CC BY
41
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
Р. И. Бравина
Б01: 10.25693/Ю12218-1644.2018.02.23.001 УДК 904(=512.157)"12/15"
Раннеякутская кулун-атахская культура (ХШ-ХУ1 вв.) в свете новых археологических данных
Статья посвящена результатам последних исследований раннеякутских поселений и погребений ХШ-ХУ1 вв., выявленных археологами в период с 2000 по 2017 г. Кроме археологического материала, в работе использованы аутентичные исторические источники, а также данные междисциплинарных исследований в области физической антропологии и палеопатологии, которые позволяют рассматривать новые материалы не только на источниковедческом, но и интерпретационном уровне. Последнее касается реконструкции стратегии освоения ранними якутами территории Ленского края, их культуры и образа жизни.
Ключевые слова: якуты, этногенез, кулун-атахская культура, поселения, погребения, ареал распространения, предметный инвентарь, погребальный обряд, образ жизни.
В 1976 - начале 1990-х гг. А. И. Гоголевым на территории Лено-Алданского междуречья и бассейна Вилюя были открыты и исследованы археологические памятники раннеякутской ку-лун-атахской культуры конца ХШ-ХУ1 вв., отражающие уже сложившуюся культуру скотоводческого народа Ленского края - якутов [Го -голев, 1990, с. 11, рис. 1]. Судя по планиграфии поселений, большинство из них расположены на небольших алаасах - карстовых долинах, возникших среди тайги в результате таяния мерзлоты и обязательно имеющих посередине озеро [Там же, с. 10, 21, 35 и др.].
Анализ предметов кулун-атахского комплекса привел А.И. Гоголева к выводу о том, что в
© Р. И. Бравина, 2018
общем облике материальной культуры кулун-атахцев прослеживаются синтезированные субстраты культуры местного раннего железного века при доминировании пришлых (южных) элементов культуры тюркской эпохи У1-Х11 вв. Прибайкалья и Южной Сибири. При этом автор отмечает преобладающее влияние курыканской культуры и южносибирской тюркской среды [Гоголев, 1993, с. 96].
Материалы кулун-атахской археологической культуры, открытой А. И. Гоголевым, имеют важное значение и в изучении истории расселения скотоводов по территории Ленского края. В исторической литературе прочно утвердилось мнение, что якуты заселили бассейн среднего
Вилюя только к середине XVII в., куда они пришли, спасаясь от ясачной политики русской администрации в начальный период колонизации. Однако А. И. Гоголеву удалось обнаружить на правом берегу Вилюя поселения кулун-атахской культуры Хохочой и Харандаас [Гого -лев, 1990, с. 56], которые появились не позднее XVI в. Здесь были обнаружены типичная ранне-якутская керамика и кости крупного рогатого скота. В свете этих находок точка зрения о позднем заселении бассейна Вилюя якутским населением нуждается в коррективах.
Ареал распространения кулун-атахской культуры значительно расширился с открытием и изучением археологами ИГИиПМНС СО РАН поселения Буор Хайа (Хомустаах) I в Сасыль-ском наслеге Томпонского района, расположенном выше устья р. Амга. Это пограничная территория, отделяющая Центральную Якутию от северо-восточных приполярных районов Вер-хоянья и Оймяконья. На поселении были выявлены фрагменты керамики, отражающие традиции керамического производства автохтонных племен железного века, раннеякутской кулун-атахской культуры XIV-XVI вв. и якутской культуры XVII-XIX вв. Инвентарный комплекс представлен железными изделиями, в т.ч. ножами, металлическим шлаком и богатым остеологическим материалом, среди которого кости крупного рогатого скота и лошадей, диких млекопитающих, птиц и рыб [Обутов, 2016]. Существование развитого скотоводческого хозяйства у алданских якутов, живших возле устья Амги, подтверждают и архивные источники XVII в. Так, служилый человек Семен Архипов, побывавший на Алдане в 1640 г., сообщил, что «вверху Алдан реки живут многие скотные люди неясачные» [Иванов, 1966, с. 102].
Археологический материал поселения Буор Хайа (Хомустаах) I свидетельствует о смешанном скотоводческо-охотничье-рыболовном хозяйстве носителей кулун-атахской культуры XIV-XVI вв. и позволяет более обоснованно говорить о раннем освоении скотоводами-якутами северо-восточных районов Якутии. Данное предположение косвенно подтверждается материалами якутских погребений XVII-XVIII вв. из Верхоянского и Оймяконского районов. В сопроводительный набор этих погребений входят железные пальмы (батас), фрагменты сложно-
составного лука с костяными концевыми вкладышами, характерными для кулун-атахской культуры, разнообразные типы железных и костяных наконечников стрел, железные удила с витыми кольчатыми псалиями и двусоставными звеньями грызла неравной длины, а также украшения в виде парных конских голов и проволочные серьги в виде знака вопроса, характерные для археологических культур кочевников Южной Сибири и Центральной Азии [Бравина, 2013; 2015].
