CC BY
137
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ • 2013 • Т. XXXVI • № 2
Р
!аз\
Размышления о концепции «постнеклассической науки»
В.Г. ГОРОХОВ
Понятие «постнеклассическая наука», введенное в обиход российской философии науки B.C. Стёпиным, оказалось, на мой взгляд, полезным и конструктивным по нескольким основаниям. Во-первых, как теоретический конструкт, полезный для классификации исторических типов научной рациональности, оно позволяет идентифицировать важные черты современного этапа ее развития. Во-вторых, эта концепция безусловно является удобным методологическим инструментом преподавания курса истории и философии науки, поскольку дает определенные ориентиры, в особенности для аспирантов нефилософских специальностей. Конечно, как всякий теоретический конструкт это понятие имеет ограниченную сферу применения и может быть подвергнуто критике. Плохо, когда оно становится средством идентификации «свой-чужой» и тогда Володька, который поддерживает и внедряет его повсеместно, становится «хорошим», а Сашка, который его критикует, - «плохой мальчик». Однако именно конструктивная критика и рефлексия являются залогом развития всякого научного, в том числе (и в особенности) философского знания. Поэтому мне кажется весьма полезной открытая панельная дискуссия этой g проблемы.
В сущности этот «постнеклассический» этап1 последние десятилетия активно обсуждается в западной философской литературе, где он получил название «постнормальной науки» или «модус-2» и т.п. Иногда этот этап развития науки отождествляют с так называемыми проблемно-ориентированными исследованиями, задачи которого изначально не формулируются как лежащие внутри науки, но соотно-
14
(В X
л
сятся с общественными ожиданиями. К этому этапу относят прежде ф
1 Кстати сказать, с точки зрения перевода иа иностранные языки термин «пост- Г^ неклассический» создает некоторые трудности для перевода и понимания его смысла. '-
всего климатические или более широко вообще всякие экологические исследования, а также нанотехнологию, где междисциплинарность сочетается с дисциплинарностью, а исследование с проектированием. Сюда же следует добавить встраивание в новую дисциплинарную структуру исследований социальных последствий нанотехнологии, наноэтику и многочисленные наноутопии. Это подтверждает тенденцию к организации не только исследовательского сектора нанотехнологии, но и системы нанотехнологического образования, что и становится главной отличительной особенностью современной (пост-неклассической) технонауки. Именно обсуждение и исследование в рамках самой науки и техники, или, как сейчас принято говорить, тех-нонауки, социальных и этических вопросов является характерной отличительной чертой постнеклассической науки: «Постнеклассиче-ский тип научной рациональности расширяет поле рефлексии над деятельностью. Он учитывает соотнесенность получаемых знаний об объекте не только с особенностью средств и операций деятельности, но и с ценностно-целевыми структурами. Причем эксплицируется связь внутринаучных целей с вненаучными, социальными ценностями и целями»2.
Наука становится рефлексивной, т.е. принуждается рефлектировать относительно ее собственных условий применения и последствий такого применения, что она не может делать иначе как с помощью использования научных методов. Это - рефлексивное отношение к самой себе, теперь исключающее постулат ценностной нейтральности, чтобы не скатиться к бесконечному рефлексивному циклу, поскольку последствия научно-технического развития могут быть отрефлексированы только на основе применения научного метода. С развитием рефлексивности в науке относительно социального окружения изменяются также способы ее легитимации. Решающим здесь становится не только «объективность знания», но также значение и практическая польза для тех, кто использует ее результаты в различных сферах применения. Эта точка зрения - резюме многочисленных дискуссий о новых формах научного производства в совре-х менной западной литературе, которые должны ознаменовать переход Ы от академически выстроенной науки (модус 1) к социально интегрированной науке (модус 2), что проявляется в новой организации исследований, новом способе применения знаний и прежде всего новой ^ форме интеграции науки в общественные структуры.
Такого рода изменения в современной западной литературе по философии науки и техники часто связывают с развитием «гибких»
(В
Л или «мягких» технологий и «социального естествознания». В этом
« ■
П
случае «гибкие», экологически ориентированные технологии противопоставляются «жестким», основанным на классической науке тех-
Степин B.C. Философия науки. Общие проблемы. М., 2006. С. 327.
