CC BY
44
УДК 343.01 ББК 67.2
РАЗРАБОТКА ОСНОВНЫХ ЭЛЕМЕНТОВ ОБЩИХ НАЧАЛ НАЗНАЧЕНИЯ НАКАЗАНИЯ В ПРОЦЕССЕ СИСТЕМАТИЗАЦИИ РОССИЙСКОГО УГОЛОВНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА В ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX В.
НОДАРИ ДАРЧОЕВИЧ ЭРИАШВИЛИ,
доктор экономических наук, кандидат юридических наук, кандидат исторических наук, профессор, профессор кафедры гражданского права и гражданского процесса Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ ИВАНОВ, доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры истории государства и права Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя Научная специальность 12.00.01 - теория и история права и государства;
история учений о праве и государстве E-mail: alex.iv25@yandex.ru
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. На фоне проводившейся в первой половине XIX в. активной систематизации норм российского отраслевого законодательства рассматривается процесс формирования доктринального понятия «мера наказания» и отдельных элементов общих начал назначения наказания сквозь призму зарождвшейся идеи индивидуализации юридической ответственности.
Ключевые слова: систематизации законодательства; общие начала назначения наказания; индивидуализация юридической ответственности; Уложение о наказаниях уголовных и исправительных; тяжесть правонарушения, степень виновности субъекта, смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства совершения противоправного деяния.
Annotation. The process of formation of doctrinal concept of «punishment» and the individual elements of the general principles of sentencing in the light of emerging ideas customize legal liability is considered against active systematization of rules of Russian legislation in the first half of the 19-th century.
Keywords: systematization of legislation; general principles of sentencing; individualization of legal liability; Penal Code penal and correctional; seriousness of the offense, degree of culpability of the subject, mitigating and aggravating circumstances of the wrongful act.
Деятельность по систематизации российского законодательства и сопутствующая ей активная исследовательская работа начала XIX в. отразились на развитии законодательных предпосылок осуществления принципа индивидуализации юридической ответственности. Заметим, что в сфере развития законодательства российская власть ориентировалась на западноевропейские новации, но при этом стремилась учесть национальные российские традиции и менталитет населения, в том числе и специфичное отношение к закону и особенности его функционирования в российской среде. Так, Г. Яценков, член комиссии по упорядочиванию законодательства, в 1806 г. представивший на рассмотрение Проект Уголовного Уложения, отмечал, что наказание, с одной стороны, должно быть «соразмерным учиненному преступлению», а с другой, - оставлять «в сердцах людей самое живое и долговременное впечатление». Необходимым услови-
ем применения наказания обязательно предполагалась виновность правонарушителя. В ходе обсуждения уголовного законодательства предлагались различные правила и критерии соизмерения преступления и наказания. Рассматривалось создание, говоря современным языком, общих начал назначения наказания, где главными критериями его индивидуализации должны были быть «важность преступления» (характер и степень его общественной опасности), «намерения совершения» (мотивы и цели правонарушителя), а также ответ на вопрос: «какое участие в нем принимал виновный» (вид и степень соучастия). Дальнейшая индивидуализация юридической ответственности правонарушителя предполагала обращение особого внимания на обстоятельства, которые могут «или увеличить, или уменьшить вину преступника», т.е. на обстоятельства, смягчающие и отягчающие ответственность правонарушителя. При этом прежние заслуги и «знат-
ность рода» из этих правил исключались. Кроме того, Г. Яценковым в его Проекте также впервые было сделано предложение о законодательном закреплении принципа, гласящего: «нет преступления без указания о том в законе». Разъясняя его сущность, автор писал: «только те деяния почитаются преступными, которые гласно запрещены законами», в противном случае такое деяние «позволительно, несмотря на его вредность». Однако, в связи с тем, что комиссия в своей деятельности ориентировалась в основном на зарубежный опыт, предложения Г. Яценкова, как и многих других отечественных правоведов, не были даже опубликованы для обсуждения1.
