CC BY
188
УДК 340.1 ББК 67.1
РЕАЛИЗАЦИЯ УКАЗА ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР ОТ 19 АПРЕЛЯ 1943 г. № 39 В СУДЕБНОЙ ПРАКТИКЕ СССР
ГУЛЬНАРА РАКИТОВНА КУДОЯРОВА,
адъюнкт кафедры теории и истории государства и права Уральского юридического института МВД России Научная специальность 12.00.01 - теория и история права и государства;
история учений о праве и государстве E-mail: grebenshikova_iv@mail.ru Научный руководитель: доктор юридических наук А.С. Смыкалин Рецензент: кандидат юридических наук Т.Ю. Фалькина
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. На основе системного анализа нормативно-правовых актов, изданных в развитие Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. № 39, раскрывается: каким образом происходила реализация положений данного Указа в судебной практике СССР; какие последствия он имел для советского народа.
Ключевые слова: пенитенциарная система, НКВД, ГУЛАГ, Великая Отечественная война, изменники родины, каторжные работы, каторжане, спецконтингент, контрреволюционные преступления.
Annotation. On the basis of the analysis of legal acts, based on the Supreme Soviet Presidium of The USSR from the 19-th of April, 1943 № 39, the methods of their implementation in forensic practice in the USSR are given and what consequences it had of the soviet people.
Keywords: penitential system, NCVD, GULAG, WORLD WAR II, betrayers of the motherland, hard labor, convicts, special contingent.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. № 39 «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников родины из числа советских граждан и для их пособников» было установлено применение ссылки на каторжные работы на срок от 15 до 20 лет для пособников из местного населения, уличенных в оказании содействия злодеям в совершении расправ и насилий над гражданским населением и пленными красноармейцами. Так была открыта одна из самых позорных страниц нашей истории.
О самом факте существования в Советском Союзе каторжных работ не принято говорить открыто, историки-правоведы касаются данного вопроса очень деликатно, в некоторых случаях лишь упоминая сам Указ Президиума Верховного Совета СССР № 39 и последующий за ним Приказ НКВД от 11 июня 1943 г. № 00968. Одна из причин в том, что эти законодательные акты вышли под грифом «секретно» и стали доступны сравнительно недавно. Кроме того, в Уголовном кодексе СССР 1926 г. нет санкции, предусматривающей наказание в виде каторжных работ или смертной казни в форме повешения. Здесь справедливо говорить о законодательстве с «двойным дном», практиковавшемся в нашей стране в советский период
[1, с. 65]. Однако, нужно отметить, что ряд исследователей все же включают осужденных на каторжные работы в отдельную категорию заключенных, существовавших в 1940-1950-е гг.1
К началу Великой Отечественной войны советское законодательство существенно не изменилось, однако обстоятельства требовали жестких решений. В условиях военного времени появилась необходимость в новых законах, отвечающих ужесточенной карательной политике государства. Так, 12 июля и 24 ноября 1941 г. указами Президиума Верховного Совета СССР из мест лишения свободы были досрочно освобождены и отправлены на фронт осужденные за небольшие провинности. Секретная директива НКВД № 185 от 29 апреля 1942 г. требовала нахождения в заключении до конца войны осужденных за шпионаж, измену Родине, терроризм, диверсии, бандитизм и т.п. Были вновь законвоированы осужденные за контрреволюционные преступления, а самые «неблагонадежные» переведены вглубь страны, наряду с особо опасными уголовниками-рецидивистами [2, с. 141].
Соответствующих мере содеянного санкций для изменников родины и преступников, виновных в совершении кровавых расправ над советскими гражданами, не существовало. Таким образом, отвечая условиям времени и определяя расправы и насилия над беззащитны-
ми гражданами и пленными красноармейцами и измену Родине самыми позорными и тяжкими преступлениями, Президиум Верховного Совета СССР издал вышеупомянутый Указ № 39, в котором установил введение смертной казни через повешение и каторжные работы.
