CC BY
384
УДК 94(470)
Г.В. Лобачева, А.К. Карабут
РЕАКЦИЯ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА НА ТЕРРОРИСТИЧЕСКИЙ АКТ
1 МАРТА 1881 ГОДА
Прослеживается реакция различных социальных групп российского общества на убийство Александра II, проанализирована динамика общественных настроений после первомартовской трагедии, показано отношение населения к личности монарха, приведены оценки тираноборства как формы политической борьбы.
Террористический акт, народовольцы, монархия, общественные
настроения
G.V. Lobacheva, A.K. Karabut
1 MARCH 1881: PUBLIC RESPONSE TO THE TERRORIST ACT
The research is done to examine response of the various social groups across Russia to assassination of Alexander II, analyze the dynamics of public mood after the 1 March tragedy, reveal public attitude to the monarch’s personality, and assess the effects of struggling against tyranny as a form ofpolitical struggle.
Terrorist act, members of the Narodnaya Volya (“People’s Will”), monarchy, public mood
Актуальность проблемы терроризма как социального явления не вызывает сомнения. Многочисленные научные исследования и публикации журналистов подчеркивают, что запугивание, деморализация противостоящей террористам стороны является важнейшей отличительной чертой этой формы политической борьбы. Деструктивные действия террористов действительно рассчитаны на устрашение властных структур или политических деятелей, привлечение внимания общества к какой-либо острой проблеме. Но подчас одним из результатов насильственных действий, который явно не входит в расчет террористов, является негативная оценка актов террора большинством населения и укрепление авторитета именно той власти или личности, которая являлась объектом террористического акта. Даже революционный террор, имеющий идеологическое обоснование, политически и социально детерминированный, приветствуется лишь частью общества. Яркий пример этого - террористические акты народовольцев.
Террористический акт 1 марта 1881 года, внесший смятение в привычный миропорядок, оказал заметное влияние на массовое сознание. Убийство императора, расцененное большинством как покушение на государственные основы, породило всплеск монархических настроений, увеличило число сторонников самодержавия, укрепило позиции консервативного крыла общества.Современники единодушно констатировали то огромное впечатление, которое произвела на общество гибель царя: «Все с негодованием относятся к этому делу» [1], «все мы были страшно взволнованы и расстроены» [2],«кончина государя произвела глубокое впечатление в среде русского народа» [3],«все рассказы носили тогда одинаковый характер - ужас перед совершившимся и абсолютное осуждение преступников-террористов, тогда как до того “нигилисты” были “почти в моде”» [4]. «Помню, - писал А. 218
А. Ознобишин, - как застал отца, стоящего под лампою в кабинете и вслух читающего матери газету, обрамленную черной каймою, извещающую об убийстве 1 марта 1881 года царя-освободителя. Дочитав до слов смертельно раненого императора: «Скорей во дворец, там умереть», - отец выронил газету из рук, упал в кресло и слезы покатились у него из глаз» [5].Со всего города народ стекался на площадь Зимнего дворца, а «когда императорский штандарт над главными воротами спустился, то все бросились на колени, и площадь огласилась рыданиями» [4], «чей-то бабий голос жалостно закричал: "Кончился наш голубчик, царство ему небесное, доконали злодеи"» [6].
Гнетущее состояние охватило многих. «Народ толпился на улицах Петербурга» [7], «на месте грустного, страшного происшествия толпы народа все сменяются» [1], «весь канал в том месте, где был убит царь, был усеян ползающими людьми... они поднимали щепки кареты, снег, обрызганный кровью, клочки одежды царской. ходили по снегу, по всему Екатерининскому каналу, чтобы найти какую-нибудь реликвию» [8].
Обращало на себя внимание «отсутствие всякого малейшего даже беспорядка в жизни, ... (убийство - Г. Л.) ничего кроме омерзения не произвело» [9], в Москве «храмы полны людей, настроение чинное, грустное, публика ушла со спектакля в Малом театре» [10], в Саратове «на площади около собора архиерей отслужил панихиду при огромном стечении народа»[11].
