Научная статья на тему 'Развитие как открытый проект'

Развитие как открытый проект Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

CC BY
49
12
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Политическая наука
ВАК
RSCI
Область наук
Ключевые слова
РАЗВИТИЕ / БРЕТТОНВУДСКАЯ СИСТЕМА / СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА / НЕОЛИБЕРАЛИЗМ / ПОСТРАЗВИТИЕ / ЛОВУШКИ РАЗВИТИЯ / DEVELOPMENT / BRETTON WOODS SYSTEM / SOCIALIST SYSTEM / NEOLIBERALISM / POST-DEVELOPMENT / TRAPS OF DEVELOPMENT

Аннотация научной статьи по экономике и бизнесу, автор научной работы — Глазова Екатерина Сергеевна

В статье показаны эволюция теоретических подходов к развитию и противоречивые результаты международной помощи странам «третьего мира». Дана оценка современного состояния исследований проблематики развития.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Development as an open project

The article examines the evolution of theoretical approaches to development and evaluates contradictory results of the international aid to the Third World countries. It also provides an estimate of the current state of scientific research relating to development.

Текст научной работы на тему «Развитие как открытый проект»

ПЕРВАЯ СТЕПЕНЬ

Е.С. ГЛАЗОВА РАЗВИТИЕ КАК ОТКРЫТЫЙ ПРОЕКТ

Развитие всегда было одной из фундаментальных категорий теоретического осмысления судеб государств и народов. Понятия прогресса и роста стали важными элементами западного дискурса более двух веков назад, в эпоху Просвещения, хотя сам термин «развитие» в то время не использовался. По мнению К. Мартина [Martin, 1991, p. 38], теоретиками развития можно считать классиков политической экономии от Рикардо до Маркса.

В XIX в. понятия прогресса и развития были разведены: развитие стало трактоваться как средство, способствующее излечению болезней прогресса (безработицы, городских трущоб, избыточного народонаселения) и дополняющее его. Гегель указал на несовпадение прогресса и развития ввиду различия их траекторий (линейная - спиралеобразная) [Cowen, Shenton, 1996, p. 130].

Современное понимание развития сформировалось сравнительно недавно, после Второй мировой войны, что было обусловлено, с одной стороны, необходимостью оказания помощи пострадавшим европейским странам, а с другой - распадом колониальной системы и появлением большого количества новых независимых государств, нуждавшихся в преодолении экономического отставания. Новые теории экономики развития и социополитической модернизации пришли на смену прежнему колониально-цивилизаторскому дискурсу.

По мере возрастания интереса к беднейшим странам становились очевидными недостатки существующих инструментов анализа экономических процессов, которые не подходили для изуче-

ния аграрных обществ в связи с отсутствием в них современных экономических структур. В этих условиях при разработке концепций развития теоретики руководствовались двумя соображениями. Во-первых, у них перед глазами был недавний опыт успешной реализации «плана Маршалла», в рамках которого огромные потоки американской финансовой и технической помощи были направлены в пострадавшие от войны страны Западной Европы с целью восстановления и модернизации их экономик. Во-вторых, они могли опираться на исторический опыт, поскольку все современные индустриальные страны когда-то были слаборазвитыми аграрными обществами.

Таким образом, два фундаментальных представления - о полезности массивных вливаний капитала и об историческом развитии передовых стран - легли в основу так называемой «Бреттон-вудской стратегии развития». Продвижение стандартов свободного рынка, противодействие коммунистической экспансии, насаждение либеральных институтов стали важными характеристиками этой системы. Главное, что требовалось от реципиента, - это намерение следовать либеральной экономической доктрине Бреттон-вудской системы. С точки зрения доноров, это делало получателя помощи членом «свободного мира», неуязвимого для коммунистической угрозы и способного воплощать идеалы свободного рынка.

Развитие в этот период понималось как модернизация, и прежде всего индустриализация, цель которой была ясной и четкой: добиться роста благосостояния стран, что выражалось бы в росте ВВП. Индустриализация и, в частности, способность страны производить готовые изделия стали важнейшими характеристиками уровня развития страны.

