CC BY
80
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 6 (297). История. Вып. 54. С. 57-71.
А. В. Сушков, Н. А. Михалёв, Е. Ю. Баранов
РАСПЛАТА ЗА СОЦПРОИСХОЖДЕНИЕ:
«ДЕЛО» ВТОРОГО СЕКРЕТАРЯ ЧЕЛЯБИНСКОГО ОБКОМА ВКП (Б)
Г. С. ПАВЛОВА. 1950-1951 ГОДЬР
Работа выполнена по программе Президиума РАН, проект № 12-П-6-1012 «Урал в контексте российской цивилизации: геоэкономические, институционально-политические, социокультурные традиции и трансформации (теоретико-методологические подходы к изучению)».
Анализируются политические практики периода «позднего сталинизма», когда центральная власть осуществляла тотальный многоканальный контроль над региональным партийно-государственным руководством. Принципы функционирования системы власти не исключали использования механизмов этого контроля в корыстных интересах отдельных чиновников. Следствием интриг, развёрнутых ответственными работниками аппарата ЦК ВКП (б), явились кадровые перестановки в руководстве Челябинской области в начале 1951 г.
Ключевые слова: А. Б. Аристов, Г. П. Громов, Г. М. Маленков, Мариупольский машиностроительный завод, Г. С. Павлов, партийно-государственная система власти, период «позднего сталинизма», ЦК ВКП (б), Челябинский обком ВКП (б), М. Ф. Шкирятов.
Период «позднего сталинизма», по справедливому утверждению доктора исторических наук О. Л. Лейбовича, так щедро залит светом торжествующей пропаганды, что многим историкам часто представляется невозможным или неинтересным заглянуть за декорации, покрытые толстым слоем лака. И только изменив угол зрения, приблизившись на дистанцию, позволяющую увидеть переходы, оттенки, полутона, отдельные фрагменты большой исторической картины, можно обнаружить за фасадом, кажущимся монолитным, борьбу интересов, формирование критических позиций, конфликтные ситуации2.
Один из сюжетов политического закулисья Челябинска начала 1950-х гг., героем которого стал высокопоставленный партийный чиновник областного руководства, позволяет пролить свет на неизвестные страницы политической повседневности уральской провинции.
В ходе VII Челябинской областной партийной конференции, состоявшейся в первых числах марта 1951 г., в президиум на имя первого секретаря обкома ВКП (б) Аверкия Борисовича Аристова поступило семь записок, в которых так или иначе звучал лишь один вопрос. Делегаты конференции интересовались, по какой причине второй секретарь Челябинского обкома партии Г. С. Павлов лишился своего поста, в какой должности и где работает теперь. Аристов, как ни хотел, не мог проигнорировать запрос внушительной
группы делегатов, но ограничился предельно лаконичным ответом: «Товарищ Павлов решением ЦК партии отозван в распоряжение ЦК, в связи с этим освобождён от обязанностей второго секретаря Челябинского обкома ВКП (б). Центральный Комитет партии направляет товарища Павлова на руководящую работу в другую организацию. Работал товарищ Павлов в нашей партийной организации - в Магнитогорске и в Челябинском обкоме партии - добросовестно»3.
Делегаты не догадывались, что руководитель области не имел возможности удовлетворить их интерес по нескольким причинам. Во-первых, место работы Г. С. Павлова на тот момент ещё не было определено, а, во-вторых, разглашение обстоятельств отставки создало бы его недавнему заместителю невыносимые условия для работы в любой точке Советского Союза. Пресловутая партийная тайна не позволяла Аристову рассказать и о том, как ещё совсем недавно второй секретарь обкома был вынужден вступить в жестокую схватку с могущественными противниками из Центрального комитета ВКП (б). выйти из которой без потерь шансов практически не было...
Тридцативосьмилетний Георгий Сергеевич Павлов прибыл на Урал в соответствии с решением Секретариата ЦК ВКП (б) от 12 сентября 1949 г. для работы в качестве первого секретаря Магнитогорского горкома
ВКП (б). Родился он на Украине, в Мариуполе Екатеринославской губернии. В 1930-е гг. работал в Днепродзержинске Днепропетровской области преподавателем в школе ФЗУ при металлургическом заводе, одновременно учился в местном металлургическом институте (курсом младше Л. И. Брежнева), получил диплом инженера-металлурга. К началу 1950-х гг. Г. С. Павлов успел приобрести большой опыт партийной работы. За год до начала войны, когда ему ещё не исполнилось и 30-ти, он был переведён в Днепродзержинский горком КП (б) Украины инструктором, затем там же стал заведовать металлургическим отделом. После эвакуации в Орск, где также работал в местном горкоме партии, вернулся в Днепродзержинск вторым секретарём горкома. А в декабре 1947 г. с должности первого секретаря Днепродзержинского горкома партии (спустя месяц, как первым секретарём Днепропетровского обкома КП (б)У был назначен Л. И. Брежнев) он был отозван в аппарат ЦК ВКП (б) и утверждён там инспектором управления кадров ЦК, позже был назначен инструктором одного из важнейших структурных подразделений ЦК партии - отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов4.
Проработав в аппарате ЦК партии без малого два года, Г. С. Павлов был направлен в Магнитогорск, где за «неправильные методы работы и бытовое разложение» должностей лишились сразу три секретаря горкома ВКП (б). Спустя несколько месяцев, в феврале 1950 г., их участь разделили секретари областного комитета партии5.
Поэтому одной из первых проблем, возникших перед новым первым секретарём обкома партии А. Б. Аристовым, стал подбор своего заместителя в региональном руководстве -второго секретаря обкома ВКП (б). Учитывая, что Аристов не был знаком с местными кадрами, наиболее предпочтительными фигурами для этой роли являлись второй секретарь Челябинского горкома партии Н. В. Лаптев и первый секретарь Магнитогорского горкома Г. С. Павлов. Из действовавшей партноменклатуры только они не были связаны с прежним руководством области, так как лишь несколько месяцев назад решением ЦК партии были переведены на эти должности с инструкторской работы в аппарате ЦК ВКП (б) (Лаптев и Павлов работали в одном отделе ЦК партии). Следовательно, ответственность за
выдвижение любого из этих двух руководителей А. Б. Аристов непременно разделял с центральными органами власти.
Выбор Аристов сделал в пользу Г. С. Павлова и внёс в Секретариат ЦК ВКП (б) его кандидатуру для утверждения в должности второго секретаря обкома. Возможно, в определении кандидатуры не обошлось без подсказки со стороны ЦК. Нельзя исключать также то, что Аристова больше привлекали анкетные данные Павлова, нежели послужной список Н. В. Лаптева. Павлов, как и Аристов, был инженером-металлургом по образованию (только прокатчиком, в отличие от литейщика Аристова) и тоже начал свою партийную работу с отраслевого отдела комитета партии, то есть с аппаратной работы. Лаптев же окончил лишь два курса Днепропетровского металлургического института и сразу «взлетел» на общее партийное руководство в горком6.
Москва одобрила выбор Аристова. Решение об утверждении Г. С. Павлова Секретариат ЦК принял 21 апреля 1950 г., за ним должно было следовать формальное утверждение пленума обкома ВКП (б). Каких-либо осложнений на пленуме обкома не предвиделось: члены пленума прекрасно понимали, что Павлов в данном случае является ставленником не столько недавно приехавшего в Челябинск Аристова, сколько Москвы, и высказаться против кандидатуры Павлова означало выступить против решения ЦК (тем более что это решение уже было запротоколировано, а не имело вид устной рекомендации). Не дожидаясь решения пленума обкома, Аристов забрал Павлова из Магнитогорска в областной центр. В день пятой годовщины Победы (тогда 9 мая был обычным рабочим днём) Аверкий Борисович провёл пленум Магнитогорского горкома ВКП (б), на котором Павлов был освобождён от обязанностей первого секретаря и члена бюро горкома партии с формулировкой «в связи с утверждением его ЦК ВКП (б) вторым секретарём Челябинского обкома ВКП (б)»7. Но ни в мае, ни даже в июне областной пленум Аристов так и не созвал, оставив Павлова в обкоме на «полулегальном» положении.
