CC BY
31«отучила» человека от «живой жизни». «Оставьте нас одних, без книжки, и мы тот час запутаемся, потеряемся, - не будем знать, куда примкнуть, чего придерживаться, что любить и что ненавидеть, что уважать и что презирать? Мы даже и человеками-то быть тяготимся, человеками с настоящим, собственным телом и кровью, стыдимся этого, за позор считаем и норовим быть какими-то небывалыми общечеловеками. Мы мертворожденные, да и рождаемся-то давно уж не от живых отцов... Скоро выдумаем, как рождаться как-нибудь от идеи» (Там же: 549-550).
Возможность «подлого» использования книги в моделирующем поступке и заставляет подпольного делегировать вину самой литературе, уличив ее в обезличивающем, умерщвляющем влиянии на читателя и в беспринципной готовности предоставить последнему «формы», «приспособленные ко всевозможным услугам и требованиям».
Поэтому литературная эстетизация собственного безобразия, построение альтернативного - «высокого и прекрасного» -образа парадоксально сопровождается у подпольного разоблачением «пошлости и подлости» подобного предприятия. Апелляция к «готовым формам» осознается им как выражение культурной необходимости, которая посредством «книжки» подчиняет себе человека, лишает способности к самостоятельному жесту. Оттого в индивидуальном варианте подпольного эта апелляция и носит характер протестный, игровой, направленный на профанацию первоисточника. Впрочем, и такого рода использование готового материала не освобождает подпольного от стыда подражания и осознания низости цитатного поведения.
Та совокупность смыслов, которая была актуализирована Достоевским относительно проблемы взаимоотношения человека с «книжкой», у Гессе нашла свою точечную акцентуацию в идее интенсивного чтения как формы смерти читателя. Общая для двух писателей метафорика омерщвления обладает, казалось бы, различной семантикой: у
Достоевского она подразумевает подмену сокровенной индивидуальности читателя книжным конструктом, у Гессе - замену живой жизни суррогатом читательских переживаний. Однако отчуждающий аспект власти литературы отчетливо выражен как в истории подпольного, так и в истории книжного человека. Вероятно, воплощение идеи власти литературы у Достоевского составило актуальный контекст размышлений Гессе о
взаимоотношениях человека с литературой и поддержало его полемику с модернистской эстетикой чтения как «метафизического утешения», соединившись в то же время с его оригинальной идеей чтения как «колдовства», совершаемого книгой над читателем. Впрочем, и преодоление средостения между жизнью и книгой не выглядит у Гессе уверенной альтернативой концепции искусства как стены (во всяком случае, в рамках притчи «Книжный человек»),
1 Подпольный, напомним, имеет в виду минуты «противоречий и страданий» и «мучительного внутреннего анализа» своего «развратика».
Список литературы Гессе Г. Книжный человек. Магия книги // Гессе Г. Магия книги. М., 1990.
Достоевский Ф. М. Записки из подполья // Достоевский Ф.М. Собр. соч. в 15 т. Т. 4. М., 1993.
Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Ницше Ф. Соч. в 2 т. М., 1990. Т. 1.
Сурова О.Ю. Человек в модернистской культуре //Зарубежная литература второго тысячелетия. 1000-2000: Учеб. пособие. М.: Высшая школа, 2001.
Таганов А. Мотив книги в творчестве М. Пруста // Теория и мифология книги. Французская книга во Франции и России. М., 2007.
В.А. Бячкова (Пермь) «РАЗМЫШЛЕНИЯ О НЕСЧАСТЛИВЫХ СЕМЬЯХ» В РУССКОМ И АНГЛИЙСКОМ РЕАЛИСТИЧЕСКОМ РОМАНЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА (НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНОВ Л.Н.ТОЛСТОГО И Э.ТРОЛЛОПА)
Одна из ключевых особенностей Европейской реалистической литературы второй половины XIX в. - чуткое реагирование на актуальные проблемы общества и их отображение на страницах литературного произведения. Вторая половина XIX в. смогла предоставить писателям-реалистам более чем богатый «материал» для их творчества. Для многих европейских стран, в том числе для пореформенной России, выбирающей свой исторический путь, и для стабильной и процветающей викторианской Англии, увлеченной идеями еще большего совершенствования и процветания, вторая половина XIX в. была временем размышлений, переосмысления ценностей, попытки найти ответы на сложные вопросы в самых разных
О В. А. Бячкова, 2010
областях жизни человека. Одним из таких трудноразрешимых вопросов в обеих странах стала проблема семьи - кризиса семейных отношений, падения нравов, ломки семейных ценностей. Хотя, как справедливо замечает J1.H.Толстой, «каждая несчастливая семя несчастлива по-своему» (Толстой 1976: 5), русские и английские писатели-реалисты стремились отыскать общие причины «несчастья» современной им семьи, найти выход из ситуации.
