CC BY
50№ 3 (32), 2009
' 'Кул ътурная жизн ь Юга России "
А. X. МУСУКАЕВА
РЕЧЬ ПЕРСОНАЖА КАК СПОСОБ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА
В АДЫГСКОМ РОМАНЕ
На материале произведений А. Кешокова, И. Машбаша, Т. Адыгова, М. Эльберда и других писателей автор исследует разнообразные речевые характеристики персонажей романов: монолог, диалог, речь автора и персонажа, внутреннюю речь и т. д.
Ключевые слова: психологический анализ, речь персонажа, стилистический анализ, фольклор и литература.
Психологический анализ в художественном произведении предполагает различные средства изображения: прямые авторские размышления, самоанализ героя, высказывания о нем других, а также поступки, жесты, мимику, т. е. косвенные характеристики. Особое место принадлежит речи героя и его внутренним монологам: «Слово персонажа может стать до предела сжатым отражением его характера, переживаний, побуждений, своего рода фокусом художественной трактовки образа. Но потребовалось длительное развитие, работа многих великих художников для того, чтобы эти возможности слова могли осуществиться» [1].
Нередко в прозаических произведениях адыгских писателей отсутствует четкая дифференциация речи автора и персонажа при стилистическом и художественно-интонационном многообразии фактов и событий. Несмотря на то, что тексты в достаточной степени содержат пересказ, иллюстрацию событий и характеристики героев, в целом все это свидетельствует о незрелости прозы.
Писатели обращаются к национальным проблемам, стремясь отразить особенности менталь-ности, психологии народа. При этом возрастает роль фольклорных элементов, а также «натуральной» (устной) речи с перебоями, неправильностями, пропусками, т. е. со всей речевой физической фактурой.
Характер персонажа, его внутренние мотивы, внешние обстоятельства, ситуация текущего момента чаще всего проявляются в диалогическом слове; оно дает представление о свойствах героя, анализирует, дополняет, а нередко и обнажает его натуру.
Такие качества, как самолюбование, гордость, страсть, лицемерие, холодность души, неумение и нежелание понять другого человека, часто соединяются в жизни и в художественном тексте. В романной прозе каждое слово, реплика, монолог, диалог выполняют сложную художественную задачу: характеризуют героя, его время, среду, его мысли и переживания, содержат в себе информацию о событиях, касающихся персонажа, развивают сюжет произведения, привнося в него дополнительную динамику, а иногда неожиданный поворот. Но нередко слово выходит за пределы характера героя и сюжета произведения, и тогда оно несет в себе философские обобщения
о жизни и месте человека на земле. Примером могут служить романы Т. Адыгова, А. Кешокова, И. Машбаша, М. Эльберда и др.
В романе Т. Адыгова «Щит Тибарда» речь персонажа носит назидательный характер (как правило, это обращение опытных воинов к молодым, пожилых людей - к юношам). Она имеет прямое воспитательное значение, разъясняет, предостерегает, поучает и т. д.
Большой знаток и ценитель родного языка А. Кешоков разнообразит речевые характеристики персонажей, сравнительный анализ которых доказывает единство авторский позиции в оценках поступков, характеров и речи героев. К примеру речь Казгирея Матханова («Вершины не спят») отличается богатым лексическим запасом, красочностью, мягкостью и образностью. Обращаясь к своим ученикам, герой говорит: «Никогда не прибегайте к грубым выражениям, все хорошее укладывается в вежливые слова, и только нехорошее требует грубых выражений» [2]. Принцип прямого противопоставления в романе выражается в остром полемическом диалоге героев, наиболее точно отличающем язык каждого.
Языковое богатство, близость к народному просторечию проявляются на всем протяжении другого романа А. Кешокова «Сломанная подкова». Примером может служить сцена у ворот домика одной из главных героинь произведения Хабибы, представительницы старшего поколения («совести народа»). Увидев человека в гражданской одежде и немецкой фуражке, она обращается к нему со словами:
- Ты что, Сентраль? На голову напялил пакостную фуражку и воображаешь себя Гитлером? Чтобы тебя выволокли за ногу, как дохлую собаку! Зачем черепицу бьешь? Разве черепица сделала тебя убогим по уму? Забыл язык матери, говоришь выстрелами?» [3]. Синтаксис прозы А. Кешокова, как и в произведениях устного сказа, прост, но многозначен, глубок и содержателен. Сцена отправки на фронт другой героини, Апчары, описана в небольшом абзаце, содержащем напряженность военной обстановки, волнение Апчары и окружающих, суету и тревогу аула. Фраза, слово писателя создают реальный художественный образ героя, неповторимого как в поступках, чувствах, так и в речи.
