CC BY
62
Рецензии
217
ных авторов (философов прежде всего), что, с одной стороны, выявляет национальную специфику русского мировосприятия и ми-роотражения, а с другой - «подтверждает глубинное родство ментальных рядов у европейских христиан, поскольку древнейшие словесные «образы» (корни) у них были общими» (с. 13).
Новизна и значимость словаря обнаруживаются в той части иллюстративного поля словарной статьи, где для верификации данных приводятся выдержки из лингвистических исследований как современных учёных, так и учёных прошлого (Бахтин, Сковорода, Потебня, Даль и др.), которые передают авторское понимание концепта. Поскольку авторы словаря анонсировали стремление избегать субъективизма в представлении концептов, то привлечение мнения авторитетных учёных-филологов, философов и зарубежных авторов в значительной степени способствует этому.
Самоценность имеют «дополнительные замечания» авторов о развитии концептов, когда «собранных материалов оказалось недостаточно для окончательных выводов» (с. 13). Во многих случаях «дополнительные замечания» в значительной степени помогают читателю воссоздать концепт и приблизиться к «идеальному читателю» этого нового лексикографического труда.
Поскольку перед нами словарь русской ментальности, то совершенно оправданы статьи, касающиеся всего русского: РУССКАЯ ДУША, РУССКАЯ ЖЕНЩИНА, РУССКАЯ ИДЕЯ, РУССКИЙ, РУССКИЙ БОГ, РУССКИЙ ДУРАК, РУССКИЙ ДУХ, РУССКИЙ НАРОД, РУССКИЙ НОВЫЙ, РУССКИЙ СМЫСЛ, РУССКИЙ УМ, РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК, РУССКИЙ ХАРАКТЕР, РУССКИЙ ЯЗЫК, РУССКОСТЬ, РУСЬ (т. 2, с. 189-198) с отсылками к статьям ДУША, ЖЕНЩИНА, ДУРАК, ДУХ, НАРОД, НОВЫЙ, СМЫСЛ, УМ, ЧЕЛОВЕК, ЯЗЫК. Последнее показывает, с одной стороны, общее с другими этносами в понимании означенных концептов, с другой - выявляет их национальную специфичность. Несмотря на чёткое определение теоретических позиций авторского коллектива, практически не всегда можно объяснить появление словарных статей, названных устаревшими словами и формами (на что указывают и сами авторы) - ПОНЕЖЕ, ПРЯ, ИЗЛЮБИТЬ, СОВЛЕЧЕНИЕ, СТЕРВО; диалектными словами (ШИБКО, ТОРОВАТОСТЬ), вряд ли известными современному рядовому читателю, и нелитературными лексемами (КУРВА). Почему среди слов-символов есть КОШКА, но нет КОТа?
Представляется, что в целом механизм отбора анализируемых концептов, слов-репрезентантов, иллюстративного материала, структура словаря обоснованы авторами в предисловии и введении, где подчёркива-
ется назначение словаря - показать длительный процесс сложения русской ментальности. Считаем необходимым обратить внимание и на то, что не только словарные статьи отражают теоретические взгляды авторов, но и введение и, конечно же, послесловие (т. 2, с. 527-552), в котором в сжатой форме В.В. Колесов излагает основные принципы нового направления в филологии - концептологии - и свой особый подход к анализу концептов. Последнее позволяет нам утверждать, что это не просто словарь для «широкого круга читателей», а уникальный научный труд для читателя-иссле-дователя.
Невозможно не сказать о прекрасном издательском и полиграфическом исполнении словаря: роскошное оформление, удобный алфавит справа на каждой странице, словоуказатель в конце 2-го тома - всё это помогает работать с текстом и во многом упрощает читательский труд.
