CC BY
89
— Красноярск: Сибирский юридический институт МВД России, 2006. — Ч. 1. — С. 209—211.
27. Участникам «лесной банды» в Приморье предъявлено обвинение в убийстве четырех человек // Российская газета. — 2010. — 27 июля.
28. Шрамченко, А. В. Уголовно-правовая защита сотрудников милиции при исполнении ими служебных обязанностей : автореф. дис...канд. юрид. наук. — СПб., 2004. — 24 с.
29. Щукин, В. Правоохранительная служба в системе государственной службы РФ // Российский следователь. — 2005. — № 6. — С. 57—58.
30. Яценко, С. С. Ответственность за преступления против общественного порядка. — Киев: Прогресс, 1976. — 431 с.
УДК 343.12 О. А. Зеленина*
Реализация общих и частных процессуальных функций в уголовно-процессуальной деятельности участника уголовного судопроизводства
В статье анализируется сущность категории процессуальной функции и ее соотношение с процессуальным статусом участника уголовного судопроизводства. Исследуется классификация процессуальных функций (общие, частные) в зависимости от степени конкретизации уголовнопроцессуальной деятельности участников уголовного судопроизводства.
Ключевые слова: процессуальная функция, уголовно-процессуальный статус, участник уголовного судопроизводства, уголовно-процессуальная деятельность.
O.A. Zelenina*. Realization of the general and specific procedural functions in the criminal proceeding activities of the participant of the criminal legal procedure. The author of the article analyzes the essence of the category of the procedural functions and its correlation with the procedural status of the participant of the criminal legal procedure and studies the classification of the procedural functions (general, specific) depending on the degree of concretization of the criminal proceeding activities of the participants of the criminal legal procedure.
Keywords: procedural function, criminal proceeding status, participant of the criminal legal procedure, criminal proceeding activities.
Статусные права и обязанности предполагают не простую совокупность правовых возможностей и обязательств участника, наоборот, их содержание и взаимное сочетание имеет логическое значение и процессуальную ценность. Эти элементы в своей сумме дают представление об общей роли конкретного участника во всем многообразии уголовно-процессуальной деятельности. Права и обязанности участника как «ступеньки» выстраиваются в линию процессуального движения по направлению к процессуальной цели, преследуемой субъектом. Такая устремленность прав и обязанностей образует процессуальную функцию, которая связывает их в единую логическую конструкцию, позволяющую достичь искомой цели. При этом содержание и характер процессуального статуса участника судопроизводства находится в логическом соответствии с собственной процессуальной функцией, а также функциями, осуществляемыми иными участниками уголовного судопроизводства.
Деятельность всех лиц, вовлеченных в уголовное судопроизводство, в т.ч. тех, процессуальный статус которых не имеет специального терминологического определения в разд. 2 Уголовнопроцессуального кодекса РФ (далее — УПК РФ) или участие которых в производстве по делу фрагментарно, охватывается уголовно-процессуальными функциями.
Противоположного мнения придерживается Ф.М. Ягофаров, утверждая, что «для осуществления уголовного судопроизводства на основе состязательных начал необходимым и одновременно достаточным является выделение трех процессуальных функций: обвинение, защита и разрешение дела. Выделение иных уголовно-процессуальных функций не только не вписывается, но зачастую и
* Зеленина, Ольга Александровна, докторант кафедры уголовного процесса Санкт-Петербургского университета МВД России, кандидат юридических наук, доцент, подполковник милиции. Тел. 8 (965) 047-82-77. Почтовый адрес: г. Санкт-Петербург, ул. Летчика Пилютова д. 1. Эл. адрес: [email protected].
* Zelenina, Olga Alexandrovna, doctoral student of the criminal proceedings department, Saint Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of Russia, candidate of legal sciences, assistant professor, police lieutenant-colonel. Tel.: 8 (965) 047-82-77. Mail address: Saint Petersburg, Pilot Pilyutov str., 1. Email address: [email protected].
Статья поступила в редакцию 30 июня 2011 года.
© Зеленина О.А., 2011
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (52) 2011
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (52) 2011
противоречит принципу состязательности» [1, с. 24]. С указанной точкой зрения согласиться сложно, поскольку обозначение в тексте ст. 15 УПК РФ функций обвинения, защиты и разрешения уголовного дела, еще не предполагает их исчерпывающего перечня. Смысл данной нормы заключается в том, что указанные функции уголовного судопроизводства отделены друг от друга и не могут быть возложены на один и тот же орган или одно и то же должностное лицо. Тот факт, что законодатель не упоминает в тексте закона иные возможные уголовно-процессуальные функции, не означает отсутствие последних.
Если же исходить из правила о существовании лишь процессуальных функций, характеризующих состязательность российского уголовного процесса, становится очевидным, что деятельность целого ряда участников уголовного судопроизводства остается за рамками уголовнопроцессуальных функций (понятой, специалист, переводчик и др.). Такие участники имеют реальную возможность осуществления своих статусных прав и обязанностей, но в силу того, что их деятельность не будет охватываться ни одной из трех указанных процессуальных функций, она не будет характеризоваться и своей направленностью, являясь бесцельной, что лишено логического смысла, поскольку противоречит объективным закономерностям общественного развития.