Мы покажем, как явление «несчастливой семьи» в своих романах рассматривают русский и английский писатели-реалисты второй половины XIX в. - JI.H.Толстой (роман «Анна Каренина», 1887) и Э.Троллоп (роман «Он знал, что он был прав» / “Не Kew Не Was Right”, 1867). Помимо того, что оба писателя являются представителями течения реализма, есть и другие причины, позволяющие нам сравнивать их произведения. Известно, что Э.Троллоп был одним из неоспоримых литературных авторитетов для Л.Н.Толстого, оказавшим, как принято считать, определенное влияние на формирование его творческого метода. «Троллоп убивает меня своим мастерством, - писал Л.Н.Толстой, - утешаюсь тем, что у него свое, а у меня свое» (Толстой 1978: 258). Очевидно, что обоих писателей отличает критическое отношение к действительности, повышенное внимание к человеку, персонажу, его внутреннему миру. Поэтому представляется интересным рассмотреть, как писатели на страницах своих произведений отражают одну и ту же проблему.
На первый взгляд, истории о несчастливых семьях, рассказанные Троллопом и Толстым, очень разные. Толстой пишет о распаде семьи в результате неверности жены, свою героиню он понимает и оправдывает, но одновременно осуждает, выставляя ее инициатором и виновницей семейной драмы. У Троллопа супруги Тревельяны оба несут ответственность за распад их семьи. Их конфликт, по сравнению с конфликтом супругов Карениных, кажется фарсом - настолько незначительными представляются его причины. Да, Луи Тревельян пытается перед всеми разыграть роль обманутого мужа, но дело в том, что со стороны его жены нет не только измены, но даже мысли о чем-то подобном. Луи не нравится, что его жена Эмили слишком часто видится с другом своего отца полковником Осборном, в обществе частые визиты Осборна в дом Тревельянов тоже считают неприличными. Луи, убежденный что жена
обязана во всем ему подчиняться, запрещает Эмили видеться с полковником, Эмили отказывается подчиниться, так как не видит в дружбе со старым другом отца ничего предосудительного. С другой стороны, героиня полна решимости отстоять свое собственное мнение и свои интересы. Супруги отдаляются друг от друга, ревность Луи становится навязчивой идеей, Эмили покидает дом мужа, лишается права видеть сына. Много времени проходит, прежде чем муж и жена оказываются под одной крышей, Луи оказывается тяжело болен душевно и физически и умирает. Перед смертью он мирится с женой, но до последнего не желает признавать, что был неправ.
Троллоп и Толстой, хотя и рассказывают читателям совершенно разные истории о «несчастливых семьях», называют одинаковые причины трагедии своих героев. Во-первых, брак в современном им мире перестал быть союзом двух любящих и уважающих друг друга людей, он превратился в сделку. Анну в молодости выдали замуж за «немолодого человека, но молодого губернатора» (Толстой 1976: 537), не задумываясь о том, будет ли она счастлива в «безлюбовном» (Ермилов 1963: 12) браке с «че лове ком-машиной». Ситуация, в которой оказываются супруги Тревельяны, несколько сложнее - они любят друг друга, и от этого страдают от разрыва еще больше, но их беда в том, что любить - мало, нужно еще и понимать друг друга. Супруги Роули, родители Эмили, чувствовали легкую тревогу от того, что Тревельян наверняка будет вести себя как «наставник» выросшей в колониях Эмили, а Эмили «любит поступать по своему» (Trollope 1992: 3), но ничего не предприняли, выдали дочь замуж и порадовались, что зять -состоятельный лондонец.
С другой стороны, в обществе, превратившем брак в сделку, парадоксальным образом сохранились старые, патриархальные традиции. По Троллопу, именно они являются главной причиной трагедии семьи Тревельянов. Луи, как мы уже говорили, убежден в том, что он - глава семьи, долг жены - подчиняться ему беспрекословно. «Он добр и вежлив с тобой, потому что ты ему не принадлежишь», -говорит Эмили сестре, - «но ты не представляешь, что приходится выслушивать мне» (Trollope 1992: 15). Л.Толстой в своем романе видит в патриархальных традициях другую опасность: о них слишком часто
вспоминает общество, так называемый высший свет, особенно если есть возможность осудить кого-либо. Неверная жена достойна осуждения, но его достоин и муж, который всегда был, есть
и будет ответственен за репутацию своей семьи. Именно поэтому Алексей Каренин думает о разводе как о «скандальном процессе, находке для врагов» (Толстой 1976: 300), усугубляя как свои страдания, так страдания Анны, потому что, как считает Алексей Александрович, «Я не могу быть несчастлив, но и она и он (Вронский. - В.Б.) не должны быть счастливы» (Там же).
