CC BY
110
УДК 821.161.1
РАННИЕ РАБОТЫ М.М. БАХТИНА О Л.Н. ТОЛСТОМ В КОНТЕКСТЕ ИДЕЙНЫХ ИСКАНИЙ ПЕРВОЙ ТРЕТИ ХХ ВЕКА
© 2017
Васендин Сергей Сергеевич, магистрант кафедры литературы и русского языка Северный (Арктический) федеральный университет имени М.В. Ломоносова, филиал в Северодвинске (164500, Россия, Северодвинск, ул. Воронина, 6, e-mail: timservas@rambler.ru)
Аннотация. Статья посвящена ранним работам М.М. Бахтина, обращенным к творческому наследию Л.Н. Толстого. По мнению автора, во взглядах русского исследователя произошли существенные изменения в течение его жизни. В центре внимания работ, созданных в конце 20-х годов ХХ века, в контексте празднования столетнего юбилея писателя, - творческий кризис, который пережил Л.Н. Толстой в 80-е годы XIX столетия. Как полагает автор, именно это событие в биографии русского писателя обнажило его внутренние противоречия, причины которых видятся им в неспособности адекватно ответить на вызовы своего времени. Позднее, разрабатывая исторические аспекты становления полифонического романа Ф.М. Достоевского, М.М. Бахтин оценит его как продукт многовекового процесса, а одновременно с этим, закономерным в историко-литературном процессе в его концепции предстанет и монологический характер романного слова Л.Н. Толстого. Проблема внутренних противоречий писателя и чисто биографические причины их возникновения на этом этапе перестанут приниматься исследователем во внимание. Их актуальность для ранних работ М.М. Бахтина объясняется автором статьи общей тенденцией, обозначившей себя в разных направлениях русской мысли первой трети ХХ века. В эту эпоху Л.Н. Толстой настойчиво позиционируется как «противоречивый гений». Создавая свои ранние статьи, М.М. Бахтин оказался вовлеченным в поток актуальных для своего времени рассуждений.
Ключевые слова: русская литература, Л.Н. Толстой, М.М. Бахтин, эпическое слово, монологизм, полифонический роман, художественная форма, творческий кризис, противоречия во взглядах, историко-литературный процесс, художник, моралист, автор, духовные искания.
EARLY WORKS OF M-М. BAKHTIN ABOUT L.N. TOLSTOY IN THE CONTEXT OF IDEOLOGICAL SEARCHES OF THE FIRST THIRD OF THE TWENTIETH CENTURY
© 2017
Vasendin Sergey Sergeevich, Master of Literature and Russian Language Department Northern Arctic Federal University named after Lomonosov, branch in Severodvinsk (164522, Russia, Severodvinsk, Trukhinova street, 8, 40, e-mail: timservas@rambler.ru)
Abstract. The article is devoted to the early works of M.M. Bakhtin, addressed to the creative heritage of L.N. Tolstoy. According to the author, significant changes took place in the views of the Russian researcher during his life. The focus of the works created in the late 1920s, in the context of the celebration of the centenary of the writer, is the creative crisis that L.N. Tolstoy in the 80 years of the XIX century. As the author believes, it was this event in the biography of the Russian writer that revealed his internal contradictions, the reasons of which are seen by him in the inability to adequately respond to the challenges of his time. Later, developing the historical aspects of the formation of the polyphonic novel by F.M. Dostoevsky, M.M. Bakhtin will evaluate it as a product of a centuries-old process, and at the same time, the monologic character of the Tolstoy's novel's word will appear in his conception in the historical-literary process. The problem of the author's internal contradictions and the purely biographical reasons for their occurrence at this stage will no longer be taken into account by the researcher. Their relevance for the early work of M.M. Bakhtin is explained by the author of the article with a general tendency that has identified itself in different directions of Russian thought in the first third of the twentieth century. In this era, L.N. Tolstoy is persistently positioned as a "contradictory genius." Creating his early articles, M.M. Bakhtin was involved in a stream of relevant for his time reasoning.
Keywords: russian literature, L.N. Tolstoy, M.M. Bakhtin, epic word, monologism, polyphonic novel, artistic form, creative crisis, contradictions in views, historical and literary process, artist, moralist, author, spiritual quest.