2
нологиям, не учитывающим их негативного воздействия на окружающую среду и самого человека. Фактически же этап перехода от жестких к гибким технологиям и естествознанию можно отнести к этапу рождения «постнеклассической» науки и техники. Происходит переход к исследованию и созданию «человекоразмерных» систем, при котором «поиск истины оказывается связанным с определением стратегии и возможных направлений преобразования» такой системы, что непосредственно задается гуманистическими ценностями. «С системами такого рода нельзя свободно экспериментировать. В процессе их исследования и практического освоения особую роль начинают играть знания запретов на некоторые стратегии взаимодействия, потенциально содержащие в себе катастрофические последствия»3.
Речь идет о выработке новой парадигмы научно-технического развития. С точки зрения этой парадигмы совершенно недостаточно, чтобы естествоиспытатель обращался с природой несколько «по-доброму», мягче, чем в рамках классической или даже неклассической парадигмы, т.е. более тактично допрашивал природу, осторожнее выведывал ее тайны, чтобы использовать полученное любой ценой знание для своих целей, а не жестоко, жестко пытал ее, загнав в пыточную камеру научной лаборатории. Он должен осуществлять постоянную рефлексию своей собственной научно-технической деятельности, соотнося свои действия с исследуемой им природой не как с безжизненным объектом манипулирования, а как с живым организмом, способным, кроме того, иметь собственное мнение и свободу действий, а иногда и неоднозначно отвечать на некорректно и слишком жестко поставленные исследователем и проектировщиком вопросы, например, в экстремальных случаях даже катастрофами, вызванными неадекватной технической реализацией, основанной на слишком жесткой и самоуверенной научной предпосылке. Сам этот объект - природа, которой пытаются манипулировать (часто безуспешно) ученый и инженер, не существует отдельно от выросшего и «паразитирующего» на ее теле общественного организма, в интересах которого в конечном счете действует или должна действовать любая наука и техника. Поэтому «исследуемый объект» включает в себя на самом деле обладающие правом на самостоятельные мнение и действия субъекты, интересы которых могут затрагивать конкретные научные проекты.
По образному выражению французского философа Бруно Лату-ра, «вещи могут давать сдачу», если с ними обращаться именно как с бездушными реципиентами технологических действий, которые вынесут любые манипуляции с собой. Современные наука и техника, однако, обязаны учитывать мнения и деятельность свободных общественных индивидов, включенных в сферу их исследования и проектирования уже на стадии предварительной оценки последствий но-
Стёпин B.C. Философская антропология и философия науки. М., 1992. С. 186.
W
У
(В X
л
S ■
(В
Н
вейших научных и инженерных технологий. В этом смысле в пост-неклассических науке и технике производство научного знания становится неотделимым от его применения, а они вместе - от этики ученого и инженера. Это означает, по мнению, например, известного германского философа Гернота Бёме, что новейшее естествознание превращается в «социальное естествознание» (т.е. становится социально ориентированным естествознанием), а современная техника (добавим от себя) - в социотехнику.
Постулирование этапа постнеклассической науки, однако, не означает, что традиционные сферы научного исследования и инженерной практики отмирают. Они, конечно, также претерпевают изменения, но в определенных рамках продолжают достаточно эффективно функционировать и решать стоящие перед ними конкретные научные проблемы и технические задачи. Очень важно представлять себе, каковы эти рамки и налагаемые ими ограничения.
