CC BY
361
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2013. № 3
В.В. Домникова, ассистент кафедры уголовного права и криминологии
юридического факультета МГУ*
РАЗГРАНИЧЕНИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЙ И ГРАЖДАНСКИХ
ПРАВОНАРУШЕНИЙ ПО РУССКОЙ ПРАВДЕ
Статья посвящена вопросам разграничения преступлений и гражданских правонарушений, граничащих друг с другом, по текстам Русской Правды. Автор анализирует правонарушения периода Русской Правды, а также наказания за них.
Ключевые слова: история уголовного права, Русская Правда, гражданское право, преступление, правонарушение.
The article is dedicated to the distinction between similar crimes and civil offences according to the texts of Russkaya Pravda. The author analyzes the offences and punishment for them during the times of Russkaya Pravda.
Keywords: history of the criminal law, Russkaya Pravda, the interaction between the criminal and the civil laws, crime and civil offence.
Русская Правда является первым законодательным памятником Древней Руси, положения которого рассматриваются учеными в качестве отправной точки развития отечественного уголовного права. Особый интерес представляет подход Русской Правды к понятию преступления и вопросам отграничения преступления от иных правонарушений. Хотя во времена Русской Правды еще не существовало разработанного общего понятия правонарушения, общественная оценка и правовые последствия разных групп правонарушений отличались. Остановимся более подробно на положениях Русской Правды, посвященных правонарушениям, и попытаемся установить критерий, по которому могли различаться деяния, представляющие собой по сути преступления и гражданские правонарушения.
Вопросы происхождения Русской Правды и времени ее составления являются дискуссионными1. Русская Правда дошла до наших дней в многочисленных списках, в которых можно выделить три редакции2
1 Об этом см., напр.: Сергеевич В.К. Русская Правда и ее списки // Журнал министерства народного просвещения. Спб., 1899. Январь. С. 37; Владимирский-БудановМ.Ф. Обзор истории русского права. Киев, 1900. С. 101 и далее; КалачовН.В. Предварительные юридические сведения для полного объяснения Русской Правды. Спб., 1880. С. 73; ЭверсФ.Г. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии. Спб., 1835. С. 299; Ланге Н. Исследование об уголовном праве Русской Правды. Спб., 1860. С. 4; Тихомиров М.Н. Исследование о Русской Правде: Происхождение текстов / Отв. ред. Б.Д. Греков. М.;Л., 1941. С. 48 и далее. Обзор мнений по вопросу времени возникновения Русской Правды см.: ЮшковС.В. Русская Правда. Происхождение, источники, ее значение / Под ред. О.И. Чистякова. М., 2002.
2 Существуют и другие классификации списков Русской Правды.
согласно объему, содержанию и времени составления — краткая редакция (список Академический), пространная редакция (список Синодальный, Троицкий, Карамзинский и др.) и редакция, сокращенная из пространной (например, список князя Оболенского)3. Для целей настоящей статьи представляется необходимым использовать тексты как краткой, так и пространной редакций, в частности Академический список4 краткой редакции (далее — Ак.) и Карамзинский список5 пространной редакции (далее — Кар.).
Все правонарушения Русской Правды можно условно разделить на три большие группы — правонарушения против жизни и здоровья (убийства, телесные повреждения, побои), правонарушения против чести и достоинства, правонарушения против собственности (кража, повреждение и уничтожение чужого имущества, противоправное пользование чужим имуществом). По мнению Н. Ланге, к последней группе можно отнести также «неотдачу долгов и поклаж, удержание находки, захват господином собственного закупа, передержательство беглых холопов и закупов, приобретение чьего-либо имущества посредством незаконных сделок»6.
Последствия правонарушений были различны. Обращает на себя внимание тот факт, что в Русской Правде содержалось два принципиально разных вида наказания. Одни наказания уплачивались в пользу общественной власти (виры, продажи)7, другие — представляли собой частные вознаграждения в пользу потерпевшего (головничество, урок)8. Так, например, в случае убийства простого человека виновный должен был выплатить «виру» в 40 гривен, а также «головничество», т.е. вознаграждение родственникам убитого. За кражу чужого имущества виновное лицо выплачивало установленную «продажу»9, а украденная вещь возвращалась собственнику. В случае невозможности ее возврата «лицом» за нее предписывалось частное вознаграждение. Так, за кражу ладьи была установлена продажа в 60 кун, в случае невозможности воз-
3 См. напр.: Владимирский-Буданов М.Ф. Указ. соч. С. 101 и далее; Сергеевич В.К. Указ. соч. С. 7-27.
