CC BY
418
С.В. Кодан
Кодан Сергей Владимирович — доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации, профессор кафедры теории государства и права Уральской государственной юридической академии (г. Екатеринбург)
Развитие системы российского права: основания и процесс создания юридической конструкции построения нормативного материала (IX — середина XVII в.)
Изучение вопросов понимания системы права, уяснение процессов ее формирования невозможно без опоры на исторический материал, концептуальное обобщение которого в свою очередь позволяет выйти на обобщающее осмысление данного правового явления. В данном плане интересно изучение системы законодательства в плане использования юридической конструкции как метод познания права. Поэтому в рамках данной статьи автор придерживается широкого понимания юридической конструкции, сложившегося в современной правовой науке, которую сформулировал А.Ф. Черданцев: «Юридическая конструкция представляет собой как бы “схему”, “скелет”, на который нанизывается нормативный материал»1. Автор также опирается и на тезис В.В. Чевычелова, что «юридическая конструкция — средство правотворческой техники, заключающееся в моделировании, определенном логическом построении нормативного материала, одновременно выступающее методом познания и толкования норм права»2. Указанные подходы в плане их методологического потенциала позволяют проследить генезис формирования и становления системы российского права как процесса конструирования нормативно-правового материала, показать ее через призму юридической конструкции.
1. Определение направлений правового регулирования: от конструкции норм обычного права к праву позитивному
Зарождение системы российского права было связано с определением основ правового регулирования и развитием источников права. Древнерусские властно-правовые предписания первоначально опирались на обычаи славянских племен, которые как признаваемые властью положения обычаев и традиций формировали обычное право — первоначальный источник права. Речь о конструировании системы права еще не идет и зарождение средств правового регулирования и подчеркивает их естественную неразвитость, но и в обычном праве уже просматриваются некие зачатки направлений воздействия на общественные отношения и, соответственно, некая складывающаяся конструкция организации правового материала. Как подчеркивает русский юрист Ф.В. Таранов-ский, «расположение правового в древних записях юридических обычаев и в старинных законодательных сборниках соответствует общему характеру конкретного мышления и образного выражения мыслей в старое время. Оно не исходит из отвлеченной логической системы, построенной на расчленении общих юридических понятий или сложных юридических отношений на их составные элементы, а следует какому-либо конкретному порядку, в котором реальная жизнь и в след за ней и непривычное к абстракции мышление сочетают правовые явления, хотя бы и разнородные, однако связанные единством будь то субъекта, будь то объекта юридического отношения. Но и этот порядок часто нарушается и идет, так сказать, зигзагами вследствие нередких отступлений в сторону, делаемых под влиянием внешней ассоциации, всецело господствующей над конкретным мышлением. Вследствие этого расположение материала в древних и старинных памятниках права существенно разнится от систематики законодательных сборников нового и новейшего времени»3. Все это способствует постепенному приданию праву как внутренней, так и внешней организованности как качественного состояния правового массива.
Зарождение конструкции отраслей российского права связано с созданием в XI—XII веках первого сводного акта древнерусского права кодифицированного характера — Русской Правды, которая выступает как «руководство для суда» и «в ее древнейшем составе обращена в доисторическую глу-
1 Черданцев А.Ф. Юридические конструкции, их роль в науке и практике // Правоведение. — 1972. — № 3. — С. 16.
2 Чевычелов В.В. Юридическая конструкция: Проблемы теории и практики: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Н. Новгород, 2005. — С. 7.
3 Тарановский Ф.В. Предмет и задача так называемой внешней истории права // Записки Русского научного института в Белграде. — Белград, 1930. — Вып. 1. — С. 108.
бину народной жизни»1. Известные списки Русской Правды показывают эволюцию и систематизацию древнерусского права. Краткая Русская Правда состоит из 43 статей без наименования статей, а Пространная Русская Правда включает 135 статей и содержит особые заглавия к отдельным статьям или их группам. Эти редакции, как подчеркивает М.Ф. Владимирский-Буданов, «стоят между собой в тесной связи... Третья правда включает в статьи двух Правд; иногда перерабатывает их содержание, а иногда и прямо и буквально выписывает текст первой Правды, хотя бы данное постановление было уже отменено и рядом ставит другое, отменяющее»2.
Не вдаваясь в детальную характеристику Русской Правды и исходя из доктринальных подходов деления ее текста на статьи и толкования содержания отметим, что уже этот памятник права определяет правовые предписания по четырем основным направлениям правового регулирования и представляет конструкцию организации нормативного материала: нормы относительно верховной власти — государственное право; нормы по поводу имущества, обязательств и некоторых семейных отношений — гражданское право; нормы о преступлениях и наказаниях — уголовное право; нормы по поводу судоустройства и судопроизводства — процессуальное право. Такое выделение правовых положений достаточно условно и представляет определенную реконструкцию текста Русской Правды, как отмечает российский историк права, в ней «почти нет постановлений, специально посвященных определению институтов государственного права, но в статьях, определяющих процессуальные, процессуальные гражданские правоотношения, встречаются отрывочные указания на территориальное деление, юридическое определение границ земельных владений, виды общественных поселений, разграничение государственного населения на классы по гражданскому и политическому состоянию, органы государственной власти и средства содержания должностных лиц»3. Зарождающаяся в Русской Правде система правовых предписаний оказала влияние на создание более поздних правовых кодифицированных актов Псковской и Новгородской Судных грамот, Двинской и Белозерской уставных грамот, а также Судебника Казимира4.
Издание Судебника1497 года продолжило процесс поиска путей определения направлений развития русского права, который в условиях происходившего объединения русских земель вокруг Москвы представлял первую, но при этом достаточно несовершенную попытку создания общерусского акта кодифицированного характера. Судебник базировался на указанных выше актах, но пока еще не имел четкого внутреннего построения — при выделении положений о суде центральном и провинциальном не были разделены в статьях нормы материального и процессуального права. Развитием данного акта стал Судебник 1550 года, в котором были учтены прежние недостатки и проводится, хотя и не выдержанное последовательно, разграничение нормативно-правовых положений материального и процессуального характера — правовые нормы уголовного материального и процессуального были выделены в первый раздел, а гражданского материального права во второй. Дополнения Судебника 1550 года продолжалось все следующее столетие и было связано с созданием и деятельностью различных приказов, по делам которых издавались указы, фиксировавшиеся в указных книгах приказов (издано почти 450 указов). В 1589 году была предпринята попытка издания нового судебника как кодификации положений прежнего акта и дополнительных указов, но она не получила официального признания и не применялась на практике.
