CC BY
127
© 2014 г. Н. В. Рябко
РАТИФИКАЦИЯ РОССИЕЙ РИМСКОГО СТАТУТА МЕЖДУНАРОДНОГО
УГОЛОВНОГО СУДА - УГРОЗА НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СТРАНЫ
В статье рассматривается вопрос о возможности ратификации Российской Федерацией Римского статута Международного уголовного суда. В результате проведенного исследования автор приходит к выводу о том, что такая ратификация повлечет за собой угрозу национальной безопасности страны.
Ключевые слова: Римский статут Международного уголовного суда, нормы международного права, имплементация, Конституция Российской Федерации, национальная безопасность России.
Дипломатическая конференция в Риме, состоявшаяся 17 июля 1998 года, подавляющим большинством (120 - за, 7 - против, 21 - воздержались) одобрила Статут Международного уголовного суда. Понадобилось 4 года дополнительных дипломатических усилий и призывов к поддержке, чтобы набралось нужное число ратификаций (60) и статут вступил в силу (1 июля 2002 года). В феврале 2003 года были избраны 18 судей и президент суда, в апреле избран прокурор суда, который вступил в должность 16 июня 2003 года, что и стало началом его деятельности. Россия подписала Римский статут, но не ратифицировала его. Многие страны, включая США, Китай, Индию, Пакистан, Индонезию, Турцию, Израиль, Египет и другие, поступили аналогично, усмотрев в данном акте угрозу национальным интересам своего государства, а также противоречия с международным правом и национальным законодательством.
Международный уголовный суд является постоянно действующим юридическим институтом, призванным преследовать в судебном порядке виновных в наиболее тяжких с точки зрения международного права преступлениях. К юрисдикции суда относятся только те преступления, которые совершены после вступления в силу Римского статута. К юрисдикции суда относятся привлечение к уголовной ответственности индивидов, совершивших серьезные нарушения международного гуманитарного права, военные преступления, преступления против человечества и геноцид. В соответствии с принципом «дополнения» Международный суд действует лишь в случаях неэффективности национального права. Чаще всего это случается, когда речь идет о наказании граждан, занимающих высокое положение, или когда правовая система государства не дает возможности для действительного правосудия.
Для национального законодательства открыты различные способы имплементации Римско-
го статута, и конкретный выбор государства основывается в первую очередь на общем действии норм международного права в национальном законодательстве, что чаще всего регулируется конституцией. Ратификация Статута Международного уголовного суда не приводит к автоматической криминализации в национальном законодательстве военных преступлений, предусмотренных в ст. 8 статута. Следовательно, если соответствующие государственные структуры принимают решение о введении уголовной ответственности за такие деяния, то это должно быть оформлено в надлежащем акте имплементации.
В качестве доктринального обоснования юридических обязанностей нашей страны по импле-ментации норм международного права нередко используется концепция примата международного права над национальным, которая опирается на положения Конституции Российской Федерации, предусматривающей, что «если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотрено законом, действуют правила международного договора» (ч. 1 ст. 15). Однако анализ показывает, что в теории права концепция примата международного права отнюдь не является единственной и бесспорной, соседствуя с дуалистической концепцией и концепцией примата внутригосударственного права [1, с. 554-560]. Последняя имеет конституционное обоснование в виде положения о высшей юридической силе Конституции, прямом действии и применении на всей территории страны (ч. 1 ст. 15). Если обнаруживается противоречие между международным договором Российской Федерации и ее Основным законом, то таковое разрешается в пользу Конституции на том основании, что она имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории государства. Принцип верховенства положений Конституции Российской Федерации не
допускает верховенства правил международного договора в отношении самого основополагающего документа в случае противоречия между ними. Необходимо учитывать данное обстоятельство
ООН. Очевидно, что вынесение оценок государству и его судебной системе само по себе уже является вмешательством во внутренние дела государства, не говоря уже о возможности изъя-
при оценке конституционности этих законов и иных тия уголовных дел из юрисдикции национальных
нормативных актов, «которые хотя и были приняты с целью имплементации взятых на себя государством международных обязательств, но последние вступили бы в противоречие с самой Конституцией» [2, с. 15]. Таким образом, необходимость имплементации норм международного права следует оценивать с позиции принципа верховенства Конституции Российской Федерации и концепции примата внутригосударственного конституционного права над международным.