4 Владимирский-Буданов М.Ф. Хрестоматия по истории русского права. Киев, 1876. С. 21; см. также: Правда русская. Тексты (академическое издание) / Под ред. Б.Д. Грекова. М., 1940. С. 70 и далее.
5 Владимирский-Буданов М.Ф. Хрестоматия по истории русского права. С. 35 и далее; см. также: Правда русская. Тексты. С. 347 и далее. По словам М.Н. Тихомирова, «большинство исследователей предпочтительно пользовались Карамзинским списком вследствие его полноты и кажущейся исправности» (Тихомиров М.Н. Указ. соч. С. 18).
6 Ланге Н. Указ. соч. С. 171.
7 Об общественном характере виры и продаж см. ниже.
8 Кроме того, последствием совершенного деяния могли являться поток и разграбление, обращение в холопство, отдача в закупы.
9 Русская Правда в обоих списках устанавливала фиксированную продажу за кражу (12 гривен, 3 гривны, 60 кун) в зависимости от значимости украденной вещи. Например, за кражу собаки, ястреба или сокола полагалось 3 гривны продажи (ст. 37 Ак., 93 Кар.), а за кражу овцы, козы или свиньи — 60 кун продажи (ст. 40 Ак.).
врата ладьи истцу полагалось частное вознаграждение в зависимости от ее типа — от 3 гривен за заморскую ладью до 8 кун за челн.
По вопросу назначения вир и продаж существует как минимум три позиции10. Большинство авторов полагает, что вира и продажа всегда поступали в пользу князя. Так, в отношении Правды Ярослава М.В. Вла-димирский-Буданов пишет, что ст. 42 Ак. «своим содержанием доказывает, что вира есть уголовный штраф, идущий в пользу князя как общественной власти.... Определение количества виры и вообще княжеских судебных доходов составляло главное содержание договоров, «ряда» между князем и народом при избрании первого последним»11. Вторая группа авторов утверждает, что виры и продажи всегда выплачивались потерпевшему. Например, Ф. Депп пишет, что «назначение виры состояло в вознаграждении законных мстителей убитого за утраченное ими право мести»12. Причем, по мнению автора, несравненно труднее было доказать, что князь вообще получал какую-либо часть из виры13. Третья группа исследователей занимает промежуточную позицию и полагает, что вира и продажа предназначались потерпевшему по Правде Ярослава, но уже в Правде Ярославичей уплачивались в пользу общественной власти14.
Основным аргументом противников уплаты виры и продажи в пользу князя является невозможность резкого перехода от мести обиженного к платежам князю. В частности, А. Попов спрашивает: «Каким образом частное возмездие перешло в наказание государственное?». И если сторонники второй позиции делают вывод, что такого перехода вовсе не было, то сторонники третьей точки зрения объясняют это тем, что «рядом с прежней системой денежного вознаграждения стала развиваться другая, где различалось два рода плат: князю и частным лицам»15. По данному вопросу представляется более справедливым объяснение, предложенное исследователями Н. Ланге и А. Чебышевым-Дмитриевым, которые полагают, что в Правде Ярослава княжеская власть не ограничивала месть, как это принято считать. Вира выплачивалась князю, только если месть была невозможна — либо не существовало мстителей, либо не был найден убийца. Впоследствии в Правде
10 Встречаются и более редкие позиции, не относящиеся к трем основным (см.: Рейц А. Опыт истории российских государственных и гражданских законов. М., 1836. С. 57).
11 Владимирский-Буданов М.Ф. Хрестоматия по истории русского права. С. 33; см. также: Калачов Н. Указ. соч. С. 175, 187; Ланге Н. Указ. соч. С. 99-101; Чебышев-Дмитри-ев А. О преступном действии по русскому до-петровскому праву. Казань, 1862. С. 92-93; Рожков И.А. Очерки юридического быта по русской правде // Журнал министерства народного просвещения. 1897. Ноябрь. С. 13-19; и др.
