CC BY
20
ФИЛОСОФИЯ КУЛЬТУРЫ
УДК 194 DOI: 10.34130/2233-1277-2020-3-8
Е. Б. Макаров
независимый исследователь, г. Калининград
Реальность мифов в информационную эпоху. Семиотическая схема мифологизированного мышления на основе концепции означающего Р. Барта
Сегодняшнее информационно-ориентированное мироустройство способствует отрицанию материального мировоззрения и обращению к мифологическому мышлению как базовой альтернативе логосу. Современный индивид в процессе обучения и социализации всё более склонен приобретать знания об объектах (явлениях) исходя из его внешних проявлений. С наступлением нового информационно-технологического уклада «система мнений» обрела свою собственную логику развития и воплотилась в борьбе этих систем. В их основе — устоявшиеся стереотипы, а также различные культурно-исторические мифы. Легитимизация и закрепление мифов в качестве устойчивых идеологем происходит путём институализации и распространения их как социально значимых образцов мышления. Идеология — это мифология в действии или идеология как перформативная мифология.
Далее рассматривается соотнесение мифологического сознания с сознанием субъекта. В качестве схемы соотнесения предлагается многоуровневая семиотическая модель, которая иллюстрирует наглядную связь ментального и физического в процессе семиозиса субъективной реальности. В качестве основных элементов модели предлагается рассмотреть конвергенцию различных понятий: субъективная реальность, код и нейро-
© Макаров Е. Б., 2020
динамическая система и соответствие их определённым научным дисциплинам. ТРИ-О — последовательность мифологизации сознания: «от знака до мозга».
Информационно-коммуникативное пространство как имманентное свойство современного информационно-технологического уклада является семиотической системой. Бесконечное нарастание данных и информации о её содержании ведёт к перегрузке логического мыслительного аппарата, несёт риски, связанные с потерей самоидентификации личности, и в конечном счете способствует переходу купрощению жизненного опыта как наиболее релевантного способа самосохранения в сложившейся ситуации и обращению к «привычному» мифологическому пониманию жизненного мира.
Ключевые слова: мифология, идеология, семиотика, сознание, нейро-наука, коммуникация, информационно-технологический уклад.
E. B. Makarov
Independent researcher, Kaliningrad
The Reality of Myths in the Digital Age. Semiotic Scheme of Mythologized Thinking Based on R. Barthes,
the Signifier Concept
Today information-technological order contributes to the negation of material and the emergence of mythological worldview as an alternative of complicated and incomprehensible to the usual and familiar in dominating social practices. A modern individual is prone to getting knowledge about objects (phenomena) in the process of training and socialization based on its exterior emergence. With the beginning of the new information-technological order the «opinion system» had its own logic of the progress and it had been implemented in their struggle. In their foundation there are stereotypes as well as different cultural and historical types.
Legitimization and consolidation of the myths in the capacity of sustainable ideologemes occur by institualization and its spreading as socially significant patterns of thinking. Ideology is the mythology in action or ideology as performative mythology.
Further, we are treating correlation of the mythological and subject conscience. In the capacity of correlation scheme it is suggested a multi-levels semiotic model, which illustrates visual bound of the mental and material in subjective reality in semiosis process. In the capacity of main elements of the model we suggested to treat the convergence of different notions like subjective reality, code, neurody-namic system and its correlation with related sciences. Three-S is a sequence of consciousness mythologization, «from sign to a brain».
The information-communicative space is a semiotic system which is immanent property of the information-technological order. Infinity growth of data and information about its substance leads to cognitive apparatus overload and it is connected with the risks of self-identification lost. Totally, it leads to simplification of life experience as the most relevant way of self-preservation and appeal to the «mundane» mythological understanding of the life world.
Keywords: mythology, ideology, semiotics, consciousness, communication, information-technological order, neuroscience.
Введение. Научная новизна теоретического исследования заключается в том, чтобы показать внутренний механизм междисциплинарного синтеза семиотики, нейронауки и мифологии, используя рамки существующих семиотических понятий как наиболее релевантного методологического опыта. Отправной точкой исследования послужили следующие идеи и высказывания.