Относительно уголовно-правовых потребностей борьбы с международными преступлениями важно иметь в виду следующее. Нормы международного уголовного права, регулирующие ответственность за наиболее тяжкие деяния, уже инкорпорированы в российское уголовное законодательство и сосредоточены в главе 34 Уголовного кодекса Российской Федерации (ст. 353-360) «Преступления против мира и безопасности человечества». В число таких преступлений входят деяния, связанные с подготовкой и развязыванием агрессивных войн, разработкой, производством и сбытом оружия массового уничтожения, геноцид, применение запрещенных средств и методов ведения войны, а также иные деяния, ответственность за которые предусмотрена Статутом Международного уголовного суда. Тем самым в российском уголовном законодательстве отсутствует необходимость в имплементации положений статута, устанавливающих ответственность за международные преступления, в связи с их реализацией в нормах национального уголовного права.
Для адекватной оценки перспектив имплементации положений статута, определяющих основные принципы деятельности суда, следует учитывать пределы имплементации норм международного права, установленные Конституцией Российской Федерации. Как указывалось выше, принцип верховенства Конституции ограничивает им-плементацию норм международного права одним важным условием - необходимостью соответствия ее нормам. Поэтому нормы международного права, противоречащие Основному закону страны, имплементации не подлежат. Во избежание указанных противоречий Россия не должна брать на себя международные обязательства, противоречащие положениям своей Конституции.
Вопреки заявлению в преамбуле о приверженности принципам Организации Объединенных Наций нормы статута противоречат ряду общепризнанных принципов международного права, включая принцип невмешательства во внутренние дела государства, предусмотренных Уставом
судебных органов, обладающих всей полнотой судебной власти на территории государства. В этой связи требует надлежащей оценки истинная значимость положений ст. 1 статута, согласно которой Международный уголовный суд «дополняет национальные органы уголовной юстиции». По мнению О. Н. Ведерниковой, «термин "дополняет" неадекватно отражает истинную роль Суда, который фактически заменяет национальные судебные органы. "Национальный" международный суд, действующий не параллельно, но вместо национальной судебной системы, подрывает независимость судебной власти, угрожает суверенитету государства» [3, с. 12-14]. Если предположить, что, выйдя за рамки здравого смысла и следуя советам авторов «Пособия для ратификации и имплементации Римского статута», подготовленного Международным центром по реформе уголовного права и политике уголовного судопроизводства, Россия внесет необходимые изменения в Конституцию и законодательство, а затем ратифицировала Статут Международного уголовного суда, то к каким последствиям для страны это может привести?
Прогнозируя социальные и правовые последствия имплементации норм международного права, следует учитывать практику деятельности ранее созданных органов международной юстиции, в том числе трибуналов по бывшей Югославии и Руанде. Известно, что деятельность Международного трибунала по Руанде закончилась провалом, а деятельность по Югославии - бомбардировкой страны с целью добиться выдачи президента и других ее руководителей Международному трибуналу, что в итоге привело к окончательному распаду государства. Да и какое будущее может быть у страны, выдворяющей за пределы государства и предающей Международному суду собственного президента? Скорее, это напоминает предательство, нежели сотрудничество с международной юстицией. Последствия происходящего для президента Югославии С. Милошевича оказались трагичными -смерть в 2006 году в тюрьме, еще до окончания уголовного процесса.