12 Депп Ф. О наказаниях, существовавших в России до царя Алексея Михайловича. Спб., 1848. С. 37-38.
13 Там же. С. 38.
14 См.: Попов А. Русская Правда в отношении к уголовному праву. М., 1841. С. 41; Эверс Ф.Г. Указ. соч. С. 342; и др.
15 Попов А. Указ. соч. С. 46-47.
Ярославичей право мести было отменено и установлено головничество (денежный выкуп за голову). И так как месть теперь оказывалась невозможной, вира выплачивалась одновременно с головничеством16.
Представляется, что в Русской Правде содержалось немало свидетельств о том, что и вира, и продажа поступали в пользу князя. Например, ст. 33 Кар. заканчивалась выражением: «платити, что будет у него погибло, а князю продажу»; ст. 42 Кар. содержала фразу: «то ти уроци смердом, оже платят князю продажу» и т.д. В ряде статей Русской Правды указывалось на частное вознаграждение одновременно с выплатой продажи, которая, следовательно, противопоставлялась частному платежу и не предназначалась потерпевшему. Например, ст. 23 Кар. устанавливала «три гривны продажи, а самому гривна», ст. 25 Кар. предписывала «три гривны продажи, а самому гривна за рану» и т.д. Такие же выводы справедливы и в отношении виры. Из ст. 22 Кар. прямо следует, что полувирие выплачивалось князю, так как самому потерпевшему полагалось 10 гривен за увечье.
Итак, виры и продажи представляли собой денежные взыскания, установленные в пользу общественной власти. Выплачивались они одновременно с частным вознаграждением и назначались за серьезные правонарушения (убийства, увечья, кражи). Это дает основание предположить, что виры и продажи означали уголовные штрафы за преступления в современном их понимании.
Следовательно, вполне обоснована постановка следующих вопросов: корректно ли употребление термина «преступление» по отношению к правонарушениям Русской Правды? Существовали ли в Русской Правде два самостоятельных вида правонарушений — уголовно-правовое и гражданско-правовое?
Преступление только тогда отделяется от гражданского правонарушения, когда оно приобретает общественное значение, т.е. когда признается, что преступление нарушает общественный интерес, а не только интересы потерпевшего. Многие авторы полагают, что во времена Русской Правды еще господствует полное смешение преступления с гражданским правонарушением. Так, Ф.Г. Эверс пишет, что уголовное и гражданское право составляют одно целое: «первоначально все — обида, и речи только об обидах»17. А. Рейц также полагает, что в этом периоде существует только частное право, которое содержит в себе и гражданское, и уголовное право: «ибо оные не разделены еще одно от другого. Вся система права сего времени есть возмездие за причиненную обиду, или вознаграждение за понесенную»18. А. Богдановский поддерживает эту точку зрения и объясняет, что князь только тогда вступается в дело, когда обиженный прямо обратится к нему, в противном случае «он без-
16 См. подробнее: Ланге Н. Указ. соч. С. 95-110; Чебышев-Дмитриев А. Указ соч. С. 93.
17 Эверс Ф.Г. Указ. соч. С. 345-350.
18 Рейц А. Указ. соч. С. 55.
действует, ибо не осознает еще ни он, ни общество того, что нарушение прав частного человека столько же важно для последнего, как и для всего общественного союза»19. Действительно, общественное значение преступления выражается в том числе в неотвратимости общественного реагирования. В этом смысле в Русской Правде мы встречаемся с определенной сложностью. А. Богдановский справедливо замечает, что «даже в случае важнейших правонарушений суд и законное взыскание имеют место только тогда, когда есть налицо истец, требующий помощи, а нет его — нет и никаких последствий»20. Даже убийство, по мнению автора, требовало иска со стороны кого-либо, иначе вмешательство со стороны общественной власти отсутствовало. Несмотря на то что история знает массу примеров общественного реагирования без обращения потерпев-ших21, сторонники смешения уголовного и гражданского права считают такую реакцию не имеющей под собой правовых оснований.
