речь обязательно формируется для кого-то, то для эффективного достижения своей содержательной
цели она должна быть приспособлена к оптимальному принятию своего посыла со стороны этого «кого-то».
Значит, адресация речи - это такое свойство речи, которое требует ее адаптации с точки зрения соответствия ее формы ее содержанию в восприятии адресата, оказавшегося на данный случай органической составной частью ситуации общения. Адаптация речи - непрерывный процесс, реализующийся по мере поступательного разворачивания общения. Вместе с адаптацией высказываний весь процесс общения находится в постоянной динамике поиска оптимальных средств выражения. Такую динамику мы называем регуляцией общения.
Понятие регуляции следует сопоставить с понятием управления. Управление предполагает некую внешнюю силу, организующую определенный процесс посредством волевого акта. Напротив, регуляция, вообще говоря, не предполагает подобной силы и может быть добавочно охарактеризована как «самоуправление» или «спонтанное управление». В этом смысле регуляция общения является его имманентным свойством и имеет место в любом случае актуального речевого действия, будь оно спонтанным или каким-либо образом управляемым извне.
Наблюдения над общением в его разных конкретных реализациях приводит нас к установлению семи главных факторов регуляции речевого общения. Рассмотрим каждый из них в отдельности.
Первый фактор - целевое содержание речи (высказывания). Целевое содержание в конечном счете является определяющим фактором регуляции общения. Что говорится и для чего говорится - это два начала, которые образуют своеобразную рамку коммуникативного смысла высказывания. На формальном, собственно структурном уровне абстракции данный смысл раскрывается в виде коммуникативных типов предложения: «заявление» - для принятия к сведению, «побуждение» - для выполнения воли, «вопрос» - для получения ответа. К фактору целевого содержания речи мы еще вернемся в дальнейшем рассуждении.
Второй фактор - личностный статус говорящего. В личностный статус входят все характеристики говорящего, существенные для хода общения. Прежде всего, это нравственный облик говорящего, определяемый его менталитетом -оценочной частью рационального сознания. Далее следует темперамент, соответственно которому нравственные черты говорящего могут предстать как в обостренном, так и в смягченном виде. Важнейшей характеристикой говорящего как личности служат его умственные способности, за каковыми следуют общественное положение, род занятий, образовательный уровень и т. д. Эти
характеристики в совокупности формируют то, что теперь называется «языковой личностью».
Третий фактор - личностный статус слушающего. Этот статус определяется теми же характеристиками, что и личностный статус говорящего. Но аналогичная личностно-языковая характеристика реализует разные регулятивные следствия в разных коммуникативных позициях -соответственно в позиции говорящего и в позиции слушающего. Именно поэтому рассматриваемые личностные статусы формируют разные факторы регуляции общения.
Четвертый фактор - присутствие или наличие посторонних лиц, которые слышат речь говорящего, но не являются участниками общения. Таким образом, вводится понятие слышащего, экстракоммуниканта. Он может быть и подслушивающий, и невольно слышащий. Говорящий знает о нем - и учитывает его наличие в своей речи, тем самым осуществляя ее регуляцию в данном аспекте. Понятие слышащего следует строго различать с понятием прослушивающего. Прослушивающий есть лицо, осуществляющее тайное прослушивание чужой речи по чьему-то заданию. С другой стороны, если говорящий предполагает наличие «прослушивающего» или просто знает о нем, то «прослушивающий» становится идентичен «слышащему», пусть и подслушивающему. И регуляция речи осуществляется обычным порядком.
Пятый фактор - свойства канала связи. Канал связи есть условия общения. Это непосредственная беседа в определенном месте, это телефонная линия, радиоэфир, телеэфир, шифрование и т. д. и т. п. В широком смысле к элементам канала связи может быть отнесен и «слышащий», однако сам по себе он настолько важен, что его следует выделить в отдельный аспект системы регуляции общения.
Шестой фактор - пресуппозиция. Пресуппозиция обычно определяется как фонд общих знаний говорящего и слушающего, необходимый для понимания речи [9]. Я определяю пресуппозицию как предположение говорящего о фонде релевантных знаний и, шире, личности слушающего. В ходе общения говорящий по существу обращается к воображаемому им слушающему, к «квазислушающе-му» - к тому образу слушающего, который он имеет заранее или создает в своем сознании по мере развития общения. Образ слушающего может отвечать действительной личности слушающего, а может и вовсе не отвечать ей. Отсюда и регуляция общения может быть пресуппозиционно-оп-равданной, продуктивной, а может быть и пресуп-позиционно-неоправданной, непродуктивной, сводясь к напрасным речевым усилиям.