Дело в том, что в это же самое время в высшем руководстве страны готовилось и обсуждалось новое кадровое решение, которое уже во второй раз за последние полгода должно было основательно «перетряхнуть»
руководство Челябинской области. 12 мая 1950 г. Секретариат ЦК ВКП (б) принял решение освободить от обязанностей министра заготовок СССР Б. А. Двинского, а на его место утвердить А. Б. Аристова. На освобождаемое кресло первого секретаря Челябинского обкома партии Секретариат ЦК назначил Г. С. Павлова8.
Постановление Секретариата ЦК подлежало утверждению вышестоящей инстанцией - Политбюро ЦК ВКП (б). Для Политбюро был подготовлен необходимый пакет документов: постановление Секретариата
ЦК ВКП (б) за подписью второго секретаря ЦК Г. М. Маленкова, две «справки-объектив-ки» соответственно на Аристова и Павлова, справка с их краткими биографическими данными и характеристиками, проекты указов президиума Верховного совета СССР. Утверждаемый вместо Аристова на руководство Челябинской областью Павлов характеризовался как имеющий «достаточный опыт партийной работы». Заканчивалась справка на Павлова стандартной формулировкой: «В партийно-политическом отношении т. Павлов проверен»9. Впоследствии этой неприметной фразе будет суждено сыграть весьма заметную роль.
По какой-то причине данное решение Секретариата ЦК, которое Г. М. Маленков должен был предварительно согласовать с И. В. Сталиным, было снято с голосования в Политбюро и в законную силу так и не вступило. Все остались на своих местах. 12 июля Аристов без труда провёл на очередном пленуме обкома партии утверждение Павлова вторым секретарём обкома. А Двинский ещё несколько месяцев оставался в кресле союзного министра заготовок, пока не уступил его секретарю ЦК ВКП (б) П. К. Пономаренко10.
Руководители обкома с головой погрузились в работу. Аристову нужно было оправдать доверие верховной власти, которая после череды крупных скандалов в прежде возглавлявшемся им Красноярском крае не понизила его в должности, а перевела на руководство не менее значимым в экономическом отношении регионом - Челябинской областью. Большую роль в этом назначении сыграли успехи в хлебозаготовках Красноярского края, достигнутые под руководством Аристова, а также уверенное развитие краевой промышленности. Челябинская область уже несколько лет не выполняла планы хлебозаготовок, и
предстоявшая уборочная кампания являлась серьёзным испытанием для нового регионального руководства. Кроме того, предстояла большая работа по обеспечению устойчивой и ритмичной работы гиганта советского машиностроения - Челябинского Кировского завода11. Поэтому работы с лихвой хватало всему партийно-государственному аппарату области, и новому второму секретарю обкома в частности.
Первый экзамен руководство области выдержало успешно. 29 сентября 1950 г. из Челябинска на имя Сталина ушёл рапорт о досрочном выполнении колхозами и совхозами области государственного плана хлебозаготовок, а на следующий день главная советская газета «Правда» поместила рапорт на свою первую полосу12. Казалось, что теперь челябинские руководители могут вздохнуть с облегчением. Они не могли тогда знать, что в то же самое время в полутора тысячах километров от Челябинска - в Москве, в ЦК партии - плетутся сети интриг, выбраться из которых будет столь же непросто, как и добиться выполнения плана хлебозаготовок: в отдел партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП (б) поступили так называемые «компрометирующие материалы» на Г. С. Павлова. Речь в этих документах шла о его отце, скончавшемся два с половиной года назад.
Отец Г. С. Павлова - Сергей Иванович Павлов, 1873 года рождения, смолоду и до последних дней жил в Мариуполе. Работать начал с тринадцати лет в мелких слесарных мастерских, а девятнадцатилетним юношей в 1893 г. устроился на только что возведённый небольшой местный завод. На этом заводе Павлов-старший проработал без перерыва пятьдесят с лишним лет. Завод, первоначально выпускавший только сельскохозяйственную технику, принадлежал братьям Сойфер, позднее совладельцем стал предприниматель Л. Мошкевич. Как технически очень грамотный работник С. И. Павлов пользовался уважением и доверием у хозяев и вскоре был повышен до управляющего и технического руководителя завода. Павлов принимал непосредственное участие в реконструкции завода, инициированной Мошкевичем, в результате которой был существенно расширен ассортимент выпускаемой продукции: освоено производство шахтного оборудования, паровых котлов и машин, металлических конструкций по чертежам заказчиков.
В благодарность за проделанную работу по восстановлению завода после пожара в 1908 г., когда огнём были уничтожены строения и оборудование трёх цехов, Мошкевич купил и подарил своему управляющему дом. С. И. Павлов сам принимал заказы по чертежам заказчиков и сдавал им по выполнении. Однажды им был выполнен срочный заказ для немецкого пароходовладельца, от выполнения которого отказались другие, даже технически более оснащённые заводы. Этот случай не только добавил Павлову-старшему известности, но и принёс существенное материальное вознаграждение от хозяев.
После революции С. И. Павлов продолжал работать на заводе, в том числе в качестве главного механика, начальника сборочного цеха и на других руководящих должностях. В середине 1930-х он вышел на пенсию, но работу не прекратил. Завод за годы советской власти неоднократно менял ассортимент выпускаемой продукции и своё наименование, в конце 1930-х гг. вошёл в систему Наркомата здравоохранения СССР и был перепрофилирован под выпуск дезинфекционного оборудования. При этом Павлов всегда оставался востребованным на заводе. Руководители завода признавали, что С. И. Павлов, хоть и не имел специального технического образования, но обладал крупными практическими познаниями в области машиностроения. Вместе с тем по своему характеру он был человеком достаточно замкнутым, передавать свой опыт молодому поколению не стремился, отличался высокой требовательностью к рабочим, граничившей с грубостью и пренебрежением. В то же время умел расположить к себе начальство.
Ввиду стремительного наступления немецких войск С. И. Павлов, как и многие рабочие завода, эвакуироваться не успел. Спустя два месяца с момента оккупации, в ноябре 1941 г. завод возобновил свою работу под руководством зондерфюрера Крето, для чего была проведена мобилизация бывших работников. Среди них оказался и С. И. Павлов. На заводе было налажено производство бричек, саней, кайла, запасных частей для сельскохозяйственной техники, кроме того, завод периодически производил ремонт мелкого оружия и автотранспорта. Особое место в продукции завода занимал производившийся в заводской лаборатории самогон.
Своё поведение при немцах Павлов не изменил: это была просто очередная смена вла-
сти на его веку. Он так же, невзирая на свой возраст и болезни, заставлял рабочих аккуратно выполнять задания, иногда раздавая подзатыльники молодым, жёстко требовал выполнения норм выработки и резко отчитывал за промедления в работе: «Довольно вам митинговать, это не при советской власти». Конечно, рабочим это не нравилось никогда, ни при какой власти. В то же время за исполнительность и техническую грамотность он пользовался расположением немецкого шефа завода, иногда одаривавшего его парой бутылок самогона.
После того как в сентябре 1943 г. Мариуполь был освобождён советскими войсками, органы госбезопасности занялись тщательным изучением поведения граждан во время оккупации. В их поле зрения попал и престарелый С. И. Павлов, продолжавший работать на заводе в той же должности, что и при немцах. Газосварщик завода И. В. Курганов, допрошенный в сентябре 1944 г. оперуполномоченным Мариупольского горотдела НКГБ, дал показания против Павлова. Однако что именно сказал Курганов оперуполномоченному, понять сложно, т. к. в протоколе допроса его речь представляет собой набор штампов, которые трудно представить в лексиконе газосварщика: «Павлов Сергей Иванович, оставшись проживать на территории, временно оккупированной немцами, изменил своей Родине, стал на путь пособничества немецким оккупантам как доверенная личность немцев, был назначен на должность главным механиком Мармашзавода, являлся проводником политики немцев на Мармашзаводе, был доволен приходу немцев и проводимой ими фашистской политики на оккупированной территории. Всячески добивался выполнения заказов для немецкой армии, проводил беспощадную борьбу с саботажем рабочих. Павлов не верил в победу Красной Армии, радовался временными успехами немецкой армии и своей практической работой на пользу немцев добивался максимального выполнения заказов для немецкого командования». И лишь в конце показаний Курганова зазвучали вполне конкретные факты: «Павлов С. И. заявлял рабочим: “Это вам не советская власть”, и требовал от рабочих выполнения норм выработки, угрожая при этом, что все саботажники будут отправляться в гестапо».