Представляется, что приведенные выше рассуждения совершенно справедливы, однако указывают они не на отсутствие общественного интереса в наказании преступника, а на «слабость следственного принципа»22. Возможности государственного механизма в поимке и наказании преступника были в то время недостаточными. По данному вопросу представляется верным мнение А. Чебышева-Дмитриева: «существование общественной деятельности мы должны были предполагать даже и тогда, если бы ни один факт не говорил о ней, потому что невозможно вообразить, по крайней мере сколько известно, история не застает ни одного народа на такой низкой ступени развития, когда бы он не осознавал, что преступник опасен для общества»23. Общественный интерес, по мнению исследователя, был ярко выражен в состоянии «бесправия», которое являлось следствием преступления по Русской Правде. Месть была правом обиженного, а этому праву должно было соответствовать бесправие виновного. Существовали условия, делающие месть законной, и такая законная месть исключала право на обратную месть24. Действительно, ответная месть означала бы убийство «без всякой свады»25 и виновный был бы подвергнут потоку и разграблению. Общество лишало своей защиты преступника, тем самым выражая свое отношение к его деянию.
Кроме того, об общественном значении преступления свидетельствуют и его последствия. Как было установлено ранее, виры и про-
19 Богдановский А. Указ. соч. С. 97 и далее.
20 Там же. С. 98.
21 Примеры общественного вмешательства см.: Чебышев-Дмитриев А. Указ. соч. С. 25-28; Рейц А. Указ. соч. С. 189-190.
22 Цит. по: Чебышев-Дмитриев А. Указ. соч. С. 25.
23 Там же. С. 24.
24 Там же. С. 28 и далее.
25 Слово «свада» означало ссору, обиду. Представляется правильным мнение А. Попова о том, что «убийство без всякой свады» означало не убийство из мести, как полагают ряд авторов, а убийство при отсутствии всякой вины убитого (см.: Попов А. Указ. соч. С. 57; см. также: Владимирский-Буданов М.Ф. Хрестоматия по истории русского права. С. 37).
дажи представляли собой наказания, установленные общественной властью в свою пользу. Их размер был строго фиксирован — 60 кун, 3 гривны, 12 гривен, полувирие (20 гривен), вира (40 гривен), двойная вира (80 гривен). О значительности размера уголовных штрафов свидетельствуют указанные в Русской Правде примерные цены на скот и прочие вещи: так, корова стоила 40 кун, кобыла — 60 кун, простой конь — 2 гривны, княжеский конь — 3 гривны (ст. 42 Кар.). Более того, общественный элемент проявлялся сильнее всего в таком наказании, как «поток и разграбление». Наиболее точную характеристику этому наказанию предложил А. Попов: «Народ мстит произвольно, еще нет определенных казней по родам преступлений, точно так же и Князь. Он или выдает преступников народу как Янь; или убивает их сам, как Ярослав Константина; или обращает в холопство, как это видно из договора Мстислава с Ригою... Эти неопределенные казни назывались общим именем потока и разграбления»26. При этом И.А. Рожков подчеркивает, что «только слишком важные преступления, как убийство «в разбое», коневая татьба и поджог, слишком явно нарушавшие общее благо или грозившие совершенным разорением, наказывались "потоком и разграблением" — таким видом уголовного возмездия, который при всей своей примитивности заключал в себе больше общественных элементов, чем денежные платежи в княжескую казну»27. Таким образом, уголовные наказания (поток и разграбление, обращение в холопство, штрафы в пользу общественной власти) также указывали на общественное значение преступления.
Представляется, что Русская Правда уже усматривала в преступлении нарушение общественного интереса. Следовательно, в этом законодательном памятнике, пусть и неявно, проявляются начала выделения преступления из общей массы правонарушений. «История, — пишет А. Чебышев-Дмитриев, — обыкновенно застает народ уже в то время, когда у него известное количество преступных действий выделилось из общей суммы неправд и положило основание особой области уголовного права. И чем далее идет народ по пути своей исторической жизни, тем более и более гражданская неправда становится делом непосредственно обиженного и гражданское принуждение получает свойственный ему имущественный, частный характер. Равным образом и область уголовного права обособляется все более и более, и уголовная кара, продолжая быть делом общим, постепенно приобретает характер личного принуждения, осуществляемого в интересе государственном»28.
