CC BY
187INETERNUM. 2012. Nl.
C.K. Лямин
S.K. Lyatnin
Развитие буржуазной идентичности в пореформенной России и «антибуржуазность»
российской интеллигенции
The development of bourgeois identity in the post-reform Russia and the «anti-bourgeois»
of the Russian intelligentsia
Статья подготовлена в рамках проекта «Россия на пути исторического транзита: политические, социокультурные, психоментальные аспекты (вторая половина XIX - первая половина XX вв.)» (государственное задание высшим учебным заведениям в части проведения научно-исследовательских работ, № 6.2800.2011)
Аннотация, abstract: Статья посвящена исследованию менталитета торгово-промышленных слоёв пореформенной России. В центре внимания автора находится исследование таких категорий мышления как богатство и отношение к собственности.
The article deals with the mentality of commercial and industrial sectors post-reform Russia. The author focuses on is the study of such categories as wealth and thinking attitude to property.
Автор, author: Лямин C.K. - Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина, кандидат исторических наук, доцент кафедры Российской истории, laomin(3)mail.ru
Lyamin, S.K. - Tambov State University, PhD in History, Associate Professor of the Russian History Department, laomin(2>rambler.ru
Ключевые слова, keywords: менталитет, co-циально-историческая антропология, историческая психология, mentality, social and historical anthropology, historical psychology
УДК 930.2
Собственность в Западной Европе изначально была привилегией социальной элиты. Революции XVII - XVIII веков распространили эту привилегию на все слои населения. Собственность, таким образом, стала основой для экономической независимости личности, а следовательно - политической свободы. По мнению Р. Уортмана, «в России переход от собственности как атрибута привилегии к собственности как атрибуту свободы, - по его словам, - никогда так и не осуществился. Действительно, право собственности осталось чужеродным, иностранным элементом в российском историческом развитии и никогда не стало полностью легитимным»57.
Несмотря на некоторые проявления норм буржуазного сознания, торгово-промышленные слои России, тем не менее, обладали
57 Wortman R. Property Rights, Populism and Russian Political Culture // Civil Rights in Imperial Russia. Ed. by
O. Crisp. Oxford, Clarendon Press. 1989. P. 15.
значительной инерцией традиционных представлений о процессе обогащения. Одним из факторов, оказавших решающее влияние на формирование в менталитете городских сословий представлений о собственности, явилась корпоративная форма организации социально-экономической жизнедеятельности.
Существование людей именно в рамках корпорации создавало наиболее благоприятные условия для развития у подавляющей массы населения традиций коллективизма и взаимопомощи, с одной стороны, и во многом определило неразвитость института частной собственности - с другой. Для человека, принадлежащего к какой-либо традиционной корпорации, владение собственностью было сопряжено с осуществлением целого ряда обязанностей по отношению к корпорации и её членам. Кроме того, корпорации (и особенно - крестьянская община) выдвигали определённые условия и создавали определённые правила пользования собственностью, что существенно ограничивало право её владельца свободно ею распоряжаться. В этой связи
А. Н. Боханов отмечает, что «пережитки феодальной эпохи, проявившиеся не только в экономической и политической областях, но и сфере социально-психологических настроений русского общества, не могли не сказаться и на социальных процессах. Буржуа-дельцу, -продолжает исследователь, - являвшемуся истинным хозяином капиталистического общества в Западной Европе и в Северной Америке, в России, приходилось... завоёвывать своё право быть “первым среди остальных” в условиях архаичной сословно-бюрократической системы, где “большие деньги” не всегда давали “большую власть” и вызывали уважение»58.
Одним из жизненных приоритетов представителей купечества и мещанства являлось
58 Боханов А. Н. Крупная буржуазия в России (конец XIX в.-1914). М.: Изд- во «Наука», 1992 С. 257.