Стремительно возросший интерес к творчеству и личности Л.Н. Толстого в русском литературоведении первой трети ХХ столетия обусловлен отчасти двумя юбилейными датами писателя (1908, 1928), на которых было сосредоточено внимание широкой общественности, и его смерти (1910) - тоже весьма, резонансного события. В этом контексте стремление осмыслить, оценить это поистине крупное явление в истории русской литературы охватило сознание представителей молодого поколения ученых. В их числе известный русский мыслитель и литературовед М.М. Бахтин.
Две статьи М.М. Бахтина с рабочими названиями автора «Толстой-драматург. Предисловие» (1929) и «Идеологический роман Л.Н.Толстого. Предисловие» (1930) готовились как комментарии ко второму тому юбилейного собрания сочинений писателя и являются наиболее любопытным материалом, отразившим его точку зрения на творческое наследие Л.Н. Толстого. В этот период М.М. Бахтин находится под домашним арестом, и как полагают его биографы, работа над собранием сочинений великого русского писателя - это, в ряду прочего, способ политической реабилитации. В период обвинений и репрессий следователь, который вел его дело, в то время говорил супруге ученого Б. А. Бахтиной: «Пусть Михаил Михайлович пишет, мы будем его печатать» [1, с. 78]. В этом контексте становятся понятны его ссылки на марксистских критиков (Г.
Плеханов, Л. Аксельрод-Ортодокс, Л. Войтоловский, А. Луначарский, В. Ленин и др.), подчеркивающие стремление автора встроиться в господствующую в науке историко-социологическую парадигму.
Эти комментарии к Толстому, кажутся в известной мере необычными среди других работ М.М. Бахтина, как написанные по «внешнему» заказу. К тому же, сам жанр «предисловия» не характерен для стиля творческого мышления исследователя. В дальнейшем он к нему никогда и не обращался. Как уже заметили исследователи научного наследия ученого, «Толстой существенно присутствует в проблемном мире М.М.Бахтина и в то же время не находится в центре его интересов. Имя Толстого не собирает вокруг себя теоретическую бах-тинскую проблематику, как это делают имена не только Достоевского, Гете и Рабле, о которых М.М.Бахтин написал книги, но и Данте, Шекспира и Гоголя, и даже Флобера. В бахтинском мире Толстой присутствует главным образом в составе традиционной для русской мысли парадигмы, в связке с именем Достоевского; однако в этой классической парадигме в бахтинском ее варианте два эти имени неравноправны. В теоретической системе М.М.Бахтина Толстой играет роль «теневой» фигуры и в этом качестве он «оттеняет» полифонический мир Достоевского в принципиальных местах «Проблемах творчества Достоевского», получивших затем развитие в подготовительных материалах к переработке книги в
1961 г.» [2, с. 545].
О «недооценке» учения Толстого говорят многие современные исследователи: «Пристрастность М.М. Бахтина к Л.Н. Толстому очевидна», - считает автор статьи «В защиту неприятия Толстого Бахтиным: принцип высказанности» Д. Слоун [3]. С.Г. Бочаров, во многом являющийся последователем научной традиции М.М. Бахтина признает, что его предшественник «бывал к Толстому несправедлив» [1, с. 70]. С.Т. Вайман откровенно обвинял Бахтина «в искажении истины при трактовке произведений Толстого» [4, с. 282]. К. Эмерсон в 1985 году пишет: «Бахтинский мир просто не приспособлен для таких писателей, как Толстой. В нем Толстой заведомо проигрывает, оказывается отрицательным примером» [5, с. 75]. По ее мнению, «слепое неприятие Толстого Бахтиным — следствие негибкости его категорий, связанных с понятием «автор». В своих работах М.М. Бахтин рассматривает художественный мир Л.Толстого с точки зрения социологической поэтики, и даже «с позиции ортодоксального марксизма» [6, с. 162].