Следующим за ним Приказом НКВД от 11 июня 1943 г. № 00968 «Об организации отделений каторжных работ при исправительно-трудовых лагерях НКВД» требовалось организовать отделения для осужденных к каторжным работам в Воркутинском, Норильском лагерях, Севвостлаге (Дальстрое) и в составе Карлага НКВД. Отделения рассчитывались на 10 тыс. человек, каторжан предполагалось использовать на работах по строительству новых угольных шахт и на подземных работах в действующих шахтах и кирпичных заводах, рудниках, карьерах, добыче золота и олова.
Осужденных к каторжным работам (исключая больных и нетрудоспособных) немедленно после вынесения приговора в первоочередном порядке отправляли вагонами в Норильлаг. Все больные и нетрудоспособные направлялись в каторжное отделение Карлага. Во время следования до пункта назначения для осужденных устанавливался особо строгий режим.
В соответствии с прилагаемой к приказу инструкцией устанавливался определенный порядок содержания каторжан в лагерях НКВД. Бараки их с решетками на окнах находились на запорах и охранялись стрелками, а также отделялись высоким забором от остальной лагерной зоны.
На работу они выводились под усиленным конвоем. Рабочий день каторжан длился на час больше, чем у остальных заключенных. Кроме того, труд их использовался преимущественно на особо тяжелых работах, в течение первых двух лет - только в качестве чернорабочей силы. Мастерами, старшими или бригадирами назначались вольнонаемные рабочие или из числа других заключенных.
Любой отказ от работы, невыполнение нормы выработки, нарушение режима и неисполнение распоряжения администрации влекли за собой определенные меры наказания, самое малое из которых - увеличение рабочего дня на 2 часа и перевод на более тяжелую работу. Могло быть назначено заключение в одиночный карцер на 20 суток, а также арест и привлечение к уголовной ответственности с рассмотрением дел на Особом совещании НКВД.
В течение первого года заключения осужденные к каторжным работам были лишены любой переписки и получения премиальных денег. По истечении данного срока за отличные показатели в работе, примерное поведение в быту и соблюдению лагерного режима начальник лагеря мог выдать разрешение на переписку с родственниками, получение посылок, установление премиальных, чтение книг и газет [3, с. 519].
Уже через месяц Приказом НКВД СССР № 001241 с объявлением «Инструкции по учету и этапированию заключенных, осужденных к каторжным работам» от 17 июля 1943 г. был введен особый
порядок учета осужденных к каторжным работам, который проводился отдельно от остальных заключенных Отделом учета и распределения заключенных лагеря. Особенность порядка учета состояла в полной изоляции личных дел осужденных от личных дел остальных контингентов. Личным делам присваивались ведущиеся отдельно от общей книги регистрации заключенных номера, после которых стояли буквы «КТР» (например, № В-161/КТР). Этот же номер Личного дела нашивался на одежду, но уже без добавления «КТР».
Особо требовалось проводить и ежедневные утренние и вечерние поверки каторжан, которые должны были осуществляться «строго по формулярам и опросом по основным установочным данным (фамилия, имя, отчество, год рождения), сличением каторжника с фотокарточкой и его личным номером военизированной охраной совместно с учетным аппаратом лагеря». Здесь следует оговориться, что зачастую у осужденных к другим мерам наказания не было фотокарточек, что приводило к путаницам при освобождении из заключения. Нередки были случаи, когда заключенные пользовались доверием осужденных на малые сроки, выспрашивали у них все данные, а затем, выдавали себя за них и выходили на свободу. Каторжники же подлежали строжайшему учету.
Этапирование каторжников из тюрем после их осуждения требовалось проводить тюремной администрацией отдельно от остального контингента в вагон-заках непосредственно в лагеря, где имелись каторжные отделения. Особое внимание уделялось и охране каторжников; при необходимости пересадок в пути следования каторжники конвоем сдавались в пересыльный пункт УИТЛК - ОИТК НКВД, а при его отсутствии - в местную тюрьму. В этом случае ответственность нес начальник тюрьмы, поскольку он лично принимал от конвоя каторжников, размещал в отдельных от остальных заключенных камерах и организовывал их первоочередную дальнейшую отправку [3, с. 521].