Согласно генеалогическим преданиям якутов, центром зарождения культуры народа саха стали самые благоприятные для ведения скотоводства три великие центральноякутские долины - Эркээни, Туймаада и Энсиэли, расположенные цепочкой на левом берегу р. Лена. Этот обширный остепненный район Средней Лены в пространственной памяти якутов представлялся как продолжение степной ойкумены. Как повествуют якутские легенды, прародитель народа саха Омогой «нашел» в долине Туймаада жеребенка и корову и со временем стал родоначальником большого и богатого скотоводческого народа.
За рассматриваемый нами период на территории долины Туймаада зафиксированы четыре единичные находки кулун-атахской керамики на поселениях со смешанным культурным слоем: Зерновая II (Уураахы), Орбита-16 км, Владими-ровка VI [Дьяконов, 2007, с. 43], Логовая в центре г. Якутска (раскопки Е.Н. Соловьевой и Е.А. Строговой). В 2017 г. археологическая экспедиция ИГИиПМНС СО РАН в среднеленских долинах Эркээни и Энсиэли (Хангаласский и Намский районы) открыла и исследовала ранне-якутские поселения Ынах Арыы и Карьер АБЗ, керамический материал которых типологически относится к кулун-атахской культуре. Но хронология их пока не определена и находится в широком диапазоне: конец XIII - XVI вв.
Таким образом, ареал распространения памятников кулун-атахской культуры свидетельствует о том, что долины Средней Лены и ее притоков, многочисленные приозерные алаасы, расположенные в междуречье Лены и Амги, примыкающем к долине Алдана, и в придолинной части Вилюя, явились первыми очагами формирования скотоводческой культуры и входили в территорию расселения ранних якутов XIII-XVI вв.
По топографическим особенностям раннея-кутских погребений прослеживается их ландшафтная приуроченность к луговым пространствам надпойменных террас озер или речек. Особенно наглядно это просматривается в пла-ниграфии расположения могил долины Эркээни в Хангаласском районе. Если ранние погребения расположены посередине долины на невысоких террасах небольших водоемов, то погребения ХУШ в. находятся на краю или мысах преимущественно высоких террас озер или рек, или природных возвышенностях булгунньах с видом на родовую территорию с сенокосно-пастбищными угодьями. Элитные захоронения тыгынидов - потомков аристократического рода хангаласцев, расположены на 50-метровой террасе коренного берега р. Лена, откуда открывается вид на долину Эркээни, которая входила в их родовую территорию. По всей видимости, в первоначальный этап освоения Ленского края первопроходцы-всадники в тактических целях избегали открытого пространства и держались укромных мест. При этом, наряду с использованием сенокосных угодий вокруг озер, ранние переселенцы, вероятно, стали активно заниматься озерным рыболовством, что стало в дальнейшем одной из этнодифференцирующих особенностей традиционного хозяйства якутов.
Внутримогильные камеры и варианты тру-поположения раннеякутских погребений обнаруживают аналогии в погребальных традициях средневековых племен Прибайкалья и Забайкалья [Бравина, Дьяконов, 2015, с. 28-29].
Сопроводительный инвентарь погребений включает предметы хозяйства и быта, снаряжения коня, вооружения и орудий охоты, элементы одежды и головных уборов, украшений, ко -сти животных, птиц и рыб, которые в целом находят аналогии среди материалов поселений кулун-атахской культуры ХШ-ХУ1 вв. и якутской традиционной культуры ХУН-ХУШ вв. [Багашев, Ражев, Зубова и др., 2016; Бравина, Дьяконов, Николаев и др., 2016; Бравина, Дьяконов, Петров и др., 2017; Бравина, Дьяконов, Колбина и др., 2017; Вгаута, В'1акопоу, Bagashev ^ а1., 2017].
Предметы конского снаряжения (стремена, удила с кольчатыми псалиями-трензялями, тройники-распределители ремней оголовья, подпружные бляшки), железные наконечники
стрел, в т.ч. бронебойные, фрагменты сложно-составных луков центральноазиатского типа из исследованных погребений коррелируются с материалами погребальных комплексов усть-талькинской культуры Южного Приангарья и Верхней Лены Х11-Х1У вв.