обогащение. Однако принципиально важны также представления о способах использования полученных средств. В представлении европейского буржуа «деньги должны делать деньги». Вместе с тем, как и для крестьян, главной хозяйственной целью многих горожан было получение лишь необходимого пропитания, а вовсе не приумножение богатства. Торгово-промышленная деятельность для купцов, мещан и цеховых ремесленников не была «божественным предназначением», как для западного буржуа. Напротив, занятие торгово-промышленной деятельностью нередко отождествлялось с грехом.
В этой связи Р. Уортман пишет, что понятие «личных имущественных прав» испытывало недостаток «этического оправдания» в российской политической культуре, и несло на себе «клеймо позора» в течение всего рассматриваемого периода. Консерваторы видели в этих правах источник социальных разногласий и государственного разрушения. Либералы и социалисты не могли примирить частную собственность на землю с концепциями равенства или свободы. Слово «собственность» имело смысловой оттенок притеснения и эксплуатации, незаконной узурпации общего имущества под покровительством «произвольной и зверской политической власти»59. Собственность символизировала не свободу индивида, а ограничения, которые привязывают его к месту, унижают его, вынуждая заботиться лишь о мирском и тривиальном, и разрушают его духовную свободу.
В.П. Рябушинский в своих мемуарах указывает на существовавшую среди московского купечества градацию: «В Московской не-
59 Wortman R. Property Rights, Populism and Russian
Political Culture // Civil Rights in Imperial Russia. Ed. by
O. Crisp. Oxford, Clarendon Press. 1989. P. 14.
INETERNUM. 2012. Nl.
INETERNUM. 2012. Nl.
писаной купеческой иерархии на вершине уважения стоял промышленник-фабрикант. Потом шёл купец-торговец, а внизу стоял человек, который отдавал деньги в рост, учитывал векселя, заставлял работать капитал. Его не очень уважали, как бы дёшевы его деньги не были и как бы приличен он сам не был. Процентщик!»60. Таким образом, даже в московской купеческой среде если не осуждалось, то, во всяком случае, не пользовалось уважением стремление приумножить свой капитал путём финансовых операций.
Не последнюю роль в поддержке подобных представлений играло общественное мнение, выразителем которого была интеллигенция. Отмена крепостной зависимости, демократические преобразования во всех областях жизни, бурное экономическое развитие страны на рубеже веков диктовали необходимость повышения уровня культуры и образованности российского общества, расширяли сферу приложения сил работников интеллектуального труда. Это повлекло за собой численное увеличение этой социальной прослойки в городах.
Общественное мнение осуждало как ростовщическую деятельность, так и в целом стремление к обогащению61. Т. Федор отмечает, что «...средний класс в России был слабо развит и в целом рассматривался с подозрением автократией, равно как и другими классами. Предприниматели были выведены за рамки системы; они вызывали в российском обществе всеобщее отвращение, которое рас-
60 Рябушинский В.П. Старообрядчество и русское религиозное чувство; Русский хозяин; Статьи об иконе. М., Иерусалим: «Мосты», 1994. С. 149
61 Предпринимательство и предприниматели России. От истоков до начала XX века. Редакционная коллегия: В. И. Бовыкин, В. В. Журавлев, Ю. А. Пе-тров, А. К. Сорокин (руководитель проекта). М.: РОС-СПЭН, 1997. С. 120.
пространялось на все новые формы экономической деятельности»62. В своей работе, посвященной российским коллекционерам и меценатам, А.Н. Боханов делает вывод, что в целом меценатская деятельность отдельных купеческих родов разворачивалась во враждебном по отношению к купечеству обществе, которое воспринимало эту деятельность как проявление купеческого самодурства и тщеславия63.
Социалистическая ориентация российской «народнической» интеллигенции отражалась во враждебном отношении к собственности. Вплоть до начала XX века право собственности имело немного последовательных защитников в любом политическом лагере в России. Имущественные права общественное сознание связывало или с буржуазным Западом или с системой крепостничества.