А. А. Зиновьев писал, что чувственный аппарат человека с течением времени всё больше испытывает влияние знакового [1, с. 12—13]. В работах Д. И. Дубровского, Т. В. Черниговской и коллег [2; 3] по изучению сознания и мозга человека привычные дихотомические оппозиции, такие как «Я» / «Не-Я», правое / левое полушарие, традиционное (архаическое, мифологическое) / новое (логическое, «вычислительное») мировоззрение, и означаемое / означающее, приобретают новую смысловую тональность.
Кроме того, автор полагается на цитату Платона о трёх онтологических видах: «Бывающее, то, в чём оно бывает, и по подобию чего происходит бывающее» [4, с. 990]. Для «простоты» можно редуцировать высказывание в категориях, имеющих значение для нашего исследования.
Бывающее — это информация о мире, конституирующая этот мир таким, каков он бывает (есть). То, в чём бывает — в природе окружающего нас мира, это соотносится со знаковыми свойствами объектов, явлений и событий, выраженных в информации о себе.
По подобию чего происходит бывающее — по подобию генетически и биологически обусловленных механизмов восприятия и трансформации материи, доступной для нашей субъективной реальности.
И наконец, для будущей семиотической модели важным является то, что Р. Барт называет натурализацией понятий как основной функцией мифа, — придать значение — обеспечить естественность или природность для явлений окружающего нас мира. Исследова-
тель пишет, что любая семиотическая система имеет дело с ценностями, но их значения для потребителя мифов принимаются за систему фактов [5, с. 291].
Если говорить о значимости данного исследования, то, во-первых, сам по себе междисциплинарный подход, объединяющий сферы гуманитарного и естественного знания, может представлять интерес для различных эпистемических культур.
Во-вторых, такой подход позволяет охватить на первый взгляд не связанные между собой явления и сделать попытку объяснения кон-тингентности в развивающихся социально-культурных процессах.
Гипотеза заключается в следующем: сегодняшний информационно-технологический уклад способствует отрицанию материального (как бы это ни звучало странно] и эмерджентности мифологического мировоззрения как альтернативы сложного и непонятного привычному и знакомому в доминирующих социальных практиках: культуре, экономике и политике.
Рассматривая эту мысль далее с позиции семиотической гносеологии, можно сказать, что в пространстве информации и коммуникации мы пребываем в особых символических условиях, в ограничениях, заложенных в семиосфере1. Понятие границы в данном случае носит фундаментальный характер и функционирует на уровне отделения своего от чужого, фильтрации и перевода внешних сообщений, т.е. «...семиотизации поступающего извне и превращения в информацию» [6, с. 14].
Есть расхожая фраза, что современный человек «заточен» под визуальную информацию. Это значит, что объекты окружающего пространства рассчитаны на визуальную, а значит, на знаковую саморепрезентацию. Но ведь разве было когда-то иначе? Платон писал, что зрение явилось для нас величайшей пользой, «.ибо из теперешних наших рассуждений о вселенной не было бы произнесено ни слова <...> из чего явилось нам кругообращение звёзд и планет, понятие о времени и привело к величайшему творению — созданию философии» [4, с. 988], а впоследствии, как мы понимаем, рождению дифференцированного объективированного научного знания, основанного на опыте. У этого утверждения есть и иная подоплёка. В эпоху Просвещения, когда были заложены основы естественно-
1 Семиосфера — семиотическое пространство, вне которого невозможно существование семиозиса, т.е. знакового описания реальности [6, с. 13].
научного знания, в эпоху Возрождения или Ренессанса в живописи сформировалась «„.новая визуальная установка на жизненный мир человека с опорой на идею опыта и глаза и видения как основного инструмента» и, как далее пишет В. Розин, стало падать значение слова как основного элемента коммуникации человека и Бога [7, с. 193]. С этого момента, можно считать, визуальное стало преобладающей формой восприятия.
Однако необходимо различать информацию как источник данных об окружающем жизненном мире — эпистемологический и гносеологический подходы, и информацию как набор мнений и нерефлексивных суждений о фактах, событиях, а также в целом о порядке вещей окружающего нас мира — идеологический подход. В первом случае это функция поддержания жизнеспособности организма (системы), в том числе и социального; во втором — функция перераспределения позиционных благ.