Высокая оценка Л.Н. Толстого как художника в начале его творческого пути, толкование его «эпического слова как центра художественного мира» [2, с. 547] выходят на первый план в ранних работах М.М. Бахтина. Эпическое слово Толстого в статье М.М. Бахтина «Толстой-драматург. Предисловие» является своего рода исходной точкой, от которой отталкивался исследователь в своем осмыслении и обосновании кризисных противоречий в более позднем творчестве русского писателя» [2, с. 185]. Сначала, по мнению М.М. Бахтина, у Л.Н. Толстого «эпическое слово чувствовало себя уверенным и сильным, любовно изображало, проникало своим анализом в отдаленнейшие уголки психики и в то же время противопоставляло переживаниям героя истинную, авторскую, действительность» [2, с. 185]. В этот творческий период Л.Н. Толстой, по мнению Бахтина, вполне отвечает критической оценке его как великого художника. В позднем же его творчестве «повествовательное слово утратило свою уверенность, осознало свою классовую субъективность: оно лишилось всякой изображающей эпической силы, и для него осталась лишь чисто отрицательная, запретительная мораль» [2, с. 186]. Характеристика авторского эпического слова Л.Н. Толстого в ранних статьях М.М. Бахтина и его более поздних, зрелых работах по большому счету имеет явное сходство, однако здесь она, как отмечают современные комментаторы, «существует вне основной теоретической модели «Достоевский - Толстой», Толстой играет роль некой «теневой» фигуры в системе взглядов М.М. Бахтина. Эпическое слово Толстого у критика - это исходная точка отсчета, относительно которой рассматриваются кризисные и послекризисные явления его творчества» [2, с. 546]. Теоретическая модель «Достоевский-Толстой», какой она предстала в зрелый исследовательский период М.М. Бахтина, очевидно, вписывала творчество русского писателя в контекст «большого времени». В рассматриваемых же здесь его статьях оно становится всего лишь фактом его становления в рамках «биографического времени». Поэтому в центре внимания исследователя - кризис Л.Н. Толстого 80-х годов. Он сосредоточен на проблеме перелома в мировоззрении Толстого в эти годы, сказавшемся как на его художественном творчестве, так и на его философских взглядах. Причем, в духе складывающейся традиции русской «марксистской критики» ХХ века (и в этом, безусловно, сказалась конъюнктурность этой работы М.М. Бахтина), причины кризиса усматриваются в социально-политической природе событий 50-60-х годов XIX века. Перелом в творчестве писателя исследователь видит в «сложных социально-экономических и идеологических процессах, которые совершились в русской общественной жизни и которые требовали от художника, сложившегося в иную эпоху, изменения всей творческой ориентации» [2, с. 186]. Жизнерадостность, изображение 16
идеального телесно-духовного мира, доминирующее в раннем творчестве писателя, по мнению исследователя, уступают место критике грядущих капиталистических изменений. Противоречивость взглядов Толстого М.М. Бахтин объясняет неустановившимися окончательно позициями капитализма, сама «эпоха нагромождала противоречия, но ее идеология, в особенности художественная, во многом оставалась еще наивной» [2, с. 188]. В этом контексте развивалось и творчество Л.Н. Толстого, вполне отвечающее своему противоречивому историческому фону. М.М. Бахтин указывает на его неспособность адекватно адаптироваться в меняющейся действительности, в результате чего старая манера творчества оказалась утеряна, а создать новые художественные формы, по мнению исследователя, Толстому не удалось. В результате, в центре научной концепции М.М. Бахтина оказывается конфликт между Толстым «художником» и «моралистом».
Заметим, выводы абсолютно не новые в контексте современных им исканий в осмыслении наследия великого русского писателя. По-существу, именно об этом конфликте писали представители марксистского круга русской публицистики начала ХХ столетия (В. И. Ленин, А.В. Луначарский). В.И. Ленин одним из первых заговорил о существенных противоречиях Толстого в плоскости вопроса «художник» и моралист», данный вопрос рассмотрен нами в одной из предыдущих статей, посвященных Л.Н. Толстому [7]. В его версии он с одной стороны «гениальный художник, давший не только несравненные картины русской жизни, но и первоклассные произведения мировой литературы. С другой стороны - помещик, юродствующий во Христе. С одной стороны замечательно сильный, непосредственный и искренний протест против общественной лжи и фальши, - с другой стороны, «толстовец», то есть «хлюпик», «интеллигент», превращающийся в выразителя буржуазной крестьянской революции» [8, с. 179]. На это же обращали внимание и их идейные противники, представители религиозно-философского течения русской мысли. Д.С. Мережковский, например, видел суть противоречий писателя в противопоставлении «Толстого как художника и Толстого как мыслителя». Однако актуализируется это противоречие у него в контексте современных исторических событий, с учетом того революционного вектора, в который оказалась втянутой Россия [9].