Б.И. Осипов, М.А. Харламова
Размышления об учебнометодическом комплексе М.Б. Попова «Фонетика современного русского языка» (СПб., 2014)
Аббревиатура УМК - учебно-методический комплекс - вызывает у преподавателей вузов справедливое раздражение. Затея с УМК появилась в 1980-х гг. и предусматривала заранее составленный план занятий по предмету со всеми деталями, вплоть до перечня упражнений, выполняемых на каждом практическом занятии и задаваемых на дом. Между тем искусство педагога, конечно же, в том и состоит, что он выбирает, какие упражнения предлагать студентам, какие нет, по ходу дела - в зависимости от степени подготовки группы, заинтересованности студентов и т. д. Иначе говоря, УМК в этом виде были совершенно антипедагогической затеей. В годы перестройки, когда Министерство высшего и среднего специального образования СССР возглавлял знавший вузовскую работу Г.А. Ягодин, УМК не то чтобы были отменены, но как-то умерли своей смертью. Однако с 2000-х гг., когда в работе министерства восторжествовала тотальная рутина, УМК были воскрешены из мёртвых, причём в худшем виде. Теперь учебно-методическому комплексу стал предпосылаться перечень подлежащих выработке компетенций, причём извлечённый из списка, спущенного свыше. Каким высокомерием по отношению к преподавателю должен обладать предъявивший это требование чиновник, чтобы думать, будто без него преподватель не знает, чему учит! А
218
Научная жизнь
как вам нравится наличие в форме УМК особых разделов «Тематический план курса» и «Содержание дициплины»? Как можно составить тематический план дисциплины, не отразив её содержания!
Но, как говорится, хочешь жить - умей вертеться, и вот нашлись преподаватели, которые, формально не отказавшись от УМК, вложили в одиозный термин гораздо более разумное содержание. В Санкт-Петербургском государственном университете стали выходить под этим названием целостные комплексы книг, необходимых студенту для изучения того или иного курса: программа, учебник, сборник упражнений, а в определённых случаях и хрестоматия. Так, в 2009 г. был опубликован комплекс по старославянскому языку, подготовленный коллективом авторов [1].
И вот перед нами новый УМК в этом смысле - учебник и хрестоматия М.Б. Попова по курсу «Фонетика современного русского языка», опубликованный издательством Санкт-Петербургского государственного университета в конце 2014 г. [2].
Входящий в этот комплекс учебник содержит изложение концепции петербургской (щербовской) фонологической школы.
Важной особенностью этой школы является, как известно, последовательно функциональный подход к фонетической системе языка, а именно такой подход обеспечивает по-настоящему современный уровень преподавания фонетического раздела языковых дисциплин.
Так, до сих пор в учебной литературе продолжает бытовать чисто физическое, артикуляционно-акустическое определение звука как части речевого потока, произнесённой «за одну артикуляцию» (см., например: [3], ср. также: [4]). Между тем Л.В. Щерба ещё в 30-х гг. XX в. показал, что звук в языках фонемного строя выделяется только как реализация фонемы, как участок речевой цепи, потенциально способный выражать в данном языке значение, т. е. способный быть минимальной значимой единицей - морфемой. И это обстоятельство правомерно и энергично подчёркивается в учебнике М.Б. Попова [2, с. 11-16]. С другой стороны, автор обращает внимание студентов и на существование языков слогового строя, в которых минимальной единицей, способной выражать значение, является слог [2, с. 121-124]. Автор справедливо связывает трудности, возникающие в теории русского слогораздела, с артикуляционной, а не функциональной природой слоговых границ в русском языке. В свою очередь, в языках слогового строя слабо осознаются границы звуков, что и послужило причиной появления и исторической устойчивости идеографического, а не звуко-буквенного письма, например, в китайском.
Думается, в учебнике больше внимания стоило бы уделить произносительной минимальности слога. Справедливо утверждая, что «практически невозможно произнести сегмент, меньший, чем слог» [2, с. 11], автор не разъясняет этого тезиса. Между тем для студентов было бы важно подчеркнуть; что звук, произнесённый изолированно (даже согласный, в том числе взрывной), - это уже слог, что, например, изолированный звук [p] или [m] - это не то же самое, что соответствующий вроде бы звук в слове папа или мама. При обучении грамоте это преодоление слогового барьера, которому мешает стремление ученика произнести каждый звук как слоговой, является главной трудностью для ребёнка (учителя начальных классов формулируют это как неумение «сливать звуки в слоги»).