2. Соборное уложение 1649 года: конструкция системы общегосударственного права
В начале XVII века начали складываться предпосылки для перехода к следующему этапу в формировании конструкции системы российского права. В России в понимании законодательной власти и приказном законоведении выработалось понимание направлений правового регулирования, необходимости определения системы законодательства и проведения систематизации узаконений, был накоплен опыт создания крупных правовых актов. Но при этом были исчерпаны возможности издания законодательных актов кодифицированного характера, преимущественно ориентированных на разрешение возникших ситуаций и реализацию деятельности государства в отдельных сферах правового регулирования (преимущественно судоустройства и судопроизводства). В условиях завершившегося объединения русских земель и создания централизованного Московского государства требовался переход к отвечающему уровню развития общественных отношений, система-тизированно согласованному и внутренне единому акту общегосударственного характера, в кото-
1 Дювернуа Н.Л. Источники права и суд в Древней России. Опыты по истории русского гражданского права. — М., 1869. — С. 54, 60.
2 Владимирский-Буданов М.Ф. Указ. соч. — С. 22.
3 СамоквасовД.Я. Лекции по истории русского права. — М., 1896. — Вып. 2. — С. 146—172.
4 См.: Загоскин Н.П. Курс истории русского права. — Казань, 1906. — Т. I; Сергеевич В.И. Лекции и исследования по древней истории русского права. — СПб., 1910; Числов П.И. Курс истории русского права. — М., 1914; Грибов-ский В.М. Древнерусское право. — Пг., 1915. — Вып. I; и др.
ром бы законодательные предписания выстраивались по определенной системе по сферам правового регулирования.
Таким законом стало «Уложение царя Алексея Михайловича 1649 года». Оно состояло из
25 глав, включающих 967 статей. В Уложении были предприняты попытки, хотя и не всегда последовательные, приведения законодательного материала по сферам правового регулирования. Соборное уложение явилось первым кодексом в истории российского права. Заметим, что в России данного периода правовой термин «уложение» выступал как русский синоним понятия «кодекс»1. Позднее М.М. Сперанский дал определение: «Уложение (code) есть систематическое изложение законов по их предметам»2.
Конструкция Соборного уложения определила переход к определению сфер правового регулирования. Оно имело определенную, хотя и не всегда выдержанную с точки зрения содержания глав, предметную направленность и содержательную полноту объема регулирующих отношения норм, которые с достаточной мерой условности можно сгруппировать по следующим формирующимся отраслям права: (1) церковное право — ответственность за преступления против религии и церкви (гл. 1, 9 статей); (2) государственное право — гл. 2—9 определяли составы государственных преступлений (гл. 2, 22 статьи), охрану порядка на царском дворе (гл. 3, 9 статей), преследование за преступления против порядка управления (гл. 4, 4 статьи) и фальшивомонетничество (гл. 5, 2 статьи), порядок выезда за пределы Московского государства (гл. 6, 6 статей), вопросы организации вооруженных сил (гл. 7, 32 статьи) и выкупа пленных (гл. 8, 7 статей), положения относительно финансовых и административных правоотношений (гл. 9, 20 статей); (3) судебное право — общие положения о судоустройстве и судопроизводстве (гл. 10, 287 статей), о суде по искам между крестьянами и о беглых крестьянах (гл. 11, 34 статьи), церковном суде (гл. 12, 3 статьи) и подсудности духовенства (гл. 13, 7 статей), регламентации присяги (гл 14, 10 статей), завершенных в судах делах и третейском суде (гл. 15, 5 статей); (4) гражданское право — положения относительно поместного (гл. 16, 69 статей) и вотчинного (гл. 17, 55 статей) землевладения, пошлинам за удостоверение печатью актов правительственных учреждений (гл. 18, 71 статья), положении, имущественных и земельных отношениях «посадских людей» (гл. 19, 40 статей) и холопов (гл. 20, 119 статей); (5) уголовное и уголовно-процессуальное право — определение подсудности, функций полицейских инстанций по уголовным делам и составов преимущественно имущественных преступлений (гл. 21, 104 статьи) и преступлений против личности (гл. 22,
26 статья) и борьбе с незаконным производством и продажей спиртных напитков и запрета на продажу и курение табака (гл. 25, 21 статья)3.
Соборное уложение 1649 года стало своеобразной чертой, с которой начался отсчет действовавшего в России законодательства, и отдельные его нормы действовали до начала XX столетия. Сохраняя преемственность и объединив положения прежних узаконений, Соборное уложение оформило и закрепило присущие своему времени нормы права и стало значительным шагом вперед в конструировании системы права и законодательства, определив на этом этапе сферы правового регулирования как прообразы будущих отраслей права.
3. Конструирование системы права в XVII — начале XIXвека: определение сфер правового регулирования
Новый, второй период развития системы права в середине XVII — первой четверти XIX века был связан с общим определением сфер и территориальных уровней правового регулирования, а также поиском путей определения системы законодательства. В это время законодательство становится главным средством трансляции царской воли в общество и основным инструментом преобразований, значительно усиливается и нарастает общая интенсивность законодательной деятельности, определяются виды узаконений, их содержательная направленность, восполняются пробелы в различных сферах правового регулирования. Одновременно закон и законодательство становится средством реформирования государства и различных сфер жизнедеятельности российского общества. «Единственным источником права, — подчеркивает российский историк права В.Н. Латкин, — становится закон. ...Главная причина, обуславливающая господство закона в качестве источника права и, вследствие этого, видоизменившая самый характер законодательства, состояла в том, что. единственным субъектом законодательной власти стал самодержавный государь, воля которого творила закон»4. Одновременно закон и законодательство становится важным средством трансляции в общество политико-идеологических установок власти. На это обращает внимание историк права О.А. Омельченко,
1 См.: Числов П.И. Курс истории русского права. — М., 1914. — С. 122—123.
2 Сперанский М.М. Предположения к окончательному составлению законов // Русская старина. — СПб., 1876. — № 2. — С. 433—434.
3 Соборное уложение 1649 года. Текст. Комментарий. — Л., 1987.
4Латкин В.Н. Учебник истории русского права. — СПб., 1909. — С. 3.