Среди предметов сопроводительного инвентаря особое место занимают костяные накладки (срединная, с веслообразно расширяющимися концами, и две плечевые) сложносоставного лука центральноазиатского типа, обнаруженные в Сергеляхском погребении ХУ - начала ХУ1 вв., открытом в черте г. Якутска. Кроме того, уникальный сложносоставной лук ХУ11-ХУ111 вв., состоящий из 13 костяных и роговых накладок, в т.ч. из бивня мамонта, обнаружен и атрибутирован нами в фондах Тойбохойского республиканского историко-краеведческого комплекса им. Г.Е. Бессонова (Сунтарский район). Если раньше о существовании сложных композитных луков центральноазиатского типа у якутов упоминалось только в фольклорных и эпических повествованиях, то теперь этот факт получает вещественное доказательство.
Неординарным представляется комплекс сопроводительного инвентаря из женского погребения Атласовское II, отдельные элементы которого нетипичны для Якутии. Это железный нож, клинок которого имеет прямой обушок и плавно сужается к острию. Костяные накладки на рукояти ножа изготовлены из отшлифованных пластин прямоугольной формы со слегка закругленными краями. Ближайшими аналогиями данного артефакта могут быть бурятские и монгольские национальные ножи. Они также имеют узкий прямой однолезвийный клинок и рукоять, образованную двумя накладками-щечками, скрепленными с хвостовиком клинка при помощи клепок. В этом же погребении обнаружены металлические детали украшения головного убора: полусферическое навершие шапки со спиралевидным орнаментом и отверстием посередине, в которое вставлялась трубочка для крепления плюмажа, а также две подтреугольные фигурные пластины с отчеканенным на них сложным орнаментом. Под навершием головного убора сохранились фрагменты наголовника, состоящего из двух слоёв - кожи и меха. В нижней части наголовника потайными стежками пришит меховой отворот. Составное навершие
женского головного убора аналогов в якутской традиции не имеет. Похожие полусферические навершия головных уборов «дэнзэ» с подставкой-трубочкой для бусины «жинчи» встречаются у бурят Забайкалья [Бравина, Дьяконов, Петров и др., 2017, с. 50, рис. 3]. Схожее навершие найдено в одном из погребений могильника владимировской культуры (XIII-XVII вв.) в Приамурье [История Амурской области.... 2008, рис. 3-4]. Следует отметить, что предметный комплекс данной культуры в ряде случаев совпадает с якутскими материалами. Например, костяные наконечники стрел, кольцо, одевавшееся на большой палец при стрельбе из лука (якут. дапсы), предметы конской сбруи и др. По мнению исследователей, носителями владими-ровской культуры являлись дауры [Цыбенов, 2015, с. 187, 189].
В целом предметный набор раннеякутских погребений обнаруживает аналогии в культурах средневековых кочевников степной и лесостепной полосы Евразии, а также у населения лесной и лесотундровой зон Сибири XVI-XIX вв.
Ритуальная сфера раннеякутских погребений имеет продолжение в погребениях XVIII в. В этом плане исключение составляют три памятника.
Погребение Кёрдюген в Мегино-Хангалас-ском районе было обнаружено возле жилища кулун-атахской культуры на склоне озёрной террасы. Здесь зафиксирована округлая в плане могильная яма, в которой выявлено детское захоронение. Ребёнок был погребён в утробной позе, в скорченном положении на левом боку, головой на ВСВ. Колени его были подогнуты к груди, руки согнуты в локтях, ладони расположены вплотную к лицу. Сверху и внизу костяка находились цельные полотна бересты. В погребении отмечен кусочек наплывного шлака, два куска глиняной основы горна с наплавлениями шлака и кусочков крицы, фрагмент нижней челюсти жеребёнка и два фрагмента кулун-атах-ской керамики. Калиброванный «календарный» возраст погребения 1420-1470 гг. [Бравина, Дьяконов, Колбина и др., 2017, с. 85-86, рис. 2].
Данное погребение по своему ритуальному содержанию можно сопоставить с детскими погребениями в скорченном положении под каменными кладками, обнаруженными в окрестностях раннесредневекового городища Усть-
Чёрнинский в Забайкалье [Алкин, Нестеренко, 2010, с. 140-144], а также с детскими костяками, найденными внутри плавильных печей на Шайгинском городище в Приамурье [Шавку-нов, 1990, с. 156-157]. Рассматриваемые погребения, видимо, несут какую-то ритуальную нагрузку, продиктованную архетипическими представлениями о возрождающей и очистительной силе огня.