Несмотря на эти показания, разработка С. И. Павлова в качестве обвиняемого в из-
мене Родине органами госбезопасности не проводилась. Возможно, из-за того, что после перенесённого в том же 1944 г. инсульта Павлов был частично парализован13.
Сын С. И. Павлова Георгий не проживал в доме отца с конца 1920-х гг., с тех пор как в шестнадцатилетнем возрасте уехал в Ленинград, где по окончании школы-девятилетки начал свою трудовую деятельность. С 1931 г. он жил и работал в Днепродзержинске, в нескольких сотнях километров от родного Мариуполя. Правда, по возвращении из эвакуации Георгий Сергеевич иногда посещал родителей, некоторое время отец проживал у него в Днепродзержинске. «Поведением» отца в период немецкой оккупации Г. С. Павлов специально не интересовался, удовлетворившись свидетельством матери -Елены Матвеевны, что отец в годы войны не работал. Сомнений у него слова матери не вызывали, так как отец в военные годы пребывал в почтенном возрасте, болел, а при отступлении немцы сожгли его дом. Да и сам С. И. Павлов, в силу характера, не отличался словоохотливостью даже со своим сыном14.
В марте 1948 г. С. И. Павлов в возрасте 75 лет скончался. Его сын к тому времени уже четвёртый месяц работал в аппарате ЦК, а потому на похороны выехал из Москвы. Будучи в Сталино проездом (с 1938 г. Мариуполь входил в Сталинскую область Украины), он зашёл к первому секретарю местного обкома КП (б)У А. И. Струеву, которому поведал о цели своей поездки. Струева он о помощи не просил, но тот по своей инициативе позвонил в подведомственный ему Мариупольский горком партии. Поэтому, когда Павлов прибыл в Мариуполь, свои услуги ему предложили исполняющий обязанности директора завода Орлов и секретарь заводской парторганизации Фёдоров. Павлов попросил руководителей предприятия организовать коллектив для участия в похоронах, имея в виду, что его отец более полувека проработал на одном заводе и его многие знали. Георгий Сергеевич не мог тогда предположить, чем для него обернётся эта невинная просьба.
Похороны пришлись на выходные, и рабочих пришлось обходить по домам. Неожиданно, несмотря на то, что и.о. директора завода лично ходил по квартирам, старые работники стали отказываться принимать участие в похоронах, так как по их словам покойный во время немецкой оккупации «сильно издевал-
ся над рабочими». Орлов поведал об этом секретарю заводской парторганизации, а последний в тот же день доложил в Мариупольский горком КП (б) Украины.
Ни заводская администрация, ни городское начальство не сочли нужным поставить в известность сына покойного об инциденте. Зато произошедшее стало достоянием «компетентных органов». Какое-то время понадобилось для уточнения полученных сведений, и вот уже в конце 1948 г. по линии МГБ СССР в ЦК партии поступило сообщение о работе отца Г. С. Павлова во время оккупации. Руководство отдела предложило Павло-ву-младшему подготовить объяснительную записку15.
Для Георгия Сергеевича материалы госбезопасности явились полной неожиданностью. Так как иного источника информации у него не было, он незамедлительно связался по телефону с матерью, оставшейся жить в Мариуполе. Под давлением мать, наконец, призналась, что его отец в первое время оккупации действительно уклонялся от работы на заводе под предлогом старости и плохого состояния здоровья, но потом вынужден был уступить и начал работать сначала нормировщиком, затем - техническим руководителем завода. Все те немногие сведения, которые удалось выяснить у матери, Г. С. Павлов в последний день уходящего 1948 г. тщательно изложил в объяснительной записке, адресовав её на имя своего начальника - заместителя заведующего отделом А. Л. Дедова. Руководство отдела удовлетворилось представленным объяснением и дополнительные разбирательства проводить не стало. Постепенно забыл о неприятностях и Павлов, который не стал дальше «раскапывать» прошлое своего отца16.
Спустя два года, осенью 1950 г., в том же отделе ЦК ВКП (б), в котором ещё недавно работал Г. С. Павлов, - отделе партийных, профсоюзных и комсомольских органов, вновь появились «компрометирующие материалы». После отъезда Павлова в Магнитогорск в этом отделе сменилось несколько заведующих. Последние несколько месяцев отдел возглавлял бывший второй секретарь ЦК ВЛКСМ, член Военного совета Воздушно-десантных войск, выпускник Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова Григорий Петрович Громов. Когда материалы на отца Г. С. Павлова оказались в его распоряжении, он счёл необходимым дать ход рас-
следованию. Интерес для Громова, конечно, представлял не Павлов-старший, останки которого тлели на мариупольском кладбище.
Согласно действовавшему порядку, так как речь шла о высокопоставленном партийном работнике, Г. П. Громов должен был вынести этот вопрос на Секретариат ЦК партии, представив материалы на рассмотрение второму секретарю ЦК ВКП (б) Г. М. Маленкову. После этого постановлением Секретариата давалось поручение структурным подразделениям ЦК (одному либо нескольким) произвести необходимую проверку. Как правило, рассмотрением такого рода вопросов занималась КПК - Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП (б).
Ничего этого Громов не сделал. Он решил провести проверку сведений силами возглавляемого им отдела, а уже затем представить все материалы на рассмотрение в Секретариат ЦК ВКП (б). Для этой цели в октябре
1950 г. он командировал в г. Жданов (бывший Мариуполь) одного из своих подчинённых - инструктора отдела Н. Е. Головашёва.
Как уже говорилось, Г. П. Громов длительное время работал на комсомольских и военно-политических постах. Опыт же партийной работы ограничивался тем, что в молодые годы ему довелось несколько лет проработать в партийных органах волостного и уездного уровней, во второй половине 1930-х в общей сложности около года - в аппарате ЦК ВКП (б) и в качестве секретаря Ростовского обкома партии, и совсем недолго (перед тем как возглавить отдел партийных, профсоюзных и комсомольских органов) -заведующим административным отделом ЦК ВКП (б)17. Иначе говоря, для того чтобы руководить ключевым отделом в «цековском» аппарате, опыта партийной работы ему явно не хватало.
Но не этим объяснялись действия Громова (ведь в помощь ему были приданы более опытные заместители - упоминавшийся уже А. Л. Дедов и однофамилец Е. И. Громов).
Когда материалы на Павлова-старшего попали в руки Громова, он затребовал «цеков-ское» личное дело его сына и ознакомился с находившейся там объяснительной запиской от 31 декабря 1948 г. Громов счёл, что объяснение составлено неудовлетворительно и есть возможность «раскрутить» это дело. Завотделом ЦК поставил перед собой и подчинённым Н. Е. Головашёвым задачу обвинить Г. С. Пав-
лова в сокрытии сведений о своём отце, что, как минимум, грозило поставить крест на работе «виновного» в системе власти.
Не вполне понятно, какие именно мотивы двигали Г. П. Громовым, ведь прежде с Павловым он вряд ли где-либо мог столкнуться, чтобы затаить на него злобу. Вероятнее всего, попав на важнейший пост в аппарате ЦК, он решил проявить рвение в работе и выслужиться перед начальством. И менее вероятно, чтобы он являлся слепым орудием в руках недоброжелателей Павлова, обеспокоенных стремительным карьерным ростом последнего.
Так или иначе, но Громов направил Го-ловашёва в Жданов с одной лишь целью: собрать как можно больше порочащих отца и сына Павловых материалов. Прибыв на место, инструктор ЦК развернул бурную деятельность. К сбору сведений он подключил Управление МГБ по Сталинской области, Ждановский городской отдел МГБ и даже Сталинский областной музей краеведения18.