отмечая, что узаконения «.становятся не только естественной формой присутствия официальной идеологии (главным образом, в вопросах государственной политики и государственного строительства), но и особой формой ее возникновения вообще. К исходу первой половины XVIII века присутствие таких официально-идеологических построений определенного теоретического единства и доктринальной наполненности стало, пожалуй, показательной чертой содержания законодательных актов — как правило, важнейших правовых видов: манифестов и именных указов»1. Возрастание роли закона и законности в управлении страной, значение узаконений в трансляции воли государя и государственной идеологии в общество требовало обеспечение адекватного восприятия правовых предписаний подданными, их информационной доступности. Одновременно, в связи с усложнением сфер государственного управления, системы отношений между государством и подданными (как и среди последних) более четко определяются и сферы правового регулирования, оформляемые узаконениями. Поэтому без системно выстроенного, введенного в систему и официально оформленного законодательства эффективное использование закона как средства управления социальными процессами было просто невозможно. Это осознавалось верховной властью и способствовало становлению системы законодательства. На это оказывали в совокупности влияние три основные тенденции
На формирование конструкции системы законодательства прежде всего оказывала влияние сложившаяся традиция стремления к проведению общегосударственной кодификации и усовершенствованию единого кодифицированного акта, каковым и являлось Соборное уложение 1649 года с закрепленной в нем структурой расположения законодательного материала. Соборное уложение как общегосударственный комплексный кодифицированный законодательный акт стало «рубежом, отграничивающим древнее и новое законодательство»2. С него начался отсчет российского законодательства, которое считалось действующим, и все «законы и указы, прежде его состоявшиеся, признаются. недействительными», — подчеркивал при составлении Полного собрания законов Российской империи в 1826—1830 годах М.М. Сперанский3. Но Соборное уложение, лишь обозначив основные сферы правового регулирования, было пока еще далеко от определения системы российского законодательства. При этом следует учитывать, как подчеркивал М.М. Сперанский, что в Уложении «невозможно было каждую часть законодательства изложить во всем ее пространстве, то и принято было тогда же правилом дополнять его по мере возникающих случаев» и в «уложении общие начала законодательства были установлены, главные черты каждой части его означены, но окончательное их совершение предоставлено постепенному действию времени и опыта. Отсюда произошли разные постановления, под именем новоуказных статей, именных указов и боярских приговоров известные»4. Более развернутую характеристику этой проблемы дал российский историк права В.М. Грибовский, который отмечал, что «Уложение, задававшееся целью, главным образом исправить и упорядочить действовавшее до него законодательство, вместе с тем лишь отчасти личным творчеством заполнило имевшиеся в последнем пробелы» и в нем «не имеется вовсе многих важных частей права.. оно само по себе естественным образом не могло ответить на нараставшие запросы развивающиеся в жизни, которая требовала правового упорядочения. Следствием указанной причины явилось то обстоятельство, что вскоре после выхода в свет Уложение начало пополняться как отдельными указами, издаваемыми по частным случаям, так и новыми самостоятельными юридическими памятниками: наказами, уставами в известной мере преобразовательного характера»5.
Дополнений к Соборному уложению, получивших обобщенное обозначение «новоуказные статьи», до начала единоличного правления Петра I было издано 1,5 тыс. Среди них были такие крупные и значительные с точки зрения корректив правового регулирования законодательные акты, как Наказ о градском благочинии 1649 года, Новоторговый устав 1667 года, Новоуказные статьи о поместьях 1676года, Новоуказные статьи о татебных, разбойных и убийственных делах 1669 года, Соборное деяние об уничтожении местничества 1682 года, Сыщиков наказ 1683 года, Писцовый наказ 1684 года и др. Новоуказные статьи преимущественно не издавались в печатном виде и хранились в списках, нередко в одном экземпляре. Информация о дополнениях уложения была известна преимущественно служащим канцелярий приказов, что не обеспечивало укрепления законности и в немалой степени способствовало произволу и злоупотреблениям6.
Такой экстенсивный путь развития и усовершенствования Соборного уложения имел пределы и требовал новой общегосударственной кодификации. На это первоначально была и направлена дея-
1 Омельченко O.A. Власть и Закон в России XVIII века. — М., 2004. — С. 54.
2 СамоквасовД.Я. Русские архивы и царский контроль приказной службы в XVII веке. — М., 1902. — С. 22.
3 Сперанский М.М. Предисловие // ПСЗРИ 1. — Т. I. — С. XVIII.
4 Сперанский М.М. Обозрение исторических сведений о своде законов. — СПб., 1833. — С. 1 —2.
5 Грибовский В.М. Древнерусское право. — Пг., 1915. — Вып. I. — С. 21.
6 См.: Латкин В.Н. Лекции по внешней истории русского права. — СПб., 1890. — С. 186—193; Маньков А.Г. Законодательство и право России второй половины XVII в. — СПб., 1998. — С. 12—31; Томсинов В.А. Развитие русской юриспруденции в XVII столетии // Законодательство. — 2005. — № 1. — С. 72—76.
тельность Петра I, который указом от 6 июня 1695 года повелел приказам выписать имеющиеся или подготовить новые статьи для восполнения пробелов в Соборном уложении, а эти выписки каждый приказ держать должен подготовленными до царского указа о подготовке нового уложения1. Такой царский указ последовал 18 февраля 1700 года — об учреждении специального учреждения для создания нового общегосударственного кодекса — Палаты об Уложении (Уложенная палата), которая должна была подготовить новое обобщающее узаконение на основе Соборного уложения и последовавших после него узаконений2. С этого времени начались продолжавшиеся практически все XVIII столетие работы по созданию нового уложения, но ни петровская Уложенная плата, ни все девять подобных учреждений в XVIII веке успеха не имели, но тем не менее эта деятельность все же оказывала влияние на развитие системы российского законодательства. Характерно, что в правление Елизаветы Петровны уже шестое с начала столетия систематизационное учреждение — Комиссия сочинения уложения (1754 г.) — должно было составить уложение, которое должно было включать четыре раздела — «1) по делам судным, 2) по делам уголовным, 3) по делам вотчинным, 4) о праве состояния людей в государстве», а также осуществлять подготовку «уставов по делам правительственным, так, чтобы на каждый предмет был один устав.»3. Характерно, что на это же была направлена и деятельность созданной Екатериной II в 1766 году Комиссии о сочинении проекта нового Уложения — восьмого с начала XVIII века из систематизационных учреждений, которые безуспешно пытались создать единый общероссийский общеправовой кодекс.
В формировании системы российского права особое значение имело издание крупных кодифицированных законодательных актов, которые начинают определять правовую базу основных сфер правового регулирования и определяют тенденции формирования будущих отраслей и институтов законодательства. Историк российского права В.Н. Латкин подчеркивает, что «с правлением Петра I связано появление новых форм закона, бывших неизвестными Московскому государству, а именно уставов, регламентов и сепаратных уставов» 4.
