CC BY
140
мошкары / Среди речных ив, рожденной на высоте / Или погибающей как легкий ветер живет или умирает...).
... Когда зарею облака в тени И пламенеет жнивий полукружье,
Звеня, роятся мошки у прудов,
Вытягиваясь в воздухе бессонном То веретенами, то вереницей... [6, с. 38].
Благодаря сопоставлению изобилия и угасания (в подлиннике), благодаря тому, что осень Китса одновременно «season of mists and mellow fruitfulness» - пора туманов и пора плодоношенья («пора плодоношенья и дождей» - у Пастернака), ода о ней глубже, драматичнее, чем сонет «Кузнечик и сверчок».
Ода «To Autumn» написана строфой, которая представляет собой комбинацию формы сонета Петрарки (октава с рифмой abba abba и секстет с рифмой cdcdcd) и сонета Шекспира (три четверостишия и одно двустишие) с незначительными отклонениями. В китсовской строфе за четверостишием Шекспира следует септет Петрарки с рифмой cdedcce. В этом отношении русская версия Пастер-
нака соответствует поэтической форме подлинника.
Чтобы приблизить английского поэта-роман-тика к русскому читателю, Пастернак делает его нашим современником, принципиально отказываясь от исторической дистанции между читателем и Китсом. Формулируя свои взгляды на сущность переводческого творчества в «Заметках переводчика», он утверждал, что «сходство перевода с подлинником достигается живостью и естественностью языка», а не «дословной точностью и соответствием форм» [5, с. 452]. В этом состоит эстетическая программа, которой Пастернак, по словам Е.Г. Эткинда, неизменно придерживался: переводчик должен «воскрешать в классике свойственную ей жизнь, чтобы она говорила с читателем с непосредственностью окружающей его реальности, на сегодняшнем обиходном языке» [8, с. 40]. Переводы Пастернака ярко демонстрируют романтическую природу поэтического творчества Джона Китса, эмоциональную настроенность, пластичность и музыкальность его стиха - словом, все черты, благодаря которым перевод обретает обаяние оригинального произведения.
Литература
1. Жирмунский В.М. Гёте в русской литературе. Л., 1981.
2. Левин Ю.Д. К вопросу о переводной множественности // Классическое наследие и современность. Л., 1981.
3. Дьяконова Н.Я. Китс и его современники. М., 1973.
4. Подольская Г.Г. Джон Китс в России. Новые переводы. Астрахань, 1993.
5. Рогов В. Poetical Works of John Keats. Moscow, 1966.
6. Китс Дж. Стихотворения и поэмы. М., 1989.
7. Пастернак Б.Л. Я понял жизни цель: повести, стихи, переводы. М., 2001.
8. Эткинд Е.Г. Вступительная статья // Кушнер А.С. Мастера поэтического перевода. XX век. СПб., 1997.
В.А. Доманский
РАННИЙ ГОГОЛЬ И УКРАИНСКАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ТРАДИЦИЯ
Томский государственный университет
В начале своего творческого пути юный Гоголь стоял перед выбором: к какой литературной традиции примкнуть. Неудача с поэмой «Ганс Кю-хельгартен», которую он очень болезненно пережил, заставила его искать новые темы и поэтические средства. То, что он будет обращаться к теме Украины, становилось очевидным, так как ко времени приезда будущего писателя в Петербург, по его словам, установилась невиданная мода на «все малороссийское» [1, с. 142]. В обеих русских столицах происходила встреча и взаимодействие русской и украинской культур.
Она была подготовлена политическими реформами. С ликвидацией автономии, которую Украина имела во времена Гетманщины, украинской элите в конце 1780-х гг. Екатериной Второй был дарован статус русского дворянства, и множество талантливых украинцев отправились служить в столицу. В начале XIX в. в Петербурге была сформирована культурная субгруппа выходцев из Украины, которых объединяла этническая ментальность и общность профессиональных интересов. Вклад украинцев в политические и культурные достижения России документально освещен Д. Сондерсом [2].