Таким образом, каждое лицо, вовлеченное в область уголовного судопроизводства, наделяется со стороны законодателя процессуальными правами и обязанностями, целесообразная реализация которых и составляет соответствующую их статусу процессуальную функцию.
Уголовно-процессуальные функции не могут быть разделены по признаку своей процессуальной значимости, поскольку все процессуальные функции тождественны по степени своего выражения в отношении результата уголовного судопроизводства.
З.З. Зинатуллин и Т.З. Зинатуллин отожествляют функции уголовного процесса с кровеносными сосудами человеческого организма. «Для жизнедеятельности человеческого организма необходимы все кровеносные сосуды. В этом отношении все они равнозначны. Разница лишь в том, что одни из них с учетом конкретных потребностей обеспечивают большой ток крови, другой меньший, а в своем органическом единстве функционирование человека как homo sapiens» [2, с. 47].
В науке уголовного процесса некоторые ученые выделяют функции основные, вспомогательные и побочные в зависимости от степени их проявления в уголовном деле [3, с. 52; 4, с. 67—68]. Мы же полагаем, что целесообразно вести речь о функциях обязательных (защиты, обвинения, разрешения уголовного дела), и о функциях, которые не всегда имеют место в производстве по конкретному уголовному делу.
Анализируя содержание любых процессуальных институтов, категорий, механизмов или элементов, следует аккуратно оперировать такими терминами как «главный» или «основной», «незначительный» или «второстепенный». Такое утверждение обусловлено тем, что уголовное судопроизводство представляет собой механизм, гармонично сочетающий в себе различные по своему характеру и форме элементы, вместе с тем бесспорно, что, занимая свое место в процессуальной системе, эти элементы выполняют свою роль в ее функционировании и одинаково значимы наравне с иными. Принижение значимости отдельного процессуального элемента свидетельствует о необъективной оценке его содержания, что способствует совершению незаконных процессуальных действий или принятию несправедливых процессуальных решений. «Любое преуменьшение социальной ценности той или иной уголовно-процессуальной функции приводит лишь к тому, что достижению какой-то задачи уголовного процесса в правоприменительной деятельности уделяется меньше внимания; уголовно-процессуальная деятельность не выполняет или не в полной мере выполняет свое предназначение» [2, с. 47]. Против деления функций на основные и вспомогательные выступает А.М. Ларин, считая, что такая классификация может привести к недооценке некоторых компонентов уголовно-процессуальной деятельности, и предлагает классифицировать функции сообразно целям уголовного процесса. Такую же позицию разделяет и А.Я. Дубинский [5, с. 12—13; 6, с. 24].
Резюмируя изложенное, приходим к выводу о том, что так же, как нет основных прав и обязанностей в процессуальном статусе участника, так же нет и главных, основных уголовнопроцессуальных функций: все функции одинаково значимы в достижении назначения уголовного судопроизводства. Не следует оперировать и понятиями «главные участники», «основные участники», поскольку деятельность каждого субъекта, вовлекаемого в сферу уголовного процесса одинаково значима для общего функционирования единого механизма уголовного судопроизводства вне зависимости от объема их процессуальной деятельности.
Вопрос классификации процессуальных функций представляет собой предмет активных дискуссий со стороны ученых-процессуалистов, в основе которых, как правило, лежит классификационный признак.
Наиболее оптимальной нам представляется классификация процессуальных функций на общие и частные в зависимости от степени конкретизации уголовно-процессуальной деятельности участников уголовного судопроизводства [7, с. 20; 8, с. 55]. В основе дифференциации частных и общих процессуальных функций лежит правило о соотношении общего и его части, поскольку частная функция рассматривается как отдельная часть функции более общего содержания. Частная функция конкретизирует общую функцию, вместе с тем в ее содержании присутствуют и собственные процессуальные особенности, не характерные для частных процессуальных функций, реализуемых иными участниками этой же группы. Н.П. Кириллова права, указывая, что «при системном подходе к определению и классификации процессуальных функций необходимо использовать категории «общее» и «частное», «целое» и «часть» [8, с. 55].
Рассмотрим такую классификацию через призму процессуального статуса участника уголовного судопроизводства.
Частная процессуальная функция имеет наиболее конкретное содержание в рамках уголовнопроцессуальной деятельности и соотносится с процессуальным статусом отдельного участника, например, процессуальная функция понятого или подозреваемого и т.д. Указанная дифференциация возможна в силу того, что индивидуальному статусу участника присущи собственные процессуальные особенности, отличающие правовое положение одного участника от другого, вне зависимости от степени тождественности их деятельности.
Так, при общем направлении процессуальной деятельности подозреваемого и обвиняемого (функция защиты), тем не менее, объем и характер процессуальных возможностей этих участников различаются, поскольку различна сама природа институтов подозрения и обвинения в уголовном судопроизводстве. Процессуальный статус обвиняемого предполагает большую процессуальную свободу этого лица в сравнении с процессуальными возможностями подозреваемого.