В целом совершенствование таких критериев, как тяжесть правонарушения, степень виновности субъекта, смягчающие и отягчающие наказание обстоятельства совершения противоправного деяния, продвигалось с большим трудом. И даже, несмотря на то, что данные факторы всегда являлись определяющими, вопросы вины не подвергались глубокому изучению и разработке. Закон учитывал личность лишь как лицо, стоящее на той или иной сословной ступени, а немногие нормативные указания на свойства, характеризующие личностные особенности субъекта, и обстоятельства, смягчающие и отягчающие ответственность, в подавляющем большинстве не выходили за пределы состава правонарушения. Тем самым, на определение конкретной меры наказания они существенно не влияли. Приговор учитывал множество формальных (объективных) обстоятельств: совершение преступления в одиночку или в соучастии, осведомленность или неосведомленность соучастников, условия содержания лица во время следствия, вину в содеянном, тяжесть перенесенных пыток и др. При Екатерине II при вынесении окончательного приговора стало засчитываться время, проведенное под следствием (в тюрьме): «... вменяя ему столь долговременное под стражей содержание в наказание». Однако, рассматривать подобную практику как повсеместную и распространенную было бы неверным.
Долгое время личность была носителем опасности конкретного правонарушения, и государство боролось с правонарушителями, устраняя преступников. Отсюда вера в спасительное (очистительное) воздействие наказания. А для «лучшего усвоения лекарства», как представлялось, необходимо было лишь установить точное соответствие между преступлением и наказанием и найти лучший способ исполнения последнего.
Таким образом, на рубеже ХУШ-ХГХ вв. перед российской юриспруденцией остро встал вопрос о разработке понятия «меры наказания» и критериев определения этой меры. При этом ранее даже сам этот термин в законодательстве не применялся, а стал известен именно во время подготовки Уложения 1845 г. Далеко не случайно, что одна из первых отечественных работ в области уголовного права и криминологии (Баршев С. О мере наказания. М., 1840.) была посвя-
щена поиску ответа на вопрос об адекватности определяемого судом наказания тяжести совершенного преступления, и значению этой эквивалентности в деле борьбы с преступностью. «Предполагалось, что законодатель предусмотрит все встречающиеся в жизни и могущие влиять на возвышенное или пониженное нормальное наказание; предполагалось даже возможным приблизительно оценить значение этих обстоятельств, то есть определить в законе, насколько наличность тех или других из них могут изменить законную меру ответственно сти»2.
Именно по этому пути пошли создатели Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.3 С одной стороны, стремление максимально соотнести между собой правонарушение и наказание за него, что выразилось в максимальной дифференциации уголовной ответственности (в тех условиях - в казуальности), а с другой стороны, отсутствие в достаточной мере четких начал осуществления индивидуализации юридической ответственности привели в конечном счете к закреплению в законе чрезвычайно сложной многовидовой и многоступенчатой системы наказаний.
Так, наказания определялись по разрядам, затем делились на несколько родов, а род, в свою очередь, - на несколько степеней (с низшей и высшей мерой). Наказания делились на основные, общие, дополнительные и особые для чиновников государственных учреждений (ст. 67). Главное деление наказаний шло по их направленности: уголовные и исправительные. «Подобно тому, как преступления бывают весьма тяжкие или более или менее легкие, так и по отношению к различным лицам должны применяться различные наказания: по отношению к закоренелым злодеям, которые должны быть исторгнуты из общества, должны применяться уголовные наказания, по отношению к преступникам, подающим еще надежду на исправление, - исправительные»4.
В целом, как можно заметить, количество наказаний, прямо или косвенно направленных против жизни и здоровья, было сокращено. В то время как число наказаний, связанных с ограничением (лишением) свободы, напротив, увеличено. Однако, сохранялась неопределенность многих санкций норм Уложения, нередко же было просто написано: «наказать по мере вины», «поступить по законам», «наказать по всей строгости законов» и т.п. Кроме того, было немало норм, содержащих отсылки к санкциям других статей. Вместе с тем, следует еще раз отметить появившееся четкое разделение всех наказаний на основные и дополнительные, что при имеющейся громоздкости уголовного законодательства все же привнесло определенное расширение возможностей для индивидуализации уголовной ответственности.
Оставив в стороне все трудности правоприменителей в использовании подобной системы санкций, отметим стремление законодателя посредством ее максимально дифференцировать ответственность субъектов
преступлений в зависимости от формально закрепленных обстоятельств. В Уложении были сравнительно хорошо разработаны такие институты, как соучастие (ст. 123-124), степень осуществления преступного намерения (ст. 117-121), обстоятельства, «исключающие вменение» (отсутствие вины, малолетство, безумие, «обман», принуждение, необходимая оборона (ст. 98) и др. Уложение установило важный принцип персонификации наказания в виде нераспространения лишения прав состояния на членов семьи осужденного (но только если они добровольно следовали за главой семьи в места отбытия назначенного ему наказания).