Среди выдающихся «петербургских» украинцев было немало известных литераторов: Н. Гне-дич, А. Погорельский (Алексей Перовский),
В. Нарежный, Е. Гребенка, О. Сомов, Н. Кукольник, Н. Костомаров, М. Максимович, А. Никитенко. Но, несомненно, самым выдающимся из них был Николай Гоголь. Воспитанный в украинской культурной среде, он прекрасно знал язык и обычаи украинского народа, поэтому талантливому юноше не стоило большого труда «вписаться» в существующие литературные традиции, связанные с изображением украинского мира. Первая из них восходит к жанру комедии, водевиля; ее основу составлял «малороссийский сюжет». Примером может служить комедия А.А. Шаховского «Казак-стихотворец». Благодаря созданию на ее основе оперы-водевиля она стала широко известной в России, особенно в Москве и Петербурге. Комедия привлекала зрителей своим бурлескным юмором, экзотическими характерами. Но это был взгляд на Украину со стороны, здесь не передавался дух народа, а «описывался его сарафан». Интересно, что одним из первых, кто уловил искусственность пьесы Шаховского, был лицеист Пушкин, который в заметках под названием «Мои мысли о Шаховском» отмечал, что все образы комедии, кроме Маруси, не убедительны -«холодны и скучны» [3, с. 302]. Поэтому неудивительно, что опера-водевиль «Казак-стихотворец», поставленная на подмостках Харькова и Полтавы, не была отмечена тем успехом, какой она имела в российских столицах. Об этом свидетельствует анонимная рецензия в «Украинском вестнике». Ее автор писал: «Что это за произведение?.. Проживая на Украине пять лет, уже не узнаю ни одного малороссийского характера в действующих персонажах» [4, с. 265].
Украинская публика и литераторы оказались глубоко неудовлетворенными созданием Шаховского. Своеобразным ответом на него явилась «Наталка-Полтавка» - «украинская опера», как определил ее жанр сам автор Иван Котляревский. Используя сюжетную схему пьесы Шаховского, он доказал, что только глубокое погружение в национальную стихию речи позволяет добиться жизненности и убедительности создаваемых характеров.
Второй круг обращений русских писателей к украинской тематике был связан с сатирикобытовой и нравоописательной тенденцией. Она в первую очередь представлена творчеством В.Т. На-режного, на поэтику произведений которого оказали заметное влияние украинская бытовая и нравоучительная сказка, интермедия, пьесы вертепного театра, бурлеск и травестия.
П.В. Михед считает, что эти произведения с их грубовато-натуралистическими деталями и лукаво-простодушным юмором близки к жанрам украинского народного барокко, которые активно усвоили «элементы гротескного реализма, народной смеховой культуры» [5, с. 12]. В связи с этим в литературоведении, начиная еще с И.А. Гончарова, сложилось устойчивое мнение, что Нарежный - «предтеча Гоголя» [6, с. 474— 475]. Это мнение закрепил М.М. Бахтин, который в своей работе «Гоголь и Рабле» указывал, что «существенные моменты гротескного реализма» Гоголь усвоил у Нарежного [7, с. 487].
Конечно, не следует буквально видеть в На-режном учителя Гоголя. Достаточно сравнить тексты «малороссийских повестей» Нарежного с «Вечерами на хуторе близ Диканьки», чтобы увидеть, что между ними «дистанция огромного размера». Как не похож легкий, живописный слог «Вечеров...» Гоголя с их настоящей веселостью, «без жеманства, без чопорности», на затянутые, многословные художественные конструкции На-режного с его грубоватым вертепным юмором, этологическими сюжетами, стилизованным народным языком. Гоголь поистине совершил подвиг, органично соединив две языковые стихии, русскую и украинскую, достигнув необыкновенной выразительности и изобразительности художественной речи, которая привела в изумление и восторг его первых читателей. Именно эту особенность гоголевского стиля отмечал А. С. Пушкин в своей рецензии, написанной по случаю выхода из печати гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки» [3, с. 27].
Еще одна литературная традиция обращения к украинской тематике была связана с эстетикой романтизма, писательскими поисками экзотических картин жизни и характеров, которые они находили в Малороссии. Здесь мы имеем в виду творчество Антония Погорельского, автора широко известной повести «Двойник, или Мои вечера в Малороссии», и Ореста Сомова, прославившегося своей «малороссийской былью» «Гайдамак». Оба писателя внесли значительный вклад в развитие «украинской» темы. Первый ввел в нее фантастический сюжет: в его повести романтическая «чертовщина», традиции поэтики Людвига Тика и Гофмана органично переплелись с будничным сюжетом. Эти художественные открытия предшественников Гоголя также будут использованы как элементы поэтики «Вечеров на хуторе близ Диканьки».