Ряд ученых считают, что процессуальная функция определяется интересом соответствующего участника уголовного судопроизводства [9, с. 72]. Так, АО. Машовец полагает, что «при решении вопроса о процессуальных функциях следователя определяющей целесообразно считать категорию процессуальных юридических интересов. Интересы участников процесса определяют направленность их действий, выступают источником правовой активности каждого их них. Право не только выражает интересы лица, но и определяет пути и средства их реализации. Носитель интереса вправе выбирать подходящие средства в рамках, установленных законом. Таким образом, направленность и характер деятельности субъекта определяются процессуальными и лежащими в их основе материальными интересами» [10, с. 73].
К такому же мнению приходит и Ф.М. Ягофаров, утверждая, что «при выделении уголовнопроцессуальных функций в основе деления, скорее всего, не должна лежать цель деятельности или задачи каждого лица». Он отмечает, что «стремление определить уголовно-процессуальные функции через роль участников процесса должно быть ограничено анализом роли и интереса некой совокупности участников, распределенных в отдельные группы» [1, с. 32].
Соглашаясь с этим утверждением, тем не менее, считаем необходимым обратить внимание на следующие аспекты.
Во-первых, содержание интереса участника не всегда соответствует закону, что противоречит назначению уголовного судопроизводства. Такие интересы характеризуют как незаконные. В связи с этим не следует исключать и ситуацию, когда интерес участника может вступить в противоречие с его статусной процессуальной функцией. Например, когда свидетель «берет на себя вину» за совершенное преступление, что может иметь место в силу различных причин: самооговор, личная заинтересованность, неуверенность в собственной безопасности и безопасности своих близких и т.д. Нередки случаи, когда потерпевший не заинтересован в возбуждении уголовного дела, его расследовании и разрешении, что также может быть вызвано различными субъективными причинами — дружба с обвиняемым, нежелание исполнять процессуальные обязанности (явка к следователю) и т.д.
Во-вторых, не все интересы участников судопроизводства имеют правовое закрепление в соответствующей норме уголовно-процессуального закона. Соответственно, отсутствуют и правовые гарантии их обеспечения. Диапазон процессуальных интересов, в отличие от процессуальных прав и обязанностей участников, многообразен и не является исчерпывающей категорией, что свидетельствует об отсутствии содержательной стабильности процессуальных интересов, поскольку их сущность в полной мере зависит только от усмотрения участника. В отличие от субъективных интересов, процессуальные права и обязанности подразумевают конкретно определенные возможности и необходимые действия участника, которые характеризуются свойством нормативной постоянности и легитимности.
Таким образом, процессуальная функция предполагает целесообразную реализацию участником уголовного судопроизводства своих статусных прав и обязанностей, обусловленных субъективным интересом последнего.
«Оптимальная организация системы, — подчеркивает И.Л. Петрухин, — требует, чтобы каждый структурный ее элемент выполнял непротиворечивые функции (противоречие допустимо между функциями разных элементов) и чтобы система интегрировалась на основе строгой иерархии функций, выполняемых элементами, группами, подсистемами, наконец, системой в целом» [11, с. 76]. Несоответствие процессуальной функции и процессуального статуса участника может иметь место как вследствие усмотрения следователя, так и по желанию самого участника. В первом случае таким примером является допрос заподозренного лица в качестве свидетеля, во втором — сам участник осознанно вводит следователя в заблуждение относительно своих истинных процессуальных целей (самооговор).
Очевидно, что такие случаи являются недопустимыми, поскольку непосредственно затрагивают права и интересы соответствующего участника. Задача законодателя видится как раз в том, чтобы обеспечить строгое соответствие между законными интересами лица, его процессуальным статусом и направлением его процессуальной деятельности.
За последние несколько лет законодатель значительно продвинулся в сторону ликвидации возможных состояний участника уголовного процесса, свидетельствующих о неопределенности его правового положения. Так, ст. 223. 1 УПК РФ устанавливает необходимость своевременного уведомления лица о подозрении в совершении преступления, п. 15 ст. 5 УПК РФ определяет момент фактического задержания лица, п. 5 ч. 3 ст. 59 УПК РФ предусматривает необходимость вовлечения защитника в уголовное судопроизводство, в т.ч. с момента начала осуществления иных мер процессуального принуждения или иных процессуальных действий, затрагивающих права и свободы лица, подозреваемого в совершении
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (52) 2011
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России №9 4 (52) 2011
преступления, и т.д. Однако в практической деятельности до настоящего момента указанные процессуальные ситуации имеют место, и не случайно на это обстоятельство обращает внимание Конституционный Суд РФ, отмечая в своем постановлении, что «неопределенность в правовом положении участников судопроизводства, может привести к нарушениям прав и законных интересов граждан и, в конечном счете,
— к дестабилизации единого правового пространства в сфере уголовного судопроизводства» [12].