В XVIII — первой четверти XIX века наблюдается возрастание значения в определении конструкции российского права отдельных кодифицированных актов, охватывающих значительную сферу регулируемых общественных отношений и имеющих содержательную специфику, что способствовало локализации сфер правового регулирования и появлению в будущем отраслей и институтов права. В связи с этим следует обратить внимание на появление принципиально новых по форме, предметной сфере регулирования и внутренней структуре системообразующих для отдельных сфер правового регулирования узаконений. Историк права П.И. Числов выделяет основные акты кодифицированного характера: (1) регламенты и учреждения, которые «представляют собою учредительные акты отдельных органов, определяющие их организацию, предметы ведомства и делопроизводство» (Генеральный регламент 1720 г. и регламенты коллегий 1711—1723 гг., Учреждение для управления губерний 1775 г., Учреждение об императорской фамилии 1797 г. и др.); (2) уставы, «под именем которых разумеется совокупность правил, касающихся управления какою-либо отдельною частью администрирования или определяющих какую-либо отрасль материального права» (Воинский устав 1716 г., Морской устав 1720 г., Устав о векселях 1729 г., Устав благочиния 1782 г., Устав о цензуре 1797 г. и др.). Одновременно сохраняется и старая тенденция дополнения законодательного массива отдельными узаконениями. Это были так называемые «сепаратные узаконения» — «именные указы, инструкции, наказы, манифесты и др. Вопросы государственного, гражданского, уголовного, процессуального, финансового права и др. разрешались, по большей части, в форме этих сепаратных узаконений. Этим и объясняется то громадное количество их», — подчеркивает П.И. Числов5. К данной категории правовых актов можно отнести и 250 жалованных грамот. При Петре I последовал 161 такой акт, при Екатерине II — 151 и Александре I — 4146. Среди них особое значение имели такие акты, как Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства и Грамота на права и выгоды городам Российской империи 1785 года.
И хотя общероссийский общеправовой кодекс создать не удалось, но даже эта (в общем безрезультатная) деятельность в данном направлении имела положительные результаты — попытки созда-
1 Именной указ «О сочинении во всех приказах проектов для пополнения уложения и новоуказных статей». 6 июня 1695 г. // ПСЗРИ-1. — Т. III. — № 1513.
2 Именной указ «О заседании в государевых палатах боярам для учинения свода уложения и всех указов после того состоявшихся». 18 февраля 1700 г. // ПСЗРИ-1. — Т. IV. — № 1765.
3 Сперанский М.М. Обозрение исторических сведений о своде законов. — СПб., 1833. — С. 20—27; Латкин В.Н. Законодательные комиссии в России в XVIII ст. — СПб., 1887.
4Латкин В.Н. Лекции по внешней истории русского права. — СПб., 1890. — С. 194.
5 Числов П.И. История русского права московского и петербургского периодов. — М., 1902. — С. 130—136.
6 См: Табель о числе уставов, учреждений, наказов, жалованных грамот, указов и трактатов, состоявшихся со времени уложения, с 29 января 1649 по 1 января 1832 г. // Сперанский М.М. Обозрение исторических сведений о своде законов. — СПб., 1833. Приложение.
ния уложения позволили определить сферы и выявить пробелы в правовом регулировании, а также направить по указанному пути законодательную деятельность. Одновременно развитие законодательства пошло в сторону создания крупных кодифицированных узаконений, охватывающих правовым регулированием крупные блоки, сферы отношений в публично-правовой и частноправовой сферах жизнедеятельности российского общества и обозначивших тенденцию к определению отраслей законодательства. В связи с этим встал вопрос и классификации узаконений, обострилась проблема определения системы и систематизации законодательства.
4. Становление имперской конструкции системы российского права: общегосударственное и местное право
В правление Александра I работы по систематизации законодательства активизировались, что в итоге сказалось на становлении системы права, переходе ее к отраслевому делению. Комиссией составления законов в феврале 1804 года были предложены принципы упорядочения узаконений — законы должны были быть «утверждены на непоколебимых основаниях права.. точно определять все части государственного управления, пределы государственных властей, права и обязанности подданных сообразно с духом правления, народным характером, политическим и естественным положением государства. расположены в строгой системе и. содержать в себе непреложные правила для отправления правосудия». Одновременно был определен и план «книги законов», который определял сферы правового регулирования и состоял из 6 частей. Узаконения в сфере государственного права определяли две части — законы органические (коренные) и порядок законодательной деятельности. Третья часть — гражданское законодательство, четвертая — уголовное и полицейское, а пятая — местные узаконения. Большое значение для формирования права имели подготовленные проекты Гражданского, Торгового и Уголовного уложений и др.
Начало правления Николая I поставило перед властью старую проблему — обеспечить законность и ограничить произвол различного рода властей. Но юридическая практика неизменно сталкивалась с тем, что никто не мог назвать количество действующих узаконений, ручаться в достоверности того или иного правового акта, на основе которого решались дела в высших государственных учреждениях, не говоря уже о присутственных местах отдаленных губерний. Так, к 1830 году при составлении Полного собрания законов Российской империи было собрано свыше 53 тысяч «действующих узаконений», хотя при дальнейшей проверке выяснилось, что их было около 30 тысяч, то есть «имеющими юридическую силу» считалось почти в два раза больше «узаконений». Проблема систематизации и четкого определения системы законодательства в начале второй четверти XIX века обострилась и выделилась в число приоритетных направлений юридической политики Российского государства. Эту проблему и предстояло решить М.М. Сперанскому.
М.М. Сперанский в январе 1826 года представил Николаю I в двух записках — «Краткое историческое обозрение комиссии составления законов» и «Предположения к окончательному составлению законов». По мнению Сперанского, необходимо было разобрать весь накопившийся законодательный массив страны и начать с хронологической инкорпорации российских узаконений. Результатом этого первого этапа должно было стать Полное собрание законов Российской империи. Следующим этапом должна была стать тематическая инкорпорация государством законодательства России на уровне Свода законов, отдельные части которого (на уровне тематической, отраслевой консолидации) объединили бы отраслевое законодательство. При этом давалось общее понятие свода — «Свод есть соединение законов, существующих по какой-либо части, расположенное в известном порядке»1. Предложения были восприняты императором Николаем I положительно, который и «остановил свой выбор на Своде законов существующих с исключением всего недействующего, но без всяких изменений в существе их»2.
Доктринальные положения конструкции системы законодательства и выделения отраслей права дал М.М. Сперанский. Исходные положения определения системы законодательства Сперанский изложил во «Введении к Уложению государственных законов» в 1809 году. Непосредственно же к определению системы законодательства Сперанский обратился в процессе подготовки Свода законов и изложил основания ее построения в «Обозрении исторических сведений о Своде законов» (1833 г.). Позднее (1834—1839 гг.) ряд теоретических положений, связанных с системой российского законо-
1 См.: Сперанский М.М. Краткое историческое обозрение комиссии составления законов. Предположения к окончательному составлению законов // Русская старина. — 1876. — № 2. — С. 435. См. более подробно анализ указанных записок М.М. Сперанского: Кодан С.В. М.М. Сперанский и систематизация законодательства в России // Советское государство и право. — 1989. — № 6.