По сути, с того момента, как Д. Белл ознаменовал переход к постиндустриальному обществу, он предложил переход к миру, в котором функция научного знания конституируется как новый принцип распределения благ [8]. Это мировоззрение породило следующий виток постиндустриализма — новый информационно-технологический уклад, и исказило первоначальную предпосылку о гносеологической концепции мира. Даже более того, процесс познания, с философской точки зрения представляющийся как процесс восхождения к истине, по Платону, был подменён распространением «системы мнений», в которой истина заменена подобием [9]. Именно с наступлением нового информационно-технологического уклада «система мнений» обрела свою собственную форму и логику развития в представленной форме. При этом логика развития предмета подразумевает онтологическую сущность, воплощающуюся в его смысле, и, соответственно, предполагает отождествление этого предмета со знаком, выражающим определённые значения. Но вот договориться по поводу этих значений в отсутствие понимания смысла становится всё труднее, что и порождает такое понятие, как борьба мнений, или досксофилия (от греч.: Ао^а — «мнение» и фЛ[а — «любовь») — борьба мифологических конвенций в семиотической обёртке с опорой на средства массовой коммуникации. Ярким примером может служить разворачивающаяся полемика по поводу модной концепции — «распад правды» (truth decay) — уменьшение
роли фактов в общественной жизни Америки1, изучением которой занимается аналитический центр (think tank] — корпорация Рэнд.
В рассуждениях Платона об истине, справедливости, государственности мнение последовательно противопоставляется познанию и олицетворяет, скорее, «систему заблуждений», хотя и добровольную. Ведь мнение есть у того, кто «мнит», как утверждает Платон [4, с. 863], соответственно «мнимый», например, объект — это воображаемый, кажущийся. «Кто основывается на мнении, а не на истине, пребывает в спячке» [4, с. 904]. Сон, как полагали З. Фрейд и К. Г. Юнг, — это царство бессознательного и мифологического[10, с. 264]. Стоит ли в связи с этим полагать, что люди, живущие в реальности и мнящие о своей реальности как о сне, живут в бессознательном и эксплицируют миф наяву? Основа мифа — стазиро-ванное значение, когда смысл отстраняется путём исторической аберрации или коммуникационного плюрализма, основанного на различных системах интерпретации и реинтерпретации, т.е. мнениях. При этом значения как бы наслаиваются в зависимости от ценностно-волевых качеств интерпретатора. По мнению Р. Барта, искажение (деформация] и отстранение первоначального смысла, паразитирование на нём, является центральным проявлением всякого мифа и вызывает к жизни форму значения, т.е. отдельно форму и присвоение ей определённого значения как самоцель мифотворчества. «Миф — система двойная; он как бы вездесущ — где кончается смысл, там сразу же начинается миф» [5, с. 281].
Коротко можно сказать, что миф — это язык описания, удобный для выражения социальных моделей и сущностных законов бытия [10, с. 262]. А также, как утверждает Н. И. Шестов, это фундамент идеологии, её непосредственный источник [11, с. 101]. О трансформации мифа ученый говорит следующее: «Идеология возникает путём преобразования мифа, добавляя к его оформлению элементы научности2 и системности» [11, с. 28]. Это можно расценить, что легитимация и закрепление мифов в качестве устойчивых идеологем
1 Подробности проекта: URL: https://www.rand.org/research/projects/ truth—decay.html (дата обращения: 17.12.2019].
2 О процессе «онаучнивания» идеологии и идеологизации науки см.: Хабер-мас Ю. Техника и наука как «идеология». М.: Праксис, 2007. 208 с.
происходит путём институализации1 и распространения их как социально значимых образцов мышления.
В теоретическом плане наиболее яркую схему, характеризующую общество и общественные отношения как систему, функционирование которой поддерживается экспликацией и демонстрированием конформных образцов мышления и поведения, предложил Т. Парсонс. В теории социального действия он определил социальную систему как совокупность четырех функциональных подсистем: политическая (целеполагание], экономическая (адаптация], социальный контроль (интеграция] и культурная система, отвечающая за поддержание образца [12, с. 24]. Можно также сказать, что политическая подсистема заимствует и использует наиболее значимые и устойчивые мифы из других подсистем, в то время как культурная сфера отбирает, придаёт форму и является поставщиком «материала» для других подсистем, в особенности для политической. В семиотическом отношении здесь хорошо укладывается цитата В. Рози-на: «Художественная сфера является означающим и символизирующим остальные сферы» [7, с. 100]. Миф является естественным, выраженным в общественном сознании, социетальным инструментом целеполагания для политической деятельности. В этой связи можно сказать, идеология — это мифология в действии. Чтобы заставить миф действовать, нужна воля, чтобы данное в «слове» стало данным в действии или по крайней мере данным в будущем. Таким образом, можно сделать ещё одно обобщение относительно контекста, касающегося лингвистического содержания данного суждения, в котором идеология представляется как перформативная мифология.