Полагаем, что законодатель должен стремиться к реализации идеи о процессуальной несовместимости выполнения различных процессуальных функций одним субъектом. Указанное правило актуально хотя бы потому, что условия для возникновения таких неопределенных состояний правового положения участника могут быть продиктованы жизненными обстоятельствами, в частности, когда защитнику становятся известны сведения, имеющие значение для уголовного дела вследствие оказания им юридической помощи. В данном случае инструментом защиты прав и интересов защитника и его подзащитного являются институт отвода (гл. 9 УПК РФ) и свидетельский иммунитет, установленный в ч. 3 ст. 56 УПК РФ.
Мы согласны с мнением, что защитник реализует только одну процессуальную функцию защиты и при этом не может осуществлять функцию свидетельскую. Однако возникает вопрос: как же быть в случае, если защитнику стало что-либо известно об обстоятельствах, имеющих значение для уголовного дела? В такой ситуации М.С. Строгович отдает приоритет статусу свидетеля в деятельности этого лица. Он отмечает, что «... здесь нет особой проблемы. Ведь адвокат — не свидетель, не источник доказательств, он показаний не дает, допросу не подвергается. Если ему что-либо известно об обстоятельствах дела, независимо от судебного производства по делу и от исполнения своих обязанностей защитника, адвокат вообще не может участвовать в деле в качестве защитника, а должен быть вызван и допрошен как свидетель» [13].
Мы не согласны с таким разрешением конфликта двух процессуальных функций. Защитнику становятся известны сведения, имеющие значение для уголовного дела, при обстоятельствах, когда лицо, которому требуется правовая помощь, обратилось к этому защитнику с надеждой, что такое содействие будет ему оказано. Очевидно, что доверитель сообщает защитнику сведения, знание которых необходимо ему для оказания квалифицированной юридической помощи и которые могут носить обличительный для доверителя характер. В такой ситуации безусловный приоритет должен быть отдан статусу защитника, поскольку побудительным мотивом для лица, обратившегося к защитнику за юридической помощью, является гарантированная законодателем конфиденциальность сообщенных им сведений, составляющих адвокатскую тайну [14]. Допрос адвоката, участвовавшего в производстве по делу в качестве защитника или представителя, об обстоятельствах, ставших ему известными в связи с исполнением своих обязанностей в процессе, является недопустимым, поскольку подрывает доверие к нему со стороны доверителя и ставит под сомнение конституционный принцип обеспечения каждому права на получение квалифицированной юридической помощи. Следует признать, что, не обладая профессиональным иммунитетом, защитник вряд ли имеет возможность получения соответствующей информации, в т.ч. обличительного для подзащитного характера. По этой же причине полученная защитником информация от обвиняемого не подлежит разглашению и не может быть предметом свидетельских показаний.
Правовая позиция Конституционного Суда РФ по данному вопросу содержится в определении № 128-О от 06.07.2000, где установлено, что «действующее законодательство ... исходит из невозможности совмещения процессуальных функций защитника с обязанностью давать свидетельские показания по тому же делу. ... участие адвоката в деле исключается, только если ранее он допрашивался по данному делу в качестве свидетеля (п. 2). Освобождение адвоката от обязанности свидетельствовать об обстоятельствах и сведениях, которые ему стали известны или были доверены в связи с его профессиональной деятельностью, служит обеспечению права каждого на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени (ст. 23, ч. 1, Конституции Российской Федерации) и является гарантией того, что информация о частной жизни, конфиденциально доверенная лицом в целях собственной защиты только адвокату, не будет вопреки воле этого лица использована в иных целях, в т.ч. как свидетельство против него самого (ст. 24, ч. 1; ст. 51 Конституции Российской Федерации)». Конституционный Суд РФ обращает внимание на то, что «гарантии конфиденциальности отношений адвоката с клиентом являются необходимой составляющей права на получение квалифицированной юридической помощи как одного из основных прав человека, признаваемых международно-правовыми нормами (ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, ст. 5 и 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод)» [15].
Следует отметить, что, устанавливая институт адвокатской тайны, законодатель все же не запрещает адвокату давать свидетельские показания, если это становится необходимым для защиты интересов лица, обратившегося к нему за юридической помощью. Такой допрос возможен в случае, когда сам обвиняемый заинтересован в даче показаний своим защитником и заявляет об этом соответствующее ходатайство. Предметом показаний адвоката могут быть сведения о порядке производства следственных действий, о допущенных нарушениях, исключающих возможность использования результатов таких действий в качестве доказательств, и т.д. При этом процессуальный статус адвоката изменяется, он становится свидетелем и несет бремя обязанностей, предусмотренных ст. 56 УПК РФ. В этом случае защита обвиняемого должна быть поручена другому адвокату.