2 Сперанский М.М. Обозрение исторических сведений о Своде законов (СПб., 1833) // Сперанский М.М. Руководство к познанию законов. — СПб., 2002. — С. 126—175. Далее цитируется данное издание. См. также: Сперанский М.М. Обозрение исторических сведений о Своде законов // Российский юридический журнал. — 2006. — № 3.
дательства, был представлен в лекциях по законоведению наследнику престола Александру Николаевичу и вошел в «Руководство к познанию законов»1.
Сперанский отмечал, что «в великой сложности сих отношений и законов, от них возникающих, необходимо нужно поставить главные их разделения» — «предметы законов». Сперанский видел в «отношении людей, в обществе живущих», их двоякий характер: «каждое лицо имеет отношение ко всему государству, и все лица, в особенности, имеют отношения между собою». Он подошел к «двум главным разделениям законов» — к делению права на публичное и частное, выделив при этом, что «законы государственные определяют отношения частных лиц к государству. Законы гражданские учреждают отношения частных лиц между ними. Отсюда два порядка законов: законы государственные и законы гражданские». Сперанский также отделял национальное право от международного. Он определяет и «классификатор» законов, исходя из указанных разделов системы законодательства, относящихся к сфере регулирования публично-правовых и гражданско-правовых отношений — «законы государственные» и «законы гражданские». Далее выделялись «разряды» как группы узаконений по предмету регулирования и методу воздействия, а затем их виды, исходя из регулятивной или охранительной направленности узаконений государственных и гражданских законов. В первом порядке стоят «законы государственные», куда относились узаконения сферы публичного права, и среди которых Сперанский выделяет «два разряда законов. по различию их предметов и начал, на коих они утверждаются», определяя регулятивные и охранительные законы. Исходя из того, что «законы первого разряда определяют существо союза государственного и прав, от него происходящих», он выделяет четыре предметных области регулируемых отношений: во-первых, это «порядок, коим власть верховная образуется и действует в законодательстве и управлении»; во-вторых — «органы сего действия суть установления», в-третьих — «средства, силы государственные, нарочито для сего действия предназначенные», и в-четвертых, поскольку в публичных отношениях «предполагается известная степень участия подданных», определяется и их сословный статус — «состояние». Затем он выделяет «четыре вида законов государственных» регулятивного характера: 1) «Законы Основные»; 2) «Учреждения»; 3) «Законы сил государственных»; 4) «Законы о состояниях». Во второй разряд были выделены «все законы, коими союз государственный и гражданский и права, от них возникающие, охраняются в их действии мерами общего государственного порядка» — «законы предохранительные», то есть охранительного характера — «Уставы Благочиния» и «Законы уголовные»2.
Необходимо отметить, что Сперанский достаточно четко прорабатывает классификационные основы структуры каждого разряда и вида законов. Он исходит из того, что на первое место необходимо поставить «права и обязанности, возникающие из союза верховной власти и подданства», и «в составе сих прав первое место занимает власть законодательная и власть верховного правления», а «порядок, коим действует сия власть на подданных», и «составляет первый разряд законов государственных — Законы Основные». Сперанский во «второй разряд законов государственных» ставит «Учреждения мест и властей, или Законы органические», поскольку «власть верховного правления не может всем управлять непосредственно, ей нужны органы». Соответственно третий определяет «разряд законов государственных» — «законы правительственных сил» и включает «законы. экономические, финансовые и военные». Для того чтобы «верховное правление содействовало расширению и преуспеянию сил государственных», в «четвертый разряд законов государственных» включаются «Законы государственного благоустройства» — «таковы суть законы об охранении нравственности и народном просвещении, об охранении народного здравия, об умножении и распределении населения, о промышленности, то есть о наилучшем направлении сил народного труда и тому подобное». Завершали государственные законы регулятивного характера «Законы о состояниях», необходимость которых вытекала из того, что «в союзе государственном долг подданства лежит на всех подданных вообще и для всех равно обязателен, но участие их в составе учреждений и в составе сил правительственных, по различию способностей, не может быть для всех равным», что и определялось как «право состояний». Вторую группу составляли государственные законы материальные и процессуальные законы охранительного характера, которые обеспечивали требования «общего надзора за непременным исполнением законов» и «мер исправления и наказания в случае их нарушения» — «Законы полиции и Законы суда как исправительного, так и уголовного» — шестой и седьмой разряды «законов государственных». Схема законов публично-правовой
1 См. произведения М.М. Сперанского: Предисловие // ПСЗРИ 1. — СПб., 1830. — Т. I; Предложение к окончательному составлению законов // Русская старина. — 1876. — № 2; Обозрение исторических сведений о Своде законов. — СПб., 1833; О законах. Беседы с его императорским высочеством государем наследником цесаревичем великим князем Александром Николаевичем // Сборник Императорского русского исторического общества. — СПб., 1881. — Т. XXX; Проекты и записи. — Л.-М., 1961; Сперанский М.М. Руководство к познанию законов. — СПб., 2002.
2 См.: Сперанский М.М. Руководство к познанию законов. — СПб., 2002. — С. 56—58.
сферы представлена «в следующем порядке: I. Законы Основные. II. Законы Учредительные. III. Законы Правительственных Сил. IV. Законы Благоустройства. V. Законы о Состояниях. VI. Законы Полиции. VII. Законы Исправительные и Уголовные». «Законы гражданские», регулирующие сферу частно-правовых отношений, М.М. Сперанский относил ко второй группе законов, сохраняя и здесь прежний подход деления их по разрядам на регулятивные и охранительные. К первому разряду он причислял «все законы, коими определяются права гражданские, то есть, во-первых, законы, коими установляется порядок прав и обязанностей семейственных; во-вторых, законы, коими установля-ется порядок приобретения и укрепления прав в имуществах; в-третьих, порядок действия сих последних прав в особенном отношении их к государственному и частному кредиту, к торговле, к промышленности и проч.». Из этого определялись и «три вида гражданских законов: 1) Законы союзов семейственных. 2) Общие законы об имуществах», которые «означаются, по принятому обычаю, общим именем Законов гражданских», и «к ним присоединяются Законы межевые, коими определяется порядок развода границ владения. 3) Особенные законы об имуществах, означаемые по главной цели их под именем Законов государственного благоустройства или экономии». Ко второму разряду «гражданских законов», по мнению Сперанского, «принадлежат законы, коими охраняется действие прав мерами порядка гражданского, таковы суть: 1) Законы о порядке взысканий по делам бесспорным. 2) Законы судопроизводства общего гражданского и особенных: межевого и торгового. 3) Законы о мерах гражданских взысканий» (гражданско-процессуального характера), при этом «по тесной связи законов сего разряда с первым все они распределяются по своим местам между законами первого разряда»1.