Экономический рост превратился в ключевой критерий эффективности развития, что легло в основание теории роста и концепции большого скачка. С течением времени критерии экономического роста (технологические инновации, скорость экономического роста, изменения в структуре производства и т.д.) стали основанием для разработки постмарксистских стадиальных подходов к развитию общества, в частности теории стадий экономического роста У. Ростоу.

Концепция экономической индустриализации была дополнена понятиями политической модернизации (строительство современного государства) и социальной модернизации (стимулиро-

вание частного предпринимательства и поощрение ориентации на личный успех и достижения). Постулировалось, что традиция является основным препятствием для проведения модернизации. В странах «третьего мира» поощрялся отказ от традиционного уклада, верований и систем ценностей в пользу западных норм и представлений.

Модернизационный дискурс оказал огромное влияние на теории развития и оказался довольно устойчивым в силу ряда причин, прежде всего, сочетаемости с доминирующими в учении о развитии неоклассическими экономическими теориями, а также простотой и предполагаемой универсальностью. Характерными чертами этого дискурса была вера в линейность прогресса и исторический оптимизм.

Для реализации концепций помощи в 1945 г. был создан ряд специализированных институтов, прежде всего Международный валютный фонд (ВМФ) и Международный банк реконструкции и развития (Всемирный банк, ВБ). Изначально ВБ был призван оказывать помощь в восстановлении Западной Европы, а ВМФ - контролировать и регулировать международную валютную систему. Со временем эти институты фактически превратились в инструменты контроля США над процессом принятия решений в странах-реципиентах.

В первые послевоенные годы президент США Трумэн провозгласил курс на искоренение бедности в странах «третьего мира». В 1948 г. ВБ операционализировал понятие бедности, введя маркер дохода менее 100 ам. долл. на душу населения. Так была проведена черта между развитым миром и остальными двумя третями населения земного шара [подробнее см.: Яар1еу, 2007].

Необходимо отметить, что не только Бреттон-вудская система оформила представления о путях развитии. Еще одним способом его достижения стала советская система централизованного планирования и направления инвестиций в отрасли, определяющие технический прогресс (советский, китайский и кубинский варианты). Конкурирующие стратегии объединяло понимание развития как преодоления отсталости и курс на индустриализацию.

Восстановив экономику после войны, Советский Союз стал второй сверхдержавой в мире, а также страной-кредитором, оказывавшей помощь странам, которые подтвердили намерение следовать путем социализма и взять за образец плановую экономиче-

скую систему. Институциональное воплощение социалистическая система помощи нашла в Совете экономической взаимопомощи (СЭВ). Согласно принятому в 1959 г. уставу, его целью провозглашалась координация усилий стран-участниц для увеличения темпов экономического и технического прогресса, сближения и выравнивания уровней экономического развития. Помимо функции координации планов развития, он разрабатывал долгосрочные планы сотрудничества и разделения труда стран-участниц. Позднее, в 1970 г., был создан Международный инвестиционный банк -организация, занимавшаяся кредитованием стран - участниц СЭВ.

С конца 1950-х годов стали развиваться отношения между социалистическими странами и «третьим миром». В 1957 г. был создан Государственный комитет по внешнеэкономическим связям и в СССР, и в других социалистических странах. Стратегия развития основывалась на повышении удельного веса государственного сектора в экономике и реализации национальных планов. В середине 1970-х годов был заключен ряд многосторонних соглашений «СЭВ - развивающаяся страна», в рамках которых реципиентам предоставлялись дешевые кредиты и помощь.

Перемены коснулись СЭВ в 1987 г., когда было принято решение о многосторонней перестройке сотрудничества. Восточноевропейские страны приняли решение о либерализации экономики и к концу 1980-х заключили соглашения о сотрудничестве с ЕС [подробнее см.: Ведута, 1998].

Возвращаясь к западному дискурсу, необходимо отметить, что в 1970-х годах условно заканчивается начальный этап концептуализации развития и наступает время первого кризиса. В первые постколониальные годы развивающиеся страны демонстрировали определенные успехи, но улучшения были достигнуты благодаря послевоенному экономическому буму и возросшему спросу на товары из развивающихся стран, в результате чего у них появился капитал, необходимый для развития промышленности и инфраструктуры. Однако после эйфории первых лет обнаружилось, что экономика «третьего мира» развивалась медленнее, чем это было необходимо для улучшения качества жизни.

