CC BY
119
Развитие партийных систем стран Европы (конецXX- началоXXI вв.):
историко-правовой аспект
Курочкин А.В.*
The article shows a development of political systems in European countries (end of XX — beginning of XXIcenturies): an historical juristic aspect.
Необходимым условием функционирования партийно-политических систем в рамках плюралистической демократии является хотя бы минимальный консенсус между большинством и оппозицией по базовым ценностям общества, делающими возможной их периодическую ротацию у власти. В противном случае демократия рискует уступить место тоталитарным диктатурам «левого» или «правого» толка с их едиными партиями, монополизирующими власть при опоре на силовые структуры и безраздельный контроль над духовной жизнью общества. Катастрофические последствия их господства широко известны.
Падение в 1989 г. Берлинской стены, антикоммунистические «бархатные революции» в странах советского блока, распад СССР круто изменили политический пейзаж Европы конца ХХ в. Влияние компартий в западноевропейских странах резко упало. Посткоммунистические левые партии стран Центральной и Восточной Европы поспешили примкнуть к Социнтерну, принимая участие в левоцентристских кабинетах. В то же время в государствах постсоветского пространства, где социал-демократическое движение остается пока раздробленным и маргинальным, левый фланг все еще занимают преемницы компартий времен тоталитарного режима. Однако и в их рядах идут процессы постепенной внутренней дифференциации между тремя течениями: ностальгическими приверженцами возврата в прошлое, поборниками превращения в своего рода институционную «оппозицию ее величества» и, наконец, сторонниками врастания в структуры нового режима вплоть до участия в правительстве.
Крушение однопартийных диктатур Восточного блока придало западной системе верований дополнительный импульс и поистине глобальный охват. Когда исчезла угроза диктатуры пролетариата, все силы были брошены на построение дик-
татуры всемирного рынка. «Внезапно массовое участие рабочих в валовом национальном продукте стало выглядеть не более чем уступкой, призванной в «условиях холодной войны» выбить почву из-под ног коммунистической агитации»1.
И все же «турбокапитализм»2, который в мировом масштабе ныне представляется непреодолимым, разрушает свой собственный фундамент, поскольку подрывает демократическую стабильность и способность государства функционировать. Изменения и перераспределение власти и богатства столь интенсивны, что разъедают старые общественные институты быстрее, чем может быть установлен «новый порядок».
Лозунги революционного свержения капитализма остались уделом маргинальных внепарламентских группировок — троцкистов или анархистов. Их экстремистские фракции создали в 70-х -80-х гг. в ФРГ, Франции и Италии нелегальные террористические организации типа итальянских «Красных бригад» или западногерманских «Фракций Красной армии», которые, впрочем, были сравнительно быстро обезврежены полицией.
К методам террора прибегают до сих пор лишь подпольные группировки национал-сепаратистов в испанской Стране басков (ЭТА), Северной Ирландии (ИРА), на Корсике (ФНЛС), создавшие в своих регионах атмосферу ползучей гражданской войны. Подпольные вооруженные структуры, как правило, располагают политическим крылом в виде легальных партий типа североирландской «Шин Фейн». Однако их влияние остается сугубо локальным, тогда как умеренные националисты ограничивают свои требования расширением местной автономии и включаются в политическую жизнь соответствующих государств (каталонцы в Испании, шотландцы в Великобритании, шведы в Финляндии и т. д.).
Соискатель Казанского государственного университета им. Ульянова-Ленина.
CJ
OI
О) О О CJ
о о о
Q.
со
S
н о
0
1
о я с о
т ф
VO >5
о *
о ф
У S
2
0
1
о *
о
2
ф
d
я *
<
*
S I
н
о ф
со
СЧ
Ol
Z
0) о о сч
о о о
Q. С[ CQ
s
I-
о
0
1
о я с о т ф VO >s о
о
ш у
S
2
0
1
о *
о
2 ф d
я *
<
S I
н
о ф
со
Влиятельные позиции на крайне левом фланге политического спектра многих европейских стран заняли движения защитников окружающей среды. Кое-где «зеленые» превратились в партии, которые привлекают определенную часть левого электората требованиями не только экологического, но и политического, в частности пацифистского, характера. В конце 90-х гг. их представители вошли в состав левоцентристских правительств таких крупных государств, как Франция и Германия.