Согласно данным, представленным в справке о количестве и категориях военных преступников и их пособников, осужденных военно-полевыми судами, за 1943 г. военно-полевыми судами были рассмотрены 878 дел, по которым были осуждены 1060 человек. Из них 815 были повешены, а 245 приговорены к каторге [4, с. 437].
В докладе начальника Гулага В.Г. Наседкина Л.П. Берии о работе Главного управления исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД СССР за годы Великой отечественной войны от 17 августа 1944 г. говорилось, что по состоянию на 1 июля 1944 г. в исправительно-трудовых лагерях содержалось уже 5200 заключенных, осужденных к каторжным работам [3, с. 272-296].
И только за год количество осужденных увеличилось до 29 000 человек! Об этом свидетельствует докладная записка заместителя наркома внутренних дел СССР В.В. Чернышева наркому внутренних дел СССР Л.П. Берии об опыте работы каторжан в Воркутлаге НКВД от 20 мая 1945 г. Докладная записка явилась ре-
акцией на письмо секретаря ЦК КП(б)У Н.С. Хрущева и проект Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР «О применении каторжных работ в качестве меры наказания», где Н.С. Хрущев сетует на слишком мягкое наказание в виде лишения свободы на 10 лет за отдельные преступления, по которым суды вынуждены применять расстрел, не имея в своем распоряжении иного, более сурового наказания. В связи с этим, Н.С. Хрущев предлагает почти по всем статьям Уголовного Кодекса 1926 г., предусматривающим в виде предельной санкции высшую меру наказания, дополнительно ввести осуждение к каторжным работам на срок от 15 до 20 лет. Эта мера наказания мотивировалась желанием не только большего подавления контингента, но и сохранения физически здоровых людей для использования на работах в отдаленных и особо тяжелых местностях Советского Союза. В.В. Чернышев в своем ответе высказывает сомнения по поводу целесообразности широкого применения указанной санкции наказания. Одной из причин он называет нетрудоспособность большинства из осужденных к каторжным работам: из 29 000 человек, осужденных к каторжным работам за все время применения Указа почти 10 000 нетрудоспособных, следовательно, как замечает В.В. Чернышов, эти люди «не могут быть привлечены ни к каким работам, а тем более к каторжным». Кроме того, труд каторжников оказывается неэффективным в условиях каторжных работ, специального режима и, как следствие, отсутствия стимула и всеобщей подавленности: через 5-6 лет осужденные к данной мере наказания полностью теряют трудоспособность, и понимают невозможность выдержать все 15-20 лет. Следующую причину он видит в сложности укомплектования производственного лагеря одними только каторжанами; в реальности существует необходимость в доукомплектовании его специалистами из вольнонаемных или осужденных к другим мерам наказания [3, с. 272-296].
Указ принят не был, но уже на 1 сентября 1945 г. в ГУЛАГе содержалось 38 568 осужденных к каторжным работам, из них в Воркутинском ИТЛ - 14 162, Тайшетском - 9001, Северо-Восточном - 7988, Норильском - 3023, Карагандинском - 172; кроме того, в тюрьмах - 42 2291 [5, с. 179].
В Акте приема-сдачи ГУЛАГа МВД СССР 2 сентября 1947 г. генерал-лейтенантом В. Г. Наседкиным вновь назначенному приказом МВД СССР №2 1208 от 2 сентября 1947 г. на эту должность генерал-майору Добрынину Г. П. говорится, что по состоянию на 1 сентября 1947 г. в лагерных подразделениях содержится 60 021 каторжан (!) [3, с. 317].
Приказ Президиума Верховного Совета СССР №9 39 был издан относительно изменников родины из числа советских граждан и для их пособников, однако практика применения новой санкции показалась целесообразной не только для подавления данного контингента и эксплуатации труда осужденных военных преступников в особо тяжелой форме, но и для еще большей жестокости к
осужденным за другие виды преступлений. Так, в 1948 г. был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 г. «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдаленные районы Советского Союза в период Отечественной войны» [6], в котором говорилось следующее: «В целях укрепления режима поселения для выселенных Верховным органом СССР в период Отечественной войны чеченцев, карачаевцев, ингушей, балкарцев, калмыков, немцев, крымских татар и др., а также в связи с тем, что во время их переселения не были определены сроки их высылки, установить, что переселение в отдаленные районы Советского Союза указанных выше лиц проведено навечно, без права возврата их к прежним местам жительства.