Седьмой фактор - предположение слушающего о личности говорящего и подлинном смыс-
ле его речи. Если соответствующее предположение говорящего названо пресуппозицией, то указанное предположение слушающего разумно назвать постсуппозицией [10]. Постсуппозиция вносит свою важную лепту в регуляцию общения, поскольку слушающий по естественному закону общения сам становится очередным говорящим: вызывная реплика в диалоге чередуется с отзывной. Пресуппозиция и постсуппозиция оказываются двумя взаимосвязанными сторонами явления, которое следует назвать «коммуникативной суппозицией».
Таковы семь ведущих факторов регуляции общения, и прежде всего регуляции речи в ходе общения.
Поскольку среди факторов регуляции общения первым названо целевое содержание высказывания, которое, со всей очевидностью, пронизывает всю систему регуляции общения, постольку особое внимание в анализе этой системы должно быть обращено на коммуникативные типы предложения (высказывания), отражающие цель общения на синтаксико-категориальном уровне. Коммуникативные типы предложения функционируют в качестве важнейших средств реализации цели общения. Вся теория лингвопрагмати-ки фактически строится вокруг этих типовых конструкций, возводя их в ранг «прагматических типов предложения». Проводя анализ глубинной структуры этих типоконструкций, мы пришли к выводу, что формирование коммуникативных типов предложения осуществляется не чем иным, как актуальным членением предложения, и прежде всего ремой как главной частью актуального членения. Сущность процесса указанного формирования можно выразить простой формулой: коммуникативный тип предложения (высказывания) определяется типом ремы. Следовательно, ремы разделяются на повествовательные, побудительные и вопросительные. А дальнейшее наблюдение над коммуникативными типами высказываний в аспекте актуального членения позволяет со всей четкостью разделить эти типы на кардинальные и промежуточные, совмещающие черты кардинальных с соответствующими семантическими дополнениями и модификациями в общем объеме передаваемой информации. Инте-
реснейшая закономерность формирования и строя промежуточных коммуникативных типов высказываний состоит в том, что между каждой парой кардинальных типов конструкций выявляется по паре промежуточных. Для их удобного обозначения мы используем двойные термины, первой частью термина обозначая форму конструкции, а второй - ее функцию. Таким образом вместе с кардинальными коммуникативными типами высказываний - повествовательным, побудительным и вопросительным - устанавливаются промежуточные: повествовательно-вопросительный и повествовательно-побудительный, вопросительно-повествовательный и вопросительно-побудительный, побудительно-вопросительный и побудительно-повествовательный. Перед нами находится четкая и коммуникативно-действенная семантико-синтаксическая схема, которую я называю коммуникативным треугольником. На схеме показаны девять коммуникативных типов высказываний, закономерно связанных между собой симметрично-парадигматическими отношениями: три кардинальных и шесть промежуточных (см. рисунок).
Итак, речь говорящего осознанно или неосознанно в большей или меньшей степени подчиняется объективным законам регуляции речи. Эти законы действуют с одинаковой необходимостью в условиях монологического и диалогического общения и непосредственно определяют характер адресации речи. В числе основных факторов регуляции речи выделяются: целевое содержание речи, личность говорящего, личность слушающего, посторонние лица («слышащий»), канал общения, пресуппозиция (сознание говорящего), постсуппозиция (сознание слушающего). Чем более осознанно коммуникативная стратегия и тактика говорящего отражают указанные законы, чем более последовательно говорящий ориентируется на отмеченные факторы, тем эффективнее достигается его коммуникативная цель. В этом плане особую актуальность приобретает исследование системы коммуникативных типов предложения, которое привело автора к теории коммуникативного треугольника, введенного органической составной частью в общее учение о регуляции речевого общения.
Повествование
Повествовательный вопрос Повествовательное побуждение
Вопросительное повествование Побудительное повествование
Вопрос Вопросительное побуждение Побудительный вопрос Побуждение
Примечания
1. Тер-Минасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2004. С. 11.
2. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 2005. С. 440.
3. Webster's New Collegiate Dictionary. G. & C. Merriam Company, Springfield, Massachusetts, U.S.A. P. 228.
4. Austin C. H. J. How to Do Things with Words. L., 1962.
5. Блох М. Я. Диктема в уровневой структуре языка // Вопросы языкознания. 2000. № 4.