Первый кризис был обусловлен во многом энергетическим и продовольственным кризисами, которые определили наступление экономического коллапса 1975-1976 гг., поставившего под сомнение

кейнсианскую концепцию государственного регулирования. Поначалу правительства пытались воздействовать на экономику классическими кейнсианскими мерами - практиковалось увеличение государственных расходов, социальных выплат и др., но это привело к большей инфляции, безработице, государственному дефициту. Кейн-сианство и монетаризм были ограничены рамками национальных экономик, в то время как кризис продемонстрировал наличие дефектов в самой системе мировой экономики [подробнее см.: Ведута, 1998].

Пришло понимание, что справиться с задачами развития в короткие сроки не получается. Практика развития «третьего мира» в 1950-1960-е годы выявила слабость и даже порочность постулатов «идеальной» модернизации. Общим направлением ревизии стал отказ от идей форсированной модернизации, вдохновляемых концепцией «скачка», прямолинейного перехода от «традиционности» к «современности». На смену пришла интерпретация этого перехода как длительной исторической эпохи, наполненной противоречивым соединением форм нового и старого.

С. Хантингтон, обратив внимание на критическую важность институциональной составляющей модернизации, выдвинул версию, что попытки быстрой экономической модернизации оказывают негативное влияние на институты и ведут к их упадку. Он определил институты как «стабильные, высокооцениваемые, повторяющиеся модели поведения», а институционализацию - как «процесс приобретения организациями и процедурами стабильности и ценности» и рассмотрел модернизацию прежде всего с точки зрения задачи создания сложных и автономных институтов, способных привлечь широкие слои населения к преобразованиям и вместе с тем не поддаться популистскому или лоббистскому нажиму [Хантингтон, 2004]. Дальнейшее развитие теория институтов получает в работах таких исследователей, как Д. Норт (прежде всего, теория зависимости от траектории предшествующего развития - path dependency), М. Олсон и др.

В условиях экономического кризиса и провала инициатив стран-доноров в развивающихся странах все отчетливее стали слышаться голоса ученых правого лагеря - представителей неоклассической теории. Они указали, что главной проблемой в «третьем мире» является государство само по себе и что быстрое развитие

возможно только в случае, если государство минимизирует свое присутствие в экономической жизни общества.

В то же время представители левого крыла, и в частности сторонники теории зависимости (dependency theory), провозгласили, что проблема не в государстве, а в рынке, следовательно, если и необходимо пересматривать роль государства, то только в сторону его большего участия в социально-экономических процессах.

К началу 1980-х «левые» окончательно потеряли политическую поддержку. Электорат и правительства развитых демократий, обеспокоенные ухудшающейся национальной экономической ситуацией, в поисках новых идей обратились к «новым правым», что стало началом долгой атаки на государство и другие институты (например, профсоюзы). Страны-доноры начали настаивать на аналогичных неолиберальных изменениях в странах-реципиентах. Подавляющее большинство правительств «третьего мира» уступили новым требованиям неохотно, но им пришлось выполнить все условия, поскольку долговой кризис существенно урезал их вес в переговорном процессе со странами-кредиторами. «Меньше государства - больше рынка» -таков был основной посыл политики структурной перестройки (structural adjusment) [Pieterse, 2010, p. 26].

Реализацию нового курса можно считать частично успешной лишь в нескольких наиболее развитых странах «третьего мира». В беднейших странах, которые более всего нуждались в изменениях, данный курс только усугибил тяжелую ситуацию, как, например, в Руанде в период правления Ж. Хабиаримана (1973-1994).