Однако главный «урок» международных трибуналов состоит в том, что в их деятельности наглядно проявились недостатки системы международной юстиции, в числе которых: распространение норм международного права на внутренние конфликты немеждународного характера, вторжение в сферу юрисдикции национальных судебных органов, отсутствие независимости и беспристра-
стности судей, попытки решить внутриполитические проблемы суверенных государств методами уголовного права. Так, п. f ч. 3 ст. 8 статута распространяет действие норм о военных преступлениях на вооруженные конфликты немеждународного характера, включая противостояние между правительственными войсками и организованными вооруженными группами. Нетрудно представить, что в случае ратификации данного акта его действие может быть распространено на военнослужащих и представителей правоохранительных органов, участвовавших в контртеррористической операции в Чеченской Республике. Что же получается? Сегодня мы отправляем военнослужащих для ликвидации вооруженных бандформирований, а завтра, если они выживут, мы их выдадим Международному уголовному суду по обвинению в геноциде чеченского народа вместе с президентом, главой правительства и другими должностными лицами? Попытки создания Международного трибунала по Чечне свидетельствуют о реальности данной угрозы [4].
Очевидно, что такая модель международной уголовной юстиции не может отвечать интересам безопасности государства и его граждан. Это хорошо понимают американцы, которые в декабре 2000 года подписали Статут Международного уголовного суда, а в мае 2002 года отказались от своей подписи, высказав опасения, что «суд может действовать политически пристрастно по отношению к американским гражданам». И разве нашим соотечественникам чужды такие опасения? Соединенные Штаты Америки 20 октября 2000 года устами Д. Шеффера выдвинули заявление о том, что им будет сложно сотрудничать с Международным уголовным судом, если в ближайшее время останется без рассмотрения вопрос об исключении американцев из-под юрисдикции суда. Это заявление равноценно ультиматуму [ 5]. А осенью того же года вышла в свет книга «США и Международный уголовный суд» под редакцией С. Б. Сьюуэлл и К. Кэбина. Как отмечает А. И. Бойко, «авторы этого фолианта задались главным вопросом: в интересах ли национальной безопасности США поддерживать МУС? Но ответ легко просматривается и угадывается: в книге собраны по преимуществу доводы политиков против МУСа (Международного уголовного суда. - Прим. авт.)» [6, с. 177]. Принимая во внимание военно-экономическую ослаб-ленность государства, утрату прежнего влияния на международной арене, России следует опасаться пристрастной международной юстиции гораздо больше, чем Америке. Необходимо учитывать также и то, что в деятельности международных судебных органов отсутствует контроль, обеспечивающий уверенность мирового сообщества в справедливости судебного разбирательст-
ва. На основании изложенного мы приходим к выводу о том, что ратификацию Римского статута Международного уголовного суда России в данных условиях следует отложить, какой стратегии она в настоящее время и придерживается.
Мировое сообщество уже на протяжении почти двухсот лет пытается найти универсальные принципы борьбы с преступностью и внедрить их в национальные уголовные законодательства. Между тем одни ученые считают, что нельзя вести речь о международных нормах о борьбе с преступностью в качестве составной части российского уголовного законодательства [7, с. 7]. По мнению других исследователей, правомерно относить общепризнанные принципы и нормы международного уголовного права к системе национального уголовного законодательства [8, с. 1819]. Вместе с тем Конституция Российской Федерации обладает высшей юридической силой (ч. 1 ст. 15) и устанавливает приоритет международно-правовых норм над национальными. Указанные положения Конституции отражены в отраслевом законодательстве. Согласно ч. 2 ст. 1 Уголовного кодекса Российской Федерации этот законодательный акт основывается на Конституции Российской Федерации и общепризнанных принципах и нормах международного права. Аналогичные положения предусмотрены в УИК РФ (ч. 1 ст. 3) и УПК РФ (ч. 3 ст. 1).
В части 4 статьи 15 Конституции Российской Федерации содержатся положения, согласно которым общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора. Отношения, связанные с применением норм международного права, урегулированы Федеральным законом от 15 июля 1995 года № 101 -ФЗ «О международных договорах Российской Федерации», который также исключает необходимость трансформации норм международного права. Согласно п. 3 ст. 5 указанного закона положения официально опубликованных международных договоров Российской Федерации, не требующие издания внутригосударственных актов для применения, действуют в ней непосредственно. Для осуществления иных положений международных договоров Российской Федерации принимаются необходимые правовые акты.