Управление МГБ по Сталинской области по запросу Головашёва разыскало следственное дело, появившееся на свет в первой половине 1930-х гг. в результате проверки органами НКВД работников завода, подозревавшихся во вредительстве. В справке за подписью начальника областного управления МГБ А. П. Демидова указывалось, что С. И. Павлов подозревался в недобросовестном отношении к производству дезинфекционных камер для Красной Армии, и обвинительные материалы на него были представлены военно-мобилизационной комиссии при Мариупольском горсовете. Вместе с тем Демидов вынужден был признать, что дело до суда так и не дошло.
Ждановский горотдел МГБ собрал для Н. Е. Головашёва сведения о родственниках С. И. Павлова, включая его брата и племянницу, предоставил ему копию протокола допроса газосварщика И. В. Курганова, копию агентурного сообщения за подписью некоего Булахова, доложившего о словах Павлова, обращённых к рабочим: «Довольно вам митинговать, это ни при советской власти».
В архивных материалах госбезопасности инструктору ЦК удалось обнаружить сведения, которые могли бы занять центральное место в обвинениях Г. С. Павлова и нанести по нему сокрушительный удар. По документам НКВД начала 1930-х гг. его отец проходил как совладелец завода в царское время.
Это была, безусловно, бесценная находка, так как сокрытие социального происхождения было налицо: Г. С. Павлов в своих учётнобиографических документах, в графе «бывшее сословие (звание) родителей» указывал «рабочий», а в графе «основное занятие родителей до Октябрьской революции» - «работа
19
по найму»19.
Сведения, которым предстояло занять центральное место в обвинении, нуждались в прочном фундаменте. С этой целью Голова-шёв запросил от директора Сталинского областного краеведческого музея М. Клименко и действующего начальника техотдела завода дезинфекционного оборудования, старого знакомого С. И. Павлова - Н. С. Кришто-фовича справки по истории завода. Особое внимание инструктор ЦК потребовал уделить вопросу: кто являлся владельцем завода и входил ли в их число С. И. Павлов. А чтобы Криштофович осознал всю полноту ответственности за предоставляемые сведения, потребовал от него адресовать справку в ЦК ВКП (б). Но, несмотря на все усилия, Голова-шёва ждало глубокое разочарование: и тот, и другой не оправдали его надежд.
По распоряжению Н. Е. Головашёва секретарь парторганизации Ждановского завода дезинфекционного оборудования Б. А. Фёдоров подготовил в ЦК ВКП (б) записку об обстоятельствах, связанных с похоронами С. И. Павлова. Перепуганный заводской секретарь, всерьёз опасавшийся обвинений в организации похорон «изменника Родине» и чуть ли не «врага народа», писал: «Ранее мы о Павлове [Сергее Ивановиче - авт.] не знали ничего. И если бы что знали, конечно, с первого момента даже никакого не было [бы] разговору по отношению организации похорон».
Куда более информативным оказался другой источник - работавший в период немецкой оккупации директором завода, проживающий в Жданове старший диспетчер Главметаллургснаба Н. П. Шувчинский, который предоставил общие сведения о заводе и известные ему детали работы С. И. Павлова в годы войны20.
Наиболее важные для Головашёва обвинительные сведения против Павлова содержались в показаниях И. В. Курганова. Однако они, как уже говорилось, носили обобщённый характер, а потому, чтобы придать им большую достоверность, Головашёв должен был бы встретиться с Кургановым и потре-
бовать от него подробностей. Но сделано это по какой-то причине не было (за прошедшие с момента дачи показаний шесть лет ценный источник мог либо скончаться, либо выехать за пределы Сталинской области, и на его розыск требовалось дополнительное время). Поэтому Головашёву пришлось довольствоваться имеющимися показаниями.
Вместе с собранными документами инструктор ЦК возвратился в Москву. Изучив их, Громов принял решение добиваться вызова Г. С. Павлова в ЦК ВКП (б) для дачи объяснений: он прекрасно понимал, что тот не сможет сказать в своё оправдание ничего нового и существенного. Громов счёл, что на этой стадии он может, наконец, раскрыть карты, и решил испрашивать санкцию на дальнейшее расследование у Г. М. Маленкова (или Секретариата ЦК ВКП (б), что в данном случае было одно и то же). Для этого, как и было принято, работник, производивший проверку на месте (Головашёв), и руководитель структурного подразделения, производившего проверку (Громов), должны были подготовить докладные записки на имя ведущего секретаря ЦК ВКП (б) (Маленкова), в которых необходимо было систематизировать и обобщить все имеющиеся против Г. С. Павлова обвинения.
Первая часть докладной записки Голова-шёва, уложившейся в три с небольшим листа машинописного текста, была призвана показать С. И. Павлова в качестве «активного немецкого пособника». Для достижения поставленной цели Головашёв «творчески» переработал показания рабочего завода И. В. Курганова и объяснения бывшего директора завода Н. П. Шувчинского. Мармаш-завод, на котором Павлов-старший работал техническим руководителем, предстал в записке Головашёва в качестве одной из мощнейших индустриальных опор фашистской военной машины. По мнению Головашёва. завод в период оккупации работал исключительно на фашистскую армию. Для усиления значимости завода он выбросил из номенклатуры выпускаемых изделий самую массовую продукцию - кайло и запчасти для сельскохозяйственной техники, и вместо этого добавил печки для отопления землянок и обогрева самолётов, запчасти для транспорта фашистской армии. В записке указывалось, что Павлов избивал рабочих (так были обозначены подзатыльники, о которых молодые рабочие
рассказывали Шувчинскому), жестоко подавлял попытки сознательных рабочих саботировать выполнение заказов для немецкой армии, запугивая их отправлением в гестапо.
В записке Головашёв постарался противопоставить «активного немецкого пособника» Павлова сознательным рабочим, которые пытались саботировать выполнение заказов для немецкой армии и не могли простить Павлову службы и угодничества немецким оккупантам даже после его смерти. Здесь инструктор ЦК впервые упомянул того, ради которого были затеяны все эти партийно-следственные мероприятия. Ещё в Жданове он выяснил, что и. о. директора завода и секретарь заводской парторганизации указание об организации помощи в похоронах С. И. Павлова получили в местном горкоме ВКП (б). Недолго думая, Головашёв сделал вывод, что прибывший на похороны отца Г. С. Павлов «... обратился в Ждановский горком партии [с просьбой] об оказании необходимой помощи и организации рабочих завода для проводов покойного в последний путь» (эту «просьбу» можно было преподнести как использование служебного положения в личных целях, чего очень не любил Сталин).
Рассказанный Н. П. Шувчинским единичный случай, как шеф завода Крето устроил нечто вроде вечера со спиртным, на который пригласил руководящий состав завода, а также периодические поощрения Павлова бутылками самогона, Головашёв изложил следующим образом: «Павлов пользовался у немцев большим доверием, получал благодарности и подарки, приглашался к шефу Крето на вечера с выпивкой, которые устраивались прямо в заводоуправлении, причём такие приглашения им всегда принимались». И добавил неизвестно откуда взятое: «Немецким шефом только ему одному предоставлялся транспорт для проезда на завод и с завода домой».
Привёл Головашёв и сведения о том, что Павлов разрабатывался органами госбезопасности в начале 1930-х гг., правда, опустил, что решение суда по делу принято так и не было.
Идея с владением С. И. Павловым долей завода была столь заманчивой, что Голова-шёв так и не смог полностью от неё отказаться. В записке он привёл примеры «высокого доверия» Павлова у заводовладельцев, историю с дарением ему дома и заключил: «По-
лагаю, что на этом основании по архивным материалам Сталинского облуправления МГБ Павлов С. И. проходит как бывший совладелец этого завода».