Погребение Тымпы на р. Вилюй (Нюрбин-ский улус) датировано методом радиоуглеродного анализа 1640-1690 гг. На дне могильной ямы находился прямоугольный сруб из лиственничных брёвен, внутри которого помещался гроб-ящик из плах [Мир древних..., 2012, с. 66, 67, 183]. Костяк мужчины пожилого возраста лежал на спине, вытянуто, головой на запад, брюшная полость была набита сеном и сосновой корой. При этом внутренние органы были изъяты путем доступа к ним через межрёберные промежутки, также были обнаружены следы входов к головному и спинному мозгу. Тело имело многочисленные перфорирующие и острые повреждения. Сопроводительный инвентарь в погребении отсутствовал [Там же, с. 182]. На сопредельных территориях традиция мумификации трупов встречается в тесинских курганах-склепах Минусинской котловины, абсолютная хронология которых совпадает с периодом владычества в степях Центральной Азии кочевых империй сюнну (конец III в. до н.э. - конец I в. н.э.) и сяньби (конец I в. н.э. -235 г. н.э.).
Погребение Атласовское I (XIV-XVI вв.) отличается сидячим положением погребенного, что является практически уникальным случаем в традиционной погребальной практике якутов [Багашев, Ражев, Зубова и др., 2016]. Погребенный был ориентирован лицом на юг. Череп был полностью покрыт берестяной повязкой, под которой скрывались следы смертельных ранений. Берестяная повязка состояла из сшитых между собой нешироких полосок очень тонкой бересты и закрывала всю голову вместе с лицевой частью. Эта находка дает наглядные представления о методах и способах повязки (закрытия) ран и оказания медицинской помощи у якутов в XIV-XV вв. О подобных перевязках в якутской лечебной практике, в случаях повреждения черепа, писал в XVIII в. Я.И. Линденау
[1983, с. 34]. Сидячее погребение, возможно, указывает на особый статус погребенного (воинская элита?, подвиг?). Достаточно сложная и аккуратная берестяная повязка, наложенная посмертно, указывает на некие действия, связанные с ритуалами или почетными проводами, что может свидетельствовать о нерядовом ранге или избранности погибшего.
Интересные данные при изучении археологических материалов представляет применение новейших методов естественных наук. В последние годы появился ряд совместных работ археологов, антропологов и генетиков, посвященных формированию антропологического типа и генетической истории якутов на фоне этногенетических и этнических процессов, протекавших с древнейших времен до позднего средневековья в Северной и Центральной Азии [Багашев, Ражев, Зубова и др., 2016; Бравина, Дьяконов, Николаев и др., 2016; Бравина, Дьяконов, Петров и др., 2017; Звенигорски, Федорова, Холлард и др., 2017 и др.].
Антропологические данные позволяют реконструировать образ жизни ранних якутов, в т. ч. болезни, рацион питания, степень физической активности, привычки, род деятельности, причины смерти и т. д. Большинство изученных нами погребений принадлежат мужчинам, средний возраст которых составляет 27-33 года, тем не менее в их останках выявлены различные повреждения, особенно костей, со следами ряда патологических изменений, возникших в результате заболеваний. Например, у молодого мужчины 20-25 лет из погребения Атласовское I был развит поясничный остеохондроз, который встречается с повышенной частотой среди лиц, работа которых связана с тяжелым физическим напряжением, особенно в сочетании с наклонным положением тела или необходимостью частых наклонов. Значительно развитые на бедренных костях места прикрепления наружной запирательной мышцы могут интерпретироваться как результат регулярного сидения с согнутыми в коленях и разведенными в стороны ногами. Обобщение выявленных движений позволяет реконструировать определенную кинематическую схему. Молодой человек регулярно осуществлял действия, связанные с большой физической нагрузкой и наклонами корпуса. Постоянно и разнообразно двигал руками тяже-
лые предметы. Его пешее передвижение не вызывало перенапряжения, в то же время для него были характерны регулярные силовые движения, задействовавшие голеностопные суставы. Преобладающий способ сидения был с согнутыми в коленях и разведенными в стороны ногами («по-турецки»). Подобная модель может быть реализована в разных видах деятельности. Мужчина был воином: носил тяжелые металлические доспехи и оружие, регулярно тренировался с массивным оружием, например, тяжелым копьем или батасом (пальмой). Возможный вариант: молодой человек был конным воином. Использовалось жесткое седло при тряском ходе коня. Основное оружие - тяжелое копье или батас. Но человек не был постоянным наездником, как кочевники, и ездил на лошади лишь время от времени, о чем свидетельствует слабое развитие отводящих и приводящих мышц бедра. Другим вариантом или дополнением может быть деятельность, связанная со спецификой работы покосчика с косой-горбушей, сопровождаемой частыми наклонами туловища, активной работой плечевого пояса, рук и ног, голеностопных суставов. Вместе с тем повседневная хозяйственная деятельность имеет умеренные нагрузки и приводит к патологическим изменениям при накоплении повреждений в зрелом и преклонном возрасте. В нашем же случае человек молодой, и столь сильные патологии свидетельствуют о чрезмерных и интенсивных нагрузках. Это может быть либо результатом принуждения (например, социально зависимый человек), либо спецификой военно-профессиональной деятельности, или же чрезмерной нагрузкой, вызванной длительными переходами, сопряженными с военными конфликтами.