Мартовские 1881 г. газеты и журналы не только зафиксировали скорбное настроение: «Все облеклось в печаль» [12], «политическое убийство потрясло Россию» [13], «глубокое, горестное, ужасное событие» [14], но и выразили всеобщее негодование: «проклятьем полны уста» [15], «посягательство на царя - посягательство на народ» [10],«чувство стыда за русскую землю, на которой совершилось это позорное дело» [16]. У обер-прокурора священного синода К. П. Победоносцева были основания написать в письме к Александру III 30 марта 1881 года: «Я русский человек, живу посреди русских и знаю, что чувствует народ и чего требует. В эту минуту все жаждут возмездия» [17]. Ненависть выплеснулась на злоумышленников: одна из читательниц газеты «Русь» возмущалась даже тем, что «следователи во время допросов предлагали преступникам сигареты» [18]. «Толпа жаждала их казни» [1], «во время перевозки преступников по улицам были в некоторых местах беспорядки, толпа чуть не растерзала нескольких безумцев, вздумавших высказать свое сочувствие цареубийцам» [3]. В. Н. Фигнер вспоминала о дне казни народовольцев: «Когда я вышла из дома, народное зрелище уже кончилось, но всюду шел говор о казни и, в то время как сердце сжималось у меня от воспоминаний о Перовской и Желябове, я попала в вагон конки, в котором люди возвращались с Семеновского плаца, на котором происходило зрелище. Многие лица были возбужденные, но не было ни раздумья, ни грусти. Как раз напротив меня сидел в синей свитке красавец-мещанин, резкий брюнет с курчавой бородой и огненными глазами. Прекрасное лицо было искажено страстью - настоящий опричник, готовый рубить головы» [19]. Многие мечтали о мщении. Н. Лавров, рядовой одного из гусарских полков, размещенного тогда в Царском Селе, вспоминал: «И если бы тогда, да и впоследствии, нас пустили в атаку на народ, сказав, что это сделал он, то, кажется, никакие в мире силы нас не остановили - все вдребезги бы разнесли. И если бы в толпе были и близкие нам, то не пощадили бы ни приятелей, ни друзей, и даже не пожалели бы ни братьев, ни сестер, ни отца, ни мать родную, всех бы к черту смяли и конями бы в грязь и прах растоптали, так беззаветно любили и обожали мы все царя-освободителя и обновителя России» [20].
«В Петербурге и в Москве были безобразные случаи самосуда» [21],«ректор Харьковского университета вывесил объявление, предупреждавшее студентов о возможном насилии со стороны черни» [22], начались еврейские погромы. Начальник Киевского губернского жандармского управления был свидетелем одного из таких бесчинств: «Я подошел к толпе и начал ее усовещивать, добавляя, что русский солдат во время войны был милостив к башибузукам. «И вы, русские люди, должны быть милостивы к евреям». Один из
рабочих, с доскою в руках, обратился ко мне и сказал: «Вы заступаетесь за евреев, а ведь они царя убили - Г есса» (это относилось к Г ессе Г ельфман)» [23].
В сотнях телеграмм выражались соболезнования, говорилось о «любви к царю-благодетелю», «щедрой рукой рассыпавшему благодеяния», «царю-освободителю,
предоставившему крестьянам права свободных сельских обывателей», проклинались «крамольники», «нечестивые враги отечества», «изверги рода человеческого», «шайка злодеев», приносились клятвы верности монарху - «вся необъятная Россия всегда готова идти по указанию твоему», «мы поклялись: из костей своих сделаем неприступную крепость для охранения вашего императорского величества» [24].«Известия, что крестьяне потрясены насильственною смертью своего Освободителя, поступали отовсюду», - писал журнал «Русская мысль» [16]. «Народное воображение, - отмечал современник, - было поражено. Тот высший принцип, который слагался в невидимых тайниках народной души, был, как будто, низвергнут. В темной, трудовой жизни народа-растения необходим светлый образ Царя-Солнца, который согревал бы его лучами добра и милости» [25]. Хотя в отделенных населенных пунктах, таких как Сургут, свидетельствовал ссыльный С.П. Швецов, «царь и все, что с ним связано, так далеки были для каждого сургутянина, он так мало их интересовал, что для них каких-нибудь проявлений своего активного отношения к факту его устранения, хотя бы и кровавому, решительно не было поводов», все же казачий сход Сургута «постановил не держать на квартирах политических ссыльных-цареубийц» [26].
Традиционно приверженные самодержавию и далекие от политики люди поддерживали императора не только как всегда искренне, но, пожалуй, и более осознанно. «Не говоря уж о крестьянах, в дворянстве, в промышленном сословии прямая мысль об ограничении самодержавия могла встретить только противодействие» [27], - констатировал Л. А. Тихомиров. Об этом же писал И. С. Аксаков: «Все большие социальные слои лежали твердо, а над ними столь же твердо высилась самодержавная власть. укрепляется в русских душах отрадное сознание прочности и незыблемости основ нашего государственного строя» [28]. Им вторили и другие современники: «смирные люди всех сословий и состояний царю преданы» [29], «были еще очень сильны самодержавные настроения, выражавшиеся в необыкновенной, доходящей до самозабвения любви к монарху, как помазаннику божию и лицу, воплощавшему в себе мощь и величие родины» [30]. «Портреты Александра II, обрамленные черной рамкой, - вспоминал А. А. Игнатьев, - еще долгие годы приходилось видеть в красном углу крестьянских изб рядом с иконами» [31], а в годовщину освобождения, по свидетельству А. А. Половцова, «народ привыкает среди крестьянского хода носить портрет императора Александра II... портрет этот, несомненно, попадает в ряд образов, находящихся в церкви и изображающих святых» [32].