Толстой и Троллоп оба убеждены в том, насколько губительной оказывается роль общества в семейной драме. Высший свет склонен лишь быть причиной несчастья семьи, усугублять его, но никак не разрешать возникающие между супругами конфликты. Общество с нетерпением ждет падения Анны, чтобы с готовностью включиться в ее травлю. Даже после смерти она остается для всех «дурной женщиной» с «отчаянными страстями», «даже смерть выбравшая подлую, низкую» (Толстой 1976: 822). Эмили
Тревельян подобное не грозит, ее невиновность слишком очевидна, но помощи и понимания она тоже не находит. Ее родной дядя, священник мистер Аутхаус приютил Эмили в своем доме, где он могла бы, покинув дом мужа, дождаться возвращения в Англию родителей. Узнав о желании Тревельяна отобрать у Эмили ребенка, мистер Аутхаус встает на сторону племянницы, выгоняя из своего дома Боззла, «посланника» Тревельяна, пришедшего за мальчиком. Но тем не менее, Эмили - нежеланный гость, в доме дяди: «Все это слишком сложно», - признается Артхаус жене (Trollope 1992: 495). Так же ведут себя и многие другие персонажи романа, их раздражает семейная драма Тревельянов и необходимость с ней соприкасаться. То, что общество, свет погубил его счастье, понимает и сам Тревельян. Он винит общество в том, что оно «развратило» Эмили, в том, что он объявлен сумасшедшим только потому, что хотел быть хозяином в собственном доме (См.: Trollope 1992: 738-739). Но если перевести все это с языка извращенного психической болезнью сознания героя, очевидно, что Луи чувствует истинную роль «высшего света» в несчастьи семьи Тревельянов: общество
«научило» Луи быть нетерпимым и требовательным по отношению в жене, настроило его против Эмили, но не может и не хочет помочь вернуть его утраченное счастье.
Как Толстой, так и Троллоп оказываются едины в своем негодовании, протесте против того, что самые лучшие, самые сокровенные чувства человека становятся в современном им мире орудием эксплуатации, эмоциональной
пытки. Еще одну причину несчастья своих героев, в данном случае - героинь, писатели видят в неравноправии супругов. Как справедливо замечает один из героев Толстого, «неверность жены и неверность мужа казнятся неравно и законом, и общественным мнением» (Толстой 1976: 415). На измену мужчины, его недостойное поведение по отношению к жене высший свет смотрит сквозь пальцы. Женщина же по сути не имеет права на счастье, на чувства, даже на воспитание своего ребенка. В обоих романах ребенок становится орудием мести мужа «неверной» жене, ведь по закону отец имеет полное право оградить ребенка от «морально неустойчивой» матери. Обе героини задумываются об этом задолго до разлуки с детьми. «Я не знаю с кем должен быть сын», -пишет Анна мужу (Толстой 1976: 310), за мнимой неосведомленностью скрывая робкую просьбу оставить ей самое дорогое на свете существо. Эмили готова «быть последней служанкой в доме мужа», лишь бы не разлучаться с сыном: «Разве было в мире для нее что-то дороже ее мальчика?» (Trollope 1992: 40).
С другой стороны, Троллоп и Толстой показывают, что дети могут играть совсем другую роль в семейном конфликте: именно ребенок способен пробудить во взрослом подлинно христианские, человеческие чувства. К Луи Тревельяну, когда он живет с сыном на уединенной вилле в Италии, как будто возвращается способность любить, сострадать, логически мыслить. Он учит сына любить и почитать Эмили, какой бы «плохой» она не была, а однажды ребенку и вовсе удается совершить то, чего до этого не смогли ни слезы матери, ни уговоры друзей. Тревельян-старший спрашивает: «Ты хочешь к маме, Луи?», и, услышав в ответ «да», тут же предпринимает шаги к тому, чтобы вернуть ребенка Эмили (Trollope 1992: 788). Алексей Каренин не может наладить отношения с собственным сыном, Сережа постоянно напоминает отцу о матери, но привязавшись к новорожденной дочке Анны и Вронского, которую из-за болезни матери все, как он считает, «забыли», становится терпимее, добрее, готов по-христиански простить умирающую жену (См.: Толстой 1976: 444).