Вопрос о вине и виновности впервые получил относительно большое внимание со стороны законодателя. При этом из сферы материального, как это было во всех предшествующих законодательствах, вина явно была переведена в психическую плоскость. Было зафиксировано различие между умышленными и неосторожными деяниями (ст. 5), между разными формами умысла (ст. 6). При этом те или иные видовые проявления «вины» активно включались в материю отдельных составов преступлений («умышленно», «с умыслом», «с злобным умыслом», «хотя и не с прямым на то умыслом, но однако же и не случайно, а с намерением», «без умысла», «без умысла и по замешательству», «с намерением», «с обдуманным намерением», «без прямого на то намерения», «без всякого злого намерения, а по шалости», «заведомо», «самовольно», «злонамеренно», «по одному лишь легкомыслию», «по неосторожности», «по замешательству в трудных обстоятельствах и слабости разумения», «по нерадению», «по неосмотрительности», «по неразумию, невежеству или пьянству»)5.
Учитывая, что такой признак правонарушения, как вина, является одним из ярких критериев индивидуализации юридической ответственности, казалось бы, он должен был быть подробно описан в законодательстве с точки зрения содержания и влияния на меру ответственность правонарушителя. Однако, этого сделано не было, поэтому вопрос влияния степени виновности лица, проявившейся в совершенном правонарушении, на определяемое ему наказание так и остался открытым.
Значительно продвинулись вперед теоретическая разработка и законодательное оформление институтов освобождения от уголовной ответственности и наказания, являющихся непосредственным результатом осуществления индивидуализации юридической ответственности.
Существенную разработку наконец-то получил вопрос о возрасте привлечения к юридической ответственности и наказания несовершеннолетних (ст. 142150 Уложения). Дети, не достигшие семилетнего возраста, считались безусловно невменяемыми и никакой ответственности не подлежали. Несовершеннолетние в возрасте до 7-14 лет, по общему правилу, освобождались от юридической ответственности под надзор ро-
дителей либо наказание в отношении них значительно смягчалось (ст. 144 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных). Определенную либеральность при назначении наказания суды также проявляли и в отношении несовершеннолетних правонарушителей в возрасте от 14 лет до 21 года.
Особо следует отметить, что в Уложении впервые компактное законодательное закрепление нашли условия и правила применения «усиливающих или уменьшающих вину и наказание обстоятельств» (ст. 111 -150). Так, согласно ст. 135 одним из условий усиления наказания были особенности личности виновного (сословная принадлежность и степень образованности (чем выше). Из содержания ст. 129 Уложения о наказаниях 1845 г. следовало, что вина, а следовательно, и мера следующего за преступлением наказания, тем тяжелее, чем выше состояние преступника, звание и степень образованности, чем противозаконнее и безнравственнее его побуждения, проявившиеся в данном преступлении.
Следует заметить, что впервые мысль о явной несправедливости применения мягких наказаний в отношении привилегированных слоев общества прозвучала в трудах французского просветителя Ж.-П. Бриссо в 1781 г. Вопреки существующей практике он предлагал ужесточение наказания ставить в прямую зависимость от высоты образования, воспитания и социального положения6.
Вообще разработка оснований индивидуализации уголовной ответственности для российской юриспруденции была делом в определенном смысле новым, а в условиях смутных предчувствий грядущих социально-политических перемен - достаточно сложным. Поэтому сопровождалась горячими спорами специалистов по поводу рассмотрения тех или иных обстоятельств, законодательного закрепления конкретных факторов. В частности, С.В. Баршев, участвуя в дискуссии о возможности признания смягчающим обстоятельством совершение преступления, наказываемого телесными наказаниями, женщиной, соглашался на то, что действительно у женщин «телесная крепость слабая», но тут же замечал, что эта особенность присуща только женщинам высшего сословия, «а низшего бывают крепче мужчин, даже одного с ними сословия»7. Последующую противоречивость созданных норм об ответственности в значительной степени обусловила нерешенность вопроса о равенстве субъектов в условиях открытой сословности права. В этой связи проблемными были и вопросы исполнения назначаемых мер наказания. Например, как будет восприниматься одно и то же наказание осужденными из разных сословий: осуждение на каторжные работы дворянина и крестьянина. Учитывая, что последний с детства был привычен к тяжелому физическому труду, степень ка-рательности наказания оказывалась настолько различной, что совершенно не обеспечивала достижения поставленных перед ним целей8.