Однако, к сожалению, международно-правовые акты не являются панацеей борьбы с преступностью и не определяют универсальные принципы противодействия преступности в национальных законодательствах. Более того, не совсем верно определен как приоритет международно-правовых
норм над национальными, так и процедура их применения. Так, В. В. Мальцев отказывается признавать приоритет международных норм над внутренним уголовным законодательством и возможность их прямого действия по следующим причинам: 1) не кодифицированные и разрозненные нормы международного права не могут обладать приоритетом над Конституцией Российской Федерации; 2) указанные нормы не могут обладать прямым действием по причине их неопубликования и недоведения до всеобщего сведения; 3) они ориентированы на борьбу с международными преступлениями, но не с внутригосударственными; 4) возникает вероятность в современных международных условиях подчинения отечественного законодательства правовым нормам отдельных или группы государств пусть и под эгидой международного права [9, с. 227].
З. А. Незнамова, исследовавшая проблему коллизий норм международного и национального уголовного права, пришла к заключению о том, что «даже ратифицированные Российской Федерацией международные договоры и конвенции не могут быть составной частью российского уголовного законодательства и не могут иметь прямого действия на территории России... Это государство в лице своих законодательных органов принимает на себя международно-правовые обязательства по борьбе с определенными категориями преступлений. Государство не должно создавать таких уголовно-правовых норм, которые противоречили бы международно-правовым обязательствам государства, либо должно своевременно и качественно изменить действующие нормы уголовного права в соответствии с требованиями международных договоров» [10, с. 152-153].
Т. Ю. Орешкина, анализируя одно из положений Конституции Российской Федерации (ч. 4 ст. 15), делает следующий вывод: «Данное положение означает, что нормы международного права могут блокировать применение уголовно-правовых норм, находящихся в противоречии с ними. Несмотря на открытость нашей правовой системы для применения норм международного права, привлечение к уголовной ответственности происходит на основе российских уголовно-правовых норм, то есть норм УК РФ. Привлечь кого-либо к уголовной ответственности, используя нормы международного права, не носящие конкретизированный характер, невозможно, следовательно, принципы и нормы международного права не могут быть признаны источником уголовного права. Можно выявить важное влияние общепризнанных принципов и норм международного права на уголовное законодательство. Во-первых, из национального законодательства должны исключаться нормы, поскольку нормы национального уголовного права должны соответствовать
международно-правовым обязательствам России в сфере борьбы с преступностью, а международные конвенции служат непосредственно причиной разработки и введения в национальное законодательство конкретных правовых норм. Во-вторых, внутригосударственное уголовное законодательство должно своевременно дополняться нормами о борьбе с международными преступлениями и преступлениями международного характера, в отношении которых приняты международные конвенции» [11, с. 25-26].
Н. Ф. Кузнецова считает нереальным прямое, непосредственное и преимущественное действие норм международного уголовного права. «Для правоприменительного использования вступивших в законную силу международно-правовых актов, содержащих предписания уголовно-правового характера, требуется обязательная инкорпорация их норм в Уголовный кодекс России. Она может происходить путем инкорпорации, трансформации и отсылки к международным нормам. Инкорпорация предполагает полную идентичность текстов международного и национального уголовного права без внесения каких-либо изменений. При трансформации происходит определенная переработка норм международного права в соответствии с системой внутреннего уголовного законодательства. Однако при этом не должен искажаться смысл международного уголовного права, что означало бы не только нарушение правил имплементации, но и конституционных предписаний о приоритете международного права над внутренним в случаях их конфликтности» [12, с. 79]. Кроме того, большинство международных конвенций, направленных на борьбу с соответствующим видом преступной деятельности, после статей, имеющих описание признаков тех или иных преступлений, включают в себя статью примерно следующего содержания: каждое государство-участник принимает меры, которые могут оказаться необходимыми для признания указанных деяний уголовными преступлениями согласно его внутреннему праву (Международная конвенция о борьбе с финансированием терроризма от 9 декабря 1999 года, Конвенция ООН против транснациональной организованной преступности, Конвенция Совета Европы об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности от 8 ноября 1990 года, Конвенция Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию от 4 ноября 1998 года и другие). Поэтому государство, подписав и ратифицировав соответствующую конвенцию (договор, протокол и так далее), возможно с определенными оговорками, обязано незамедлительно внести необходимые дополнения и изменения в свое уголовное законодательство. Следует отметить, что в России это делается не всегда и не в отношении всех
международных договоров. Происходящие в обществе процессы глобализации, транснационализация преступности, схожесть задач, решаемых различными государствами в борьбе с преступностью, развитие международного уголовного права обусловливают появление предложений о подготовке глобального уголовного законодательства, в котором были бы отражены унифицированные принципы противодействия преступности.