Методы исследования, теоретическая база. В политических и социальных науках идеологию рассматривают «как систематизированную совокупность идей, выражающих интересы, цели и намерения больших групп, таких как партии, классы, нации, общности и т. д.» [13, с. 13]. Здесь нужно сделать существенную оговорку. Сами по себе группы, партии и народы не выражают собственных интересов, они лишь транслируют и потребляют предложенные мировоз-
1 Так, например, в ст. 29 п. 4 Конституции Российской Федерации закреплены информационные права граждан, в частности сказано, что каждый гражданин РФ в праве иметь свободный доступ к получению, производству и распространению информации.
зренческие программы. Истинными выразителями являются лидеры и руководители этих социальных объединений. И тогда становится очевидным, что идеология является средством одних людей воздействовать на сознание и поведение других, как это определяет А. А. Зиновьев [1, с. 25]. Задача идеологии, по его мнению, — стандартизация сознания, выработка одинакового понимания явлений бытия [1, с. 26], по сути, организация единого информационного пространства для сохранения общности, группы или нации, как единой социальной целостности в будущем и как имманентного способа самовоспроизводства, управляющего данной целостностью аппарата. В этом отношении Дж. Урри вообще радикально относится к пониманию будущего, он пишет: «Частные интересы буквально "владеют" общественно значимыми вариантами будущего» [14, с. 287]. Что, как мы знаем, выражается в пресловутом «образе будущего», широко распространённом мифе информационно-технологического уклада. При этом «Образ Будущего» в этом контексте не носит общий или нарицательный характер, а именно относится к классу вещей как объект, обладающий именем собственным (т.е. выступает как знак, символизирующий субъективную реальность некоего абстрактного будущего]. В связи с высказыванием можно вспомнить, что Ю. М. Лот-ман производит отождествление общего значения собственного имени в его предельной абстракции с мифом [6, с. 61]. И в дальнейшем он приходит к выводу, что наполненность мифологического пространства именами собственными носит конечный характер, а само пространство является отграниченным [Там же, с. 63]. Проводя дальнейшие рассуждения, мы получаем такую картину: ограничения, границы, демаркационные линии — это признаки дифференциации и ие-рархиизации структуры, выражающиеся в утрате разнообразия и тем самым ведущие к упрощению сознания, т.е. обратно к архаическому — мифологическому сознанию, которое, по точному выражению Ю. М. Лотмана, «.принципиально непереводимо в план иного описания, в себе замкнуто и, значит, постижимо только изнутри, а не извне» [6, с. 67].
Чтобы раскрыть сущность соотнесения мифологического сознания с сознанием субъекта на психическом (феноменологическом] уровне, нужно отобразить схему соотнесения как многоуровневую семиотическую модель, описывающую определённую реальность и связанную с ней логику мышления. Коротко это утвержде-
ние можно определить так: схема задаёт новую реальность, а знак — новую деятельность [7, с. 243], а значит — действительность. В данной схеме отображаются уровни, соответствующие процессу многоступенчатого семиозиса знакового сообщения и переводу в кодовую структуру нейродинамической сети в коре головного мозга. Вопрос о связи ментального и физического теоретически прорабатывали ещё наши советские учёные и пришли к следующему выводу. Всякое явление (событие] реальности — это информация, воплощённая в коде, носителем которого является нейронная структура (естественная нейродинамическая система], расположенная в коре головного мозга, а значит, она имеет материальное воплощение в пространстве и времени [2, с. 61, 128; 15, с. 87]. Код, по словам А. Н. Лука, «предполагает соответствие между реальными объектами и их моделями в нервной системе» [15, с. 87]. Также необходимо добавить, что информация как знаковая система, описывающая реальность для субъекта, обладает принципом инвариантности, т.е. одна и та же информация может быть передана разными физическими носителями [2, с. 124]. В образе объекта может быть выделена структурная инварианта, позволяющая опознавать его не по тождественному, а по вероятностному совпадению [15, с. 88]. Этот принцип порождает такое важное свойство знаковых систем, как избыточность информации, когда меньшего объёма данных достаточно, чтобы восстановить (мысленно] цельный образ объек-та1, что приводит нас к одному из основополагающих свойств знака в целом, а именно к возможности сохранения больших объёмов данных или информации в малых формах (образах]. Современная нейронаука может объяснить возникновение образов путём возбуждения определённой группы нейронов (невральные, или ментальные, паттерны] в мозговой коре для формирования когнитивных единиц в зависимости от типа получаемого сигнала [3, с. 357], например: образ, получаемый от визуального канала восприятия. Предпосылка для подобных аргументов лежит в предложенных ранее Д. И. Дубровским высказываниях: «Психический образ действительно существует в мозгу, но не в виде вещественной копии, а в качестве информации о соответствующем объекте. Эта информация воплощена в своём носителе — определённой нейродинамической
1 Очень наглядный пример приводит Г. Бейтсон: достаточно видеть крону дерева, чтобы получить информацию о размере его корневой системы [16].