По мнению М.М. Бахтина, заканчивается эта внутренняя борьба «победой моралиста над художником» [2, с. 189]. Правда, М.М. Бахтин в отличие от своих предшественников находил этому сугубо филологическое обоснование: «Толстой все более и более отходит от литературы и отливает свое мировоззрение в формы трактатов, публицистических статей, в сборники изречений мыслителей («На каждый день»). Все художественные произведения этого периода («Смерть Ивана Ильича», «Крейцерова соната» и др.) написаны в его старой манере, но с резким преобладанием критического, разоблачающего момента и отвлеченного морализирования. Упорная, но безнадежная борьба Толстого за новую художественную форму, кончающаяся повсюду победой моралиста над художником, налагает свою печать на все эти произведения» [2, с. 190].
Ранние статьи М.М. Бахтина, посвященные творчеству Л.Н. Толстого, весьма настойчиво указывают на его внутренние противоречия, внутреннюю непоследовательность. Кстати, во всех своих наблюдениях исследователь не демонстрирует никакой оригинальности в контексте исканий своей эпохи. Для него, очевидно, что «произведения Толстого глубоко проникнуты пафосом социального суда, но его отвлеченная идеология знает только моральный суд над самим собою и социальное непротивление. Это одно из глубочайших противоречий Толстого» [2, с. 194]. Еще одно противоречие заключается в толстовском нигилизме, «распространяющем свое отрицание на всю человеческую культуру как на услов-Baltic Humanitarian Journal. 2017. Т. 6. № 3(20)
ную и выдуманную людьми, что есть результат того же непонимания им исторической диалектики» [2, с. 195]. Нечто подобное внимательный читатель уже встречал в работах предшественников М.М. Бахтина (Р. Дистерло «Граф Толстой как художник и моралист» (1887), В. Ленин «Лев Толстой» (1910), Д. Мережковский «Революция и религия» (1907)). Настойчиво утверждаемая М.М. Бахтиным в его ранних статьях мысль о том, что Толстой - это «продукт противоречий», легко встраивается в доминирующий в первой трети ХХ столетия вектор исканий решительно всех направлений русской интеллектуальной жизни эпохи.
В своей работе 1929 года «Толстой-драматург. Предисловие» М.М. Бахтин сосредотачивает внимание читателя на двух противоборствующих начала в религиозном сознании русского писателя: «первое по своему идеологическому содержанию и по своей классовой природе близко к европейскому, протестантскому (кальви-нистическому) сектантству с его благословением даров земных, с его освящением продуктивного труда, благосостояния и хозяйственного роста» (Европа, Америка). «Другое начало глубоко родственно восточному сектантству, особенно различным буддийским сектам с их бродяжничеством, с их враждой ко всякой собственности и ко всякой внешней деятельности» (Китай, Индия) [2, с. 183]. Противостояние этих двух начал в миропонимании Л.Н. Толстого завершается в пользу «восточного», иными словами «бездомного» начала. Если в ранних произведениях у писателя мы наблюдаем героя-крестьянина как «крепкого хозяина-домостроителя», а в образе крестьян-переселенцев писатель стремился выразить «мысль народа» с позиции силы завладевающей, то в позднем творчестве его манера повествования меняется на прямо противоположную. Нечто подобное при незначительной разнице смысловых акцентов мы находим в ленинском цикле статей о Толстом [8, с. 293].
В первой редакции книги, названной «Проблемы творчества Достоевского» (1929), М.М. Бахтин указывает на некую прямолинейность Л.Н. Толстого. В его художественных произведениях, например, он обращает внимание на способ введения в повествование «предсмертных мыслей героя и его последнего слова» от автора («Севастопольские рассказы») [2, с. 54], что по мнению исследователя, лишает героя последнего собственного волеизъявления и передает всю инициативу в руки повествователя-автора. Еще заметнее это становится в более поздних работах Толстого («Смерть Ивана Ильича», «Хозяин и работник»). Монологизм в творчестве Толстого становится очевидным: «слово героя заключено в рамках авторских слов о нем; самосознание героя - только момент его твердого образа и, в сущности, предопределено этим образом даже там, где тематически сознание переживает кризис и радикальнейший внутренний переворот («Хозяин и работник»).
Самосознание и духовное перерождение остаются у Толстого в плане чисто содержательном и не приобретают формального значения; этическая незавершенность человека до его смерти не становится формально-художественной незавершимостью героя» [2, с. 55].