Конституционный Суд РФ устанавливает, что, «освобождая адвоката от обязанности свидетельствовать о ставших ему известными обстоятельствах в случаях, когда это вызвано нежеланием
разглашать конфиденциальные сведения, пункт 2 части третьей статьи 56 УПК РФ вместе с тем, не исключает его право дать соответствующие показания в случаях, когда сам адвокат и его подзащитный заинтересованы в оглашении тех или иных сведений. Данная норма также не служит для адвоката препятствием в реализации права выступить свидетелем по делу при условии изменения впоследствии его правового статуса и соблюдения
прав и законных интересов лиц, доверивших ему информацию_____Невозможность допроса указанных лиц
— при их согласии дать показания, а также при согласии тех, чьих прав и законных интересов непосредственно касаются конфиденциально полученные адвокатом сведения, — приводила бы к нарушению конституционного права на судебную защиту и искажала бы само существо данного права».
Отдельного внимания заслуживает обстоятельство, когда процессуальный статус одного участника определяется несколькими процессуальными функциями. Это явление присуще деятельности целого ряда участников процесса, а именно, руководителю следственного органа (ведомственный контроль и предварительное следствие), начальнику подразделения органа дознания (ведомственный контроль и дознание), судье (судебный контроль и правосудие) и т.д.
Так, в соответствии с ч. 1 ст. 37 УПК РФ прокурор является должностным лицом, уполномоченным в пределах компетенции, предусмотренной УПК РФ, осуществлять от имени государства уголовное преследование в ходе уголовного судопроизводства, а также надзор за процессуальной деятельностью органов дознания и органов предварительного следствия. Таким образом, законодатель наделяет данного участника двумя функциями — функцией уголовного преследования и функцией процессуального надзора, из чего следует, что процессуальный статус прокурора представлен правами и обязанностями, соответствующими функции уголовного преследования, а также правами и обязанностями, отвечающими функции надзора.
Вопрос функциональной деятельности прокурора представляет собой предмет отдельного научного анализа, однако безусловным является то, что множественность процессуальных функций в рамках статуса одного участника уголовного судопроизводства не способствует ясности и однозначной оценке роли такого участника в уголовно-процессуальной деятельности.
Прокурор, участвуя в досудебном производстве по уголовному делу, осуществляет как надзорную деятельность, так и деятельность обвинительного характера. В практике имеют место ситуации, в которых можно наблюдать смешение указанных функций прокурора при отсутствии процессуальной логики. Так, на этапе ознакомления с обвинительным заключением (обвинительным актом) прокурор, исследуя материалы уголовного дела, вынужден оценивать в т.ч. собственную профессиональную деятельность, которая уже имела место в рамках данного уголовного дела, например, по отмене незаконных или необоснованных постановлений дознавателя; по истребованию и проверке законности и обоснованности решений следователя или руководителя следственного органа об отказе в возбуждении, приостановлении или прекращении уголовного дела и т.д. Указанное обстоятельство представляется не совсем разумным, поскольку ставит под сомнение профессионализм и законность деятельности прокурора, осуществленной им на этапе досудебного производства по делу.
Следует отметить, что прокурор в уголовном судопроизводстве единолично осуществляет процессуальную деятельность. В то же время данным статусом законодатель наделяет различных должностных лиц органов прокуратуры — Генерального прокурора Российской Федерации и подчиненных ему прокуроров, их заместителей и иных должностных лиц органов прокуратуры, участвующих в уголовном судопроизводстве и наделенных соответствующими полномочиями федеральным законом о прокуратуре (п. 31 ст. 5 УПК РФ), которые могут быть вовлечены в производство по уголовному делу. Таким образом, обвинительная позиция прокурора — это позиция, как правило, нескольких должностных лиц органов прокуратуры, вовлекаемых в производство по конкретному уголовному делу: прокурора, надзирающего за предварительным расследованием и утверждающего обвинительное заключение (обвинительный акт), прокурора, выступающего государственным обвинителем по делу в суде (обычно это помощники прокурора), прокурора, инициирующего протест в отношении судебного решения, вынесенного по уголовному делу, руководителя прокуратуры, который подписывает этот протест.
Очевидно, что содержание обвинительной позиции прокурора, вовлеченного в производство по делу, может не совпадать с точкой зрения прокурора, участвовавшего в деле до него, что фактически означает конфликт обвинительных позиций участников по уголовному делу в рамках одного процессуального статуса.
Такая коллизия в суждениях должностных лиц органов прокуратуры провоцирует, во-первых, несогласованность и непоследовательность процессуального поведения прокурора по вопросу содержания обвинительной позиции по уголовному делу, во-вторых, исключает персональную ответственность конкретного должностного лица прокуратуры за содержание обвинительной деятельности по делу. Еще А.М. Ларин, анализируя указанную ситуацию, обращал внимание на то, что «ответственность за обвинение в этих случаях распадается, обезличивается [16, с. 103]. На практике такие ситуации редко имеют место, поскольку указанные коллизии, как правило, разрешаются на внутреннем уровне (за рамками официальных процессуальных отношений) путем согласования процессуальной позиции прокуроров по делу. Тем не менее, данные вопросы не лишены процессуальной значимости, поскольку речь идет об интересах государства и общества.