В завершение записки Головашёв тщательно вывел «немецкий след» в биографии Павлова-старшего, перечисляя «компрометирующие факты» (некоторые уже во второй раз): выполнение в начале века срочного заказа для немецкого пароходовладельца; изготовление на заводе в начале 1920-х гг. (когда Павлов был главным механиком) чугунных деталей для одной из германских фирм, агенты которой посещали завод; в военные годы «верой и правдой служит фашистским оккупантам». Завершил «немецкий след» Голова-шёв утверждением, что С. И. Павлов оказался единственным человеком, не пожелавшим записаться в список рабочих и служащих для эвакуации в тыл, «.несмотря на то, что его сын Павлов Г. С. в это время находился на ответственной партийной работе». Голова-шёв пошёл на нарушение хронологии в изложении «преступлений» С. И. Павлова, чтобы перейти, таким образом, к его сыну, ради чего и явился на свет данный документ: «Ввиду того, что Павлов Г. С. дал неудовлетворительную справку о деятельности отца в период временной немецкой оккупации города Мариуполя, считаю возможным вызвать его в ЦК ВКП (б) для объяснения по этому вопросу»21.
Громов, в свою очередь, в записке от 3 ноября 1950 г. повторил отдельные места составленного Головашёвым документа, характеризующие С. И. Павлова в качестве «активного немецкого пособника». Но этим не ограничился и перешёл в активное наступление на его сына. Не имея на руках даже малейших доказательств умысла в сокрытии Г. С. Павловым сведений об отце, Громов, тем не менее, категорично заявил Маленкову: «В результате проверки установлено, что т. Павлов Г. С. при выдвижении его на работу в аппарат инспектором управления кадров ЦК ВКП (б) и вторым секретарём Челябинского обкома партии скрыл от партийных органов данные о несоветском, предательском поведении его отца на временно оккупированной немцами территории. <.> О несоветском поведении отца т. Павлову Г. С. было известно, однако, судя по его объяснению от
31 декабря 1948 г., в этом вопросе он ведёт себя нечестно».
Завершил записку Громов тем же, что и Головашёв, - запросил санкцию на вызов Павлова для объяснения, после чего направил на имя Г. М. Маленкова обе записки, собранные материалы и копию объяснительной Г. С. Павлова от 31 декабря 1948 г.22
Громов имел все основания полагать, что «дело Павлова» в той стадии, на которой оно находилось, не могло быть «спущено на тормозах» и «похоронено» в архиве.
Завотделом ЦК не догадывался, что совершил грубейшую ошибку, упустив из вида, по крайней мере, два весьма важных обстоятельства. Первое, он не выяснил, кто из высокопоставленных чинов может иметь как мотив, так и реальную возможность «прикрыть» Павлова. В силу непродолжительной работы в аппарате ЦК Громов не знал о взаимоотношениях между нынешним непосредственным начальником Г. С. Павлова - А. Б. Аристовым и вторым секретарём ЦК Г. М. Маленковым, что Аристов является выдвиженцем Маленкова. И было бы более предусмотрительным со стороны Громова, прежде чем давать ход материалам, прозондировать настроение первого секретаря Челябинского обкома партии. Одобрение Аристова в значительной степени сопутствовало бы успеху мероприятия. В ином случае только начавшему работать в аппарате ЦК чиновнику было бы нежелательным только на одном «деле» получить сразу несколько влиятельных противников.
Второе, и самое главное, Громов не знал о представленной Маленковым характеристике Г. С. Павлова: «В партийно-политическом отношении т. Павлов проверен». Этот документ остался в текущем делопроизводстве Секретариата ЦК ВКП (б) и не ушёл в личное дело. В итоге получалось, что Громов, нанося удар по Павлову, одновременно, сам того не ведая, переходил дорогу Маленкову.
Г. М. Маленков оказался в весьма непростой ситуации. В случае если Громову удалось бы доказать виновность Павлова, Маленкова можно было обвинить в недобросовестном отношении к выполнению возложенных обязанностей. Георгию Максимилиановичу Маленкову всего четыре года назад довелось испытать на себе последствия подобных обвинений, когда решением Политбюро ЦК он был смещён с поста секретаря ЦК ВКП (б) с формулировкой: «Установить, что т. Маленков, как шеф над авиационной промышленностью и по приёмке самолётов -
над военно-воздушными силами, морально отвечает за те безобразия, которые вскрыты в работе этих ведомств (выпуск и приёмка недоброкачественных самолётов), что он, зная
об этих безобразиях, не сигнализировал о них ЦК ВКП (б)». Сталин тогда отстранил Маленкова от руководства аппаратом ЦК, Оргбюро и Секретариатом ЦК. У арестованных руководителей военных ведомств и авиационной промышленности госбезопасность выбивала показания против Маленкова. Последнему несколько месяцев пришлось прожить в тревожном ожидании своей участи23.
Безусловно, обвинение в поставках недоброкачественных самолётов на фронт не шло ни в какое сравнение с упущениями при проверке анкетных данных партийного работника. Однако в случае, если бы под Маленковым «зашаталось кресло», ему бы припомнили все большие и малые прегрешения. Как, например, поступил И. В. Сталин в октябре 1949 г., когда ему на стол легло анонимное заявление на секретаря ЦК ВКП (б), первого секретаря Московского обкома и Московского горкома ВКП (б) Г. М. Попова24.
С другой стороны, это вовсе не означало, что Г. М. Маленков - в 1950 г. фактически заместитель Сталина по партии, член Политбюро, руководитель Оргбюро и Секретариата ЦК и одновременно заместитель председателя Совета Министров СССР - мог просто проигнорировать материалы заведующего отделом ЦК Г. П. Громова и без труда свести на нет все его усилия. Списание в архив подобных документов грозило Маленкову самому впоследствии стать фигурантом персонального, а, не исключено, даже уголовного дела.
Кроме того, существовала опасность иного рода. Осенью 1950 г. в самом разгаре находилось «ленинградское дело», по которому среди прочих были расстреляны бывшие секретарь ЦК А. А. Кузнецов и первый секретарь Ленинградского обкома ВКП (б) П. С. Попков. В принятом Политбюро постановлении Попков был обвинён в установлении личных связей с «шефом» Ленинграда Кузнецовым, получившими определение «антипартийной групповщины»25. Нельзя было исключать, что подобные обвинения Г. П. Громов, обладай он достаточной информацией, мог выдвинуть против Г. М. Маленкова, А. Б. Аристова и Г. С. Павлова.
Поэтому, несмотря на откровенно предвзятый характер записок Громова и Голо-
вашёва, грубое передёргивание фактов, над Г. С. Павловым нависла реальная угроза не только потерять номенклатурную должность, но и лишиться партбилета. Оставалось только ждать, какое решение примет второй секретарь ЦК партии.
После ознакомления с материалами Гро-мова-Головашёва Г. М. Маленков провёл через Секретариат ЦК ВКП (б) постановление, которое затем было оформлено протоколом от 5 ноября 1950 г. То было решение, созданное рукой, без преувеличения, выдающегося мастера аппаратной работы. Звучало оно следующим образом: «Поручить КПК при ЦК ВКП (б) (т. Шкирятову) и отделу партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП (б) (т. Громову Г.) рассмотреть поступившие в ЦК ВКП (б) материалы о секретаре Челябинского обкома ВКП (б) т. Павлове Г. С. и о результатах доложить Секретариату ЦК ВКП (б)»26.
Что скрывалось за этой, незамысловатой на первый взгляд, формулировкой? Формально данным постановлением Г. М. Маленков дал ход проверке материалов на Г. С. Павлова, не отстранил Г. П. Громова от руководства её проведением, усилил проверяющую группу многоопытным в таких делах аппаратом Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП (б) и тем самым исключил саму возможность обвинения в сокрытии компрометирующих материалов. Фактически же Маленков поставил процесс проверки под контроль своего доверенного лица - заместителя председателя КПК М. Ф. Шкирятова (не случайно КПК в постановлении занимала первое место, а уже затем следовал отдел ЦК), то есть поставил под собственный контроль и, если не аннулировал, то подверг сомнению результаты учинённых ранее Громовым и Головашё-вым партийно-следственных мероприятий, выхватил из их рук инициативу.