системе. Последняя является кодом переживаемого субъективного образа» [2, с. 193]. Таким образом, эту связь можно представить схематично в виде последовательности:
Информация — Код — Нейродинамическая система (Мозг).
Таков семиозис «Субъективной реальности» (СР), т.е. той реальности, которая, по определению Дубровского, являет собой «...динамический континуум сознаваемых состояний человека.» [2, с. 14].
В начале работы мы приняли к рассмотрению предмет различных областей знания и задались вопросом их конвергенции. Теперь мы можем соотнести их с конкретными употребляемыми нами понятиями, такими как СР — психика, КОД и информация — семиотика, НДС (мозг] — биология.
Но, чтобы информация обрела форму «субъективной реальности», как пишет автор концепции, необходимо двухступенчатое кодовое преобразование на уровне эго-систем: первое представляет информацию как таковую, второе преобразование «открывает» и тем самым актуализирует её для «самости» (т.е. для собственного «Я»), делая доступным для оперирования и управления [2, с. 152— 153]. Для краткости можно представить данные уровни так:
Уровень 1 — сенсорные данные, коммуникативное и иное сообщение об окружающей среде или внутреннем состоянии организма.
Уровень 2 — информация о явлениях, связанных с уровнем 1.
Таким образом, Д. И. Дубровский конституирует, что информация, являющаяся содержанием конкретной нейродинамической системы и имеющая значимость для этой эго-системы, представляет собой «естественный код» второго порядка, или информацию об информации [2, с. 153].
В семиотическом аспекте, что интересно, мы имеем классическую связь, выраженную в знаковой системе, выведенную ещё Ф. де Соссюром, между означаемым и означающим. Первый принцип сос-сюровской эпистемологии говорит о произвольности знака, возникновении целого из некой ассоциации произвольного означаемого и означающего. И если у Соссюра слово — это языковой знак и отношение понятия и акустического образа как отношение между означаемым и означающим для данного знака [17, с. 69—70], то в нашем случае эта связь представлена в виде «информации как таковой» (Ур. 1] и «открытой информации» (Ур. 2]. Возникает лишь
вопрос о функциональной особенности преобразования информации (или об «открытии» у Дубровского) как способе действия, означающего по отношению к означаемому.
Используя приведённый выше принцип, вернёмся к семиозису СР как созависимости информации и нейродинамической системы и далее можем отметить, что код, в котором воплощается информация для физического объекта (мозга), является означающим по отношению к данной информации. Информация как отдельная семиотическая система является семиозисом коммуникации и сообщения [18]. В итоге базис данной модели — само сообщение (рис.).