По мнению исследователей, духовный мир и менталитет большинства представителей российской интеллигенции был в целом близок по некоторым параметрам к традиционному крестьянскому образу мышления. Об этом свидетельствует в частности художественная литература второй половины XIX века. А.А.Левандовская и А.А. Левандовский отмечают в этой связи: «Художественная интеллигенция, естественно, уделявшая основное внимание в своём творчестве тем социальным слоям, которые представлялись ей определяющими для русской жизни, относила к таковым прежде всего себя, а также дворянство и “народ” (крестьянство). <...> Общий дух произведений о купечестве подчёркивает ярко выраженную антибуржуазность русской интелли-
62 Fedor Th. S. Patterns of Urban growth in the Russian Empire during the Nineteenth Century. Chicago (III.): The University of Chicago. 1975. P. X.
63 Боханов A. H. Крупная буржуазия в России (конец XIX в. - 1914). М.: Изд-во «Наука», 1992 С. 176.
генции, ее нежелание воспринимать дельцов, предпринимателей иначе как носителей зла» .
Б.Н. Миронов отмечает: «...Несмотря на то, что образованное общество отличалось фрагментарностью, то есть значительной материальной дифференциацией, низким уровнем сплочённости и организованности, а его представители придерживались различных политических и идеологических ориентацией, можно предположить, что значительная, а возможно, и большая его часть... имели не только некоторые общие черты, а, скорее всего, общий антибуржуазный по существу менталитет»65.
На такое обстоятельство указывает, с одной стороны, отмечаемое исследователями существование в среде интеллигенции второй половины XIX века выходцев из сословия крестьян66. С другой стороны, значительная часть русской интеллектуальной элиты указанного периода находилась под определённым влиянием крестьянского мировоззрения и соответствующей системы ценностей.
Б.Г. Литвак склонен вообще отождествлять понятие «интеллигентность» с господством традиционных категорий сознания: «...
Было бы ошибкой... полагать, что грамотность является основным мерилом уровня культуры. Конечно, приобщение к книжности невозможно без грамотности, но то СО-
64 Левандовская А. А., Левандовский А. А. «Тёмное царство»: купец-предприниматель и его литературные образы // Отечественная история. 2002. №1. С. 157- 158.
65 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - нач. XX в.в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. В 2-хтт. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. Т. 2. С. 320.
66 Лейкина-Свирская В.Р. Интеллигенция в России
во второй половине XIX века. М., 1971. С. 177 - 178.
См. также: Литвак Б. Г. Переворот 1861 года в Рос-
сии: почему не реализовалась реформаторская альтернатива. М.: Политиздат, 1991. С. 265.
держание, которое мы вкладываем в понятие “интеллигентность”, куда шире, чем образованность. Именно поэтому нельзя отрицать, что культура общения, семейного быта, этических норм поведения и ряда других качеств, которыми был щедро наделён российский крестьянин, составлявший основную массу населения страны, составили тот фундамент, на котором зиждется фантастический расцвет культуры в пореформенное десятилетие»67.
Близость менталитета значительной части интеллигенции к крестьянскому образу мышления нашла своё отражение в таких явлениях как, например, народничество и народное просвещение. «Народничество русской интеллигенции означало, что она разделяла утопические представления русского народа о возможности построения справедливого общества по образцу сельской передельной общины - на основе всеобщего согласия, равенства, взаимной поддержки и коллективной собственности. Мечта о всеобщей свободе и переустройстве человечества являлась важным мотивом общественной деятельности многих революционеров»68. Народничество поддерживало тезис о самобытном историческом пути развития России, который избавит её от ужасов капитализма.
Идеалы просветительской деятельности также носили значительный отпечаток сознания аграрного общества. Н.И. Реморов в своих воспоминаниях рассказывает о дискуссии, возникшей между ним и одним деревенским учителем математики по вопросу о пользе
б7Литвак Б. Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива. М.: Политиздат, 1991. С. 265.
68 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - нач. XX в.в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. В 2-хтт. СПб.: Дмитрий Була-нин, 1999. Т. 2. С. 321-323.
ШЕТЕЬШиМ. 2012. N1.
INETERNUM. 2012. Nl.