В конце XIX века русская монархия не потеряла своего авторитета, более того, монархическая ориентация массового сознания доминировала. Террористический акт 1 марта 1881 года, внесший смятение в привычный миропорядок, оказал заметное влияние на массовое сознание. Убийство императора, расцененное большинством как покушение на государственные основы, породило всплеск монархических настроений, увеличило число сторонников самодержавия, укрепило позиции консервативного крыла общества
ЛИТЕРАТУРА
1. Богданович А. В. Три последних самодержца. Дневник. М.; Л., 1924. С. 45, 46, 55.
2. Епанчин Н. На службе трех императоров. Воспоминания. М.: Изд. журнала «Наше наследие», 1996. С. 149.
3. Милютин Д. А. Дневник. М.: ГБЛ, 1950. Т. 4. 1881-1882. С. 30, 51.
4. Бенуа А. Мои воспоминания: в 6 кн. Кн. 1, 2, 3. М.: Наука, 1980.
5. Ознобишин А. А. Воспоминания члена ГУ-й Государственной думы. Париж: Склады и изд-во Е. Сигельской, 1927. С. 7.
220
6. Дмитриева В. И. Мартовские дни // 1 марта 1881 г. Казнь императора Александра II. Документы и воспоминания. Л.: Лениздат, 1931. С. 141.
7. Докладная записка М. Т. Лорис-Меликова Александру III по делам верховной распорядительной комиссии и министерства внутренних дел от 14 марта 1881 г. // Государственный архив Российской Федерации (далее - ГАРФ). Ф. 677. Оп. 1. Д. 519. Л. 22.
8. Ивановская П. С. Из воспоминаний // 1 марта 1881 года. С. 132.
9. Мещерский В. П. Мои воспоминания. СПб., 1912. Ч. 3. (1881-1894 гг.). С. 36.
10. Русь. 1881. 4 марта. С. 1, 7.
11. Государственный архив Саратовской области. Ф. 1283. Оп. 1. Д. 10. Л. 71.
12. Пчелка. 1881. 21 марта. С. 1.
13. Полярная звезда. 1881. Март. С.1.
14. Сибирская газета. 1881. 24 марта. С. 1
15. Труд. 1881.2 марта. С. 1.
16. Русская мысль. 1881. Кн. IV. Апрель. С. 2, 3.
17. К. П. Победоносцев Александру III. 30 марта 1881 г. // Победоносцев К.П. Великая ложь нашего времени. М., 1993. С.346.
18. Заметки Ламберт Елизаветы Егоровны об убийстве Александра II, присланные в редакцию газеты «Русь». Запись от 15 марта 1881 г. // Российский государственный архив литературы и искусства. Ф. 10, Оп. 1. Д. 144. Л. 3-8.
19. Фигнер В.Н. Запечатленный труд. ВоспоминанияА в 2 т/ М.: Мысль, 1964. Т. 1. С. 272.
20. Лавров Н. 1 марта 1881 г. Из воспоминаний отставного рядового // 1 марта 1881 г. С.
200.
21. Русь. 1881. 4 марта. С. 4.; Нарбеков Н. В. Вокруг 1 марта (Из газетной хроники) // 1 марта 1881 года. С. 69-72.
22. Сибирская газета. 1881. 20 апреля. С. 224.
23. Новицкий В. Д. Из воспоминаний жандарма. М.: Изд-во МГУ, 1991. С. 158.
24. Российский государственный исторический архив. Ф. 1282. Оп. 3. Д. 576. Л. 23, 24, 39, 44, 57 об.-58, 164; Д. 579. Л. 25-26 об., 28, 38-39.
25. Новое время. 1894. 23 октября. С. 2.
26. Швецов С. П. 1 марта 1881 г. в Сургуте // 1 марта 1881 г. С.157-158.
27. Тихомиров Л. А. Конституционалисты в эпоху 1881 года // Тихомиров Л. А. Критика демократии. М., 1997. С. 223.
28. Аксаков И. С. По поводу совершеннолетия наследника Николая Александровича // Соч. Т. 5. Государственный и земский вопрос. Статьи о некоторых исторических событиях 1860-1886 гг. М., 1887. С. 155.
29. Ламанский В. И. Речь в Славянском обществе // Новое время. 1894. 12 ноября.
30. Данилов Ю. Н. Великий князь Николай Николаевич. Париж: ^ргешегее ёе пауагге, 1930. С. 17.
31. Игнатьев А. А. Пятьдесят лет в строю. М.: Худож. лит., 1955. Т. 1. С. 26.
32. Половцов А. А. Дневник государственного секретаря А. А. Половцова. М.: Наука, 1966. Т. I. С. 393.
Лобачева Галина Викторовна -
доктор исторических наук, профессор, заведующая кафедрой «История Отечества и культуры» Саратовского государственного технического университета
Карабут Анастасия Константиновна -
аспирант кафедры «История Отечества и культуры» Саратовского государственного технического университета
Lobacheva Galina Viktorovna -
Doctor of Sciences in History, Professor Head of Department of National History and Culture, Saratov State Technical University
Karabut Anastasia Konstantinovna -
Post graduate student, Department of National History and Culture, Saratov State Technical University
Статья поступила в редакцию 23.05.11, принята к опубликованию 30.05.11