За самовольной выезд (побег) из мест обязательного поселения этих выселенцев виновные подлежат привлечению к уголовной ответственности. Определить меру наказания за это преступление в 20 лет каторжных работ».
Г.М. Иванова указывает, что в течение года по этому указу осудили около 10 тыс. человек. Всего же в данный период времени на учете в 2 123 спецкомендатурах состояло более двух с половиной миллионов человек, из них почти 70% составляли женщины и дети. Подавляющее большинство (82%) репрессированных считались выселенными навечно. И здесь, как пишет исследователь Т.М. Иванова, побег не понимался буквально. «Это могла быть простая самовольная, т.е. незарегистрированная отлучка, например, к родственнику в соседний район, к другу в близлежащий поселок и т.п.» [5, с. 60]. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 апреля 1950 г. под его действие подпадали и некоторые другие спецпоселенцы, в частности выселенные члены семей украинских националистов. Этот указ был отменен только 13 июля 1954 г., Таким образом, за самовольный выезд (побег) с мест обязательного поселения выселенцы стали привлекаться к уголовной ответственности по ч. 1 ст. 82 УК РСФСР.
В послевоенное время к каторжным работам приговаривались не только изменники и предатели Родины, но и политические противники социализма. К примеру, А.Б. Суслов пишет: «9 из 10 каторжников, по состоянию на 10 июля 1950 г. содержащихся в 10-м лагерном отделении УИТЛК УМВД по Молотовской области, относились к разряду контрреволюционеров, отбывающих длительные сроки заключения (от 15 до 20 лет). Всего там находилось 2 658 каторжан, а также 662 заключенных других категорий, так называемый обслуживающий персонал каторжников» [7, с. 87].
Нужно отметить, что трудоиспользование осужденных на каторжные работы в послевоенный период происходило несколько иначе. Распоряжением МВД от 1 июня 1950 г. им полагалось работать 10 часов в день, «не считая перерыва на обед, а также предоставлялись 4 выходных в месяц и специальные дни отдыха - 1 и 22 января, 1 и 2 мая, 7 и 8 ноября и 5 декабря» [7, с. 97].
А.Б. Суслов приводит документы с содержанием конкретных цифр количества осужденных на каторжные работы в Пермской области. 7 февраля 1946 г. Приказом начальника УНКВД по Молотовской области на базе бывшего проверочно-фильтрационного лагеря НКВД № 519 Понышского был организован Исправительно-трудовой лагерь «для содержания осужденных к каторжным работам 3-й и 4-й категории трудоспособности с лимитом 4000 человек». И уже на 1 июля 1946 г. в лагере насчитывалось 3 237 каторжан и 522 заключенного обычного контенгента [7, с. 85].
Г.М. Иванова пишет, что в 1947 г. на каторжные работы было осуждено 4576 чел. На 1 апреля 1951 г. в Озерном лагере находилось 3999 каторжан, осужденных по контрреволюционным статьям [5, с. 180].
Как отмечают современные исследователи, вся советская система лагерного подневольного труда не соответствовала принципам рациональной экономики. Тяжелая, подчас нерациональная физическая работа, нечеловеческие условия жизни, общая психологическая подавленность - все это приводило к массовой преждевременной смертности в лагерях2. Об убыточности лагерной экономики открыто заговорили сразу после смерти Сталина. Но и позже, в 1954 г., такой жестокий вид наказания, как каторжные работы не был отменен, в частности в Справке спецотдела Степного лагеря МВД о составе заключенных, содержащихся в лагере от 10 июня 1954 г., приводятся данные о нахождении там 2186 каторжан [3, с. 628].