Сперанский посчитал необходимым Свод законов построить на несколько иных основаниях, желая «соединить две цели: удобство употребления их при производстве дел и средства к систематическому их изучению, так чтоб те же законные книги, а не две системы разные, были основанием и в отправлении дел, и в учебном образовании». Поэтому «порядок разделения законов, принятый в Своде, соображен в главных его началах с порядком учебного их разделения. Законы государственного первого разряда представляются в книгах I, II, III и IV, и каждый их вид занимает то самое место, какое в теории ему предназначено: за Основными законами следуют Законы установлений, затем Уставы управления государственных сил в двух книгах и потом Законы о состояниях», и лишь «некоторые. части Учреждений отделены от общего их состава в книге I и для практического удобства размещены в книге III вместе с Уставами». Далее Сперанский поясняет логику дальнейшего расположения узаконений и подчеркивает, что «за сим следовало бы приступить ко второму разряду законов государственных, к Уставам благочиния и Законам уголовным, но сии законы составляют общее охранение как союза государственного, так и союза гражданского». Поэтому «надлежало прежде изложить законы, определяющие союз гражданский, и, следовательно, после первого разряда законов государственных перейти к законам гражданским — книги V и VI». Сперанский при этом отмечает, что, «хотя законы сии делятся также на два разряда, но второй из них, содержащий в себе законы гражданского правоохранения, столько связан с первым, что отделить их без важных затруднений в практике невозможно, посему и распределены они в Своде между законами первого разряда, им соответствующими». Завершалась предложенная система расположения законодательного материала «законами государственными второго разряда, Законами Благочиния и Уголовными в книгах VII и VIII»2. Таким образом, Сперанским была определена структура общегосударственного законодательства и построение Свода законов Российской империи.
Подготовленный и изданный II отделением Собственной ее императорского величества канцелярии в 1826—1832 годах Свод законов Российской империи установил официальную систему общеимперского законодательства. Это была достаточно сложная конструкция построения нормативноправового материала. Свод делился на восемь книг (разделов, составленных исходя из определенных Сперанским восьми «главных разрядов законов»), по которым распределялись тома Свода: книга первая — основные государственные законы (ч. 1 т. I); книга вторая — учреждения: центральные (ч. 2 т. I) и местные (т. II), а также уставы о службе государственной (т. III); книга третья — законы правительственных сил: уставы о повинностях (т. IV), о податях и пошлинах (т. V), устав таможенный (т. VI), уставы монетный, горный, о соли (т. VII), уставы лесной, оброчных статей, арендных старостинских имений (т. VIII); книга четвертая — законы о состояниях (т. IX); книга пятая — законы гражданские и межевые (т. X); книга шестая — законы государственного благоустройства: уставы кредитный, торговый, промышленности (т. XI), путей сообщения, строительный, пожарный, о городском и сельском хозяйстве, о благоустройстве в казенных селениях, о колониях иностранцев в империи (т. XII); книга седьмая — законы благочиния (полицейские): уставы о народном продовольствии, об общественном призрении и врачебный (т. XIII), о паспортах и беглых, о предупреждении и пресечении преступлений, о содержащихся под стражей, о ссыльных (т. XIV); книга восьмая — законы уголовные и уголовно-
1 Сперанский М.М. Руководство к познанию законов. — СПб., 2002. — С. 150—157.
2 Там же. — С. 156—158.
процессуальные (кн. 1—2, т. XV). Заданная система законодательства с определенными коррективами сохранялась до 1917 года1.
При рассмотрении системы российского законодательства необходимо учитывать и имперский характер организации государственно-правового пространства. Развитие последнего с включением новых народов в состав подданных Российского государства и распространение на новые территории его юрисдикции определило своеобразие системы законодательства Российской империи. Российский историк права М.М. Михайлов подчеркивал, «если развитие всего государства шло ровно, если оно сложилось из одинаковых элементов, то здесь не нужны местные законы; если же государство сложилось через соединение различных народов, из коих каждый имеет свою особую историю, то в развитии этих народов мы усматриваем различие и отсюда является необходимость в местных законах.»2. В состав Российского государства во второй половине XVII—XVIII веке вошли Украина (Малороссия), Белоруссия и Литва (Западные губернии), Прибалтика (Остзейские губернии), финские земли (Старая Финляндия). Одновременно Российское государство укрепляло позиции и на восточных рубежах, продвинувшись в Сибирь и даже в Северную Америку — на Аляску. Первая половина XIX века стала периодом завершения строительства Российской империи — в начале XIX века в состав Российского государства вошли Грузия (1801 г.), Великое княжество Финляндское (1808—1809 гг.), Бессарабия (1812 г.) и Царство Польское (1815 г.).
Правовые акты российской верховной власти второй половины XVII — первой четверти XX века в политико-правовом плане обозначили не только контуры использования в национальных регионах местного управления и права, но и саму проблему — вопрос о наличии в российской системе права для русского и нерусского населения, права, действующего во внутренних губерниях, и права в национальных регионах (в официальной терминологии — окраин). Характерно, что и конституционный проект «Государственной уставной грамоты Российской империи» 1820 года предусматривал закрепление уже сложившегося на практике разделения законов и принцип их соотношения: «Присоединенные губернии сохраняют свои особенные или местные законы», а в Российской империи «законы разделяются на общие государственные законы и на особенные или местные. Общие законы составляют общее право и применяются во всех случаях, в коих местные законы недостаточны»3.
Закрепление деления законодательства Российской империи на два уровня было определено в манифесте Николая I от 31 января 1833 года об утверждении Свода законов Российской империи как «общего свода»4. В Своде законов 1832 года законодательно были достаточно четко определены и исходные параметры соотношения общегосударственных и местных законов. «Империя Российская управляется на твердых основаниях положительных законов, учреждений и уставов, от самодержавной власти исходящих», — гласила статья 47 Основных законов Свода законов Российской империи. Статья 48 определяла: «Законы в империи действуют или единообразно в общей их силе, или с местными в некоторых их частях изменениями. Пространство сих изменений, места, где они допускаются, и связь их с законами общими определяются в особенных законах, уставах и учреждениях»5. Регламентация пределов действия местных узаконений, определенная Основными государственными законами, была детализирована на отраслевом уровне — Сводом законов гражданских (т. 10 Свода законов Российской империи), который устанавливал субсидиарный характер использования общероссийского права в гражданском судопроизводстве: «В тяжебных делах принимаются в основание законы края; а в тех случаях, где оные окажутся недостаточными, принимаются и законы русские» (ч. 2, ст. 1606) и предусматривал в содержании изъятия из местного гражданского права, исключительно на основании которых решались гражданские дела в национальных регионах6. Поэтому Свод законов Российской империи рассматривался в качестве «общего» — общеимперского, общегосударственного свода, действовавшего в полном объеме в Центральной России — в так называемых «внутренних губерниях». Указанное отражало сложное правовое устройство российской империи, которое начало определяться с середины XVII века и завершилось в XIX столетии. «Российские законы разделяются на общие и местные. Первые имеют обязательную силу во всех частях империи; вторые действуют в тех только частях государства, которым они сохранены или даны самодержавною властью» — подчеркивал Н.Ф. Рождественский7.