Сомов в своих малороссийских былях и небылицах воссоздаст «целостную картину национальной жизни» [8, с. 507] украинского народа, соеди-
няя народный быт, этнографию, мифологию и фольклор. Все это позволяет заключить, что и сомовские творения были одним из важных источников гоголевских «Вечеров.», хотя обращение к более поздним произведениям писателя («Сказки о кладах», «Купалов вечер», «Бродящий огонь», «Киевские ведьмы», «Недобрый глаз») убеждает, что их автор впоследствии и сам испытал сильное влияние Гоголя.
Мир сомовских «малороссийских былей и небылиц» увлекает читателя яркими эпическими картинами, сильными характерами, красочными поэтическими образами. Вместе с тем писателю не всегда удается преодолеть традиционный авантюрный сюжет; дух народа в них открывается больше в занимательно рассказанных поверьях, легендах и преданиях, а не в подлинных картинах жизни народа, его самобытном языке. Поэтому для становления раннего Гоголя как художника также оказался чрезвычайно важен опыт харьковско-полтавской литературной школы, которая складывалась после основания в 1805 г. Харьковского университета. Его открытие было осуществлено в значительной мере благодаря инициативе и финансовой поддержке украинского дворянства. Среди тех, кто подписался на большую сумму денег, были друзья и ученики Г. Сковороды, выпускники Харьковского коллегиума. Поэтому сразу же после своего основания университет стал важным центром, сплотившим вокруг себя культурные силы Украины. Он сыграл большую роль в организации средних и начальных школ; его преподаватели и выпускники (среди них такие выдающиеся ученые, как И. Срезневский, А. Павловский, М. Цертелев) основали украинскую журналистику, положили начало украинской литературе, создали «Филотехническое общество» [9, с. 9].
После «Энеиды» Котляревского, которая вышла в Харькове в 1812 г., харьковско-полтавская литературная школа стала заметным явлением в возрождении украинской литературы, выдвинув ряд известных литераторов, среди которых П. Гулак-Артемовский, Г. Квитка-Основьяненко, А. Метлинский, М. Цертелев, М. Максимович,
С. и М. Писаревские, И. Бецкой, Е. Гребенка. Впоследствии В. Белинский в своей рецензии на харьковский журнал «Молодик» писал о Харькове как столице украинской литературы: «В Украине есть своя литература; после “Молодика” в этом не остается никакого сомнения. < ..> Харьков. есть некоторым образом столица Украины, а следовательно, и столица украинской литературы, украинской прозы, стихов. Боже мой, сколько поэтов на Украине!» [10, с. 280-282].
Гоголь, развиваясь в украинском культурном окружении, без сомнения, был знаком с творчеством ведущих украинских писателей, ставил на нежинской гимназической сцене украинские пьесы, о чем свидетельствует воспоминание его однокашника Т.Г. Пащенко. В его же пересказе сохранилась эпиграмма юного Гоголя «Гицель -морда поросяча», написанная на украинском языке, объектом сатиры которой, по-видимому, является скандально известный гимназический профессор Билевич (см.: [11]). По своей ритмической организации и характеру сатирических образов эпиграмма Гоголя явно восходит к описанию черта в известной балладе Гулака-Артемовского «Твардовский» («Ніс - карлючка, рот свинячий...»). Знакомство Гоголя с произведениями этого украинского писателя, как и И. Котляревс-кого, было лишь эпизодом, что можно увидеть, обратившись к гоголевским текстам «Вечеров...». Так, в качестве одного из эпиграфов к своей повести «Сорочинская ярмарка» Гоголь удачно использует отрывок из басни «Пан и собака» Гулака-Артемовского и три эпиграфа из разных произведений Котляревского.
К харьковско-полтавской литературной школе можно отнести также литературные опыты отца писателя - В.А. Гоголя-Яновского, достигшего в своем творчестве наибольшего успеха в жанре украинской комедии, для которой своеобразным эталоном была «Наталка-Полтавка» Котляревского.
Известно, что на раннем этапе своего творчества Н.В. Гоголь обращался к малороссийским комедиям своего отца. В письме к матери из Петербурга, датированном 30 апреля 1829 г., он просит ее прислать «две папинькины малороссийские комедии» - «Овцу-собаку» и «Роман с Параскою», - которые собирается поставить в театре, чтобы получить хотя бы небольшой сбор для поправления своих финансовых дел. Свою просьбу, как уже говорилось, он мотивирует распространившейся в столице модой на все малороссийское [1, с. 142].