Отрадно, что, рассматривая аспекты фонетики, автор останавливается и на аспекте перцептивном [2, с. 35-40]: этот аспект не всегда освещается в фонетических пособиях. Однако стоило бы обратить внимание на такую особенность перцепции, как роль памяти. При восприятии речи мы не всегда «слышим» то, что реально произносится, а иногда «слышим» и то, чего нет. Произнеся фразу Самолёт вели опытные [I’oc’k’i], мы можем столкнуться с тем, что последнее слово будет воспринято как [l’6c’:ik’i\, поскольку слушатель помнит такое его произношение в полном стиле (подробнее см.: [5]).
Основная часть учебника содержит описание системы фонем современного русского литературного языка (их состава, реализации и т. д.) с позиций щербовской фонологической школы. Описание это достаточно обстоятельно и чётко. Правда, слишком усложнённым кажется изложение материала параграфов «Принципы синтагматической идентификации фонем» и «Принципы парадигматической идентификации фонем» [2, с. 50-58]. Думается, описание процедуры фонемной идентификации могло быть изложено проще с привлечением такого понятия, как физический коррелят дифференциального признака фонемы. Так, полузвонкость (озвончение в экскурсии) выступает в русских согласных как физический коррелят признака «глухость» в позиции после гласных и сонантов, поскольку в этой позиции могут противопоставляться полузвонкие и звонкие и вместе с тем не существует позиции, где были бы противопоставлены полузвонкие и глухие. Передний ряд неслогового [i], реализующего фонему <j> в позиции конца слога, выступает как коррелят признака «палатальность», а свободный проход вместо щели - признака «фрикативность» для данной позиции. Средний ряд нейтрального гласного звука [э] на второй ступени редукции и средне-
Рецензии
219
нижний - звука [Л] на первой ступени редукции - корреляты дифференциального признака «нижний подъём», поскольку на этих ступенях средний и средне-нижний -соответственно самые широкие из возможных гласных, а значит, эти звуки - аллофоны фонемы <a> (ср. трактовку этого момента в кн.: [6]).
Излагая щербовскую теорию фонемы, М.Б. Попов не мог, конечно, избежать вопроса о разногласиях между московской фонологической школой и последователями Л.В. Щербы (а по сути дела и всеми остальными фонологическими школами). При рассмотрении этого вопроса [2, с. 279-281] автор справедливо отмечает неправомерность критики щербовской школы как «фонетической», а не фонологической. Но, пожалуй, главный промах московской школы видится не в этом, а в том, что, не поняв сущность фонемы в интерпретации своих оппонентов, эта школа назвала фонемой другое явление, вполне реальное и значимое для фонологии, но другое - ряд позиционно чередующихся звуков. При дальнейшем развитии московской теории появляются ещё понятия сильных и слабых фонем, т. е. фонем, охарактеризованных с точки зрения наличия или отсутствия нейтрализованных признаков. И это тоже вполне реальные и тоже фонологически значимые единицы, но не собственно фонемы. К разрешению этого терминологического тупика близко подошёл М.В. Панов в своей монографии [7]. Он назвал ряд позиционно чередующихся звуков парадигмо-фонемой, а фонему, охарактеризованную с точки зрения наличия или отсутствия нейтрализации, - синтагмо-
фонемой. Но два обстоятельства вызвали резкое неприятие его работы как в московской, так и в щербовской школе. Вводя понятия парадигмо-фонемы и синтагмофонемы, М.В. Панов так и не уяснил, что же такое собственно фонема, и по-прежнему обвинял «щербианцев» в смешении фонетики и фонологии, чем вызвал отрицательное отношение к своей работе в щербовской школе. С другой стороны, он как бы вывел за рамки термина «фонема» то, что обозначалось этим термином в «классическом» варианте московской школы и этим вызвал недовольство своих московских коллег. В своём учебнике 1979 г. [8] он вернулся к прежней «московской» трактовке фонемы. Между тем и фонема в её «немосковской» трактовке, и парадигмо-фонема, и синтаг-мо-фонема - это реальные единицы языка, но единицы разного уровня фонологического анализа. И сегодня это пора было бы признать, тем самым признав и тот факт, что обе отечественные фонологические школы занимаются вполне реальными отношениями в фонологической системе языка и скорее дополняют друг друга, чем противостоят
- правда, с учётом того, что сказано о понимании «москвичами» собственно фонемы (подробнее см.: [9]1).