Частично такие коллизии урегулированы нормативными актами. Так, УПК РФ устанавливает, что государственный обвинитель является независимым участником процесса, в т.ч. и от мнения своего
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (52) 2011
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России №9 4 (52) 2011
коллеги-прокурора, надзирающего за предварительным расследованием, что гарантируется законодательным правилом о том, что государственный обвинитель не связан с выводами обвинительного заключения (обвинительного акта) (ч. 5 ст. 37 УПК РФ). Поэтому, если государственный обвинитель в ходе судебного разбирательства уголовного дела придет к иному выводу, чем тот, который изложен в обвинительном заключении (обвинительном акте), он вправе полностью или частично отказаться от дальнейшего поддержания обвинения, что влечет за собой прекращение уголовного дела или уголовного преследования полностью или в соответствующей его части (ч. 7 ст. 246 УПК РФ). В данном случае мы наблюдаем не столько коллизию обвинительной позиции прокуроров, сколько конкретную процессуальную ситуацию, имеющую объективные предпосылки. Решение об отказе от обвинения прокурор принимает в результате самостоятельного исследования доказательств, в т.ч. дополнительно представленных в ходе судебного разбирательства.
Помимо УПК РФ, разрешение процессуального конфликта между государственным обвинителем и прокурором, утвердившим обвинительное заключение (обвинительный акт), регламентируется ведомственным приказом Генеральной прокуратуры РФ от 20.11.2007 № 185 «Об участии прокуроров в судебных стадиях уголовного судопроизводства», где в п. 4 указано, что «государственный обвинитель в случае расхождения его позиции с позицией, выраженной в обвинительном заключении или обвинительном акте, обязан незамедлительно докладывать об этом прокурору, поручившему поддерживать государственное обвинение, который должен принять исчерпывающие меры к обеспечению законности и обоснованности государственного обвинения. В случае согласия с позицией государственного обвинителя уведомлять об этом прокурора, утвердившего обвинительное заключение либо обвинительный акт. В случае принципиального несогласия с позицией государственного обвинителя в соответствии со ст. 246 УПК РФ своевременно решать вопрос о замене государственного обвинителя либо самому поддерживать государственное обвинение».
Следует признать, что данные акты в полной мере не решают всех коллизионных вопросов в деятельности прокуроров, участвующих в производстве по уголовному делу. Оптимизация таких ситуаций видится в следующем. Во-первых, возможные процессуальные разногласия по поводу содержания обвинительной позиции по уголовному делу должны быть исчерпывающе регламентированы в ведомственных актах Генерального прокурора. Во-вторых, необходимо установление персонифицированной ответственности каждого должностного лица органов прокуратуры, которое вовлекается в уголовное судопроизводство, поскольку этот субъект формирует обвинительную позицию по уголовному делу. Указанные вопросы должны найти свое отражение в ведомственных нормативных правовых актах, поскольку представляют собой внутренние отношения должностных лиц органов прокуратуры, которые в большей степени касаются внутреннего убеждения прокурора и его процессуальной тактики, и в меньшей — процессуального статуса прокурора.
Оптимальной следует признать ситуацию, когда деятельность одного участника охватывается одной процессуальной функцией. Так, Конституционный Суд РФ дал однозначную оценку процессуальной функции, осуществляемой судом, разрешив процессуальные споры относительно статуса этого участника. «..Возбуждение уголовного дела как проявление функции уголовного преследования, которое должно осуществляться одной из сторон в состязательном процессе, а именно государственным обвинителем и (или) потерпевшим, не относится к судебной деятельности по осуществлению правосудия и не может быть возложено на суд, так как это противоречит принципам независимости, объективности и беспристрастности в судопроизводстве» [17]. Если же достижение такого состояния невозможно, то задача законодателя заключается в том, чтобы исключить возможный конфликт в содержании процессуальных функций в рамках одного процессуального статуса, поскольку только в этом случае можно вести речь о стабильности процессуальной системы.
Общие процессуальные функции характеризуют направление деятельности некоторой группы участников уголовного процесса; содержание этих функций одинаково характерно для деятельности каждого субъекта, представляющего соответствующую группу.
В пределах общей функции возможна динамика процессуального статуса отдельного субъекта (подозреваемый — обвиняемый — осужденный, потерпевший — гражданский истец и т.д.), т.е. совокупность максимально схожих по своему направлению процессуальных функций на более высоком уровне может быть объединена в рамках единой общей функции, содержание которой одинаково равно для частных функций, располагающихся в ее пределах.
В первую очередь речь идет о функциях обвинения и защиты. Так, в пределах функции защиты процессуальный статус подозреваемого может получить следующее развитие: подозреваемый — обвиняемый — осужденный; в пределах функции обвинения статус участника может трансформироваться: свидетель — потерпевший — гражданский истец. При этом следует отметить, что динамика процессуального статуса участника в пределах функции юстиции, а также процессуального статуса должностных лиц в пределах функции обвинения в рамках одного уголовного дела является невозможной, поскольку влечет за собой отвод такого субъекта (ч. 1 ст. 63 УПК РФ).
