CC BY
924
УДК 82.09
РАННЯЯ ЛИРИКА А.А. АХМАТОВОЙ: ЭВОЛЮЦИЯ ПОЭТИЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ (ГЛАВА ИЗ УЧЕБНОГО ПОСОБИЯ)
Давыдова Татьяна Тимофеевна
профессор кафедры истории литературы, доктор филологических наук, профессор Московский государственный университет печати имени Ивана Федорова 127550, Москва, ул. Прянишникова, 2А t.t. davydova@gmail.com
Аннотация. Рассматривается эволюция поэтической личности Ахматовой на примере ранних сборников «Вечер», «Четки», «Белая стая» в аспектах тематики, жанра и стиля и восприятие произведений поэта прижизненной и современной критикой.
Ключевые слова: Ахматова, поэтическая личность, эволюция, тематика, жанр, стиль.
«Имя Ахматовой сразу сделалось известным и любимым для всей молодой России», «если муза символистов видела в образе женщины отражение вечно-женственного, стихи Ахматовой говорят о неизменно-женском. Исчезло мистическое углубление, прозрение, просветление <...>. Это душевное своеобразие заставляет нас причислить Ахматову к преодолевшим символизм, а ее поэтическое дарование делает из нее наиболее значительного поэта молодого поколения», — писал В. Жирмунский в статье «Преодолевшие символизм» (1916) [1, c. 32, 41].
По мнению современной исследовательницы И. Гур-вич, с одной стороны, наследие поэта воспринимается как единое целое, обладающее сквозными эстетическими измерениями; с другой — между двумя основными слагаемыми наследия очевидны немаловажные различия. Они — и в тематике, и во внутренних их связях, и в организации отдельного стихотворения [2].
Первый поэтический сборник «Вечер» (1912, 300 экз.) обратил внимание читателей и критики на молодого поэта. Увеличение тиража второй книги, «Четки» (1914, 1100 экз.), свидетельствовало о росте известности Ахматовой. Третий дореволюционный поэтический сборник — «Белая стая» (1917) — также пользовался большой популярностью. Все дореволюционные книги Ахматовой постоянно переиздавались, стихи заучивали наизусть, ее творчеством, личностью, внешностью восхищались близко знавшие ее люди. Затем последовали еще две книги, завершившие первый период творчества, — «Подорожник» (1921) и «Anno Domini MCMXXI» (1922).
Ее первые пять сборников, от «Вечера» (1912) до «Anno Domini MCMXXI» (1922), написаны на одну тему, тему любви, и составляют почти однородный массив — отклонения от однородности немногочисленны и весомы: отклики на историческое событие — Первую мировую войну («Молитва», «Памяти 19 июля 1914», «Июль 1914»), декларация авторской позиции в пору социальных катаклизмов («Мне голос был <... >», «Не с теми я, кто бросил землю <...>»),
защита нравственного достоинства («Уединение», «Клевета»). Стихи не о любви проявляют причастность поэта к сверхличной сфере бытия и быта. Однако главенство интимно-личного начала остается не-поколебленным: откровения, обращенные в глубины души, очерчивают индивидуальность лирического «Я» и тем самым обосновывают его право на гражданский пафос. Стихи о любви образуют, по сути, фон программных поэтических заявлений [2].
Общая тема любви объединяет более двухсот стихотворений, причем Ахматова писала о несчастной любви «всерьез». Ахматова стала «русской Сафо», благодаря ее таланту женщина впервые в истории русской поэзии обрела собственный голос. По замечанию К.И. Чуковского, она всесторонне разработала эту тему и в русской поэзии «первая обнаружила, что быть нелюбимой поэтично <...>» [3, с. 184].
Стихотворение 1911 г. «Сжала руки под темной вуалью...» автобиографично, оно воссоздает психологически напряженные взаимоотношения Анны Горен-ко и Гумилева до их брака. Лирическая героиня ведет диалог со своей совестью, через ее поступки и речь передано внутреннее смятение девушки, осознавшей свою вину перед уходящим героем. Вместе с тем стихотворение воспринимается не столько как собственно лирическое произведение, сколько как сцена из романа или новеллы. Драматизм положения любящей девушки ярко выражен в «Отрывке» (1912), раскрывающем разные виды любви — кроткую, покорную любовь-жертву лирической героини — и жестокую ее властного любимого. Тем самым поэт вслед за Ф. Достоевским воссоздает и свои представления об антиномиях русского характера. Не случайно О. Мандельштам писал об Ахматовой: «Ахматова принесла в русскую лирику всю огромную сложность и психологическое богатство русского романа 19-го века. <...> Генезис Ахматовой весь лежит в русской прозе, а не в поэзии. Свою поэтическую форму, острую и своеобразную, она развивала с оглядкой на психологическую прозу» [4, с. 57-58].