Доминирующее положение в левом секторе европейских политических партий прочно заняли социал-демократы. Взяв верх в вековом споре с коммунистами, оттеснив либералов вправо, социал-демократия оказалась единственной «системной» альтернативой господству правых консерваторов.
Как известно, изначально спор между социал-демократами и коммунистами шел о формах и методах борьбы за социализм, тактике, о принципах построения партии (реформа или революция, парламентская демократия или диктатура пролетариата, оппозиция буржуазным правительствам или участие в них, фракционный плюрализм или «демократический» централизм). К концу XX столетия этот спор был решен самой жизнью: итоги существования режимов советского образца наглядно доказали, что путь, избранный в начале века партией большевиков, зашел в тупик. Вместе с тем крах тоталитаризма лишил социал-демократов важнейшего компонента ее прежней политической платформы: они утратили возможность претендовать на выигрышную роль главных защитников демократии, ставшей общим знаменателем всех сколько-нибудь влиятельных политических сил Европы, в том числе и правых.
Отныне политические аспекты программных документов европейских социал-демократов ограничиваются лишь частичными реформами, касающимися совершенствования демократических институтов и так называемых «проблем общества» (обеспечение плюрализма СМИ, независимости судебной власти, реального равноправия женщин, защита прав человека, дискриминируемых национальных и сексуальных меньшинств, борьба против расизма и антисемитизма и т. д.). В этой сфере их отличие от умеренных правых партий либерального толка становится все менее очевидным.
Но европейская социал-демократия столкнулась с еще более серьезной пробле-
мой. Речь теперь идет не столько о выборе оптимальных средств достижения конечной цели — перехода от капитализма к социализму, сколько о сути самого социализма, понятие которого становится все более зыбким, туманным, противоречивым.
Неутешительные результаты тотальной национализации частной собственности и создания административно-командной системы централизованного планирования в бывшем СССР, странах Центральной и Восточной Европы убедили социал-демократов в том, что альтернативы рыночной экономике не существует. О том же говорил опыт их собственной деятельности в правительствах западноевропейских стран. К началу XXI в. социал-демократические партии Европы не только отказались от национализации, но и взяли курс на приватизацию основных отраслей промышленности и банков, ограничив госсектор главным образом малорентабельными или убыточными общественными службами.
Не выдержало испытания временем пророчество К. Маркса о неизбежном абсолютном и относительном обнищании пролетариата, призванного возглавить революционное движение всех трудящихся против господства эксплуататорского буржуазного меньшинства. Эта мессианская идея теряла всякую убедительность по мере снижения доли промышленного рабочего класса в социальной структуре постиндустриальных обществ, роста средних слоев, занятых главным образом в сфере услуг, и при распределении среди них через инвестиционные, страховые, пенсионные фонды акционерной формы собственности. Голоса именно этих слоев определяют отныне исход любых выборов. Концентрация капитала сопровождается тенденцией к рассредоточению производства среди сотен тысяч динамичных мелких и средних предприятий, идущих зачастую в авангарде технического прогресса и создающих основную массу рабочих мест.
В таких условиях европейская социал-демократия оказалась перед необходимостью коренной переоценки прежних ценностей. Еще в 1959 г. на съезде СДПГ в Бад-Годесберге западногерманские социал-демократы объявили об окончательном разрыве с марксизмом. Еще дальше пошли британские лейбористы, для которых марксистская идеология всегда была чуждой. Т. Блэр, который возглавил лейбористскую партию во второй половине 90-х гг. и привел ее к власти после долгого
господства консерваторов, призвал к переходу на «третий путь» между традиционной социал-демократией и либерализмом.
Его поддержал лидер СДПГ Г. Шрё-дер, который стал канцлером ФРГ после 18-летнего пребывания германских социал-демократов в оппозиции под лозунгом «нового центра». 8 июня 1999 г. Т. Блэр и Г. Шрёдер опубликовали перед очередными выборами в Европейский парламент программный документ, ставший своего рода манифестом «социал-либерализма»: «Идея о том, что государство должно исправлять недостатки рынка и компенсировать связанные с ним убытки, слишком часто вела к безмерному расширению прерогатив государства и, следовательно, к бюрократии. Равновесие между индивидуальным и коллективным было нарушено. Близкие сердцу граждан ценности - личный успех, дух предприимчивости, персональная ответственность и чувство принадлежности к сообществу - слишком часто считались второстепенными по отношению к социальным мерам, касающимся всего населения», — подчеркивали авторы.