Все это представлено в ранней редакции книги М.М. Бахтина в заметно оценочном ключе как некое несовершенство художественной манеры Л.Н. Толстого. Он не ставит перед собой цель показать всю гамму внутренних переживаний героя с позиции самого героя, его интерпретации во взаимоотношении с другими действующими лицами (представить образ героев через сознание друг друга). «Второй голос (рядом с авторским) не появляется в его мире; не возникает ни проблемы сочетания голосов, ни проблемы особой постановки авторской точки зрения» [2, с. 55]. В отличие от искушенных форм повествования в работах Ф.М. Достоевского, «монологически наивная точка зрения Толстого и его слово проникают повсюду, во все уголки мира и души, подчиняя все своему единству» [2, с. 55]. В оценочном плане
ключевым здесь становится слово «наивная». В своей ранней работе М.М. Бахтин как бы противопоставляет «гибкого и изящного» Достоевского «однообразному и прямолинейному Толстому». Собственно, этим и ограничивается смысл его обращения к Толстому в его ранней версии книги.
В редакции «Поэтики Достоевского» (1963), суждения М.М. Бахтина заметно трансформируются, например, появляется весьма любопытный эпизод, представляющий анализ Толстовского рассказа «Три смерти» и авторская (бахтинская) фантазия на тему о том, как бы этот сюжет должен был бы предстать у Достоевского. Этот весьма показательный исследовательский прием призван оттенить не слабые и сильные стороны двух художественных манер. Для решения этой задачи его следовало бы признать весьма неэффективным. Цель М.М. Бахтина в ином, дать убедительную иллюстрацию к своим размышлениям о различных методологических подходах к литературному описанию, к различным художественным типам мышления, проявление которых получили свое убедительное («высшее» с точки зрения мастерства) воплощение в произведениях Толстого и Достоевского.
И еще одна весьма показательная деталь. В первой редакции (1929), М.М. Бахтин подчеркнуто говорит, что он строит чисто теоретическую работу, ориентированную на «синхронию», исторический («диахрон-ный») аспект исследования его не интересует. Текст во второй редакции оказывается расширенным как раз за счет того, что содержит осмысление исторических корней, породивших роман Достоевского. А также размышления о том, что между ним и монологическим романом имеются различия в их исторических истоках. Монологический роман не умирает с появлением полифонического, у него своя история и свое будущее. Монологизм романного слова Л.Н. Толстого представляется здесь как продукт длительного истороико-эволю-ционного процесса. Окончательная версия рассуждений М.М. Бахтина на эту тему переводит проблему в плоскость глобального исторического противопоставления полифонического и монологического романа. Первый - открытие Достоевского, - но открытие, всесторонне подготовленное логикой глобального исторического процесса, истоки которого обнаруживают себя еще в античности, в «мениппее». Столь же закономерно и явление Л.Н. Толстого в процессе развития романного слова. Два типа романа становятся предметом размышлений уже зрелого М.М. Бахтина. Здесь уже нет и следа аргументации, принимающей во внимание проблему внутренней противоречивости и непоследовательности Толстого.
Отношению Л.Н. Толстого к драме, кризису авторского слова русского писателя М.М. Бахтин посвятил еще одну раннюю свою работу «Толстой, как драматург» (1929). Однако эта статья так и осталась незаконченной и может быть использовалась как черновые записи, вошедшие в последнее собрание сочинений М.М. Бахтина. Бытовая драма у Толстого, в интерпретации исследователя, превращается в «отрицание сценической условности и драматических эффектов» [2, с. 205]. Драматические произведения Толстого, по словам М.М. Бахтина, проникнуты «глубокой внеисторичностью и упрощенностью, косноязычием внутреннего дела», писатель отходит от эпической формы, в результате чего появляется потребность выработки нового повествовательного слова. «Восточная стихия», находящая отражение в драматическом творчестве Л.Н. Толстого определяется смыслом «того внутреннего дела и того покаяния» [2, с. 206], которые служат ядром драмы. Восточная стихия индивидуализирует героев Толстого, отделяя их от коллектива, личная инициатива «устремляется на внутренний путь, а любовь несет отрицательную функцию освобождения от себя» [2, с. 206].