Однако значительное место уже в раннем творчестве Ахматовой занял также образ Пушкина и пушкинская тема, что проявилось в третьем стихотворении из цикла «В Царском селе» (1911):
Смуглый отрок бродил по аллеям, У озерных грустил берегов, И столетие мы лелеем Еле слышный шелест шагов. Иглы сосен густо и колко Устилают низкие пни... Здесь лежала его треуголка И растрепанный том Парни [5, с. 77].
Это емкое по образным средствам и художественным приемам стихотворение, третье в данном цикле, особенно примечательно, так как в нем поэт подчеркивает свое следование русской поэтической традиции. С помощью точно найденных предметных деталей, пейзажных штрихов создан образ Пушкина-лицеиста. Элегичность его ранней лирики подчеркивается глаголом состояния «грустил», присущая ей мелодичность передается чисто стиховыми средствами благодаря аллитерациям на «л», «м», «н», «р». Аллитерация на «ш» в строке «Еле слышный шелест шагов» создает художественный эффект звуковой метафоры. Вместе с тем в ранней ахматовской лирике не часто встречаются классические жанры, к жанру элегии она обратится в конце первого творческого периода (цикл «Северные элегии» начат в 1921 г.).
Исключение Ахматова сделала для послания («Александру Блоку», 1914), новеллы и баллады. В пристрастии к третьей жанровой форме, скорее всего, заключалось влияние Н.С. Гумилева, знатока и поклонника французской поэтической классики. Атмосфера гумилевской романтики ощутима в раннем шедевре 1910 г., балладе «Сероглазый король»: почва, на которой происходит действие, чужеземная, обобщенно среднеевропейская, историческое время условное, стилизованное под Средние века, о чем свидетельствуют следующие реалии — королевская охота, старый дуб. Такому хронотопу соответствуют и языковые средства, прилагательное краткой формы — «Вечер осенний был душен и ал». (Последняя языковая особенность сближает поэтику молодой Ахматовой со стилем лирики из есенинского сборника «Радуница»). Действующие лица баллады — король, его жена и возлюбленная, их дочь, муж возлюбленной. Парная рифма напоминает лад средневековой французской лирической баллады.
Ставшие значительными приметами ахматовского стиля емкий психологизм и психологический параллелизм — ведущие способы раскрытия внутреннего мира человека в стихотворении. Переживания лирической героини противоречивы, в них сочетаются боль и гордость этой болью («Слава тебе, безысходная боль! / Умер вчера сероглазый король»), так как погибший возлюбленный героини баллады — монарх, горе овдовевшей королевы умело передано в одной строке («За ночь одну она стала седой»). Как и герои русских народных песен, лирическая героиня Ахматовой связана с природным миром, в шуме тополей она слышит горестную весть: «А за окном шелестят тополя: "Нет на земле твоего короля..."». Но все же,
несмотря на проявление горя лирической героини, в стихотворении торжествует мудрое приятие закономерности человеческого существования как связи поколений: не случайно в конце произведения упоминается та же деталь, что и в начале — серые глаза короля и дочери короля, и лирической героини. Подобная кольцевая композиция придает законченность повествованию о горестном событии и присущую жанру баллады музыкальность. «Сероглазый король» свидетельствовал о разнообразии художественных средств и приемов Ахматовой в разработке темы несчастной любви: увлекательный, не без мелодраматизма сюжет основан на любовном «многоугольнике». Строгое отношение к себе как к поэту, присущее молодой Ахматовой, проявилось в написании двух вариантов текста «Сероглазого короля», что свидетельствовало о большом даровании поэта.