Последняя глава учебника М.Б. Попова посвящена элементам теории письма. Она вызывает два замечания.
Во-первых, вряд ли стоило вопросы теории письма включать в учебник фонетики: это особый, и притом достаточно объёмистый и сложный, раздел курса русского языка.
Во-вторых и в-главных, изложение вопросов о принципах орфографии и типах написаний требует коррекции.
Надо признать, что внутренняя форма термина «типы написаний» такова, что позволяет наполнить его очень разным содержанием (ср., например, трактовки этого термина в таких работах, как: [11; 12]; обе трактовки отличаются как друг от друга, так и от трактовки М.Б. Попова). Видимо, следует всякий раз уточнять, в каком отношении рассматриваются эти типы. Могут быть типы написаний в их отношении к проверяемости - непроверяемости, типы написаний в их соотношении с принципами орфографии и, наконец, типы написаний в их отношении к фонемному составу слова. М.Б. Попов говорит о типах написаний именно в этом последнем смысле, разграничивая (вслед за В.Ф. Ивановой) написания адекватнофонемные и неадекватнофонемные [2, с. 299-300]. Однако при этом адекватнофонемные написания именуются также фонетическими, а неадекватнофонемные - нефонетическими. Это вносит ненужную путаницу в термины: ведь фонетические написания - это, строго говоря, те, которые соответствуют фонетическому принципу орфографии. Конечно, все неадекватнофонемные написания являются нефонетическими, но не все адекватнофонемные относятся к фонетическим в плане соотношения с принципами орфографии. Например, в слове исток все написания адекват-нофонемны, но если написание с соответствует фонетическому принципу орфографии (передаёт позиционное оглушение фонемы), то написание к является морфологическим (соответствует морфологическому принципу - в терминологии автора учебника, или морфологическому типу в рамках традиционного принципа - в терминах автора данной рецензии): ведь к пишется не «по слуху», а потому, что фонема <к> восходит здесь именно к <к>, а не к <g>, как, скажем, в слове разбег.
Автор этих строк в последние годы пересмотрел взгляды на состав орфографических принципов, выделив только два: фонетический и традиционный, а в рамках каждого из них - типы написаний (в рамках фонетического - фонематический и аллофонный, в рамках традиционного - истори-
220
Научная жизнь
ческий, морфологический, проверочный, гиперический и символический). Обсуждение причин такого пересмотра в рамках рецензии было бы слишком объёмным, поэтому я позволю себе отослать читателя, а также и автора рецензируемого учебника к опубликованным ранее работам [12; 13].
Впрочем, думается, что проблемы теории русского письма стоило бы всё-таки рассмотреть в отдельном учебнике - скажем, «Графика, орфография и пунктуация современного русского языка».
Остановлюсь вкратце также и на второй части учебно-методического комплекса М.Б. Попова - на хрестоматии. Казалось бы, в распоряжении студентов есть обширная хрестоматия А.А. Реформатского [14]. Но, во-первых, это пособие по истории только лишь московской фонологической школы, а во-вторых, не включает зарубежных трудов по фонологическим проблемам и, в-третьих, слишком велико по объёму для учебных целей. М.Б. Попов сумел создать более компактное и вместе с тем более представительное пособие, включающее выдержки из трудов фонетистов и петербургской, и московской, и пражской школ. Пожалуй, из трудов московской школы стоило бы включить выдержки из «Русской фонетики» М.В. Панова, но в целом хрестоматия даёт настолько полную картину развития фонетической теории русского языка, насколько это возможно в рамках учебной книги.