Хотя отцовские комедии поставить не удалось, они пригодились начинающему автору для другой цели - его собственного творчества. В тексте «Сорочинской ярмарки» встречаются явные заимствования из отцовской комедии, имеющей полное название «Простак, или Хитрости женщины, перехитренной Москалем» (комедия в одном действии) [12]. Этот факт отметил Ю.В. Манн, сравнивая «любовный треугольник» из «Сорочинской ярмарки» (Солопий Черевик -Хивря - попович) с расстановкой героев в комедии В.А. Гоголя-Яновского (Роман - Параска -дьяк) [13, с. 24-25].
Остановимся на сюжете комедии «Простак», чтобы увидеть, что именно сближает с ней «Сорочинскую ярмарку». Эта пьеса напоминает украинские бурлески, и написана она на суржике украинской и русской речи. В ней Параска, молодая и хитрая женщина, всеми средствами пытается выпроводить своего мужа Романа из дому, чтобы встретиться со своим возлюбленным, дьяком Хомой (Фомой) Григорьевичем. Роман никак не склоняется на уговоры жены. Тогда она прибегает к хитрости, сообщая, что кум Вакула (вот откуда заимствовано имя одного из главных героев повести «Ночь перед Рождеством»), не имея ружья, со свиньей охотится на зайцев. Эта небылица подействовала на Романа, и он, хотя и с небольшим желанием, все же отправляется на охоту. После ухода Романа Параска потешается над своим простодушным мужем, хитрость побеждает доверчивость и простоту: «Ха, ха, ха!.. От коли дурний... Як таки поросям піймати зайця? Бідний Роман, его не трудно обмануть: хто що скаже, то він и пови-рыть» (Вот так дурак. Как это поросенком поймать зайца? Бедный Роман, его не трудно обмануть: кто что скажет, в то он и поверит. - Здесь и далее перевод мой. - В.Д) [12, л. 4].
Следует заметить, что такая неправдоподобная ситуация в комедии отца Гоголя вовсе не является ее литературным недостатком. Она создана в духе украинских небылиц и вертепных пьес и станет впоследствии одним из источников поэтики гоголевского абсурда (вспомним свинью, которая уносит из суда прошение Ивана Никифоровича).
Мечтая о своем «милом», Параска, как это принято в украинской комедии, поет песню, передающую душевное состояние замужней женщины, ожидающей любовника. Приведем ее текст, соблюдая авторскую транскрипцию, соединяющую в себе русскую и украинскую традиции в начертаниях букв:
Всяка вишня посихае,
Що росте під дубом;
Сохну, чахну так несщасна,
Живучи з нелюбом.
Прійди, милий, утры слезы,
Що я проливаю,
Бо отради ніякои
Бильш в свити не маю [12, л. 5].
Подобный опереточный прием использует в «Сорочинской ярмарке» и Н.В. Гоголь. Его юная героиня, которую также зовут Параской, напевает песенку, передающую уже мечты молодой девушки о предстоящем свидании:
Зелененький барвіночку,
Стелися низенько!
А ти, милий, чорнобривий,
Присунься близенько!
Зелененький барвіночку,
Стелися ще нижче!
А ти, милий, чернобривий,
Присунься ще ближче! [14, с. 9б].
Наиболее близкой по содержанию к сюжету «Простака» является VI главка повести Гоголя, в которой автор даже позаимствовал эпиграф из финальной части комедии отца: «От біда, Роман іде, от тепер як раз насадить мені бебехів, та й вам, пане Хомо, не без лиха буде» (Вот беда, идет Роман, вот теперь надает он мне тумаков, да и вам, пан Фома, беды не миновать) [12, л. 7]. В ней ситуация любовного свидания замужней женщины Хавроньи Никифоровны с поповичем и его обильное угощение точь-в-точь напоминает сцену «Дяк и Параска» из «Простака». Вместе с тем финалы этих похожих сцен совершенно разные. «Простак» заканчивается поражением хитрости, которую перехитрила другая хитрость. Параска, недавно потешавшаяся над своим мужем-простофилей, осмеяна и унижена Москалем, поэтому простодушный Роман уже не кажется жертвой.
В повести Гоголя все сложнее. Комедия отца составила только эпизод, элемент ее поэтики и эстетики, объединяющей комическое и трагическое, фантастическое и обыденное, смешное и ужасное. И осуществляет все это синтетическое авторское сознание.