Поэзия Ахматовой остановила на себе внимание вдумчивых читателей, среди которых и критики, поэты-акмеисты С. Городецкий и М. Кузмин. Первый так оценил «Вечер»: «Многим сразу стали дорогими изящная печаль, нелживость и бесхитростность этой книги» [6, с. 124].
В предисловии к «Вечеру», явившемуся лирическим дневником, Кузмин назвал Ахматову «вещелю-бом» и подчеркнул ее женственность: «.. .в отличие от других вещелюбов Анна Ахматова обладает способностью понимать и любить вещи именно в их непонятной связи с переживаемыми минутами», «особенно ценим то первое понимание острого и непонятного значения вещей, которое встречается не так часто» [7, а 8-9]. Даже явления природы Ахматова сравнивала с вещами: «Высоко в небе облачко серело, / Как беличья расстеленная шкурка».
Добавим, что уже стихи из первой книги Ахматовой отмечены общемодернистским мифотворчеством — наличием у лирической героини и героев ее стихов двойников. Истоки ахматовского мифотворчества уходят в славянскую мифологию и в древнерусскую культуру, в сказки народов Европы: Снегурка, русалка («Высоко в небе облачко серело <... >», «Мне больше ног моих не надо <...>»), птица Сирин, царевич из лирических стихотворений и ранней поэмы «У синего моря», Сандрильона, Золушка, и принц («<... > И на ступеньки встретить <... >»). Вместе с тем у Ахматовой, как и у ее соратника по «Цеху поэтов» Мандельштама, встречаются образы из античной мифологии, прежде всего Музы (цикл 1913 г. «Эпические мотивы» и другие стихотворения). Этот образ немаловажен и в стихотворении 1936 г. «Воронеж», посвященном Осипу Мандельштаму и написанном Ахматовой 4 марта 1936 г. после посещения Мандельштама в воронежской ссылке:
<.> А в комнате опального поэта
Дежурят страх и Муза в свой черед.
И ночь идет,
Которая не ведает рассвета [5, с. 429].
Сборник «Четки» стал показателем творческой эволюции Ахматовой. Смысл названия книги религиозен, он состоит в сближении бусин четок с воспоминаниями лирической героини [8]: перебирая четки, она вспо-
минает прошлое. Теперь она стала более аскетичной, самокритичной и требовательной к себе и людям своего круга («Все мы бражники здесь, блудницы <... >»). Чуковский так охарактеризовал автора «Четок»: «христианнейший лирик нашей эпохи» [3, с. 182]. Преобладают в книге нравственно-философские темы прощания с прошлым, памяти, любви, веры, смерти.
Мотив расставания с любимым звучит в эпиграфе к книге, взятом из стихотворения Е.А. Баратынского, и в стихотворениях «Я не любви твоей прошу <... >», «Проводила друга до передней <...>», «Столько просьб у любимой всегда!», первое из которых наиболее близко по тональности и повышенной экспрессивности к любовной лирике М.И. Цветаевой.
Теме памяти посвящены стихотворения «В ремешках пенал и книги были <...>» о первой встрече с Н. Гумилевым, «серым лебеденком», «Умирая, томлюсь о бессмертье. » (1912), о детстве и юности «приморской девчонки» из стихотворения «Вижу выцветший флаг над таможней <...>», 1913 [см.: 9].
Тема памяти, преобладающая в этой книге, переплетается с доминирующей здесь любовной тематикой.
Разрабатывая по-своему любовную проблематику, Ахматова использует богатый арсенал образности русской поэзии золотого века, что видно в стихотворении 1914 г. «После ветра и мороза было...»: После ветра и мороза было Любо мне погреться у огня. Там за сердцем я не уследила, И его украли у меня.
Новогодний праздник длится пышно, Влажны стебли новогодних роз, А в груди моей уже не слышно Трепетания стрекоз.
Ах! не трудно угадать мне вора, Я его узнала по глазам. Только страшно так, что скоро, скоро Он вернет свою добычу сам [5, с. 170].