В интересах Г. М. Маленкова было спустить «дело Павлова» «на тормозах». Вместе с тем сделать так, чтобы лишить «воинствующего» Громова возможности в последующем предъявить какие-либо претензии, было не так-то просто.
О позиции непосредственного начальника Павлова - А. Б. Аристова, занятой им по отношению ко всему происходящему, можно судить по одному достаточно красноречивому факту. Осенью 1950 г. в области проходила кампания по выборам депутатов
Челябинского областного совета депутатов трудящихся. Депутатство в облсовете являлось непременным атрибутом власти второго секретаря обкома партии, и потому кандидатура Г. С. Павлова среди прочих была выдвинута на так называемых «собраниях трудящихся». Несмотря на то, что разбирательства по «делу Павлова» не были закончены и над его дальнейшей судьбой витала тревожная неопределённость, Аристов не снял кандидатуру Павлова с выборов. По результатам состоявшегося в воскресенье 17 декабря голосования Г. С. Павлов наряду с другими руководителями области стал депутатом областного совета27. В случае если «дело Павлова» закончилось бы обвинениями в сокрытии социального происхождения, недоброжелатели могли использовать этот факт для нанесения удара по самому Аристову.
Г. С. Павлову всё же пришлось поехать в Москву для дачи пояснений. Благодаря тактическому ходу Маленкова, у Павлова и его сторонников появилось время на тщательное обдумывание тактики защиты. Первое, что он сделал на допросах в высоких «цеков-ских» кабинетах, это нанёс удар по «ахиллесовой пяте» предъявленных претензий - по обвинениям во владении его отцом долей завода. Безусловно, исключение единственного пункта обвинений не разрушало всей обвинительной конструкции. Вместе с тем, такой ход позволял поставить под сомнение достоверность остальных выводов Громова-Головашёва. Для этого Г. С. Павлов привёз с собой документ за 1928 г., подтверждающий, что отец с 1893 г. работал на заводе в должности мастера и механика, а также копию свидетельства о присвоении ему в 1924 г. звания Героя труда, которым профсоюзные организации удостаивали передовых рабочих с большим трудовым стажем. Правда, практически все остальные заверения Г. С. Павлова были голословны. Павлов заявил комиссии, что отец не эвакуировался в 1941 г. по причине внезапного захвата немцами Мариуполя, а не по собственному желанию. Ссылаясь на рассказы родственников, он отверг обвинения, что отец пользовался особым доверием у немцев и привилегиями, и в доказательство сослался на поджог его дома при немецком отступлении. О себе Павлов сказал, что не обращался в горком партии с просьбой оказать помощь в организации похорон отца, а лишь только сообщил о цели визита перво-
му секретарю Сталинского обкома КП (б) Украины А. И. Струеву (судя по документам, Струев подтвердил эти слова Павлова). Не согласился Г. С. Павлов и с обвинениями в его адрес о сокрытии сведений о работе отца во время немецкой оккупации, сославшись на собственную объяснительную на имя Дедова. Единственное, что Г. С. Павлов вынужден был признать, это что «своевременно не выяснил, чем занимался отец, и каково было его поведение во время пребывания на оккупированной немцами территории»28.
Остаётся неясным, принимал ли участие в опросе Павлова инициатор этого «дела» Г. П. Громов. Дело в том, что Громову пришлось серьёзно поплатиться за незнание законов аппаратных игр. 30 декабря 1950 г. Политбюро ЦК ВКП (б) по представлению Секретариата ЦК (то есть Г. М. Маленкова) приняло решение об освобождении его от обязанностей заведующего отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП (б). Его место занял уполномоченный ЦК ВКП (б) по Узбекистану, будущий министр государственной безопасности СССР С. Д. Игнатьев. Правда, Громов не был удалён из аппарата ЦК партии, а переведён на менее значимую, ранее им уже занимавшуюся должность заведующего административным отделом ЦК партии29. Соответственно, от «дела Павлова» Громов был отстранён.
В начале января нового 1951 г. М. Ф. Шки-рятов и С. Д. Игнатьев подготовили на имя Маленкова докладную записку о результатах проверки материалов о Г. С. Павлове. Записка, если учитывать какую цель преследовали её авторы, была выстроена весьма грамотно. Начиналась она с обвинений в адрес отца и сына Павловых, выдвинутых в докладной записке инструктора ЦК Головашёва, далее следовали фрагменты материалов, собранных Головашёвым в Сталинской области. Завершали записку контраргументы Г. С. Павлова и общие выводы.
Уже простое сопоставление материалов, собранных Головашёвым, и составленной якобы на их основании записки Головашё-ва позволяло убедиться в предвзятости некоторых выводов. Более того, Шкирятов и Игнатьев поставили под сомнение достоверность показаний И. В. Курганова и заявления Н. П. Шувчинского.
Комиссия Шкирятова-Игнатьева пришла к выводу, что нет оснований предъявлять
Г. С. Павлову обвинения «в скрытии социального прошлого отца, так как не имеется точных данных, был ли он совладельцем завода, а если даже допустить такую возможность, то т. Павлов давно работает самостоятельно как инженер-металлург, в 1939 г. вступил в партию, в последующем продолжительное время был на выборной партийной работе и за этот период о нём имеются положительные отзывы». Виновность же Павлова, обозначенная в записке, перекликалась с его собственным признанием: «... т. Павлов обязан был подробно выяснить поведение отца во время оккупации, но он этого не сделал, а пользовался отдельными разговорами родителей и других родственников». Таким образом, тяжкие обвинения с Павлова-младшего были сняты.
Тем не менее, жестокий закон аппаратного выживания требовал от ответственных за проверку Шкирятова и Игнатьева всё же назначить какое-либо наказание Павлову с целью оградить себя от возможных обвинений. Шкирятов и Игнатьев внесли на имя Г. М. Маленкова предложение освободить Г. С. Павлова от обязанностей второго секретаря Челябинского обкома ВКП (б), «так как установленные проверкой факты неправильного его поведения, в связи с данным делом, будут служить ему помехой в работе»30.
В данном обосновании кадрового перемещения была немалая доля истины. Несмотря на то, что А. Б. Аристов не направил в личное дело Павлова копию поступившей ему записки Шкирятова и Игнатьева (вероятнее всего, он её уничтожил), слухи о «сотрудничестве» отца Г. С. Павлова с немцами со временем неизбежно распространились бы по Челябинской области и негативным образом отразились бы на репутации второго секретаря обкома в региональном управленческом корпусе. Этот факт мог использоваться в качестве козыря в различного рода конфликтных ситуациях, беспрестанно сопровождавших деятельность любого партийного руководителя. При этом «политического недоверия» Павлову не выражалось, а признавалось целесообразным использовать его на руководящей работе в другом регионе. Подтверждением тому является формулировка постановления Секретариата ЦК ВКП (б) от 15 февраля
1951 г. «О т. Павлове Г. С.», которым ему не было вынесено даже самого незначительного партвзыскания: «Отозвать т. Павлова Г. С. в распоряжение ЦК ВКП (б), освободив его от
обязанностей второго секретаря Челябинского обкома ВКП (б)»31.
Аристов также дал согласие на освобождение Павлова от обязанностей второго секретаря обкома. Аверкий Борисович прекрасно осознавал сложность ситуации, в которой оказался его заместитель, т. к. ему самому в своё время пришлось пережить подобную историю. В 1937 г. Аристову - ассистенту Уральского индустриального института -были предъявлены обвинения в том, что он не поставил в известность партийную организацию о судимости тестя (отца жены), приговорённого к лишению свободы за неумышленное потопление баранов при их транспортировке по Волге. Это и другие обвинения тогда чуть не стоили ему партбилета32. Аверкий Борисович понимал, что для Павлова действительно будет лучше покинуть Челябинск, и постарался подыскать для него достойное место. Об этом Аристову удалось договориться со своим старым знакомым по совместной работе в Свердловском обкоме партии Евгением Фёдоровичем Колышевым, который уже пятый год занимал пост первого секретаря Кемеровского обкома ВКП (б). В Кемерово как раз освободилось кресло руководителя городского комитета партии: ранее исполнявший эти обязанности В. С. Шаповалов был переведён вторым секретарём в обком ВКП (б). На его место Колышев дал согласие взять Павлова, невзирая на непременно возникающие при этом сложности: Павлов не был знаком с особенностями города и региона, с местным управленческим корпусом, и ему понадобилось бы гораздо большее время на вхождение в круг новых обязанностей, нежели кому-либо из местных партийных работников. Кроме того, не исключены были затруднения при проведении его кандидатуры через пленум горкома, т. к. некоторые члены пленума могли начать допытываться, по какой причине к ним в горком прислали бывшего второго секретаря обкома партии, что было незначительным, но всё же понижением по номенклатурной лестнице.