Сама риторика М.М. Бахтина здесь переводит его ис-
следование в исключительно оценочную плоскость. При этом оценка во многом подчеркнуто негативная.
Таким образом, в промежуток времени с 1929 по 1963 годы взгляд М.М. Бахтина на Толстого претерпевает серьезные изменения, в нем, очевидно, прослеживается вектор развития мысли исследователя. На начальном этапе явно доминируют критический подход в оценке творчества и мировоззрения Толстого. В творчестве писателя для М.М. Бахтина главным оказывается проблема его кризиса. В центре внимания ранних работ М.М. Бахтина, прежде всего - духовный кризис Л.Н. Толстого 80-х годов, охвативший его на фоне социально-экономических и идеологических изменений 50-60-х годов. Кризис этот оценивается исключительно как факт личной биографии писателя, не сумевшего адекватно отреагировать в эпоху, когда старые художественные формы утратили свою значимость. Для зрелого М.М. Бахтина Толстой становится продуктом глобального историко-литературного процесса, который невозможно объяснить исключительно в оценочном ключе («плохой/ хороший»). Но здесь нам важно отметить то, что первоначальная точка зрения на творческое наследие Л.Н. Толстого не была продуктом простых заблуждений молодого М.М. Бахтина. Она весьма органично укладывалась в общий вектор поисков современной ему науки и публицистики. Причем, вектор этот одинаково создавался совершенно различными течениями современной ему мысли, представители которых находились между собой, порой, в откровенно антагонистических отношениях, и никогда бы не согласились с трактовкой, сближающей их позиции. Общее между всеми ими - желание представить Л.Н. Толстого как продукт неразрешимых противоречий, непреодолимых кризисных процессов.
Именно о неразрешимых противоречиях Толстого говорят известные русские марксисты (В.И. Ленин, А.В. Луначарский). В.И. Ленин, например, пытается увидеть их в несовместимости двух начал, объединенных в личности великого русского писателя: «художника» и «моралиста» [7].
Противоречия Толстого составляют содержание его знаменитых литературных портретов эпохи, созданных И.А. Буниным, у которого Толстой был прост и в этой простоте величав, где простота и царственность сливались у него воедино. Гран-сеньерство же, лишь скрывало в нем дикое, разрушительное, звериное лицо [10], М. Горький прямо отмечает, что его герой «мечтательный, внутренне противоречивый» [11, с. 446].
Их европейские современники в своих литературных портретах Толстого следуют все той же логике его раскрытия как противоречивой личности, в частности, французский писатель Р. Роллан, высказывается о Толстом как о «гении нескольких человек», в котором «одновременно сосуществуют «великий художник, христианин» и в то же время «носитель необузданных страстей и инстинктов» [12]. Другой их современник, С. Цвейг, находит противоречивые черты во внешнем и внутреннем облике, таящем нечто важное в глубинах души русского писателя [13]. Хотя, конечно же, некоторое сходство в подходах русских и европейских авторов-создателей литературного портрета Л.Н. Толстого следует понимать с оговоркой, учитывающей и их принципиальное различие, «обусловленное глубинными причинами ментального характера» [14, с. 87].
В русской религиозно-философской критике первой трети ХХ века противоречиям Толстого уделяли совершенно особое внимание. Д.С. Мережковский, например, по-разному оценивает их на различных этапах его жизни и творчества. «Если на первом этапе природа их видится ему в столкновении Толстого - «великого писателя» с «Толстым-язычником», «безбожником», то позднее он сосредотачивает свое внимание «на конфликте в нем «мыслителя» и «художника», в дальнейшем это положение актуализируется «в контексте современных исторических событий» [9, с. 203]. Оценки И.А. 18
Ильина направлены на то, чтобы «раскрыть глубинную суть ошибочных суждений Л.Н. Толстого» о причинах революционных катаклизмов в России в первой трети ХХ века. Их суть он видит «в ошибочных суждениях и заблуждениях русской интеллигенции», в том числе и самого Л.Н. Толстого [15, с. 21].
Даже в живописных и графических портретах современников Толстого, русских художников первой трети ХХ века, к которым мы обращались в наших предшествующих статьях [16], он предстает, прежде всего, как носитель противоречивых, плохо совместимых черт. И. Репин изобразил Л.Н. Толстого в двух совершенно разных ипостасях в картине «Толстой на отдыхе в лесу», где с одной стороны мы видим Толстого, лежащего на земле под пышной кроной могучего дерева как простого русского мужика, как крестьянина. С другой стороны в нем видны черты барина, тихо и безмятежно читающего книгу, одетого в сюртук и фуражку, что выдает в нем принадлежность к знатному роду.