На материале раннего творчества Гоголя видно, как значима была для него украинская литературная традиция; но уже изначально она оказалась для него тесной. Выбор писателя заключался не в следовании принципам какой-либо школы и даже не в их объединении, а в свободном оперировании разными поэтическими стилями, синтезе региональных, общероссийских и европейских тенденций.
Литература
1. Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: В 14 т. Т. 10. М., 1952.
2. Saunders D. The Ukrainian Impact on Russian Culture 1750-1850. Edmonton, 1985.
3. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 12 т. Т. 12. М., 1949.
4. Украинский вестник. Ч. 8. Харьков, 1870.
5. Михед П.В. Романы В.Т. Нарежного и Украина // Нарежный В.Т. Бурсак, малороссийская повесть; Два Ивана, или Страсть к тяжбам; Гаркуша, малороссийский разбойник: Романы / Вст. ст. и примеч. П.В. Михеда. Киев, 1988.
6. Гончаров И.А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 6. М., 1955.
7. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М., 1975.
8. Петрунина Н.Н. Проза второй половины 1820-30-х гг. // История русской литературы: В 4 т. Т. 2. Л., 1981.
9. См.: Багалий Д. Характеристика просветительской деятельности Харьковского университета в первое десятилетие его существова-
ния // Русская школа. 1892. Ч. 9.
10. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. 7. М., 1953-1959.
11. Берег. 1880. № 268.
12. Институт рукописи Центральной научной библиотеки Украины. Фонд I. № 3014.
13. Манн Ю.В. «Сквозь видимый миру смех...». Жизнь Н.В. Гоголя. 1809-1835 гг. М., 1994.
14. Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. и писем: В 23 т. Т. 1. М., 2001.
А. В. Марунов
РУССКАЯ ФИЛОСОФСКАЯ ПРОЗА 1820-30-Х ГОДОВ КАК «ВАКУУМ» ГОСУДАРСТВЕННОГО ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО СТАНДАРТА ПО ЛИТЕРАТУРЕ
Кузбасская государственная педагогическая академия
Развитие мировой литературы представляет целостный процесс, закономерности которого взаимосвязаны с закономерностями развития общества и культуры. В силу исторической неоднородности разных стран и народов развитие литературы обладает существенной неоднородностью, и потому одной из важнейших задач современного отечественного литературоведения является определение специфических черт той или иной национальной школы в рамках мирового историко-литературного процесса. Для России эта проблема имеет большое значение в связи с тем, что ее историческое и культурное развитие не укладывается в традиционные схемы и образцы.
Понимание специфики и значения русской литературы в рамках мирового историко-литературного процесса в значительной степени связано с пониманием серьезных различий между формами западного и русского философствования.
Отличительной чертой отечественной литературы является специфика самого стиля философствования. Если в зарубежной литературе, начиная с XVII в., господствовал чисто рациональный, «научный» метод изложения, то в русской историко-литературной традиции рационалистический стиль никогда не был основным. Более того, многие писатели решительно отвергали его как ложную форму философского познания, не позволяющую дойти до сути главных проблем бытия. В русском менталитете образное, художественное, интуитивное отношение к миру обладало
явным преимуществом перед абстрактнообразным его освоением, поэтому и в литературе первой четверти XIX в. ведущим оказался эмоционально-образный стиль философствования, отдающий предпочтение ярким художественным образам и аналогиям, интуитивным прозрениям, а не строгим логическим рассуждениям.
Все это позволяет объяснить интерес к такому феномену в истории отечественной литературы как русская философская проза 1820-30-х гг., представленная именами любомудров - В.Ф. Одоевского, Д.В. Веневитинова и др. Именно их усилиями была заложена стилевая и содержательная основа, определившая своеобразие русской философской прозы, фундаментом которой стало глубинное родство отечественной философии и литературы.
Рассмотрение становления и развития русской философской прозы в контексте отечественного историко-литературного процесса является своевременным и актуальным, так как позволяет, на наш взгляд, обогатить представление о процессе формирования русского реализма, о его философском потенциале, дает возможность полнее выявить специфику отечественной литературы, восстановить непреходящие ценности русской культуры, попранные и наспех переиначенные в «деструктивный период» нашей истории, реабилитировать и наполнить их истинным содержанием. К сожалению, в имеющихся учебниках и учебных пособиях по истории русской литературы первой четверти XIX в. этот этап развития