Задачей социал-демократии провозглашалась теперь не борьба классов, а социальное партнерство, не революционное свержение капитализма, а постепенное улучшение существующего общества с помощью частичных реформ в рамках демократического государства, призванного если не устранить полностью, то хотя бы смягчить несправедливости рыночной экономики. Тем не менее способы достижения даже этой цели изменились. Вплоть до начала 90-х гг. государство под руководством европейских социал-демократов перераспределяло значительную часть ВВП, за счет налогообложения прибылей предприятий и высоких доходов собственников, в пользу людей наемного труда через систему обязательного соцстраха, гарантировало минимальную зарплату, боролось с безработицей и бедностью, удовлетворяло нерентабельные общественные потребности. Основным методом решения данных проблем была нео-кейнсианская политика стимулирования темпов экономического роста за счет финансирования общественной инфраструктуры, увеличения зарплаты и спроса населения, не исключая использования инфляционных методов и бюджетного дефицита.
Однако уже к началу 80-х гг. эта так называемая «шведская модель» социализма, с наибольшим успехом использовавшаяся скандинавскими социал-демокра-
тами, начала исчерпывать себя. Дефицит бюджета вел к разбуханию госдолга и высокой инфляции, рост средней продолжительности жизни нарушал баланс между самодеятельным населением и иждивенцами, ухудшая финансовое положение системы социальной защиты. Результатом оказывались утяжеление бремени налогов и обязательных отчислений от прибылей предприятий в фонды соцстраха, утечка капиталов за рубеж, стагнация инвестиций и темпов роста производства и, как следствие, рост безработицы, уровень которой в странах Евросоюза достиг к концу 90-х гг. в среднем 10—12% самодеятельного населения.
Авторы манифеста Блэра — Шрёдера уверяли, что в их глазах такие ценности, как социальная справедливость, свобода и равенство шансов, солидарность и ответственность перед другими людьми являются «вечными», которые социал-демократия не принесет в жертву никогда. Однако в современном мире, подчеркивали они, социал-демократическая политика требует далекоидущей модернизации с учетом новых реалий XXI в.
Смысл ее заключается в том, чтобы не подменять деятельностью правительств частные предприятия, а всячески поддерживать их, положить конец отождествлению социальной справедливости с уравнительностью в доходах, заменить перераспределительный принцип социальной защиты накопительным, решительно сократить расходы бюджета, облегчив налоговое бремя и снизив тем самым издержки производства, стимулировать инвестиции, повысить конкурентоспособность европейской продукции на внутреннем и внешнем рынках. Только так, заявлялось в манифесте, можно положить конец инфляции, бьющей прежде всего по интересам наименее обеспеченных слоев, добиться устойчиво высоких темпов экономического роста, преодолеть главную социальную проблему Европы — безработицу не путем административной гарантии занятости, а, напротив, приданием большей гибкости трудовому законодательству. Одним словом, «государство всеобщего благосостояния», рожденное Новым курсом Рузвельта в США после Великой депрессии 1929—1933 гг. и утвердившееся в Западной Европе после Второй мировой войны не без влияния опыта СССР, а вместе с ним и социализм как конечная цель сдавались в архив.
Отказ от прежней цели неизбежно меняет и средства. Речь идет отныне о пе-
сч
О!
О) О О
сч
о о о о.