Именно противоречия Л.Н. Толстого удивительным образом притягивают внимание его современников и потомков в первой трети ХХ столетия, независимо от того, к каким направлением мысли, жанрам и видам искусства они принадлежат. Востребованным эпохой оказывается образ «противоречивого русского гения». И сама по себе эта общая тенденция, конечно же, нуждается в подробном описании и обстоятельном осмыслении.
М.М. Бахтин в своих ранних работах, посвященных творчеству Л.Н. Толстого, вне всякого сомнения, нес в себе черты этих эпохальных поисков.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Бочаров С.Г. Об одном разговоре и вокруг него // Новое литературное обозрение, - № 2, 1993, С. 70 - 89.
2. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. Статьи о Л.Толстом. Записи курса лекций по истории русской литературы // Собрание сочинений в 7 томах. Т.2. М.: Русские словари, 2000. - 799 с.
3. Слоун Д. В защиту неприятия Толстого Бахтиным: принцип высказанности // НЛО, 2002. №57. [Эл. ресурс]: URL: http://magazines.russ.ru/nlo/2002/57/sloun.html
4. Вайман С.Т. Три смерти: Полемика с М.М. Бахтиным. Гармонии таинственная власть: Об органической поэтике // М.: Советский писатель, 1989. С. 280— 292.
5. Emerson C. The Tolstoy Conection in Bakhtin // PMLA, 1985. - С. 68 — 80.
6. Конкина Л.С. М.М. Бахтин о романном творчестве Л.Н.Толстого. Труды и материалы: В 2 т. / Под ред. К.Р. Галиуллина, Г.А. Николаева. - Казань: Изд-во Казан. ун-та, 2003.- Т. 2. - С.161-163.
7. Николаев Н.И., Васендин С.С. В.И. Ленин о Л.Н. Толстом (к вопросу об эволюции оценок) // Современная филология: теория и практика: материалы ХХ1 международной научно-практической конференции. - М.: Перо, 2015. - с. 156.
8. Ленин В.И. Л.Н. Толстой. [1910]. - В кн.: В.И. Ленин // Сочинения. Изд. 4-е. Т. 16, С. 179 - 186, 293 -297.
9. Васендин С.С. Д.С. Мережковский о Л.Н. Толстом. К вопросу об эволюции оценок // Ломоносовские научные чтения студентов, аспирантов и молодых ученых -2016: сборник материалов конференций. - Архангельск: ИД САФУ, 2016. - 2027 с.
10. 11.Николаев Н.И., Васендин С.С. Четыре литературных портрета Л.Н. Толстого // Фундаментальные исследования. - М.: Академия Естествознания, 2014. -№12 (Часть 8) - С. 1808 - 1811.
11. Горький М. Рассказы. Очерки. Воспоминания. Пьесы // М.: Худож. лит., 1975. - 592 с.
12. Роллан Р. Предтечи. Толстой - свободный мыслитель. [Эл. ресурс]. URL: http://www.belousenko.com/ books/rolland/rolland_1916-19.htm
13. Цвейг С. Три певца своей жизни: Казанова. Стендаль. Толстой // Перевод с немецкого. М.: Респуб-
лика, 1992.
14. Николаев Н.И., Швецова Т.В. К вопросу о точности перевода («Они любили друг друга...» М.Ю. Лермонтова) // Вестник Северного (Арктического) федерального университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2014. №4. С. 87 - 92.
15. Васендин С.С. Л.Н. Толстой и его духовные искания в оценке русской религиозно-философской критики (И.А. Ильин, С.Н. Булгаков) // Филологические науки. Вопросы теории и практики. - Тамбов: Грамота, 2017. -№3 (Часть 2) - С. 20 - 23.
16. Васендин С.С. Живописный и литературный образ Л.Н. Толстого // Ломоносовские научные чтения студентов, аспирантов и молодых ученых - 2016: сборник материалов конференций. - Архангельск: ИД САФУ, 2015. - 634 с.
Статья поступила в редакцию 16.07.2017.
Статья принята к публикации 23.09.2017.