Впрочем, несмотря на неминуемые сложности, переезд в Сибирь для Павлова был не самым худшим вариантом. Назначение первым секретарём горкома областного центра сводило к минимуму последствия от потери должности в Челябинске: первый секретарь Кемеровского горкома автоматически входил в состав членов бюро областного комитета и
являлся приоритетной кандидатурой для выдвижения в секретари обкома, не исключая пост первого секретаря областного комитета.
В аппарате ЦК идея Аристова с направлением Павлова в Кемерово была одобрена. На запрос из ЦК ВКП (б) Г. С. Павлов дал согласие поехать на работу в Кемеровскую партийную организацию, а Е. Ф. Колышев, в свою очередь, - на назначение того первым секретарём горкома партии. Вопрос был предрешён, предстояла лишь формальная процедура по утверждению Секретариатом ЦК партии соответствующего постановления. Отдел партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП (б) в середине февраля подготовил постановление со стандартной для таких случаев формулировкой: «направить т. Павлова Г. С. в распоряжение Кемеровского обкома ВКП (б) для использования на руководящей партийной работе», и пустил его «по кругу» секретарям ЦК ВКП (б) на подпись.
Но Павлову не везло катастрофически. Неожиданно, когда один из секретарей ЦК (и одновременно министр заготовок СССР) П. К. Пономаренко уже успел оставить на бланке постановления свой автограф с пометой «за», процедура голосования была остановлена. На этот раз дело было уже не в Павлове: на Старой площади было принято решение снять с поста первого секретаря Кемеровского обкома партии Е. Ф. Колышева. А так как среди основных обвинений, предъявленных Колышеву, были серьёзные ошибки в кадровой политике, автоматически были аннулированы все договорённости по кандидатуре на должность первого секретаря Кемеровского горкома ВКП (б). В итоге, в тот же день 2 марта, когда было принято постановление ЦК «О работе Кемеровского обкома ВКП (б)», предрешившего судьбу Колыше-ва, Секретариат ЦК обязал С. Д. Игнатьева и М. Ф. Шкирятова внести новые предложения о работе Павлова33. Потому Аристов, засыпанный в те дни в Челябинске на областной партконференции вопросами о Павлове и уже наверняка извещённый о срыве договоренностей с Колышевым, не лукавил, когда неопределённо отвечал о дальнейшей работе Павлова. Пребывал в неведении и сам Георгий Сергеевич: ему оставалось лишь покорно ожидать в Москве своей дальнейшей участи.
3 марта в Челябинске состоялся первый организационный пленум обкома ВКП (б),
на котором переизбирался весь состав бюро и секретариат обкома. По предложению Аристова пленум утвердил вместо Павлова вторым секретарём обкома Н. В. Лаптева. Спустя неделю подходящая должность была, наконец, найдена и для Г. С. Павлова: Игнатьев внёс на имя Г. М. Маленкова представление
о назначении его заместителем председателя Костромского облисполкома. 17 марта соответствующее постановление было принято Секретариатом ЦК ВКП (б)34. Безусловно, это было значительным понижением в должностной иерархии. К тому же Кострома хоть и находилась всего в трёхстах с небольшим километрах от Москвы, значение области по сравнению с Челябинской было несопоставимо ниже.
На доселе незнакомой ему работе в исполнительной системе власти Павлов трудился до апреля 1954 г., когда был возвращён в партийные структуры - утверждён «рядовым» секретарём Костромского обкома КПСС, менее чем через год, в начале 1955-го, возглавил Костромской горком партии. А как только в середине 1955 г. Н. С. Хрущев ввёл его бывшего начальника, А. Б. Аристова, в состав Секретариата ЦК КПСС и поручил ему курировать руководящие кадры РСФСР, Г. С. Павлов «пошёл в рост»: накануне XX съезда КПСС в январе 1956 г. был утверждён вторым секретарём Костромского обкома партии, а спустя ещё два года, в последние дни уходящего, насыщенного бурными политическими событиями 1957 г., был переведён в Марийскую АССР, где возглавил местный обком КПСС35.
После того, как в 1961 г. Н. С. Хрущев взвалил на А. Б. Аристова вину за так называемое «рязанское дело» и изгнал с высших постов, позиции Г. С. Павлова вновь пошатнулись. Тогда многие выдвиженцы Аристова из числа региональных руководителей, включая челябинских - первого и второго секретарей обкома КПСС Н. В. Лаптева и Б. В. Руссака, председателя облисполкома Г. А. Бездомо-ва, лишились своих должностей. Павлову же повезло: земляка под своё покровительство взял всё более набиравший силу в высшем руководстве СССР Л. И. Брежнев. Как только Брежнев стал первым секретарём ЦК КПСС, он выдвинул Павлова на не столь заметную, но весьма ответственную аппаратную должность управляющего делами ЦК, ввёл в состав членов Центрального Комитета36.
Система власти к тому времени претерпела значительные изменения. Со смертью Сталина глубокая и тщательная проверка органами госбезопасности «анкетных данных» кандидатов на номенклатурные должности постепенно ушла в небытие. Доносительства рядовых коммунистов на носителей власти были преданы анафеме. Аппарат получил от Хрущева и Брежнева долгожданную гарантию собственной неприкосновенности.
В начале 1960 г. двадцатидевятилетний главный инженер одного из строительных управлений в Свердловске Б. Н. Ельцин подал документы о приёме его кандидатом в члены КПСС. При заполнении документов Ельцин скрыл, что его дед был кулаком37. Вступление в партию способствовало быстрому карьерному росту молодого амбициозного руководителя. Спустя два с половиной десятилетия он достиг вершин власти, стал кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. Но в конце 1980-х гг. Борис Николаевич достаточно легко отказался от идеалов, которым присягал в начале 1960-х. 23 августа 1991 г. Президент РСФСР Б. Н. Ельцин подписал указ, согласно которому все партийные комитеты на территории РСФСР прекратили свою деятельность. Следующий указ Ельцина от 6 ноября 1991 г., по которому КПСС будет ликвидирована, персональный пенсионер союзного значения, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии СССР восьмидесятилетний Георгий Сергеевич Павлов не увидит. Месяцем ранее, 6 октября, не вынеся развала страны, укреплению могущества которой посвятил всю жизнь, он выбросился из окна своей квартиры в центре Москвы38.
Авторы-составители сборника документов «ЦК ВКП (б) и региональные партийные комитеты. 1945-1953» убедительно показали, что послевоенный сталинский ЦК партии достаточно тщательно следил за своими региональными руководителями. Количество каналов, через которые повседневно контролировались региональные руководители, было велико. Непосредственно и открыто за местными чиновниками всех уровней присматривали инспекторы ЦК ВКП (б), сотрудники комиссий партийного и советского контроля, работники органов госбезопасности и проку-ратуры39. Кроме того, в Москву от рядовых членов ВКП (б) нескончаемым потоком шли заявления, содержавшие порочащие местных начальников сведения, как то недостатки и
ошибки в работе, «недостойное поведение в быту» и т. д. Как правило, все поступавшие материалы подвергались скрупулёзной проверке. В ходе этих проверок судьба того или иного регионального руководителя нередко зависела от личных интересов и предвзятых оценок со стороны отдельных представителей центральной власти, в определение степени тяжести того или иного проступка и избрание меры наказания вмешивались различные субъективные факторы40. Тем не менее, позднесталинские политические практики позволяли действовавшей системе власти поддерживать в своих рядах необходимый уровень дисциплины, достаточный для нормального функционирования громоздкой административной машины, и, в конечном счёте, обеспечивать неуклонное наращивание экономической мощи сверхдержавы. Постепенный отход от этих, безусловно, далёких от совершенства практик в 1960-70-е гг. способствовал разложению партийно-государственного аппарата на всех его уровнях, формированию у новых поколений управленцев чувства вседозволенности и безнаказанности и в дальнейшем явился одним из факторов, приведших к гибели Советского Союза.