со
I-О
0
1
о я с о т ф ю
О *
О ф
У
2
0
1
о *
о
2
ф
■а
я <
I I-
О ф
со
СЧ
Ol
Z
0) о о сч
о о о
Q. С[ CQ
s
I-
о
0
1
о я с о т ф VO >s о
о ф
у
S
2
0
1
о *
о
2 ф d
я *
<
S I
н
о ф
со
реходе от неокейнсианства с его приоритетом спроса к либерал-монетаризму, отдающему первенство предложению. Столь радикальная смена вех оправдывается ссылками на жесткие требования глобализации мировой и интеграции европейской экономики, а также на пример США, переживших на протяжении 90-х гг. беспрецедентный экономический подъем без инфляции и безработицы: за этот период в стране было создано 22 млн рабочих мест, производство и доходы выросли на четверть, а бюджетный дефицит сменился профицитом, который высвободил средства для значительных социальных программ помощи наиболее обездоленным слоям населения.
Основные идеи, содержавшиеся в манифесте, были впервые озвучены 25 апреля 1999 г. на коллоквиуме в Вашингтоне, проведенном филиалом демократической партии США — Советом демократического руководства с участием как Т. Блера и Г. Шрёдера, так и американского президента Б. Клинтона, где авторы говорили о «новых демократах», «новых лейбористах», «новом центре».
Декларация лидеров Британской лейбористской партии и СДПГ вызвала глубокое брожение в европейской социал-демократии. Ряд ее влиятельных лидеров, в том числе О. Лафонтен, ушедший в знак протеста с поста председателя СДПГ, не только отказались присоединиться к этому документу, но и прямо осудили многие из содержавшихся в нем тезисов. Основная претензия сводилась к тому, что полный демонтаж государственного регулирования рыночной экономики усугубит такие органически присущие ей черты, как поляризация социальной структуры в ущерб среднему классу, усилит необеспеченность положения экономически уязвимых слоев, подорвет гарантии равенства в доступе к общественным услугам (образование, здравоохранение и т. д.), углубит разрыв между постиндустриальными странами «золотого миллиарда» и 5/6 остального населения планеты. «Да» рыночной экономике, «нет» рыночному обществу», — заявил премьер-ми -нистр Франции социалист Л. Жоспен.
Позицию французов поддержали многие другие социалистические партии Южной Европы, которые в недалеком
прошлом были вынуждены постоянно «оглядываться через левое плечо», учитывая конкуренцию влиятельных тогда компартий, других крайне левых группировок и даже сейчас должны считаться с необходимостью поддержки ими коалиционных левоцентристских правительств. Давала себя знать и прочная государ-ственническая, дирижистская традиция, свойственная средиземноморским странам и контрастировавшая с прагматичными подходами, издавна свойственными англосаксам.
На очередном конгрессе Социнтерна в Париже 8—10 ноября 1999 г., где его председателем вместо француза П. Моруа был избран лидер португальских социалистов А. Гутьереш, двум течениям европейской социал-демократии удалось достигнуть компромисса. Спор между традиционалистами и «обновленцами» временно был приглушен. Но позиция последних, несмотря на их неудачи, на местных, парламентских и европейских выборах, явно расширяет свое влияние, поскольку именно она лежит в основе прагматической политики левоцентристских правительств большинства государств Евросоюза. Подтверждением может служить уверенная победа лейбористов во главе с Т. Блэром на выборах в британскую Палату общин в 2001 г., в итоге которой они сохранили власть на второй срок.
Дрейф социал-демократии в сторону центра подтвердили результаты семинара о «Прогрессизме XXI в.», проведенном во Флоренции 20—21 ноября 1999 г. по инициативе Европейского университетского института и Нью-Йоркского университета с участием не только Т. Блера, Г. Шрё-дера и Б. Клинтона, но также Л. Жоспена, тогдашнего итальянского премьера, «посткоммуниста» М. д Алемы и бразильского президента Ф.Э. Кардозо. В июне 2000 г. в Берлине прошла конференция 14 социал-демократических партий под лозунгом «нового управления в XXI веке».
Таким образом, смещение влево оси партийно-политических систем большинства европейских стран во второй половине 90-х гг. в значительной мере компенсировалось обратной тенденцией — поправением программ и особенно практической деятельности всех социал-демократических партий Европы, стоящих у власти.
Литература и примечания
1. Мартин Г.-П., Шуман. Х. Западня глобализации. Атака на процветание и демократию / пер. с нем. Г.Р. Контарева. - М.: Альпина, 2001, С.27.
2. Впервые данный термин был использован в 1995 г. американским экономистом Эдвардом Луттваком.