Однако из этого правила есть исключение, а именно: процессуальный статус участника уголовного судопроизводства может измениться настолько, что его деятельность существенно изменит свое направление и выйдет за рамки прежней процессуальной функции, осуществляемой этим субъектом. В частности, когда лицо, совершившее преступление, имея цель сокрыть собственное участие в нем, обращается в правоохранительные органы с заведомо ложным доносом. В случае установления
такого факта происходит изменение процессуального статуса потерпевшего на статус обвиняемого, что неизбежно влечет и трансформацию процессуальной функции обвинения в функцию защиты.
Общие функции можно рассматривать и как направление деятельности нескольких участников уголовного судопроизводства, вне зависимости от возможной последующей динамики их процессуального статуса. Так, гл. 6 УПК РФ к стороне обвинения относит и должностных лиц: прокурора, следователя, руководителя следственного органа, дознавателя, начальника подразделения дознания, и лиц, защищающих свои личные интересы, а именно: потерпевшего, частного обвинителя, гражданского истца. Принимая во внимание значительные особенности процессуального положения каждого из указанных субъектов, тем не менее, законодатель характеризует их деятельность как обвинительную.
На данном функциональном уровне становится возможным определение типа уголовного судопроизводства. Так, три функции, о которых идет речь в ст. 15 УПК РФ, являются основной характеристикой состязательного типа российского уголовного судопроизводства. В ситуации, когда дифференциация процессуальных функций осуществляется в зависимости от индивидуального статуса участника, решение этого вопроса затруднено в силу многообразия процессуальной деятельности каждого из участников, вовлеченных в производство по уголовному делу. Вместе с тем это многообразие осуществляется по процессуальным законам, подчиненным одной общей цели уголовного судопроизводства, что не только обеспечивает существование устойчивой конструкции уголовного процесса, но и позволяет добиться в этом многообразии результата.
В заключении хотелось бы сформулировать следующие выводы:
Во-первых, уголовно-процессуальная функция — это направление деятельности участника уголовного процесса по достижению искомой им процессуальной цели, осуществляемое в рамках решения задач уголовного процесса и свидетельствующее о процессуальной роли данного субъекта в уголовно-процессуальной деятельности. Права и обязанности участника как «ступеньки» выстраиваются в линию процессуального движения по направлению к процессуальной цели, преследуемой субъектом. Такая устремленность прав и обязанностей образует процессуальную функцию, связывающую их в единую логическую конструкцию, которая позволяет достичь искомой цели. При этом содержание и характер процессуального статуса участника судопроизводства находится в логическом соответствии с собственной процессуальной функцией, а также функциями, осуществляемыми иными участниками уголовного судопроизводства.
Во-вторых, процессуальная функция и процессуальный статус участника уголовного судопроизводства существуют в процессуальной реальности одновременно, совпадая в начальном моменте своего существования и в его окончании. Не существует процессуального статуса участника, который не охватывается соответствующей ему процессуальной функцией, как невозможно существование процессуальной функции в отрыве от процессуального статуса конкретного участника.
В-третьих, процессуальная функция определяет содержание и характер процессуального статуса участника, так же как процессуальный статус определяет содержание и характер соответствующей ему процессуальной функции, т.е. не следует утверждать главенство какой-либо одной из двух категорий, поскольку они взаимосвязаны, взаимозависимы, а, главное, взаимоопределяемы. Определяющее значение процессуальной функции по отношению к процессуальному положению участника процесса заключается в том, что функция формирует общую концепцию процессуального статуса субъекта, наделяя статусные права и обязанности целенаправленным содержанием, позволяющим достичь такому лицу искомого процессуального блага.
В-четвертых, деятельность всех лиц, вовлеченных в уголовное судопроизводство, в т.ч. тех, процессуальный статус которых не имеет специального терминологического определения в разд. 2 УПК РФ или участие которых в производстве по делу фрагментарно, охватывается уголовнопроцессуальными функциями, которые не могут быть разделены по признаку своей процессуальной значимости, т.к. все процессуальные функции тождественны по степени своего выражения в отношении результата уголовного судопроизводства.
В-пятых, оптимальной нам представляется классификация процессуальных функций на общие и частные в зависимости от степени конкретизации уголовно-процессуальной деятельности участников уголовного судопроизводства. В основе дифференциации частных и общих процессуальных функций лежит правило о соотношении общего и его части, поскольку частная функция рассматривается как отдельная часть функции более общего содержания. Частная функция конкретизирует общую функцию, вместе с тем в ее содержании присутствуют и собственные процессуальные особенности, не характерные для частных процессуальных функций, реализуемых иными участниками этой же группы.
Частная процессуальная функция имеет наиболее конкретное содержание в рамках уголовнопроцессуальной деятельности и соотносится с процессуальным статусом отдельного участника, например, процессуальная функция понятого или подозреваемого и т.д. Указанная дифференциация возможна в силу того, что индивидуальному статусу участника присущи собственные процессуальные особенности, отличающие правовое положение одного участника от другого, вне зависимости от степени тождественности их деятельности.