"Культурная жизнь Юга России" № 3 (32), 2009
Нередко в адыгском романе речь обусловлена ситуациями, в которых большую роль играют традиции. Например, приветствие гостя, застолье, предполагающее строгое соблюдение этикета, диалоги родителей с детьми, диалоги спутников в дороге и т. д. - все это представляет психологический портрет горского народа.
При изображении переживаний героя в драматической ситуации (глубокое волнение, особое душевное или физическое состояние - болезнь, ранение, близость смерти) в его речи используются иррациональные элементы. Подобный прием для наиболее тонкого показа внутренней жизни героев нередко употреблял Л. Н. Толстой («Война и мир», «Анна Каренина», «Воскресенье», а также его повести и рассказы).
Внутренняя речь героя открывает широкие возможности для анализа его психологического состояния: человек «раскрывает» себя, мечтает, признается в своих слабостях и ошибках и т. д. По мнению Л. Выготского, внутренняя речь - «не есть речь минус звук», это особая структура, которая характеризуется своим содержанием и целенаправленностью [4]. Речь персонажей детерминирована. Она отражает ментальность героев, близких к народу, подчеркивает их естественность, безыскусность. У них нет тайных мыслей, поэтому они говорят то, что думают. Тем не менее, передавая психологию персонажей, писатель прибегает к некой завуалированности, загадочности. Таковы внутренние монологи героев А. Кешокова, Т. Адыгова, И. Машбаша.
Нередко фольклор выполняет у романистов лексические задачи. Речь персонажей богата метафорами, эпитетами, сравнениями фольклорного происхождения, также создающими вязь их прозы. Особенно красочно отражена поэтическая палитра языка и специфика мышления народа в произведениях А. Кешокова. В его романе «Вершины не спят» представление героя начинается с его портретного описания. Однако в «Сломанной подкове» первоначальное знакомство с персонажами дается через синтаксический и эмоциональный строй их речи: экспрессивность Апчары, эмоциональность Хабибы, рассудительность и спокойствие Бекана - все эти свойства воспроизводятся посредством речевых характеристик. Подобный же прием используется писателем и для создания отрицательного образа. Так, речь Якуба Бештоева до «правления» построена на равнодушных, «безликих» интонациях, а во время «правления» - на лицемерии, витиеватости и частых обращениях к Аллаху.
Нередко поведение героя и слова, которые он произносит, противоречат реальной ситуации. Сложность психологических состояний (неловкость, отчаяние, стыд) прикрываются бравадой (герой осознает, что он не то говорит, не то делает).
Изображение физических особенностей и проявлений человека («вещественность») в романе нередко становится гиперболическим, символически многозначным. Оно демонстрирует отно-
шение героя (приятие - неприятие) к кому-либо и чему-либо.
Типы диалогов в романе весьма разнообразны: социально-бытовые, бытовые, философские, дружеские, любовные, непримиримо-враждеб-ные, но чаще - поучительные, воспитательные. Например, герой вышеназванного романа Бекан говорит перебившему его речь молодому человеку: «Когда на пиршествах делили баранью голову, видно ни разу тебе не досталось уха, иначе бы ты научился слушать старших» [5].
Особое место в речи героев адыгских романов занимает меткая пословица, кратко и емко выражающая авторскую мысль и зачастую используемая для психологической характеристики героев. Таковы высказывания о взаимоотношениях детей с родителями, о мудрой любви Хабибы к детям: «Любовь детей к матери коротка, как мост через реку, а любовь матери длинна, как сама река»; об осмотрительном человеке: «У осторожного сына мать не плачет» и др.
Пословицы и поговорки в произведении функционально оправданны. Они не инородны, так как всегда «вписываются» в контекст повествования, обогащая, в частности, индивидуальную речь персонажа: «Хабиба любит говорить, что беда идет дорогой предчувствий»; или: «Не с кем посоветоваться, клади папаху на землю, выскажись перед ней».
Этой пословице близка по смыслу другая: «Прежде чем высказаться - подумай, прежде чем сесть - осмотрись».
В этих изречениях воплощены определенные этикетные нормы адыгэ хабзэ: будь сдержанным, терпеливым, осмотрительным, как и подобает мужчине-адыгу. По мнению Б. Бгажнокова, у адыгов «понятия человеческого достоинства и мужества в первую очередь связаны с толерантностью» [6].
Народная мудрость приобретает в адыгском романе новое нравственно-эстетическое значение и звучание. Герои романов - выходцы из народа, и поэтому обращение писателей к устно-поэтической традиции в их речевых характеристиках естественно. Стилевые трансформации народной образности (афоризмы, пословицы, поговорки) не автономны, не изолированы. Они составляют неотъемлемую часть общей идейно-художественной системы произведений.
Литература
1. Гинзбург Л. О психологической прозе. М., 1999. С. 297.
2. Кешоков А. Вершины не спят. М., 1965. С. 103.
3. Кешоков А. Долина белых ягнят. М., 1989. С. 309.