В заключение необходимо сделать вывод о том, что Международный уголовный суд действует лишь в случаях неэффективности национального права и обладает юрисдикцией в отношении геноцида, преступлений против человечности, военных преступлений, агрессии и для национального законодательства открыты различные способы импле-ментации положений Римского статута, а конкретный выбор государства основывается на общем действии норм международного права в национальном законодательстве, что регулируется конституцией. При этом выбор того или иного способа обусловливается также особенностями status quo национального законодательства в плане криминализации норм международного гуманитарного права и спецификой уголовного законодательства государства в целом. Однако недостатками системы международной юстиции, по нашему мнению, являются: распространение норм международного права на внутренние конфликты немеждународного характера, вторжение в сферу юрисдикции национальных судебных органов, несоблюдение принципа независимости и беспристрастности судей, попытки решить внутриполитические проблемы суверенных государств методами уголовного права, отсутствие контроля над деятельностью международных судебных органов, обеспечивающего уверенность мирового сообщества в справедливости судебного разбирательства.
В связи с этим мы полагаем, что ратификация Россией Римского статута Международного уголовного суда повлечет за собой угрозу ее национальной безопасности.
Литература
1. Проблемы теории государства и права / под ред. Н. М. Марченко. М., 2002.
2. Тиунов О. И. Решения Конституционного суда Российской Федерации и международное право // Российская юстиция. 2001. № 10.
3. Ведерникова О. Н. Международное уголовное право: проблемы имплементации // Уголовное право. 2003. № 3.
4. Евронары для русских генералов // Аргументы и факты. 2003. № 15.
5. URL: httr://www.icc/now/orq./ (выпуск 15: октябрь 2000 года).
6. Бойко А. И. Международное и российское уголовное право. Ростов н/Д, 2004.
7. Кузнецова Н. Ф. Транснациональная преступность: понятие и вопросы имплементации // Современные проблемы борьбы с транснациональной преступностью. Краснодар, 2000.
8. Лукашук И. И., Наумов А. В. Международное уголовное право. М., 1999.
9. Мальцев В. В. Принципы уголовного права. Волгоград, 2001.
10. Незнамова З. А. Коллизии в уголовном праве. Екатеринбург, 1994.
11. Уголовное право Российской Федерации. Общая часть / под ред. А. И. Рарога. М., 2006.
12. Кузнецова Н. Ф. Транснациональная преступность: понятие и вопросы имплементации // Современные проблемы борьбы с транснациональной преступностью: материалы Международной научно-практической конференции. Краснодар, 2000.
© 2014 г. А. В. Лабыгина, А. Ю. Мордовцев
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ СОЦИАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ И ЗАРУБЕЖНОЙ ПРАВОВОЙ ДОКТРИНЕ
В статье рассматривается концепция социального государства как одно из наиболее перспективных направлений его развития. Авторы проводят теоретический анализ указанной модели в отечественной и зарубежной правовой науке, рассматривают основные проблемы ее реализации в современной России.
Ключевые слова: социальное государство, социальная политика, государство всеобщего благоденствия, государство социального капитализма, социальная защита.
Согласно статье 7 Конституции Российской на создание условий, обеспечивающих достойную Федерации: «Российская Федерация - социаль- жизнь и свободное развитие человека...» [ 1]. ное государство, политика которого направлена В настоящее время в правовой науке суще-