1 См.: Майков П.М. О Своде законов Российской империи (СПб., 1905). — М., 2006; Кодан С.В. Свод законов Российской империи. Место и роль в развитии юридической техники и систематизации законодательства в России в XIX — начале XX века // Юридическая техника. — 2007. — № 1.
2 Михайлов М.М. Лекции местных гражданских законов. — СПб., 1860. — Вып. 1. — С. 4.
3 Государственная уставная грамота Российской империи. 1820 г.: Проект // Конституционные проекты в России. XVIII — начало XX в. — М., 2000. — Ст. 30.
4 ПСЗРИ 2. — T. VIII. — Отд. 1. — № 5947.
5 Свод Основных государственных законов // Свод законов Российской империи. — СПб., 1832. — T. 1. — Ст. 47—48.
6 Свод законов гражданских // Свод законов Российской империи: Изд. 1832 г. — СПб., 1832. — T. 10. — Ст. 2706; Изд. 1832 г. — СПб., 1842. — T. 10. — Ст. 3685; Изд. 1857 г. — СПб., 1832. — T. 10. — Ч. 2. — Ст. 1606.
7 Рождественский Н.Ф. Руководство к российским законам. — СПб., 1851. — С. 3.
Система права Российской империи представляла собой своеобразный «слоеный пирог», первый слой которого составляло общеимперское законодательство, второй — местные узаконения, в нем также выделялись санкционированные государством обычаи как систематизированные и упорядоченные государством, так и те, на применение общеимперское законодательство или местные узаконения давали государственную санкцию. При этом каждый из этих уровней имел определенную юридическую формализацию источников местного права, которые признавались и имели законную силу на определенных территориях в составе Российской губернии. В XIX веке определись территории, в пределах которых было локализовано действие местных узаконений и «под местными законами, — как подчеркивает Н.Н. Корево, — разумеются законы областей, присоединенных в различные времена к российскому государству и живших до того времени самостоятельной жизнью или в составе других государств1.
Правовое устройство России предусматривало как наличие общеимперской системы законодательства, так и местного — отдельных национальных регионов, имеющих ту или иную степень автоно-мизма (определяемого и зависящего исключительно от верховной власти объема самостоятельности в местном управлении и правовом регулировании) в составе Российской империи и использование местных узаконений и обычного права. Местные правовые системы в Российской империи необходимо рассматривать как относительно локализованные и сложившиеся на уровне отдельных национальных регионов нормативно-регулятивные системы, отражающие социально-экономические, этнокультурные и историко-юридические особенности развития и правосознания коренного населения в санкционированных российской верховной властью источниках права, системе местного управления и правоприменения, с помощью которых метрополия определяет систему взаимоотношений с отдельным социумом и оказывает организационно-регулятивное воздействие на общественные отношения в нем. При этом заметим, что само местное право как своеобразный уровень системы права в Российской империи не могло представлять единого нормативно-регулятивного образования и структурно состояло из совокупности обособленных партикулярных систем права отдельных национальных регионов.
Критерии выделения отдельных местных систем права в национальных регионах Российской империи в конструкции российского права исходили из следующих критериев: (1) обособленное социокультурное развитие населения национального региона до включения в состав Российской империи, в рамках которого сформировалась собственная или под влиянием других государств система правового регулирования; (2) наличие в каждом национальном регионе обособленных источников местного права — правовых актов, отличающихся по историческому происхождению и содержанию от общероссийских носителей нормативно-правовой информации и санкционированных российской верховной властью в качестве носителей норм права для коренного населения данных регионов; (3) сложившийся местный механизм органов управления, самоуправления и судебных органов, обеспечивающих применение местного права; (4) сформировавшаяся интерпретационная практика и практика реализации местных правовых предписаний, выступающая в качестве дополнительного источника права и положений интерпретационного характера; (5) сложившееся на основе местного права правосознание и правовая культура населения национальных регионов.
Местные правовые системы национальных регионов в Российской империи представляли сложившиеся конкретно-исторически и относительно локализованные совокупности партикулярных источников права и юридической практики отдельных народов, ранее имевших собственную национальную государственность и право или получивших определенный уровень государственно-правового развития в рамках другого государства. По мере расширения социально-территориального пространства Российского государства с санкционированием российской верховной властью партикулярных источников права сложились следующие местные правовые системы национальных регионов в Российской империи: во второй половине XVII века — в Украине (Малороссия) и Белоруссии (Западные губернии); в XVIII веке — в Прибалтике (Остзейские губернии) и части финских земель (Старая Финляндия); в первой четверти XIX века — в Грузии (1801 г.), в Великом княжестве Финляндском (1808—1809 гг.), в Бессарабии (1812 г.) и в Царстве Польском (1815 г.)2. «Все те местные правовые системы, которые живут более или менее обособленной жизнью в пределах России, — они в ней не зачаты, они в ней не рождены. Они в ней охраняются и развиваются, насколько то допускается. началом государственного единства», — подчеркивает российский правовед Э.Н. Берендтс3.
1 См.: Корево H.H. Издания местных законов Российской империи. — СПб., 1907. — С. 3.
2 См.: Кодан С.В. Местное право национальных регионов в правовой системе Российской империи. Вторая половина XVII — начало XX вв. / С.В. Кодан, С.А. Февралев. — М., 2012.
3 Берендтс Э.Н. Об источниках финляндского права // Журнал Министерства юстиции. — 1901. — № 10. — С. 122.