В подтексте произведения метафора «любовь — пламя, огонь», часто встречающаяся в поэзии А.С. Пушкина и поэтов пушкинского круга, Е.А. Баратынского. Но уже у М.Ю. Лермонтова возникло желание обновить эту метафору, внутренняя форма которой начала оскудевать («Любовь, как чумное пятно на сердце: Жжет, хотя темно»). Еще заметней новаторство Ахматовой, подобно Маяковскому («Облако в штанах»), романизировавшей и овеществившей эту метафору, превратившей метафорическое пламя в реальный огонь в камине либо в чьем-то семейном очаге и наслоившей на образ «любовь — пламя, огонь» другую метафору «украсть чье-то сердце». Сердце лирической героини украл некий «вор», то есть увлекшийся ею герой, поэтому в ее сердце и вспыхивает огонь любви. Так обновляется один из классических образов европейской лирики.
Внутри темы любви в «Четках» выделяется мотив свидания. Свидание переживается по-прежнему драматично («Вечером»). Среди стихотворений сборника значим трехчастный цикл «Смятение», также написанный на тему любви.
Подмеченные В.М. Жирмунским художественные приемы Ахматовой в «Четках» в основном те же, что и в «Вечере»: в стихотворении «Проводила друга до передней <...>» ещатЬтейз (переносы) передают смятенность чувств, пейзажные и предметные детали вписывают образ героини в мир природы: «Брошена! Придуманное слово — / Разве я цветок или письмо?». Слияние с природой лирической героини помогает ей преодолеть печаль от разрыва с любимым и обрести душевную гармонию. Устойчива и портретная деталь серых глаз героя из разных стихотворений сборника. К концу «Четок» лирическая героиня после всех перенесенных ею любовных утрат и нанесенных своим возлюбленным ран (замученный ею «совенок») утрачивает свободу в области проявления чувств и обретает взамен нее христианскую веру, кротость, восхищение красотой Божьего мира:
Я научилась просто, мудро жить, Смотреть на небо и молиться Богу, И долго перед вечером бродить, Чтоб утомить ненужную тревогу [5, с. 98].
При этом у Ахматовой нет свойственного символистам мистического самоуглубления. Меняется и внешний облик лирической героини: вместо узкой юбки посетительницы литературных кафе скромное будничное платье, стоптанные каблуки любящей и преданной женщины; четки, «протертый коврик под иконой».
Среди лучших произведений этого сборника выделяется стихотворение 1913 г. «Ты знаешь, я томлюсь в неволе...»:
Ты знаешь, я томлюсь в неволе, О смерти господа моля. Но все мне памятна до боли Тверская скудная земля.
Журавль у ветхого колодца, Над ним, как кипень, облака, В полях скрипучие воротца, И запах хлеба, и тоска.
И те неяркие просторы, Где даже голос ветра слаб, И осуждающие взоры Спокойных загорелых баб [5, с. 143].
Мотив неизбежной смерти звучит в этом стихотворении, что отметил Н. Гумилев в рецензии на сборник «Четки»: «Как и у большинства молодых поэтов, у Анны Ахматовой часто встречаются слова: боль, тоска, смерть. Этот столь естественный и потому прекрасный юношеский пессимизм до сих пор был достоянием проб пера» [10, а 174]. Новым в этом произведении стало то, что здесь появляется конкретный образ не условной страны, как в «Сероглазом короле», а русской земли, нарисованы образы людей из народа. Данное стихотворение Ахматовой, осуждавшей, по воспоминаниям ее современников, С.А. Есенина за поэтизацию его малой родины, рязанщины, [8], близко к ранней есенинской поэзии своей патриотичностью, народностью и стилистической простотой. Так наметилось новое направление в творческом развитии поэта.
Из критических откликов на «Четки» получили известность рецензия Н.С. Гумилева и статья Н. Недобро-во, опубликованная вскоре после выхода двух первых ахматовских сборников. «<... > по сравнению с «Вечером», изданным два года тому назад, «Четки» представляют собой большой шаг вперед. Стих стал тверже, содержание каждой строки — плотнее, выбор слов — целомудренно скупым <...>. Она почти никогда не объясняет, она показывает» [10, а 177, 176], — писал Гумилев. Недоброво подчеркнул: центральный мотив «Четок» — «несчастная любовь», но не ограниченная собственным смыслом, а стимулирующая «проникновение в человека», в незаурядный женский характер. «И еще — надобно много пережить страданий, чтобы обратиться к человеку, который пришел утешить, с такими словами:
Что теперь мне смертное томленье! Если ты еще со мной побудешь, Я у Бога вымолю прощенье И тебе, и всем, кого ты любишь.