Примечания
1 Авторы благодарят за содействие в подготовке данной статьи д-ра ист. наук, главного специалиста Российского государственного архива социально-политической истории Л. А. Лыкову; археографа Объединённого государственного архива Челябинской области А. В. Берёза; канд. ист. наук, заместителя директора Центра документации общественных организаций Свердловской области Е. И. Яр-кову; канд. ист. наук, доцента Нижнетагильской государственной социально-педагогической академии С. Л. Разинкова.
2 Лейбович, О. Л. В городе М. Очерки политической повседневности советской провинции в 40-50-х годах XX века. Пермь, 2009. С. 12.
3 Объединённый государственный архив Челябинской области (ОГАЧО). Ф. П-288. Оп. 15. Д. 1. Л. 200, 207, 218, 219, 223, 224, 226; Д. 2. Л. 216.
4 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 118. Д. 875. Л. 111-111 об.; ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 72. Д. 490. Л. 2, 3-3 об., 7; Ивкин, В. И. Государственная власть СССР.
Высшие органы власти и управления и их руководители. 1923-1991 гг. : ист.-биогр. справ. М., 1999. С. 232.
5 ЦК ВКП (б) и региональные партийные комитеты. 1945-1953 / сост.: В. В. Денисов, А. В. Квашонкин, Л. Н. Малашенко и др. М., 2004. С. 241; ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 14. Д. 1. Л. 11.
6 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 118. Д. 832. Л. 6263 об.; ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 158. Д. 429. Л. 3-3 об, 5-7.
7 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 118. Д. 832. Л. 61; ОГАЧО. Ф. 234. Оп. 24. Д. 5. Л. 88-89.
8 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 118. Д. 875. Л. 105.
9 Там же. Л. 105-111 об.
10 ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 14. Д. 5. Л. 3; Хроника // Правда. 1950. 28 окт.
11 ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 14. Д. 5. Л. 6, 115121; Д. 42. Л. 38-45; Д. 130. Л. 115-119, 137139, 141; Сушков, А. В. Власть и коррупция : руководство Красноярского края и дело о хищениях продукции на Красноярском заводе плодово-ягодных вин (1949 г.) // Урал. ист. вестн. 2011. № 3 (32). С. 89-95.
12 ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 14. Д. 137. Л. 135137; Аристов, А. Председателю Совета Министров СССР товарищу Сталину Иосифу Виссарионовичу / А. Аристов, Г. Бездомов, Н. Раков, С. Куренков // Правда. 1950. 30 сент.
13 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 119. Д. 135. Л. 7, 1316, 18-20, 25-26 об., 28.
14 Там же. Л. 7-8; ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 72. Д. 490. Л. 3 об., 6.
15 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 119. Д. 135. Л. 7-8, 17-17 об.; Д. 245. Л. 22.
16 Там же. Д. 135. Л. 7-8; Д. 245. Л. 22-23.
17 Горячев, Ю. В. Центральный Комитет КПСС, ВКП (б), РКП (б), РСДРП (б). 19171991 : ист.-биогр. справ. М., 2005. С. 184; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1551. Л. 126; Оп. 118. Д. 922. Л. 133.
18 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 119. Д. 135. Л. 2-3, 28.
19 Там же. Оп. 119. Д. 135. Л. 9-16; ОГАЧО. Ф. П-234. Оп. 4. Д. 1049. Л. 3; П-288. Оп. 72. Д. 490. Л. 3.
20 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 119. Д. 135. Л. 17-19, 25-28.
21 Там же. Л. 3-6, 18 об.
22 Там же. Л. 2-8.
23 Хлевнюк, О. В. Холодный мир : Сталин и завершение сталинской диктатуры / О. В. Хлев-нюк, Й. Горлицкий. М., 2011. С. 33-35; Политбюро ЦК ВКП (б) и Совет Министров СССР. 1945-1953 / сост.: О. В. Хлевнюк,
Й. Горлицкий, Л. П. Кошелева и др. М., 2002. С. 205-206.
24 Политбюро ЦК ВКП (б) и Совет Министров СССР. 1945-1953. С. 319-324.
25 Там же. С. 67.
26 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 119. Д. 135. Л. 1.
27 Регистрация кандидатов в депутаты Челябинского областного Совета // Челяб. рабочий. 1950. 18 нояб.; Список депутатов, избранных в Челябинский областной Совет депутатов трудящихся // Челяб. рабочий. 1950.
20 дек.
28 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 119. Д. 245. Л. 22-23.
29 Там же. Оп. 118. Д. 922. Л. 133; Оп. 119. Д. 177. Л. 6-7; Оп. 163. Д. 1551. Л. 126; Д. 1573.Л. 43.
30 Там же. Оп. 119. Д. 245. Л. 19-24.
31 Там же. Л. 17.
32 Центр документации общественных организаций Свердловской области (ЦДОО-СО). Ф. 1910. Оп. 1. Д. 35. Л. 131-133; Д. 37. Л. 104 об.-106; Ф. 4. Оп. 42. Д. 101. Л. 6 об.; Сушков, А. В. Научно-педагогическая деятельность А. Б. Аристова в Уральском индустриальном институте // Урал индустриальный. Бакунинские чтения : материалы 4-й регион. науч. конф. (Екатеринбург, ноябрь 2000 г.). Екатеринбург, 2001. С. 114.
33 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 119. Д. 245. Л. 18; Д. 272. Л. 163-165; Коновалов, А. Б. История Кемеровской области в биографиях партийных руководителей (1943-1991). Кемерово, 2004. С. 92-94.
34 ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 15. Д. 6. Л. 3; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 119. Д. 289. Л. 196.
35 Государственный архив Республики Марий Эл (ГАРМЭ). Ф. П-1. Оп. 3. Д. 1698. Л. 1, 4, 6.
36 Сушков, А. В. Высшее руководство СССР и «рязанское дело» (1959-1961 годы) // Вестн. Челяб. гос. ун-та. 2008. № 35. История. Вып. 28. С. 72-83; Горячев, Ю. В. Центральный Комитет КПСС, ВКП (б), РКП (б), РСДРП (б). М., 2005. С. 321.
37 Каёта, Г. «Первая жизнь» Бориса Ельцина / Г. Каёта, А. Кириллов. Екатеринбург, 2011. С.64-65.
38 Решетников, В. Ещё одна смерть // Известия. 1991. 9 окт.; Панков, Ю. СССР предпочитает хранить секреты в надёжном месте // Коммерсантъ. 1991. № 41 (91). 14-21 окт. С. 29.
39 ЦК ВКП (б) и региональные партийные комитеты. С. 6.
40 См., например: Хлевнюк, О. В. Холодный мир. С. 98-116; Лейбович, О. Л. В городе М. С. 193-197; Сушков, А. В. Президиум ЦК КПСС в 1957-1964 гг. : личности и власть. Екатеринбург, 2009. С. 180; Сушков, А. В. Преступление и наказание : причины кадровых перестановок в руководстве города Челябинска в августе 1952 г. / А. В. Сушков, С. Л. Разинков // Личность в истории : теоретико-методологические и методические аспекты. XV всероссийские историко-педагогические чтения : сб. науч. ст. Екатеринбург, 2011. Ч. I. С. 308-314; Сушков, А. В. Любовь и интриги в судьбах партийных руководителей : неизвестный факт биографии генерального секретаря ЦК КПСС // Там же. С. 314-319.