знания, приобретенного крестьянским ребёнком в школе. Позиция Реморова заключалась в признании бесполезности для крестьянина знания, которое не может пригодиться ему в практической повседневной жизни69. В то время как математик считал необходимым сформировать у ребёнка целостное научное мировоззрение.
Таким образом, знание для Н.И. Реморова не являлось самоценностью, как для математика, оно было лишь средством извлечь определённую практическую пользу. Причём, приобретение знания рассматривалось как процесс чрезвычайно опасный для нравственности. Такой практицизм Н.И. Реморова был гораздо ближе к крестьянскому пониманию, чем идеалистические представления учителя математики.
С другой стороны, очевидно стремление определённой части российской интеллектуальной элиты второй половины XIX века копировать образ жизни и поведенческие стереотипы привилегированных слоёв общества.
Таким образом, близость духовного мира российской интеллигенции и крестьянского мировоззрения, с одной стороны, и стремление представителей интеллектуальной элиты копировать поведенческие стереотипы дворянства - с другой - свидетельствуют об одном и том же явлении: многие представители общественности являлись носителями норм, прежде всего, традиционного менталитета.
В своём исследовании Б.Н. Миронов приводит данные контент-анализа одного из самых популярных в среде интеллигенции журнала «Нива». В общей массе напечатанного за 1870 - 1899 гг. биографического материала
69 Реморов Н.И. На ниве народной. Воспоминания, наблюдения и заметки школьного учителя. СПб.: Из-
60 дание книжного магазина «Вера и знание», 1906 С. 62-63.
заметки о предпринимателях занимали всего лишь 1,4%. При этом в большинстве биографических очерков преобладал взгляд на предпринимателя, как на «личность с подозрительной репутацией». Его деятельность осуждалась за то, что личное обогащение, которое предприниматели ставили на первое место, не отвечало высоким моральным принципам. В основе же встречающихся на страницах журнала «Нива» позитивных оценок лиц, занимающихся торгово-промышленной деятельностью, находилась не столько сама предпринимательская деятельность, сколько её направленность. Так, особым признанием со стороны общества пользовался вклад владельцев крупных предприятий в развитие отечественной промышленности (патриотическая направленность) или же, например, служение великим идеалам науки, искусства и просвещения (меценатство и благотворительность).
Другими словами, позитивная оценка героя того или иного очерка была тесно сопряжена с приоритетом общественных интересов над личным благополучием, духовных потребно-
70
стеи над материальными .
Р. Уортман по этому поводу выдвигает следующую любопытную гипотезу. В России изначально земельная собственность жаловалась государством в обмен на службу. В русском менталитете эта норма закрепилась и стала общим представлением о сущности имущественных прав. Отсюда и стремление оправдывать частную собственность исключительно лишь служением общественному благу71.
70 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - нач. XX в.в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. В 2-хтт. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. Т. 1. С. 317-318.
71 Wortman R. Property Rights, Populism and Russian Political Culture // Civil Rights in Imperial Russia. Ed. by
O. Crisp. Oxford, Clarendon Press. 1989. P. 15.
Очевидно, что американский исследователь не учитывает такого важного фактора формирования представлений о собственности, как религиозность, а точнее - народная трактовка православных норм.
Так, Б.Н. Миронов пишет: «В 1870- 1890 годах наибольшей похвалы авторов («Нивы» - С.Л.) заслуживали герои, близкие образу христианского аскета-подвижника, которые не стремились к богатству, а в случае если им располагали, добровольно отказывались от него в пользу страждущих или на удовлетворение общественных потребностей. Безусловно, положительные герои были чужды индивидуализма, который чаще всего ассоциировался с эгоизмом, неприемлемым этически. Если они действовали в одиночку, то их усилия направлялись на моральное самоусовершенствование и развитие творческих способностей с целью использовать их для общественного блага»72.
Помимо альтруизма, в качестве необходимых черт истинно положительного героя выдвигались скромность, отвращение к саморекламе, равнодушие к богатству, отсутствие в мотивах поведения каких-либо меркантильных интересов. Стремление к богатству как жизненная цель отвергалось, так как богатство связывалось с нечистоплотностью, аморальными поступками, с потерей доброго имени. Всё это свидетельствует о непопулярности среди читателей журнала (прежде всего, широких слоёв российской интеллигенции) таких категорий буржуазного сознания как богатство, слава, власть, влияние, личный успех, индивидуализм.