Такое самозабвение дается не только ценою великого страдания, но и великой любви» [11]. По мнению Недоброво, «не только страдания несчастной любви выражает лирика Ахматовой. В меньшем количестве стихотворений, но отнюдь не с меньшею силой воспевает она и другое страдание: острую неудовлетворенность собой» [Там же].
В 1916 г., накануне выхода третьей книги «Белая стая», О. Мандельштам писал в неопубликованной рецензии на сборник стихов «Альманах муз»: «В последних стихах Ахматовой произошел перелом к гиератической важности, религиозной простоте и торжественности: я бы сказал — после женщины настал черед жены. <.> Голос отречения крепнет все более и более в стихах Ахматовой, и в настоящее время ее поэзия близится к тому, чтобы стать одним из символов величия России» [12, с. 44]. Эти слова не случайно написаны после того, как началась Первая мировая война, и в канун революции.
В третью книгу Ахматовой вошли 83 стихотворения и поэма «У самого моря». Интимные переживания ушли на второй план, а на первый выдвинулась гражданская лирика. Соответственно изменились и стиховые средства — разговорные интонации уступили место молитвенным, как в стихотворении 1915 г. «Молитва».
Одиночество лирических героинь «Вечера» и «Четок» в третьей книге сменяет «хоровое многоголосье», и поэзия Ахматовой становится выразительницей народного сознания. Этот вектор получит дальнейшее развитие в послереволюционном творчестве поэта.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм // Русская мысль. — 1916.- № 12. — С. 32, 41. (Паг. 2).
2. Чуковский К.И. Ахматова и Маяковский // Вопр. лит. — 1988. — № 1. — С. 184.
3. Мандельштам О.Э. Письмо о русской поэзии // Мандельштам О.Э. Полн. собр. соч. и писем: в 3 т. — М.: Прогресс-Плеяда, 2010. Т. 2. Проза. — С. 57-58.
4. АхматоваА.А. Собр. соч.: в 6 т. — М.: Эллис Лак, 1998. Т. 1. Стихотворения. 1904-1941 / сост., подгот. текста, коммент. и статья Н.В. Королевой. — С. 77.
5. Городецкий С.М.Некоторые течения в современной русской поэзии // Литературные манифесты: От символизма до «Октября». — М., 2001. — С. 124.
6. Кузмин М. Предисловие // Ахматова А.А. Вечер. — СПб., 1912. — С. 8-9.
7. Кралин М. Неизвестное об Анне Ахматовой // Наш современник. — 2000. — № 3. — С. 236-245.
8. Кормилов С.И. А.А. Ахматова // История русской литературы XX века (20-90-е годы). Основные имена. — М., 1998. — С. 317-344.
9. Гумилев Н.С. Полн. собр. соч. в 10 т. — М.: Воскресенье, 2006. Т. 7. Статьи о литературе и искусстве. Обзоры. Рецензии.
10. Недоброво Н. Анна Ахматова // http ://www. silverage.ru/poets/nedobrovo_ahmatova. Ы mI (дата обращения: 28.05.2015 ).
11.Мандельштам О.Э. О современной поэзии (К выходу «Альманаха муз») // Мандельштам О.Э. Полн. собр. соч. и писем: в 3 т. — М.: Прогресс-Плеяда, 2010. Т. 2. Проза. — С. 44.
12. Гурвич И. Любовная лирика Ахматовой (целостность и эволюция) // Вопр. лит. — 1997. — № 5 // http://magazines.russ.ru/vopIit/ 1997/5/gurvich.htmI (дата обращения: 03.07.2015).
THE EARLY LYRICS OF A.A. AKHMATOVA: THE EVOLUTION OF POETICAL PERSONALITY (THE CHAPTER FROM THE STUDY GUIDE)
Tatyana Timofeevna Davydova
Moscow State University of Printing Arts 127550, Russia, Moscow, Pryanishnikova st., 2A
Annotation. The article deals with the evolution ofpoetical personality of A.A. Akhmatova on the examples of the early collections "The Evening", "The Beads", "The White Flock" in the aspect of subject, genre and style and with the perception ofpoet's works by intravital and contemporary critics.
Keywords: Akhmatova, poetical personality, evolution, subject, genre, style, critics.