В числе «уменьшающих вину» и смягчающих наказание обстоятельств нашли свое законодательное закрепление легкомыслие, слабоумие, крайнее невежество и аффект (ст. 111-116). При этом в составах Особенной части указание на учет факторов, отягчающих и смягчающих ответственность, звучало следующим образом: «...смотря по обстоятельствам, более или менее усиливающим или уменьшающим вину» (например, ч. 2 ст. 188 Уложения).
В процессе индивидуализации уголовной ответственности в соответствии со ст. 157 Уложения суд имел право смягчать наказание не только в мере, но и в степени и роде при наличии особо привилегированных смягчающих обстоятельств: чистосердечного признания, активной помощи во время следствия, наличия хорошей репутации у виновного «по своей прежней долговременной и беспорочной службе» и «когда иноверец во время следствия примет православную веру». Причем исчерпывающий перечень смягчающих наказание обстоятельств приводил к тому, что суд, сталкиваясь с не предусмотренным законом обстоятельством, мог смягчать наказание только после получения положительного ответа на ходатайство о помиловании субъекта. Отмеченное безусловно создавало существенные препятствия на пути всестороннего учета обстоятельств дела и особенностей личности виновного при назначении наказания.
По подсчетам Т.А. Лесниевски-Костаревой, Уложение содержало более трети квалифицирующих и привилегирующих составов, что открывало более широкие возможности для индивидуализации уголовной ответственности и наказания. Вместе с тем, многие оценочные понятия и признаки своей детальной разработки не получили9.
Связующим звеном между положениями Общей и Особенной частей Уложения явилась ст. 110, впервые закрепившая в отечественном уголовном праве четкое требование индивидуализации наказания в виде комплекса обстоятельств, подлежащих обязательному учету судом при определении меры наказания за преступление. В частности, к ним относились: «...мера большей или меньшей умышленности в содеянии оного (преступления); ...мера большей или меньшей
близости к совершению оного; мера принятого подсудимым участия; особенности, сопровождавшие со-деяние...». Говоря современным языком, критериями индивидуализации уголовной, административной и (в какой-то мере) дисциплинарной ответственности в рамках общих начал назначения наказания являлись: форма вины, стадия совершения правонарушения, вид и степень соучастия и обстоятельства, смягчающие и отягчающие ответственность.
В целом, несмотря на имеющиеся положительные новации, Уложение 1845 г. было выдержано в духе старых подходов к правовым и социальным явлениям и сохранило все недостатки прежних эпох. Прежде всего это отразилось на нормах Особенной части, хотя и догма права (Общая часть) была достаточно противоречива. Например, ст. 97 предусматривала возможность наказания единственно, когда вина несомненно доказана, а ст. 117 устанавливала ответственность за «обнаруженный умысел», результатом которого было «оставление на подозрении» и следовало наказание -отдание на воинскую службу или ссылку на поселение.
1 См. об этом: Коняхин В.П. Предпосылки законодательного закрепления Общей части российского уголовного права (К 170-летию принятия Свода законов Российской империи 1833 г.) // Государство и право. 2003. № 4. С. 101-103.
2 Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. В 2-х т. Т. 2. М., 1994. С. 293.)
3 См.: Российское законодательство Х-ХХ вв. М., 1988. Т. 6. С. 174-309.
4 Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмове-дением. М., 1994. С. 82-83.
5 См.: Векленко С.В. Эволюция отечественного уголовного законодательства о виновной ответственности // Вестник Воронежского института МВД России. 2009. № 1. С. 18.
6 См.: Карпец И.И. Наказание. Социальные, правовые и криминологические проблемы. М., 1973. С. 33.
7 См.: Баршев С. О мере наказаний. М., 1840. С. 196-200.
8 См. напр.: Лохвицкий А.С. Курс русского уголовного права. СПб., 1867.
9 См.: Лесниевски-Костарева Т.А. Дифференциация уголовной ответственности. Теория и законодательная практика. М., 1998. С. 82-83.