72 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - нач. XX в.в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. В 2-хтт. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. Т. 1. С. 318.
Литература и журналистика второй половины XIX века также указывают на отрицательное отношение значительной части интеллигенции к буржуазной морали и ценностям буржуазии в целом. Наиболее ярким примером здесь могут служить драматические произведения Н.А. Островского и литературнокритическая публицистика Н.А. Добролюбова. Здесь буржуазная среда олицетворяла собой «тёмное царство» произвола, самодурства, низости и т.п.
О подобной антибуржуазности, презрительном отношении к купечеству и мещанству значительной части русской интеллигенции, являющейся выразительницей общественного мнения и приобретавшей во второй половине XIX века всё большую общественную роль, свидетельствуют и современники73.
К началу XX века исследователи отмечают некоторое изменение отношения со стороны общественности к торгово-промышленной деятельности российского купечества и мещанства. Но и в этот период положительная роль богатства признавалась лишь «при наличии у его хозяина высоких идей высокого порядка и желания использовать его (богатство - С.Л.) на благо человечества, для благотворительности, поддержки науки, искусства и просвещения...»74. Новые идеалы, таким образом, не вытесняли традиционные, а сосуществовали с ними и лишь отчасти их корректировали.
Таким образом, торгово-промышленная деятельность для купцов, мещан и цеховых
73 Рябушинский В.П. Старообрядчество и русское религиозное чувство; Русский хозяин; Статьи об иконе. М., Иерусалим: «Мосты», 1994. С. 129.
74 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - нач. XX в.в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. В 2-хтт. СПб.: Дмитрий Була- (// нин, 1999. Т. 1. С. 320
ШЕТЕІШиМ. 2012. N1.
INETERNUM. 2012. Nl.
ремесленников не являлась «божественным предназначением», как для западноевропейского буржуа. Напротив, занятие торгово-промышленной деятельностью нередко отождествлялось с грехом. Не последнюю роль в поддержании подобных представлений играло общественное мнение, выразителем которого была интеллигенция, менталитет значительной части которой был близок по некоторым параметрам к традиционному образу мышления.
Антибуржуазность общественного мнения дополнялась неразвитостью буржуазных ценностей (в том числе - стремления к обогащению) в среде самого купечества и мещанства. Если первое поколение разбогатевших купцов было схоже по образу мыслей и жизни с крестьянством, из которого они вышли, то уже их потомки стремились копировать дворянский стиль жизни, который требовал больших материальных затрат. Огромные непроизводственные растраты (на меценатство или на «разгульную жизнь») обеспечивали социальный престиж, в то время как экономическая деятельность не имела позитивного аксиологического содержания.
Для русского купца богатство не являлось ценностью, связанной с божественным благословением, каковой оно было для буржуа-европейца. Богатство в сознании его обладателей, на наш взгляд, ещё не приобрело окончательно статус капитала, который надо использовать для расширения производства и торговли. Богатство воспринималось как нечто, что можно случайно приобрести и легко утратить. Процесс обогащения посредством торгово-промышленной деятельности не был в глазах общественного мнения (а иногда и самого предпринимателя) социально-полезным призванием человека. Буржуазная предпри-
нимательская этика медленно распространялась среди купечества и мещанства.
Таким образом, как мы полагаем, тенденция к кристаллизации собственно буржуазной идентичности купечества выражалась слабо в I860 - 1870-ых гг. Купечество было близко по самосознанию к социальным группам традиционного общества. Купец или не отрывался от крестьянских корней или пытался подражать дворянству. На подобного рода отношение к богатству указывают, помимо прочего, частые случаи быстрого банкротства купцов и мещан, а также отсутствие длительной преемственности семейного капитала. Разорение, как правило, являлось следствием ослабления с каждым новым поколением предпринимательской активности.