В целом УМК М.Б. Попова, безусловно, заслуживает весьма позитивной оценки, а при некоторой доработке - и переиздания более солидным тиражом, чем рецензируемый выпуск, чей тираж - всего 100 экземпляров, что для учебной книги явно недостаточно.
ПРИМЕЧАНИЕ
1 Ранее эта статья была опубликована в журнале «Русский язык в школе» [10], но, к сожалению, с грубыми опечатками.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Аверина С. А. Старославянский язык: программа курса и методические рекомендации. СПб., 2о09 ; Аверина С. А., Навтанович Л. М., Попов М. Б., Старовойтова О. А. Старославянский язык : учебник. СПб., 2009 ; Старовойтова О. А. Старославянский язык : сб. упр. СПб., 2009.
[2] Попов М. Б. Фонетика современного русского языка : учебник. СПб., 2014 ; Попов М. Б. Фонетика современного русского языка : хрестоматия. СПб., 2014.
[3] Реформатский А. А. Введение в языковедение. М., 2010. С. 195.
[4] Вендина Т. И. Введение в языкознание. М., 2008. С. 104.
[5] Осипов Б. И. Память как фактор усвоения фонетики родного языка // Человек в зеркале языка. М., 2005. Кн. 2. С. 307-322.
[6] Буланин Л. Л. Фонетика современного русского языка. М., 1970. С. 49 и след. ; Маслов Ю. С.
Введение в языкознание. М., 1987. С. 61-62 ; Осипов Б. И. Краткий курс русского языка. Омск, 2005. С. 50-57.
[7] Панов М. В. Русская фонетика. М., 1967.
[8] Панов М. В. Современный русский язык: Фонетика. М., 1979.
[9] Осипов Б. И. К интеграции фонологических школ // К истории языка, письма и культуры: избр. ст. Омск, 2014. Т. 1 : Развитие языка и методика его преподавания. С. 336-346.
[10] Осипов Б. И. К интеграции фонологических школ // Русский язык в школе. 2013. № 2.
С. 61-65.
[11] Бельдиян В. М. Русское правописание. Омск,
2008. С. 21-30.
[12] Осипов Б. И. О принципах орфографии и типах написаний // Лингвистика и школа - III : матер. Всерос. науч.-практ. конф. (Барнаул, 6-8 ноября 2007 г.). Барнаул, 2008. С. 192-197.
[13] Осипов Б. И. Основы языкознания : сб. наглядных пособий. Омск, 2012. Табл. 11.
[14] Реформатский А. А. Из истории отечественной фонологии. М., 1970.
Б.И. Осипов
Университеты России в системах развития и интеграции
Последние 10 лет юбилейные события, связанные с «круглыми» датами со дня создания Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского (ОмГУ), сопровождаются научными форумами. Так, 20-21 октября 2004 г. в Омске работала региональная научная конференция «Университеты как регионообразующие научно-образовательные комплексы» [1]. Тогда оргкомитет конференции возглавляли его председатель ректор ОмГУ профессор Г.И. Геринг, заместители председателя проректор по научной работе ОмГУ доцент В.И. Струнин и директор Омского филиала Объединенного института истории, филологии и философии Сибирского отделения РАН, директор Сибирского филиала Российского института культурологии, заведующий кафедрой этнографии и музееведения ОмГУ профессор Н.А. Томилов, ученый секретарь научно-технического отдела ОмГУ П.В. Орлов. В конференции принимали участие ученые из 10 городов России и Казахстана. Было заслушано около 200 докладов. Материалы конференции были изданы в пяти книгах [2].
В 2009 г., а именно 29-30 октября, в Омске прошла Всероссийская научная конференция «Университеты России и их вклад в образовательное и научное развитие регионов страны», посвященная 35-летию ОмГУ
[3]. Оргкомитет этого форума возглавили его председатель ректор ОмГУ профессор В.И. Струнин, заместители председателя заведующий кафедрой философии ОмГУ профессор В.И. Разумов, директор Омского филиала Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН, директор Сибирского филиала Российского института