Перейдем непосредственно к установлению критерия, который мог бы служить разграничением преступления и гражданского право-
26 Попов А. Указ. соч. С. 67.
27 Рожков И.А. Указ. соч. С. 20.
28 Чебышев-Дмитриев А. Указ. соч. С. 79-80.
нарушения. Представляется, что Русская Правда содержала несколько групп преступных деяний, влекущих за собой уголовные наказания. В их число, очевидно, были включены убийства, преступления против здоровья, оскорбления, ряд преступлений против собственности (например, кража). Кроме того, Русская Правда содержала деяния, за совершение которых полагалось лишь частное вознаграждение, — гражданские правонарушения. Как правило, эти два вида правонарушений настолько отличались друг от друга, что не возникало сложностей в их разграничении. Тем не менее Русской Правде были известны такие преступления, которые были близки к гражданским правонарушениям. Например, уничтожение чужого имущества. Для привлечения к уголовной ответственности за это деяние было необходимо доказать, что уничтожение имущества происходило злонамеренно. При отсутствии умысла на его уничтожение виновное лицо было обязано уплатить только частное вознаграждение потерпевшему.
Рассмотрим преступления и гражданские правонарушения Русской Правды, которые, как представляется, граничат между собой (таблица).
Гражданское правонарушение Преступление
«А иже изломить копье, любо щитъ, любо портъ, а начнеть хотети его деръжати оу себе, то приати скота оу него; а иже есть изломилъ, аще ли начнеть приметати, то скотомъ емоу заплатити, колько далъ боу-деть на немъ» (ст.17 Ак.) «А кто пакощами конь порежеть или скотину, продаже 12 гривенъ, а пагубу господину оурокъ платити» (ст. 98 Кар.). Здесь «пакощами» означает злонамеренно1.
«Оже кто не ведая чюжь холопъ оусрячеть или повести деть или держить и оу себя, а оттыдеть от него, то ити роте, яко не ведалъ есмь, оже есть холопъ, а платежа в томь нету» (ст. 126 Кар.) «Ажехолопъ бежить, а заповесть господинъ, аже слышавъ кто или зная и ведая, оже есть холопъ, а дасть ему хлеба или оукажеть ему путь, то платити ему за холопъ 5 гривенъ, а за робу 6 гривенъ» (ст. 123 Кар.)
«Ожо кто которыи купец, шед где любо с чужими коунами истопится или рать възметъ, или огнь, то не насилити ему, ни продати его; но како начнет отъ лета идатити ему, тако же плать, занеже пагоуба отъ Бога есть, а не виноват есть...» (ст. 68 Кар., начало) «...оже ли пропиется или пробьется, а въ безумии чюж товаръ потравит, то како любо темъ, чьи коуны, ждоутъ ли ему, продадоутъ ли его — своя им воля» (ст. 68 Кар., окончание)
«Аще кто взыщетъ коунъ на друзе, а онъ ся оучне запирати, то оже нань послуси выве-деть, то ти поидуть на роту, а онъ возметь коуны свои...» (ст. 44 Кар., начало) «...занеже не далъ ему есть за много летъ, то платити ему за обидоу 3 гривны» (ст. 44 Кар., окончание) «Оже человекъ полгав куны оу людеи, а по-бежитъ в чужоу землю, веры ему не яти, какъ и татю» (ст. 133 Кар.). В последней статье имеется в виду злостный банкрот, скрывающийся от уплаты долгов в другой русской земле (например, из Новгородской земли бежит в Смоленскую)2
1 Владимирский-Буданов М.Ф. Хрестоматия по истории русского права. С. 67.
2 Там же. С. 79.
В таблице приведены гражданские правонарушения и преступления, находящиеся «на стыке» друг с другом. Их сопоставление позволит установить возможные критерии для разграничения преступлений и гражданских правонарушений.