Как в нашей, так и в зарубежной литературе все чаще делается акцент на необходимости исследовать эти изменения главным образом с точки зрения социологии науки с учетом появления нового модуса производства знаний наряду с классическим. Такого рода исследования исходят, однако, из внешних по отношению к научно-техническому развитию предпосылок, из признания приоритетным усиливающегося давления социального ожидания от науки все новых полезных для общества результатов, открытия без особого риска новых экономических возможностей и предоставления ему не только общих знаний о природе вещей, но и помогающих решению конкретных социальных проблем. При этом предполагается, что наука должна ориентировать производство знаний именно в направлении хозяйственного использования. Такое упрощенное и одностороннее представление не учитывает внутренних тенденций развития науки и техники. В то же время философские рассуждения об этом слишком абстрактны, хотя и подчеркивают, что формируется новый этап «постнормальной», или «постнеклассической», науки и традиционного разграничения контекстов открытия и подтверждения уже недостаточно. С одной стороны, видно, что сегодня социально релевантное зна-1$ ние создается во многих сферах общественной жизни, не всегда непосредственно связанных с наукой. Методически специализированное Ы производство знаний развивается во всех областях функционирова-^ ния и организациях общества. Примеры тому можно найти в промышленных лабораториях, поддерживаемых государством, и ориентированных на приложения институтах, а также во внеуниверситет-ских негосударственных исследовательских организациях. Система науки, особенно университетской, вместе с дисциплинарно организованной наукой потеряла монополию на производство знаний.
С другой стороны, главные производители научного знания теперь не только дисциплинарно организованные ученые, но и «полу-
<В
« ■
П
чатели» знания, т.е. дилетанты или заказчики, которые также должны быть включены в процесс производства научных знаний. При этом контекст применения становится конституирующим по отношению к процессу производства. Такого рода развитие выходит за пределы строгого различения контекстов открытия и обоснования, принятых в традиционной философии науки. Если же контексты открытия и обоснования сливаются воедино, то и система науки более не в состоянии контролировать знания и способы его применения (экспертизу) с помощью своих собственных стандартов, критериев качества и механизмов (экспертной оценки).
Все эти изменения имеют не только позитивные, но и негативные последствия, часто девальвирующие устойчивые традиции и идеалы научного сообщества и даже разрушающие сложившиеся и ранее эффективно функционирующие механизмы научного производства и воспроизводства исследовательских систем. Но они происходят во всем мире, и их важно осмысливать, изучать и корректировать, а не делать вид, что никакой постнеклассической науки нет, а есть только рост доли прикладных исследований. В сущности идеал фундаментальной науки, направленной на поиск истины, - это тоже абстракция и теоретический конструкт философии науки, основанный на переходящих из одного учебного пособия в другое мифах. Одним из таких мифов является утверждение о том, что деятельность Галилея «побуждалась почти исключительно стремлением к истине и коперниканская революция была революцией главным образом в мировоззрении»4. Такие мифы создают превратное представление об истинной истории науки: «Следует ли нам развенчать привычный образ Галилея как человека "чистой науки"? Безусловно, это необходимо», - пишет один из современных исследователей творчества Галилея5.
Убежденность Галилея в том, что книга природы написана на языке математики, была не только продиктована стремлением к познанию объективной истины, но и подкреплена инженерной практикой создания и использования так называемых математических инструментов в артиллерии и фортификации начиная с эпохи Возрождения. С развитием тяжелой артиллерии и огнестельного оружия мир кардинально меняется. Старые крепостные стены больше не защищают, а от дальности пушечной стрельбы и точности попадания снарядов в цель зависит выживание городов-государств. Технический прогресс в военной сфере становится с этого времени определяющим. Поэтому на первый план в качестве инженерной элиты наряду с мастерами-инженерами из среды ремесленников выходят военные инженеры, получившие специальное математическое образование. Произ-
4 Никифоров А.Л. Структура и смысл жизненного мира человека. М., 2012. С. 98.
5 Фантоли А. Галилей: в защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999. С. 119.
Ы
у
(В X
л
г ■
(В
Н
водство именно таких инструментов и организует Галилео Галилей. Особенность его предприятия заключается, впрочем, не только в производстве и продаже «математического компаса» (или циркуля), но и в трансляции знаний по его использованию с обучением основам практической математики.