6. Блох М. Я. Теоретические основы грамматики. М., 2006.
7. Блох М. Я. Диалог, монолог и фактор слушающего // Научные труды Московского педагогического государственного университета. Филологические науки: сб. ст. М., 2007.
8. Круглова С. Л. Полилогическая речь как форма общения // Язык и общение. 2002. № 1.
9. Арутюнова Н. Д. Понятие пресуппозиции в лингвистике // Изв. АН СССР. Сер. литературы и языка. М., 1973. Т. 32. № 1.
10. Блох М. Я. Диалог, монолог и фактор слушающего. С. 166.
УДК 82-141
А. Г. Маслова
АНАКРЕОНТИЧЕСКАЯ ОДА КАК СРЕДСТВО СОЗДАНИЯ ПОЭТИЧЕСКОГО АВТОПОРТРЕТА В ТВОРЧЕСТВЕ Г. Р. ДЕРЖАВИНА
В статье исследуется феномен авторского мифотворчества Державина, создавшего в своей поэзии яркий, противоречивый и привлекательный автопортрет, обладающий такими характеристиками, как рвение к службе, горячее стремление к истине и справедливости, вдохновенное увлечение поэзией и страстная любовь к жизни во всех ее проявлениях; подчеркивается особая роль в этом мифостроении жанра анакреонтической оды и образа Анакреона, по-своему интерпретированного Державиным.
In the article, the phenomenon of the author's mythocreation of Derzhavin, created a bright, conflicting and attractive self-portrait in his poetry, is investigated. It possesses such characteristics as eagerness to service. hot aspiration to truth and justice, inspired. enthusiasm for poetry and passionate love to a life in all its displays. In this mythological order the genre of anacreontic ode and Anacreon's image, interpreted by Derzhavin in his own way, has special role.
Ключевые слова: поэзия XVIII в., анакреонтическая ода, Державин, мифотворчество, поэтический автопортрет
Keywords: poetry of XVIII c., anacreontic ode, Derzhavin, myphocreation, poetic self-portrait.
© Маслова А. Г., 2010
Державин входит в литературу в эпоху переосмысления роли поэта в обществе. Если в период развития и расцвета абсолютизма в России «высокий» полет поэтического восторга был направлен на идеальные сферы бытия, поддержку государства и монарха, утверждение особой государственной мифологии и воспитание гражданина-патриота, то период кризиса ведущей государственной идеи XVIII в. - идеи «просвещенного монарха» - ведет к формированию нового образа поэта. В. М. Живов, описывая этот закономерный исторический факт, подчеркивает: «Тот религиозно-мифологический потенциал, который прежде был отнесен к государству и монарху как устроителям космической гармонии, переносится теперь на культуру, и поэт получает те мироустроительные харизматические полномочия, которые ранее присваивались императору <...> Так из мифологии государства возникает мифология поэта» [1]. Как справедливо замечает О. М. Гончарова, «в этой ситуации и появляются первые русские литераторы, присвоившие себе право мыслить о русском, активно воздействовать на русского человека и его духовные ориентиры, созидать русскую культуру и русскую личность» [2].
Творческий путь Державина позволяет нам проследить, как происходит становление этой новой мифологии поэта. В начале своего поэтического поприща Державин выступает как выразитель общегосударственных интересов, стремится воздействовать на императрицу, открыто обличает в своих стихах пороки вельмож и государственных служащих. Одновременно, уже понимая силу поэтического слова, он пользуется своим острым оружием для достижения некоторых личных целей, например, пишет похвальные оды Екатерине («Изображение Фелицы»), чтобы выйти из опалы, в которую он попал после губернаторства в Тамбове и суда, борется стихами со своими недоброжелателями, соперниками и врагами на чиновническом поприще. Но самым примечательным оказывается то, что именно эти стихи, ориентированные, казалось бы, на достижение личных целей, начинают пользоваться наибольшим спросом у читательской аудитории. Это отметил, анализируя практические цели и моральные принципы поэзии Державина, Г. А. Гуков-ский [3].
Таким образом, уже в 1780-е гг. отмечается отход от классического образа поэта как в мировоззрении Державина, так и в культурном сознании русского читателя в целом. Поэт оказывается не столько защитником интересов государства и монарха, сколько борцом за справедливость, честность. Он отстаивает в своих стихах право высказывать свои взгляды независимо от того, угодны они при дворе или нет; вводит в