Литература
1. Fedor Th. S. Patterns of Urban growth in the Russian Empire during the Nineteenth Century. Chicago (III): The University of Chicago. 1975.
2. Wortman R. Property Rights, Populism and Russian Political Culture // Civil Rights in Imperial Russia. Ed. by O. Crisp. Oxford, Clarendon Press. 1989.
3. Zhukov, D. & Lyamin, S. Computer Modeling of Historical Processes by Means of Fractal Geometry // Historical Social Research. 2010. № 3.
4. Боханов A. H. Крупная буржуазия в России (конец XIX в. - 1914). М., 1992.
5. Головашина О.В. Национальная идентичность в России: базовая модель // Fractal simulation. 2011. №2. С. 64-73.
6. Головашина О.В. Модель времени в традиционной культуре // Fractal simulation. 2012. №1.
7. Головашина О.В. Модернизация как европейский проект: линейная модель времени и трансформация социально-экономической системы // Fractal simulation. 2012. №2.
8. Головашина О.В. Нация и национализм в концепции С.С. Уварова //Философские традиции и современность. 2012. №1.
9. Гузенина С.В. Тамбовчане об образе Родины: итоги эмпирического исследования // Вестник Тамбовского Университета. Серия: Гуманитарные науки. 2012. Т.107. №3. С. 268-276.
10. Гузенина С.В. Державность и народный патриотизм как фундаментальные составляющие российского менталитета // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2012. Т.106. №2. С. 28-33.
11. Жуков Д.С., Лямин С.К. Исходные данные для построения модели модернизации административно-политических институтов // Социально-экономические явления и процессы. 2011. № 8. С. 183 - 187.
12. Жуков Д.С., Лямин С.К. Опыт создания фрактальных моделей модернизационного давления государственных институтов на общество в пореформенной России // В мире научных открытий. 2010. №5-4. С. 58 - 62.
13. Жуков Д.С., Лямин С.К. Виртуальные сценарии форсированной институциональной модернизации: условия, результаты и интерпретации компьютерных экспериментов в программе Модернофрактал // Fractal simulation. 2011. № 2. С. 6 - 34.
14. Жуков Д.С., Лямин С.К. Математический аппарат фрактальных моделей модернизаци-онных процессов // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2010. №7. С. 50 - 56.
15. Жуков Д.С., Лямин С.К. Программа-фракталопосроитель для реализации модели «ОФМП» применительно к социально-политическим феноменам // В мире научных открытий. 2011. № 8. С. 24 - 31.
16. Жуков Д.С., Лямин С.К. Результаты вери-
фикации фрактальной имитационной модели социально-культурных сетевых связей в русском городе второй половины XIX - начале XX века // Fractal simulation. 2011. №1. С. 39 - 48.
17. Жуков Д.С., Лямин С.К. Фрактальное моделирование социально-политических феноменов и процессов // Pro nunc. Современные политические процессы. 2011. №1. С. 161-170.
18. Левандовская А.А., Левандовский А.А. «Тёмное царство»: купец-предприниматель и его литературные образы // Отечественная история. 2002. №1.
19. Литвак Б. Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива. М., 1991.
20. Лямин С.К. Метод типологизации в выявлении закономерностей электорального поведения: ментальный аспект // Pro nunc. Современные политические процессы. 2004. №1. С. 23-26.
21. Лямин С.К. Фрактальная имитационная модель социально-культурных сетевых связей в русском городе второй половины XIX - начала XX вв. // Информационный бюллетень ассоциации «История и компьютер». 2010. №36. С. 103- 104.
22. Лямин С.К. Городские корпорации и их влияние на трансформацию менталитета торгово-промышленных слоёв в пореформенный период // Тамбов: история, современность, перспективы. Тамбов: Издательство Р.В.Першина, 2007. С.26 - 28.
23. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - нач. XX в.в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. В 2-х тт. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999.
24. Предпринимательство и предприниматели России. От истоков до начала XX века. М., 1997.
INETERNUM. 2012. N1.