ОЗНАЧАЮЩЕЕ ОЗНАЧАЕМОЕ
Субъективная реальность
Код Информация
Информация
Коммуникация Сообщение
3 знаковая система
2 знаковая система
Сообщение 1 знаковая система
Миф Язык-объект
(знак)
Рис. Схема соотношения знаковых систем в СР
Для фиксации связи между мифологической и субъективной реальностями будем использовать трехступенчатую структуру знаковых систем. В основании её будет лежать миф как источник сообщения и «похититель языка» в бартовском выражении. Первая знаковая система отражает понимание Р. Барта о мифе как о метаязыке (как и у Дубровского выше — информация об информации], на котором говорят о языке—объекте: «.миф овладевает этим языком—объектом чтобы построить собственную систему» [5, с. 272]. И для данной знаковой системы миф являет функцию означающего по отношению к первичному языку—объекту, т.е. означаемому. «Мифу свойственно превращать смысл в форму», — говорит далее Р. Барт, а в форму чего — становится понятно, когда мы включаем в
этот ряд действия по отношению или действия в отношении чего-то или кого-то. Трансформация происходит не сама по себе, она несёт в себе чью-то волю, чьё-то намерение. В таком виде миф обретает форму сообщения.
Чтобы система могла длиться, сохраняться, она должна передавать информацию о своём состоянии в изменяющемся относительно себя же положении (производная от функции времени]. В свою очередь, сообщение как элемент следующей знаковой семиотической системы, в котором понятие коммуникации обретает смысл означающего для данного сообщения, образует информационный объект (система 2]. На высшей ступени информация, являясь частью чувственного континуума, десигнатом субъективной реальности, обретает сущностный смысл в физическом воплощении сознания — мозге.
Результаты исследования. Из вышеприведённой модели можно сделать вывод. Во-первых, мы видим определенную таксономическую семиотическую структуру СР, слагаемую из дихотомической оппозиции означаемого и означающего. Если представить иерархически элементную составляющую этих понятий из предложенных семиотических систем, то эти понятия можно показать в виде ТРИ-О последовательностей:
Означаемое: Знак (Язык—объект) — Сообщение — Информация;
Означающее: Миф — Коммуникация — Код (Мозг).
И если означаемое представляет «техническую» сторону вопроса развития коммуникации и образования информации как таковой на основе какой-либо знаковой системы, то означающее можно рассматривать как правило (структуру] функционирования передачи сообщений в данной многоуровневой семиотической системе.
Во-вторых, рассматривая означающее как набор правил по переводу информации на уровень выше «от знака до мозга», мы видим, как сознание в итоге мифологизируется. Так как миф в основании данной схемы индифферентен к иному плану описания и доходит до высших нейронных структур мозга как данность, как замкнутый объект (т.е. образ, воплощённый в нейродинамическом коде], то этот миф может быть описан лишь изнутри, если принять во внимание слова Ю. М. Лотмана [6, с. 67]. Таким образом, субъективная реальность индивида вульгаризируется и приобретает оттенок бытия сна, фантазии, основанной на реальности мифа.
Если вернуться к высказыванию Платона о том, что, полагаясь на мнения, мы спим или грезим, и перевести это на современный язык информации и коммуникации, то можно сказать, что мы эффективно самоизолируемся и умышленно «усыпляем» своё восприятие, используя сетевые фильтры-пузыри, не допуская в наше субъективное пространство мнений, отличных от нашего (эффект «эхо-камеры»). И дабы избежать дальнейшей неопределённости и межличностных конфликтов, мы даже идём в сторону радикализации наших мнений. Всеобщее распространение получил такой механизм, как «склонность к подтверждению своей точки зрения» (confirmation bias). Об этом пишет исследователь глобальной коммуникации MIT1 Э. Цукерман, ссылаясь на работы К. Санстейна [19, с. 116, с. 129]. Но если осуществляется радикализация мнения, то радикализируется и сам миф, на котором это мнение основывается, а значит, и идеология как порождённый этим мифом перформатив-ный акт, воплощённый в воле отдельных личностей.
Возникает закономерный вопрос: при такой диспропорции в коммуникации не велика ли вероятность вернуться к нуменозному мышлению? Архаичный человек не принимал решения без санкции богов [7, с. 152]. Так и сейчас многие люди не могут принять решения без составления очередного запроса в Интернет. И тогда возникает следующий вопрос: а сегодня Интернет, и в частности социальные медиа и поисковые системы, — это не новые нуменозные боги, принимающие решения за людей?
Информационно-ориентированная эра представляется в этом случае как нечто противоестественное, это идеология угнетения формального и логического жизненного пространства путём фальсификации окружающего универсума, точнее бесконечного нарастания информации о его содержании и о самой себе в пространстве коммуникативном. Д. И. Дубровский отмечает, что с развитием цивилизации генетически заданный механизм тождества личности несёт всё увеличивающуюся нагрузку в силу «умножения числа вещей, потребностей, коммуникаций, видов деятельности <...> умножение нарастает в геометрической прогрессии, что создаёт угрозу идентичности "Я"» [2, с. 82].