В правоприменительной деятельности имеют место случаи несоответствия процессуальной функции и процессуального статуса участника, как вследствие усмотрения следователя, так и по желанию самого участника. В первом случае таким примером является допрос заподозренного лица в качестве свидетеля, во втором — сам участник осознанно вводит следователя в заблуждение относительно своих
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России №9 4 (52) 2011
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России №9 4 (52) 2011
истинных процессуальных целей (самооговор). Очевидно, что такие случаи являются недопустимыми, поскольку непосредственно затрагивают права и интересы соответствующего участника. Задача законодателя видится как раз в том, чтобы обеспечить строгое соответствие между законными интересами лица, его процессуальным статусом и направлением его процессуальной деятельности.
Наиболее благоприятной следует признать ситуацию, когда деятельность отдельного участника охватывается одной процессуальной функцией. Если же достижение такого состояния невозможно, то задача законодателя заключается в том, чтобы исключить возможный конфликт в содержании процессуальных функций в рамках одного процессуального статуса, поскольку только в этом случае можно вести речь о стабильности процессуальной системы.
Общие процессуальные функции характеризуют направление деятельности некоторой совокупности участников уголовного процесса, они свойственны процессуальной деятельности каждого субъекта данной группы. В пределах общих процессуальных функций возможна динамика процессуального статуса участника, а именно, совокупность максимально схожих по своему направлению процессуальных функций на более высоком уровне объединяется в рамках единой общей функции, содержание которой одинаково равно для частных функций, располагающихся в ее пределах. Помимо этого, общие процессуальные функции объединяют деятельность нескольких участников уголовного процесса, имеющую схожее направление (следователь, дознаватель, потерпевший и т.д.).
Список литературы
1. Ягофаров, Ф. М. Механизм реализации функции обвинения при рассмотрении дела судом первой инстанции: дис. ... канд. юрид. наук. — Оренбург, 2003. — 149 с.
2. Зинатуллин, З. З., Зинатуллин, Т. З. Еще раз об уголовно-процессуальных функциях / Проблемы совершенствования и применения законодательства о борьбе с преступностью: Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 95-летию Башкирского государственного университета. — Ч. I. — Уфа: РИО БашГУ, 2004. иКЬ:кир://ка1тоу8ку-к.пагой.ш/Ь/ и£а20042/гта1:иШп.к1:т (дата обращения 25.06.2011).
3. Элькинд, П. С. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве. — Л.: Издательство Ленинградского университета, 1976. — 143 с.
4. Шпилев, В. Н. Содержание и формы уголовного судопроизводства. — Минск: Изд-во ГГУ имени В.И. Ленина, 1974. — 144 с.
5.Ларин, А. М. Расследование по уголовному делу: процессуальные функции. — М.: Юридическая литература, 1986. — 160 с.
6. Лубинский, А. Я. Уголовно-процессуальные функции // Проблемы повышения качества уголовно-процессуальной деятельности в условиях перестройки: Сб. — Ижевск, 1989. — С. 154—152.
7. Зеленецкий, В. С. Функциональная структура прокурорской деятельности : учебное пособие. — Харьков, 1978. — 78 с.
8. Кириллова, Н. П. Процессуальные функции профессиональных участников состязательного судебного разбирательства уголовных дел : монография. — СПб.: Издательство юридического факультета СПбГУ, 2008. — 408 с.
9. Лаев, В. Г. Процессуальные функции и принцип состязательности в уголовном судопроизводстве // Правоведение. — 1974. — № 1. — С. 64—73.
10. Машовец, А. О. Принцип состязательности и его реализация в предварительном следствии: дис...канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 1994. — 184 с.
11. Петрухин, И. Л., Батуров, Г. П., Морщакова, Т. Г. Теоретические основы эффективности правосудия. — М.: Наука, 1979. — 392 с.
12. Постановление Конституционного суда РФ от 29 июня 2004 г. № 13-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 7, 15, 107, 234 и 450 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы» // Российская газета от 7 июля 2004.
13. Строгович, М. С. Процессуальное положение и процессуальные функции защитника иКЬ^Ир:/ /divuprogect.narod.ru/BOOKS/The_1ega1_1iterature/The_1awyer/Strog (дата обращения 25.06.2011).
14. Определение Конституционного Суда РФ от 06.07.2000 № 128-О «По жалобе гражданина Паршуткина Виктора Васильевича на нарушение его конституционных прав и свобод пунктом 1 части второй статьи 72 УПК РСФСР и статьями 15 и 16 Положения об адвокатуре РСФСР» // Собрание законодательства РФ от 14.08.2000. — № 33. — ст. 3433.
15. Ларин, Л. М. Судебная реформа: уроки истории // Реализация уголовной ответственности: материально-правовые и процессуальные аспекты. — Самара: Самарский университет, 1992. — С. 98—109.
16. Постановление Конституционного Суда РФ от 14 января 2000 г. № 1-П по делу о проверке конституционности отдельных положений Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, регулирующих полномочия суда по возбуждению уголовного дела, в связи с жалобой гражданки И.П. Смирновой и запросом Верховного Суда Российской Федерации иЯЬ: http://www.rg.ru/oficia1/doc/ min_and_vedom/ks/ks_1.htm (дата обращения 25.06.2011).