Инженеры проходят специальный курс обучения на предприятии в ходе работы и в появившихся тогда академиях. Например, основанная в 1562 г. Флорентийская академия искусств (Accademia del Disegno), которую на русский язык переводят как Академия изящных искусств или рисунка, была скорее Академией дизайна или, лучше сказать, искусства проектирования, поэтому ее часто называли академией «делания», а также учебным заведением для подготовки мастеров-инженеров. Студенты изучали геометрию и черчение, в том числе техническое черчение. Учитель математики Галилея Остилио Риччи (1540-1603) получил в ней в 1593 г. кафедру математики. Одновременно он давал уроки практической геометрии в мастерской Бернар-до Буонталенти. Галилей наряду с учебой в Падуанском университете прошел все стадии тогдашнего инженерного образования, а позже сам организовал обучение военных инженеров. Это, однако, не было чисто коммерческой деятельностью, изолированной от его научных интересов. Создаваемые им «математические инструменты» могли быть использованы только вместе со знаниями о том, как их использовать. Уже тогда научное знание становится товаром! Именно поэтому кодификация и передача таких знаний с помощью частных уроков была главной деятельностью Галилеева предприятия. Но Галилей идет дальше и создает новую эпистемологическую модель генерирования естественно-научных знаний6.
В заключение хотелось бы подчеркнуть, что сведение современной научной деятельности к решению чисто прикладных и коммерческих задач так же пагубно для науки, как и полное отлучение от них. Маркони никогда не смог бы осуществить передачу сообщений по радио через океан, если бы не теоретические исследования, проведенные Фердинандом Брауном. Но и без практических и коммерческих устремлений Маркони многие вопросы вообще никогда не возникли У бы перед наукой7.
X Во-первых, я не согласен с интерпретацией А.Л. Никифоровым
истории науки: «Наука была фундаментальной и вдохновлялась од-
4 ним поиском истины». Это лишь идеализированная модель истории
В! науки, не имеющая ничего общего с ее реальной историей, которую (В
w
« ■
(В
Л 6 Подробнее см.: Горохов В.Г.Технонаука Галилео Галилея. Размышления по пово-
ду книги Матео Валериани «Галилео - инженер» (Valleriani M. Galileo Engineer. Dordrecht ; Heidelberg ; L. ; N.Y. : Springer, 2010) // Вопросы философии. 2013. № 1. С. 105-116).
7 Подробнее см.: В.Г. Горохов. Технические науки: история и теория. История науки с философской точки зрения. М., 2012.
философ науки обязан анализировать, а не просто ссылаться на ходячие голословные утверждения, переходящие из учебника в учебник. Об этом весьма рельефно сказано, например, в статье Дж. Питта в журнале «Эпистемология и философия науки» (2012. Т. XXXIII. № 3. С. 19-31). Макс Вебер также четко охарактеризовал роль науки в современном обществе: «Несомненно, наука сегодня - это профессия, осуществляемая как специальная дисциплина и служащая делу самосознания и познания фактических связей, а вовсе не милостивый дар провидцев и пророков, приносящий спасение и откровение, и не составная часть размышления мудрецов и философов о смысле мира»8.
Во-вторых, никакой «прикладной науки» вообще не существует, а есть фундаментальные и прикладные исследования в самых разных науках, в том числе и технических, которые часто неверно относят к разряду прикладных наук.
В-третьих, никто не утверждает (и прежде всего В.С. Стёпин), что классическая наука не продолжает существовать и сегодня наряду с неклассической и постнеклассической наукой. Во многих областях она, кстати сказать, дает прекрасные объяснения, а также и прикладные результаты. Здесь можно сослаться на утверждение М. Вебера о том, что социально-экономические формации существуют не одна за другой, как это представлял марксизм, а одна наряду с другой, просто одна из них выходит на первое место. В этом смысле и в античности существовали элементы капитализма, а в XX в. - рабовладельческого строя (например, рабочие армии Троцкого и их воплощение в системе ГУЛАГа Сталина) и феодализма (владение нефтяными полями ничем не отличается от владения сельскохозяйственными угодьями). Я согласен с утверждением А.Л. Никифорова, что сегодня имеет место коммерциализация науки, но этот внешний по отношению к ней факт не отменяет ее глубоких внутренних методологических изменений9.
W
у
8 Вебер МНаука как призвание и профессия. -http://lib.ru/POLITOLOG/weber.txt.
9 См.: Горохов В.Г. Как возможны наука и научное образование в эпоху «академи-
ческого капитализма»? // Вопросы философии. 2010. № 10.
(В X Л
S ■
(В
н