Нет упоминания об осужденных на каторжные работы и в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 17 сентября 1955 г. «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.». 4 июня 1956 г. Президиум Верховного Совета СССР, наконец, ратифицировал конвенцию Международной организации труда относительно упразднения принудительного и обязательного труда во всех его формах [8, с. 191].
Таким образом, реализация Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. № 39 в судебной практике СССР имела самые тяжелые последствия для советского народа. С одной стороны, законодательство «с двойным дном», следуя государственной политике, дало возможность официально отсутствующей мере наказания укомплектовать лагеря рабочей силой, предназначенной для выполнения тяжелых работ, -страшная мера наказания для осужденных за измену Родине стала привлекательной для осуществления наказания за контрреволюционные преступления, самовольный выезд с места поселения спецпереселенцев. С другой стороны, характерное для данного периода времени рвение, с которым исполнялись все указания высших органов власти, привело к тому, что тысячи людей были осуждены к каторжным работам и находились в бесчеловечных условиях более 10 лет. Отсутствие легализации каторжных работ не позволяло упоминать о каторжанах в Указе Президиума Верховного Совета
СССР об амнистии 1955 г., что стало причиной существования каторжников вплоть до 1956 г.
Литература
1. Смыкалин А.С. Парадоксы «двойного» законодательства в СССР // Вопросы истории. М., 2012. № 12.
2. Смыкалин А.С. Колонии и тюрьмы в Советской России. Екатеринбург, 1997.
3. ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960 / Под ред. акад. А.Н. Яковлева; сост. А.И. Кокурин, Н.В. Петров. М., 2002.
4. Епифанов А.Е. Ответственность за военные преступления на территории СССР в период Великой отечественной войны. М., 2001.
5. Иванова Г.М. История ГУЛАГа, 1918-1958: социально-экономический и политико-правовой аспекты. М., 2006.
6. Библиотека нормативно-правовых актов СССР // URL: http://www.libussr.ru/doc_ussr/ussr_4727.htm.
7. Суслов А.Б. Спецконтингент в Пермской области (1929-1953 гг.): Монограф. Екатеринбург; Пермь, 2003.
8. Исаков В.М. Правовое регулирование и организация трудовой занятости осужденных в ИТУ Советского государства. М., 2000.
References
1. Smykalin A.S. Paradoxes of "double" legislation in the USSR // Questions of history. M., 2012. No. 12.
2. Smykalin A.S. Colonies and prisons in Soviet Russia. Ekaterinburg, 1997.
3. GULAG: the Main administration of camps. 19181960 / Ed. by Acad. A.N. Yakovlev; comp. A.I. Kokurin, N.V Petrov. M., 2002.
4. Epifanov A.E. Responsibility for war crimes on the territory of the USSR during the great Patriotic war. M., 2001.
5. Ivanova G.M. History of the Gulag, 1918-1958: socio-economic and politico-legal aspects. M., 2006.
6. Library of normative acts of the USSR // URL: http://www.libussr.ru/doc_ussr/ussr_4727.htm.
7. Suslov A.B. The special squards in the Perm region (1929-1953,): monograph. - Yekaterinburg; Perm, 2003.
8. Isakov V.M. Legal regulation and organization of employment of convicts in the colony of the Soviet state. M., 2000.
1 См. например: ИльягуеваА.А. Правовой статус заключенных в исправительно-трудовых лагерях СССР: 1929-1956 гг.: Дисс. ... канд. юрид. наук. Владимир, 2008; Иванова Г.М. История ГУЛАГа, 1918-1958: социально-экономический и политико-правовой аспекты. М.: Наука, 2006; Суслов А.Б. Спецконтингент в Пермской области (1929-1953 гг.): Монография / А.Б. Суслов. Екатеринбург; Пермь, 2003 - говорит о существовании каторжников, но как отдельную категорию не отмечает.
2 См. например: ГУЛАГ: Экономика принудительного труда. М., 2008; Белых НЮ. Экономика ГУЛАГа как система подневольного труда (На материалах Вятлага 1938-1953 гг.). М., 2011.