Очередные провалы инициатив стран-доноров, а также окончание «холодной войны» обусловили перестановку сил в исследовательском сообществе, а также предопределили появление приници-пиально иных критиков, что ознаменовало начало третьего этапа концептуализации развития. Прежде всего, под влиянием постмодернистских теорий и антиглобалистского движения сформировалась так называемая теория постразвития (post-development thinking). В то время как сторонники государственного регулирования и свободного рынка были объединены единой целью - достижением развития, адепты постразвития отмежевались от этой цели. Они поставили под сомнение концепцию развития как таковую, указав, что целью развития никогда не было улучшение жизни людей. С их точки зрения, использовавшиеся программы развития игнорировали

благополучие тех или иных обществ, их основной целью было установление внешнего контроля.

В дискурсе постразвития можно выделить две волны [Ahorro, 2008]. Теоретики первой предполагали, что процессы развития подрывают и уничтожают многообразие социальных, культурных, экономических и политических систем, существовавших до «развития». В. Сакс в 1992 г. утверждал, что следует бояться не провалов развития, а его успеха, поскольку в последнем случае весь мир стал бы скучным и опасным, будучи лишен культурного разнообразия и альтернатив [Sachs, 1992, p. 3]. В том же году А. Эскобар предположил, что проблемы с развитием кроются в том, что оно представляется как внешний, телеологический процесс, и необходимы иные, «более эндогенные» дискурсы.

В своей работе 1995 г. он суммировал признаки первой волны постразвития следующим образом: 1) не альтернативность развития, а альтернативы развитию и отрицание предшествующей парадигмы; 2) интерес к локальному и эндогенному знанию; 3) критическая установка к существующим научным дискурсам; 4) защита и продвижение локальных (ограниченных), плюралистических движений [Escobar, 1995, p. 65].

Первая волна дискуссий постразвития вызвала шквал критики. Если отрицать возможность улучшений через развитие, в том числе современную медицину, которая снижает уровень детской смертности, и распространение образования, которое увеличивает количество грамотных, то есть ли в теории постразвития конструктивные ценности? - задавались вопросом критики. Такие исследователи, как Ф. Шурман и С. Корбридж, указывают, что помимо своего критического запала, постразвитие ничего не несет. По мнению Корбриджа, полное отрицание современности и развития игнорирует многочисленные положительные аспекты, связанные с ними, - от продвижения прав человека до достижений медицины [Corbridge, 1998, p. 145].

Теоретики второй волны скорректировали свою позицию. Критика развития, по их мнению, не должна рассматриваться ни как отрицание того, что улучшение социальной организации невозможно, ни как призыв возвращения к жизни «до развития». Хотя послевоенные попытки развития оказались несостоятельными, цель улучшить жизни людей нельзя оставлять. Таким образом,

призыв «найти альтернативы развитию» - это попытка поиска новых путей изменения, улучшения, которые должны быть найдены вместо доказавшего свою несостоятельность либерального проекта [Matthews, 2004, p. 380]. Более того, эти альтернативы развитию должны быть найдены и реализованы самими реципиентами. Развивающийся мир должен взять на себя ответственность за свое экономическое и социальное развитие согласно своим приоритетам и планам, которые отражали бы его политическое и культурное многообразие. В целом теория постразвития способствовала тому, что в рамках официального дискурса больше внимания стало уделяться человеку и его правам, что особенно отчетливо звучит в работах А. Сена, который предлагает рассматривать развитие сквозь призму улучшения жизни людей, а не экономического роста, хотя последний, безусловно, важен [Sen, 2009; Sen, 1999].

Помимо идей постразвития, отличительной чертой третьего этапа стало доминирование в исследовательском дискурсе концепта «ловушек развития». Он появился еще в 1970-е годы в рамках экономики развития (development economics), а сегодня стал модным предметом споров с предсказуемым делением на «правых» и «левых». В правом академическом лагере наблюдается тенденция отрицать существование ловушек развития - правильный политический курс позволяет избежать бедности. Левые видят причину всех бед в мировом капитализме, который по своей природе генерирует ловушку бедности.

Концепция ловушек развития часто ассоциируется с работами экономиста Дж. Сакса (например, с исследованиями экономического эффекта проведения антималярийных мероприятий в Африке), а также активно используется такими исследователями-эмпириками, как П. Кольер, который говорит о возникновении в некоторых странах четырех специфических ловушек: конфликтов, природных ресурсов, неудачного соседства и дурного правления [Collier, 2007].