4. Выготский Л. Мышление и речь // Избранные психологические исследования. М., 1956. С. 178.
5. Кешоков А. Долина белых ягнят ... С. 82.
6. Бгажноков Б. Адыгский этикет. Нальчик, 1978. С. 37.
М 3 (32), 2009
' Кул ътурная жизн ь Юга России " ^
A. Kh. MUSUKAEVA. CHARACTER'S SPEECH AS THE WAY OF PSYCHOLOGICAL ANALYSIS
On the example of the works of such authors as A. Keshokov, I. Mash bash, T. Adygov, M. Elberd and others, the author investigates different ways of characters' speech charasteristics: monologue, dialogue, author's and character's speech, inner speech etc.
Key words: psychological analysis, character's speech, stylistic analysis, folklore and literature.
В. К. ЧУМАЧЕНКО
РОЛЬ В. МОВЫ В ИСТОРИИ ЖУРНАЛИСТИКИ СЛОБОДСКОЙ УКРАИНЫ
В статье анализируются ранние газетные публикации участника харьковской громады В. Мовы, свидетельствующие о его значительном вкладе в становление журналистики Слободской Украины 1860-х годов.
Ключевые слова: история украинской журналистики, шевченковедение, харьковская громада.
Несмотря на изрядное расстояние, Кубань и столицу Слободской Украины город Харьков соединяют давние и плодотворные культурные связи. Особенно они окрепли в середине XIX столетия, когда Императорский Харьковский университет вошел в список учебных заведений, в которых кубанские казаки имели квоты на поступление своих студентов. В его стенах многие посланцы Черномории заявили о себе как яркие творческие личности. В это время здесь учатся, например, начинающие писатели Василий Мова (Лиманський) и Иван Стеценко (Нордега). Оба они дебютировали на страницах газеты «Харьков» (приложение к «Харьковским губернским ведомостям»), первый - как пламенный журналист, второй - как подающий надежды драматург, оставшийся, к сожалению, автором единственной, но весьма любопытной и до сих пор по достоинству не оцененной пьесы «Доля». Ее отдельный оттиск с автографом автора сберегается в Национальной библиотеке Украины им. В. И. Вернадского в Киеве.
О том, что «слободская» составляющая в казачьей культуре Кубани была заметным связующим звеном в ее культурных взаимоотношениях с Украиной, свидетельствуют новые книги заведующего кафедрой журналистики, профессора Харьковского национального университета им. В. Н. Каразина Игоря Леонидовича Михай-лина: уже зарекомендовавшая себя двухтомная «1стор1я украшсько! журналштики XIX стол1т-тя» [1] и вышедший относительно недавно «Нарис штори журнал^тики Харивсько! губер-нп. 1812-1917)» [2].
В первой книге, состоящей из двух томов, последовательно изложена история развития украинской журналистики с момента ее возникновения и до конца столетия. Первый том посвящен условиям зарождения и национальным источникам журналистики, истории харьковских журналов 1810-1920-х годов, петербургского журнала «Основа» и газеты «Черниговский листок». Второй том освещает развитие украинской жур-
налистики в Галичине (газеты «Зоря Галицька». «Батьшвщина», «Дшо», «Буковина», журналы «Правда», «Зоря», «Свт>, «Народ», «ХлШороб», «Жите 1 слово» и другие), а также в эмиграции -женевские издания М. Драгоманова. Завершается том обзором украинской журналистики в России во второй половине столетия, где она была вновь сведена до уровня альманахов или русскоязычных изданий («Киевский телеграф» и «Киевская старина»).
Второй учебник представляет собой первую попытку подробного изложения истории прессы одного из важнейших регионов Украины, который принято считать колыбелью украинской журналистики в пределах Российской империи. Книга построена на четких методологических основах. В ней отбрасывается как неприемлемая идея о признании национально значимыми лишь изданий, которые печатались на украинском языке. Обосновывается плодотворная мысль о том, что газеты и журналы, выходившие на русском языке, следует также изучать в истории национальной журналистики, но под углом зрения украинского дискурса, т. е. отображения в них жизни этноса, с учетом их участия в формировании украинской идентичности.
Автор совершенно справедливо связывает зарождение журналистики Слободской Украины с появлением в Харькове университета (начало XIX столетия). Сгруппировавшиеся вокруг него силы украинской творческой интеллигенции из числа профессуры и студентов стали той почвой, на которой произросли первые харьковские газеты и альманахи местных романтиков, а затем появились и сменяли друг друга всевозможные газеты и журналы. Автор подробно останавливается на истории «Харьковских губернских ведомостей», выходивших непрерывно с 1838 по 1917 год. Отдельные главы посвящены таким наиболее примечательным газетам, как «Южный край» (1880-1919), «Слобожанщина» и «Порада» (обе - 1906), «Снш» (1912), а также журна-