Первую пару правонарушений разграничивала умышленная форма вины. Для привлечения лица к уголовной ответственности за уничтожение чужого имущества было необходимо доказать, что оно происходило «пакощами», т.е. злонамеренно, умышленно. Лицо осознавало, что уничтожает чужое имущество и желало его уничтожить. Во второй паре различием служила информированность преступника («зная и ведая, оже есть холопъ»). Это означает, что в содержание умысла виновного должно было входить осознание того, что он помогает холопу. Указание на информированность, по сути, означало указание на умысел. Лицо действовало с умыслом на оказание содействия побегу чужого холопа, т.е. осознавая общественную опасность своих действий, предвидя возможность или неизбежность окончательной утраты господином своего холопа. Что касается волевого элемента умысла, то он мог выражаться как в желании, так и в безразличном отношении к окончательному побегу холопа (например, лицо помогло холопу за встречную услугу с его стороны). Следовательно, указание «зная и ведая, оже есть холоп» было равносильно требованию умышленного совершения данного преступления. Третий пример противопоставляет случаи «пагуба от Бога есть» виновным действиям купца в отношении чужого имущества (пропьет, проиграет, истратит29). Что касается формы вины, то Н. Ланге полагает, что подлежал ответственности за растрату товара тот, кто «в безумии чужой товар испортит; таким же безумием названа страсть к пьянству, заставлявшая или пропивать чужую собственность, или, может быть, просто потерять ее в пьяном виде»30. В связи с тем что за подобные действия могли последовать продажа купца в закупы или распродажа его имущества, представляется, что речь не могла идти о неосторожной форме вины. Под виновными действиями купца понимались случаи, когда купец либо проиграл чужой товар, либо пропил его, т.е. умышленно растратил чужое имущество. Более того, Н. Власьев приходит к общему выводу об обязательном наличии «злого умысла» во всех имущественных преступлениях Русской Правды. Подтверждением этого являются правила о закличе на торгу пропавшей вещи (презумпция умысла) и о неосторожном повреждении имущества закупом (за этим следовало лишь частное вознаграждение)31. Таким образом, в рассматриваемом примере разграничение между гражданским
29 Перевод см.: Владимирский-БудановМ.Ф. Хрестоматия по истории древнего права. С. 57.
30 Ланге Н. Указ. соч. С. 188.
31 Власьев Н. О вменении по началам теории и древнего русского права. М., 1860. С. 183-188.
правонарушением и преступлением также заключается в наличии/отсутствии умысла32.
Последняя пара различает правонарушения по злостности неуплаты долга. Преступлениями признавались случаи уклонения должника от выплаты долга «за много лет», а также случаи, когда он, скрываясь от долгов, бежал в другую землю. Предполагалось, что второе преступление было тяжелее первого. М.Ф. Владимирский-Буданов указывает в комментарии: «Здесь неисполнение гражданского обязательства превращается в уголовное деяние, равное татьбе»33. Н. Власьев и в этой статье видит «злонамеренный отказ платить долг», т.е. умысел. Действительно, в случае если должник отказывался выплачивать долг, то имел место гражданско-правовой спор. Если же невыплаты длились несколько лет (виновный затягивал процесс, избегал встречи с кредитором) или должник намеренно переезжал в другую землю, то это свидетельствовало об умышленном и злостном характере деяния. Здесь мы видим яркий пример того, как субъективный признак был скрыт за внешними обстоятельствами. Как полагает П. Беляев: «гораздо чаще Правда заключает из внешней обстановки правонарушения на бытие субъективного элемента, так сказать примышляет внутреннюю сторону правонарушения к наличной внешней»34.
Итак, из приведенного анализа следует, что разграничение между преступлением и гражданским правонарушением можно установить по субъективной стороне35. Во всех рассмотренных примерах наличие умысла переводило гражданское правонарушение в преступление, изменяя его общественную оценку.
Представляется, что Русская Правда в целом придавала большое значение элементам субъективной стороны. Так, в зависимости от цели побега «закуп» мог быть обращен в рабство или не подлежать наказанию. Из ст. 70 Кар. следовало, что если «закуп» бежал с целью предъявления иска князю или жалобы судьям, то его действия считались правомерными, побег с иными целями мог повлечь обращение в «полное холопство»36. Мотив «уничтожения» чужого холопа также имел значение для признания содеянного преступлением. Н. Ланге замечает, что и тяжесть преступления зависела не только от последствий деяния, но и от того, «нанесены ли они в сваде или без всякой свады, т.е. с каким-либо
32 См.: Лоба В.Е., Малахов С.Н. Уголовное право Древней Руси Х1-Х11 вв. (по данным Русской Правды). Армавир, 2011. С. 143.