Необходимо обратить внимание, что сегодня в исследовании проблематики развития происходят важные методологические изменения, прежде всего, с точки зрения движения к междисципли-нарности. Встроенность экономических и рыночных практик в политические институты, социальный капитал, культурные ценности и социальные отношения поставили вопрос о необходимости междисциплинарного изучения этих и других феноменов. Новые под-

ходы представлены институциональной экономикой, социологией экономики, социальной экономией и др.

Традиционно в учении о развитии доминировали экономические теории, что обусловило недооценку важности политического развития. Бреттон-вудские аналитики, чрезмерно увлекшись экономическими рекомендациями, выпустили из виду вариант рассинхрони-зации экономического и политического развития. На практике оказалось, что успехи на первом направлении не означают автоматического изменения политических институтов, что привело, например, к народным волнениям и смене режимов в Тунисе и Египте в 2011 г.

Сегодня ни среди ученых, ни среди политиков нет единства относительно целей и инструментов развития. Одна точка зрения заключается в том, что пора «закрывать лавочку» и подумать о чем-то совершенно другом, «о чем-то вне развития» (адепты теории постразвития).

Другая позиция состоит в том, что следует определить, что же представляет собой переживаемый экономический кризис, и признать, что помимо провалов были и несомненные достижения. В рамках данного подхода отмечается необходимость избегать упрощенных, односторонних оценок, поскольку здравоохранение и образование улучшились даже в тех странах, которые демонстрировали отсутствие экономического роста. Этот подход нашел свое воплощение в глобальной программе «Цели развития тысячелетия».

Как считают сторонники третьей точки зрения, необходимо признать наличие кризиса и допустить, что сам кризис является неотъемлемой чертой развития и что знание о развитии есть знание о кризисе. Собственно, ученые утверждали это с начала XIX в. Сомнение, переосмысление и кризис являются родовыми признаками развития. Таким образом, развитие - это поток, который быстро изменяется и обновляется. Поиск и апробирование новых альтернатив являются первостепенной задачей исследователей.

Литература

Ведута Е.Н. Государственные экономические стратегии. - Екатеринбург: Деловая книга, 1998. - 439 с.

Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах. - М.: Прогресс-Традиция, 2004. - 480 с.

AhorroJ. The waves 'of post-development theory and a consideration of the Philippines // CPSA annual conference: 2008 papers. - Alberta, 2008. - Mode of access: http://www.cpsa-acsp.ca/papers-2008/Ahorro.pdf (Дата посещения: 20.12.2011.)

Collier P. The bottom billion: Why the poorest countries are failing and what can be done about it. - Oxford, N.Y.: Oxford univ. press, 2007. - 205 p.

Corbridge S. Beneath the pavement only soil: The poverty of post-development // Journal of development studies. - L., 1998. - Vol. 34, N 6. - P. 138-148.

Cowen M.P., Shenton R.W. Doctrines of development. - L.: Routledge, 1996. - 554 p.

Escobar A. Encountering development: The making and unmaking of the Third World. - Princeton: Princeton univ. press, 1995. - 290 p.

Martin K. Modern development theory // Strategies of economic development: Readings in the political economy of industrialization / Ed. Martin K. - Basingstoke: Palgrave Macmillan (with Institute of Social Studies), 1991. - P. 27-74.

Matthews S. Post-development theories and the question of alternatives: A view from Africa // Third world quarterly. - L., 2004. - Vol. 25, N 2. - P. 373-384.

Pieterse J.N. Development theory: Deconstructions / reconstructions. - L.: SAGE, 2010. - 252 p.

Rapley D. Understanding development: Theory and practice in the Third World. -Boulder; L.: Lynne Rienner publishers, 2007. - 267 p.

Sachs W. Introduction // The development dictionary: A guide to the knowledge as power / Ed. by W. Sachs. - L.: Zed, 1992. - 306 p.

Sen A.K. Development as freedom. - Oxford, N.Y.: Oxford univ. press, 1999. - 366 p.

Sen A.K. The idea of justice. - L.: Allen Lane, 2009. - 467 p.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.