5. Обычное право коренного населения сибирских территорий: конструкция включения в систему права и правового регулирования
Важной проблемой являлось и определение места обычаев, обычного права и определение нормативной силы традиционных регуляций в системе права. Характерной чертой было то, как подчеркивал Н.М. Коркунов, что «для объяснения обязательности обычного права прибегали к учению о признании силы обычая законодателем. Утверждали, что обычай получает обязательную силу лишь под условием согласия на то законодательной власти.»1. Это был общий для России и Европы подход, на практику которого, сложившуюся в средневековой Западной Европе по поводу сосуществования обычаев и законов, обращает внимание В.Г. Графский, указывая на то, что осуществлялось «признание и поощрение официальной судебной и административной практикой использования местных правовых обычаев для восполнения недостающих установлений в законах страны»2. В русле этих тенденций развивалось «сосуществование» законодательства и обычного права и в Российской империи, но с учетом особенностей, связанных с наличием в сложившейся российской правовой системе двух уровней позитивного права и соответствующего им законодательства — общего и местного, которым и соответствовал надлежащий подуровень обычного права. При этом следует учитывать и то, что традиционные регуляции имели непосредственную связь с населением, проживающим на определенной территории, и, естественно, с соответствующим уровнем законодательства. Обычное право, например в центральной России (внутренних губерниях), выступало в качестве нормативнорегулятивного подуровня, связанного с действием так называемого «общего законодательства», действующего в отношении русского населения в их пределах, а в национальных регионах — местных узаконений, имело отношение к народам, находившимся и пришедшим в состав российских подданных. Необходимо отметить, что в юридической политике Российского государства отводилось важное место как механизмам учета традиционных регуляций в юрисдикционной деятельности российской власти и ее учреждений на территориях с родовой организацией жизнедеятельности коренных народов, так и внедрению положений российского права в обычное право через взаимодействие общеимперского и традиционного права. При этом решались задачи поддержания единого политикоправового пространства и, в определенной мере, задачи выравнивания правового развития отдельных народов, которые ранее не имели традиций государственной самостоятельности, через явление, получившее в юридической антропологии название «правовой колонизации» («правовой аккультурации»). Из предложенных моделей правовой аккультурации российский вариант соотношения обычного и общегосударственного права входит в схему, сочетающую сотрудничество и интеграцию3. Это достаточно четко просматривается в решении проблем соотношения законодательства и обычного права, что было закреплено в Уставе о сибирских инородцах от 22 июля 1822 года, проект которого подготовили в ходе Сибирской реформы 1819—1822 годов М.М. Сперанский и Г.С. Батеньков. Определяя в главе «Общие права инородцев» основы правового статуса сибирских коренных народов, устав оговаривал, что инородцы «кочующие управляются по степным законам и обычаям, каждому племени свойственным». Изъятие составляли только тяжкие преступления. «В уголовных только преступлениях кочующие судятся в присутственных местах и по общим государственным установлениям. Уголовными делами относительно инородцев почитать: 1) возмущение; 2) намеренное убийство; 3) грабеж и насилие; 4) делание ложной монеты и вообще похищение казенного и общественного имущества. Все же прочие дела, не выключая и кражу, пока нравы их образованием не умягчатся, считать исковыми». И только «в проступках в российских городах и селениях разбираются они местною поли-циею на основании общих положений». Вопросам соотношения законодательства и обычного права была посвящена специальная глава «О законах и обычаях». Ее положения определяли, что «все кочующие и бродячие инородцы. управляются по их собственным степным законам и обычаям», и поэтому предполагалось собрать обычаи, проработать их в специальных комитетах и после их санкционирования властью издать сборники обычного права. Подчеркивалось и то, что «степные законы имеют быть напечатаны на российском языке и, если можно, на языках тех самых племен, до коих оные относятся, или на языке, с употребляемым ими сходственном». Также оговаривалось, что «законы сии и российскими присутственными местами приемлются в основание в суждениях о делах кочующих и бродячих инородцев» и «недостаток в степных законах при решении дел дополняется российскими узаконениями»4.
Это общее санкционирование применения обычаев в отношении сибирских коренных народов было распространено и на другие народы национальных регионов Российской империи. Предприни-
1 Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. — СПб., 2003. — С. 350—351.
2 Графский В.Г. Всеобщая история государства и права: Учебник для вузов. — М., 2000. — С. 308.
3 См.: Рулан Н. Юридическая антропология. — М., 1999. — С. 192—196; Ковлер А.И. Антропология права. — М., 2002. — С. 245—249.
4 ПСЗРИ 1. — Т. XXXVIII. — № 29156. — Гл. VIII. — § 35—37, 68—72.
мались и попытки кодификации обычного права. При этом заметим, что интеграция обычного права в систему права и законодательства Российской империи не только способствовала внутриполитической стабилизации в национальных регионах, но и в целом через его определенные коррективы и влияние общегосударственного права на традиционные регуляции содействовала развитию отдельных народов с родовой системой управления и традиционными регуляциями.
Для обобщения традиционных регуляций сибирского коренного населения были учреждены генерал-губернатором Восточной Сибири и в Иркутске и Красноярске Временные комитеты, которые завершили работу в 1824 году созданием двух проектов степных законов — инородцев Иркутской и Енисейской губерний. Проекты внесли на утверждение генерал-губернатора Восточной Сибири, который направил их на предварительное рассмотрение в Сибирский комитет. В Западной Сибири также были учреждены и действовали два комитета — Тобольский и Омский, завершившие к 1827 году подготовку соответствующих проектов. Эти проекты также были направлены в Сибирский комитет, которым в 1831 году был подготовлен проект «Свода степных законов кочевых инородцев Восточной Сибири» и внесен в Сибирский комитет. Свод включал 802 параграфа, разделенных на разделы, главы, отделения и рубрики, имеющие заглавия, и к которым относились содержащиеся в них правила. Шесть разделов свода определяли положение инородцев: (1) о правах и обязанностях семейственных; (2) о праве инородцев на имущество; (3) об обязательствах по договорам, (4) о благочинии в инородческих стойбищах; (5) о взысканиях и наказаниях; (6) о судопроизводстве. С ликвидацией последнего в 1838 году материалы передали во II отделение Собственной ее императорского величества канцелярии для последующего внесения для рассмотрения в Государственный совет. И хотя свод не получил утверждения императором, он использовался для рассмотрения дел сибирской администрацией и судами по делам коренного населения Сибири1.
Итак, использование основных подходов юридической техники к пониманию места и роли юридической конструкции в структурировании нормативно-правового материала позволяет проследить генезис системы российского законодательства и права. Использование методологического потенциала юридической конструкции как средства познания права позволяет выделить основные этапы и определить основные черты формирования системы российского законодательства и права от его зарождения до его становления к началу XX века. Их развитие есть еще одно свидетельство того, как подчеркивает современный российский правовед С.С. Алексеев, что «собственное развитие права, его самобытная история, его уникальная материя и сила — это под важнейшим для правоведения углом зрения во многом и есть история становления, развития и совершенствования юридических кон-струкций»2.
1 См.: Свод степных законов кочевых инородцев Восточной Сибири. Проект. — СПб., 1841; Нольде А.Е. К истории составления проекта «Свода степных законов кочевых инородцев Восточной Сибири» // Сергею Федоровичу Платонову — ученики и почитатели: Сборник статей. — СПб., 1911. — С. 502—521; Леонтонович Ф.И. К истории права русских инородцев. — Одесса, 1880. — Ч. 1. — С. 3—12.
2Алексеев С.С. Восхождение к праву. Поиски и решения. — М., 2001. — С. 282.