Основываясь на результатах, полученных в ходе исследования нейрофизиологических языковых компетенций [3, с. 231—249], можно сделать вывод, что левое полушарие, отвечающее за форма-
1 MIT — Массачусетский технологический институт.
20
лизацию и обработку новой поступающей информации, не справляется с таким потоком и находится в перманентном состоянии пе-регрузки1 (т.е. угнетения], в результате чего функцию управляющей системы берёт на себя правое полушарие, обладающее целостным, гештальтным восприятием и являющееся возможным носителем метафорического, архаического и мифологического сознания [3, с. 249]. Такое гештальтное мировосприятие способствует переходу к упрощению жизненного опыта как наиболее релевантного способа самосохранения в сложившейся ситуации и обращению к «привычному» мифологическому пониманию жизненного мира. Таким образом, на первый план выходит мир детского нерефлексивного самосознания, в котором желания превалируют над всем остальным, а стереотипы и мифы — над здравым, логическим мышлением, упрощая и одновременно вновь «заколдовывая» окружающий универсум.
В философском осмыслении и в исторической ретроспективе мы видим проявление гегелевского закона «отрицание отрицания» в том виде, что сначала в человеческом развитии мы отказались от идеи традиционного, архаического основания бытия, а затем стали отказываться от идеи научно-гносеологического познания, вследствие чего стимулируется возвращение предшествующих конвенций.
Заключение. Таким образом, мифология продолжает оказывать существенное влияние на нашу жизнь в условиях информационного общества и цифровизации. Сохраняется актуальность сказанных двадцать семь столетий назад слов Платона: «Мы должны воспитывать детей на собственных мифах, чтобы формировать их души» [4, с. 787]. Но если раньше речь шла о мифологии в рамках конкретной культурно-исторической традиции, то в современном информационном обществе поставщиками мифов и мифологического контента транслируемого медиа (новости, кино, сериалы и т.д.] всё больше являются в основном другие культурно-исторические общности.
Библиографический список
1. Зиновьев А. А. Идеология партии будущего. М.: Алгоритм, 2018. 240 с.
1 Не случайно в знаменитой встрече Ельцин — Клинтон закралась «оговорка»: вместо перезагрузки в отношениях думали об односторонней перегрузке.
2. Дубровский Д. И. Сознание, мозг, искусственный интеллект : сб. статей. М.: Стратегия-Центр, 2007. 272 с.
3. Черниговская Т. В. Чеширская улыбка кота Шрёдингера: язык и сознание. 3-е изд. М.: ЯСК: Языки славянской культуры, 2017. 448 с.
4. Платон. Полное собрание сочинений в одном томе. М.: Альфа-Книга, 2018. 1311 с.
5. Барт Р. Мифологии. М.: Академический проект, 2008. 351 с.
6. Лотман Ю. М. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллин: Александра, 1992. Т. 1. 479 с.
7. Розин В. Семиотические исследования. М.: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2001. 256 с.
8. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М.: Academia, 2004. 788 с.
9. Гоулднер А. У Наступающий кризис западной социологии. М.: Наука, 2003. 576 c.
10. Кемеров В. Е., Керимов Т. Х. Социальная философия: Словарь. 2-е изд.М.: Академический Проспект; Екатеринбург: Деловая Книга, 2006. 624 с.
11. Шестов Н. И. Политический миф теперь и прежде. М.: Олма-Пресс, 2005. 414 с.
12. Парсонс Т. Система современных обществ. М.: Аспект Пресс, 1998. 270 с.
13. Сирота Н. М. Идеология и политика : учебное пособие для студентов вузов. М.: Аспект Пресс, 2015. 216 с.
14. Урри Дж. Как выглядит будущее? М.: «Дело» РАНХиГС, 2018. 320 с.
15. Лук А.Н. Очерки эвристической психологии. М.: БИНОМ. Лаборатория знаний, 2011. 228 с.
16. Бейтсон Г. Экология разума. Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии. М.: Смысл, 2000. 476 с.
17. де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1999. 432 с.