33 Владимирский-Буданов М.Ф. Хрестоматия по истории древнего права. С. 79-80.
34 Цит. по: Рожков И.А. Указ. соч. С. 26.
35 Многие авторы полагают, что во времена Русской Правды такого разграничения еще не проводилось (см.: Неклюдов Н.А. Общая часть уголовного права (конспект). Спб., 1875. С. 5; Сергеевич В. Лекции и исследования по древней истории русского права. Спб., 1910; С. 353; Эверс И.Ф.Г. Указ. соч. С. 345-350; Юшков С.В. История государства и права России (1Х-Х1Х вв.). Ростов н/Д., 2003. С. 363; Рейц А. Указ. соч. С. 55; Богдановский А. Указ. соч. С. 97; Хачатуров Р.Л. Русская Правда. Тольятти, 2002. С. 57-58; и др.).
36 Владимирский-Буданов М.Ф. Хрестоматия по истории древнего права. С. 58.
злым умыслом»37. Большинство исследователей Русской Правды также обращают особое внимание на элементы субъективной стороны. К таким исследователям относятся М.Ф. Владимирский-Буданов, Н. Вла-сьев, Н. Калачев, В.Е. Лоба, С.Н. Малахов, И.А. Рожков и др.38 Например, А. Чебышев-Дмитриев пишет, что Русская Правда делала акцент на злонамеренность, безнравственность действия: «в ее глазах в понятии преступного действия преобладающим является субъективный момент»39.
В результате исследования можно сделать вывод, что Русская Правда хотя и неявно, но выделяла преступление из общей массы правонарушений. Преступление представлялось деянием, нарушающим общественный интерес помимо частного интереса потерпевшего. Такие наказания, как поток и разграбление, обращение в холопство, уголовные штрафы (виры, продажи), устанавливались в пользу общественной власти и представляли собой по сути уголовные наказания. Преступления и гражданские правонарушения, которые оказывались «на стыке», отличались друг от друга наличием или отсутствием умысла. Представляется, что умышленная форма вины переводила гражданское правонарушение в преступление. При этом в некоторых случаях Русская Правда прямо указывала на умышленную форму вины, в других — описывала только внешние признаки деяния, из которых форма вины устанавливалась путем толкования.
Список литературы
1. Зимин А.А. Правда Русская. М., 1999.
2. ЛангеН. Исследование об уголовном праве Русской Правды. Спб., 1860.
3. Лоба В.Е., Малахов С.Н. Уголовное право Древней Руси XI—XII вв. (по данным Русской Правды). Армавир, 2011.
4. Попов А. Русская Правда в отношении к уголовному праву. М., 1841.
5. Чебышев-Дмитриев А. О преступном действии по русскому допетровскому праву. Казань, 1862.
6. Эверс Ф.Г. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии. Спб., 1835.
7. Юшков С.В. Русская Правда. Происхождение, источники, ее значение / Под ред. О.И. Чистякова. М., 2002.
37 Ланге Н. Указ. соч. С.150.
38 Необходимо отметить, что некоторые исследователи отрицают обязательное наличие элементов субъективной стороны (см., напр.: Максимович И.А. Речь о развитии идеи преступления по смыслу памятников русского законодательства. Киев, 1845. С. 10; История отечественного государства и права. Ч. 1 / Под ред. О.И. Чистякова. М., 2005; и др.). Кроме того, другие авторы хотя и признают важность элементов субъективной стороны, но либо не придают им решающего значения, либо считают обязательным признаком лишь некоторых групп правонарушений, например, П. Беляев (см.: Рожков И.А. Указ. соч. С. 26).
39 Чебышев-Дмитриев А. Указ. соч. С. 87. Похожей точки зрения придерживается И.А. Рожков ( Рожков И.А. Указ.соч. С. 24-28).