Именно в таких искренних порывах, настоящих чувствах и поступках «от сердца» видится писателям то положительное начало, которое могло бы спасти «несчастливую» семью, вообще уберечь, сохранить семью как таковую в современном обществе. К героям романов «Анна Каренина» и «Он знал, что он
прав» осознание этого приходит слишком поздно. Алексею Каренину не дано окончательно стать «человеком», а не «злой машиной», Анна и в Алексее Вронском (своей «новой» семье) не находит понимания и любви, на которые надеялась покидая мужа. Эмили Тревельян совершает мужественный поступок, приняв решение не оставлять больного, настроенного против всех, утратившего смысл жизни мужа. Этот поступок - как раз то, что предписывает тот самый «долг жены», которым она, как считал Луи, пренебрегла, но помощь Эмили приходит слишком поздно - он умирает. Однако несмотря на трагическое разрешение судьбы героев, в финалах романов есть место надежде. В романе Толстого Константин Левин, чья история нравственного поиска развивается параллельно с историей Анны, наконец понимает в чем смысл его жизни, как нужно относиться к себе и к людям. И очевидно, что открытие «смысла добра» не последнюю роль сыграет в его отношении к молодой жене и будущим детям. Трагический финал романа Троллопа, к счастью, далеко не всеми близкими семьи Тревельянов остался незамеченным. Например, сестра Эмили Нора окончательно убедилась в том, что деньги не делают брак счастливым (См.: Trollope 1992: 604) и выбрала в мужья человека небогатого, но любимого. И еще более важна надежда Л.Н.Толстого и Э.Троллопа на то, что история Анны Карениной и Луи Тревельяна не останется незамеченной читателями, заставит их задуматься. Задуматься над тем, как тяжело и одновременно как важно семье в
современном мире оставаться тем, чем он была изначально - символом единения, любви и понимания.
Список литературы
Бабаев Э.Г. Анна Каренина Л.Толстого. М., 1978.
Ермилов В.Е. Роман Л.Н.Толстого «Анна Каренина». М., 1963
Толстой Л.Н. Анна Каренина. Кишенев,
1976.
Толстой Л.Н. Дневники 1847-1894//
Толстой Л.Н. Собр. соч.: в 22 т. М., 1978. Т.21.
Oxford Reader’s Companion to Trollope / ed. by R.S.Terry. Oxford. 1999.
Polhemus R. The Changing World of Anthony Trollope. Berkeley and Los Angeles, 1968.
Trollope A. He knew He was Right. Oxford, 1992.
E.C. Седова (Челябинск)
© E.C. Седова, 2010
«ЖЕНЩИНА С МОРЯ» Г.ИБСЕНА И «КРУГ» С.МОЭМА: К ВОПРОСУ О СЮЖЕТНЫХ ПАРАЛЛЕЛЯХ
Комедия С.Моэма «Круг» (1919) привлекала внимание художественной интеллигенции на протяжении многих лет, и по настоящее время пьеса вызывает интерес литературоведов, театроведов и режиссеров в России и за рубежом. Можно предположить, что популярность произведения объясняется незамысловатостью сюжета, отчасти комическими персонажами, остроумным диалогом и пр., что в некоторой степени напоминает зрителю и читателю английскую комедию нравов. Однако сюжет драмы «Круг» не ограничен рамками любовных и семейных отношений, как это может показаться на первый взгляд. С точки зрения Ю.И.Кагарлицкого, это драма о мире, отвергшем иллюзии, но пытающемся при этом сохранить некоторые, как выясняется, нестойкие человеческие ценности
(Кагарлицкий 1985: 228).
Драма «Круг», безусловно, проблемная драма об «отношениях между индивидуальным чувством и обществом» (Паркер 1972: 39). Данная проблема была знакома зрителям по драмам Г.Ибсена «Кукольный дом» (1879), «Привидения» (1881) и ранней пьесе С.Моэма «Человек чести» (1899), но с той разницей, что в каждом произведении показан свой конфликт и свой вариант разрешения этого конфликта. В рассматриваемой нами пьесе Моэма, в отличие от ранних комедий драматурга, углубляется психологический аспект в изображении характеров и конфликта. Центром изображения становятся взаимоотношения супругов Чампьон-Чини, чья жизнь представляет собой своеобразный «карточный домик».
Времяпрепровождение Арнольда Чампьон-Чини связано с работой в парламенте и коллекционированием мебели георгианской эпохи. Его жена Элизабет Чампьон-Чини является составляющей этого интерьера - она не более чем полезная собственность, которую приятно представить в обществе. Тонкий психолог Моэм ненавязчиво подводит читателя к этой мысли, показывая роль женщины в современном ему мире, что типологически на уровне проблематики сближает его с Ибсеном («Кукольный дом»). Разница взглядов супругов показана в отношении каждого из них к сбежавшим 30 лет назад любовникам - леди Китти, матери Арнольда, и лорду Портьюсу, его крестному. Арнольд не воспринимает леди Китти как мать, он не может найти оправдания ее поступку, поскольку ему пришлось пережить