18. Макаров Е. Б. Хэштег как предикат контекста коммуникативного потока в коммуникативном сетевом пространстве Twitter // Коммуникации. Медиа. Дизайн, 3(3), 81—95. URL: https://cmd-journal.hse.ru/article/ view/8153 (дата обращения: 13.01.2020).
19. Цукерман Э. Новые соединения. Цифровые космополиты в коммуникативную эпоху. М.: Ад Маргинем Пресс, 2015. 336 с.
References
1. Zinov'ev A. Ideologiya partii budushhego [Ideology of the political party of future]. Moscow, Algoritm, 2018. 240 p. (In Russian)
2. Dubrovskij D. Soznanie, mozg, iskusstvennyj intellekt: sb. statej [Consciousness, brain, artificial intelligence: collection of Articles]. Moscow, Strategi-ya-Centr, 2007. 272 p. (In Russian)
3. Chernigovskaya T. Cheshirskaya uly'bka kota Shryodingera: yazyk i soz-nanie [Schrodinger's Cheshire cat smile: Language and Reasoning]. Moscow, YaSK: Yazy'ki slavyanskoj kuFtury*, 2017. 448 p. (In Russian)
4. Plato. Polnoe sobranie sochinenij v odnom tome [Complete works in one volume]. Moscow, Alfa-Kniga, 2018. 1311 p. (In Russian)
5. Barthes R. Mifologii [Mythologies]. Moscow, Akademicheskij proekt, 2008. 351 p. (In Russian)
6. Lotman Yu. Statl po semiotike i tipologii kurtury. Tom I. [Articles on semiotics and typology of culture. Volume I]. Tallinn, Aleksandra Publ., 1992. 479 p. (In Russian)
7. Rozin V. Semioticheskie issledovaniya [Semiotic research]. Moscow, PER SE; St. Perersburg, Universitetskaya kniga, 2001. 256 p. (In Russian)
8. Bell D. Grjadushhee postindustrial'noe obshhestvo [The coming of postindustrial society: A venture of social forecasting]. Moscow, Academia, 2004, 788 p. (In Russian)
9. Gouldner A.W. Nastupajushhij krizis zapadnoj sociologii [The Coming Crisis of Western Sociology]. Moscow, Nauka, 2003. 576 p. (In Russian)
10. Kemerov V., Kerimov T. SociaFnaya filosofiya: Slovar' [Social philosophy: Dictionary]. Moscow, Akademicheskij proekt; Ekaterinburg, Delovaya Kniga, 2006. 624 p. (In Russian)
11. Shestov N. Politicheskiimif teper' i prezhde [Political myth now and before]. Moscow, Olma-Press, 2005. 414 p. (In Russian)
12. Parsons T. Sistema sovremennyx obshhestv [The System of Modern Societies]. Moscow, Aspekt Press, 1998. 270 p. (In Russian)
13. Sirota N. Ideologiya i politika [Ideology and politics]. Moscow, Aspekt Press, 2015. 216 p. (In Russian)
14. Urry J. Kak vy^glyadit budushhee? [What is the Future?] Moscow, «Delo» RANHiGS, 2018. 320 p. (In Russian)
15. Luk A. Ocherki jevristicheskojpsihologii [Essays on heuristic psychology]. Moscow, BINOM, Knowledge laboratory, 2011. 228 p. (In Russian)
16. Baetson G. Ekologiya razuma. Izbrannye stat'i po antropologii, psikhiatrii i epistemologii [Steps to an Ecology of Mind: Collected Essays in Anthropology, Psychiatry, Evolution, and Epistemology]. Moscow, Publ. Smysl., 2000. 476 p. (In Russian)
17. Sossure F.de. Kurs obshchei lingvistiki [Course in General Linguistics]. Ekaterinburg, Ural. un-t, 1999. 432 p. (In Russian)
18. Makarov E. Hashtag as a predicate of the context of the communicative stream in the Twitter communicative network space. Communications. Media. Design, 3(3), 81—95. (In Russian)Available at: https://cmd-journal.hse.ru/ar-ticle/view/8153 (accessed 13.01.2020).
19. Zuckerman E. Novy'e soedineniya. Cifrovy'e kosmopolity" v kommunika-tivnuyu e'poxu [Digital Cosmopolitans in the Age of Connection]. Moscow, Ad Marginem Press, 2015. 336 p. (In Russian)