В зубной системе умершего было зафиксировано довольно много патологических изменений. Как на верхней, так и на нижней челюсти фиксируется системное нарушение питания тканей пародонта и поражение зубным камнем. Кариеса, однако, не зафиксировано, что является косвенным свидетельством малого присутствия продуктов земледелия в рационе погребенного. Также в пользу преобладания мясо-молочных продуктов в рационе говорит малый угол стертости постоянных моляров. На некоторых зубах наблюдались прижизненные сколы эмали, что позволяет предполагать какую-то
привычку - например, жевать традиционную жвачку ыас из вареной древесной смолы.
Характеристики повреждений черепа мужчины из погребения Атласовское I позволяют идентифицировать их как разрубы, нанесенные оружием с прямым или слегка изогнутым острым массивным лезвием длиной более 17,5 см и длинной рукоятью. Реконструируемым параметрам оружия вполне соответствует распространенное в кулун-атахской культуре древко-вое оружие с кованым массивным клинком ба-тас [Багашев, Ражев, Зубова и др., 2016, с. 8587, рис. 4, 7, 8].
Похороненный в Сергеляхском погребении человек 35-45 лет, скорее всего, был конным воином, на что указывает сопроводительный инвентарь, состоящий исключительно из предметов вооружения, воинской амуниции и снаряжения верхового коня (пальма, лук со стрелами, колчанный крюк, стремена, удила, под-пружная пряжка, бляшки и тройники-распределители ремней оголовья коня). Помимо этого, его принадлежность к воинскому сословию подтверждается наличием достаточно серьёзных прижизненных травм, а также смертельным разрубом на черепе, который ещё раз, как и в случае с погребённым в Атласовском I, наглядно свидетельствует о жестокости конфликтов того периода, когда происходило становление народа и этнической культуры якутов. О всадничестве, как основном средстве передвижения, говорят характерные изменения на бедренных костях индивидуума - так называемые «фасетки всадника», а также остеохон-дрозные проявления на позвонках и грыжи в поясничном отделе позвоночника.
Совокупность характеристик повреждения черепа позволяет однозначно интерпретировать его как разруб - рассекающий удар пальмой (ба-тас). Переломы левой ключицы, ребер, первой пястной кости, травматическая потеря зубов правой части зубной дуги могут быть связаны с падением с лошади или с травмами, полученными в возрасте примерно 20-25 лет. Версия с травмами выглядит более вероятной, так как падение с лошади, вероятно, повлекло бы более серьезные переломы конечностей.
Маркеры палеодиеты говорят о перенесенном в детском возрасте пищевом стрессе, преобладании мясной пищи в рационе. На некото-
рых зубах присутствуют прижизненные микросколы эмали. Наблюдаемая картина их распределения свидетельствует о привычке погребенного разгрызать мелкие кости или жевать ыас [Бравина, Дьяконов, Николаев и др., 2016, с. 98-100].
Погребение XVII в. Атласовское II показало минимум патологических изменений скелета женщины 30-40 лет. Отсутствие гипоплазии зубов, порозных изменений черепа и глазниц говорит о полноценном питании в детстве. Наличие зубного камня указывает на достаточное количество мясной пищи в рационе. Артроз-ные проявления на суставах позвоночного столба и суставов конечностей соответствуют возрастным значениям, следов перегрузок крупных суставов не зафиксировано. Минимальное количество выявленных патологий свидетельствует о хорошем общем состоянии здоровья исследуемой женщины. Перелом правого второго ребра стал следствием прямого удара, причину которого достоверно установить сложно. Это могло быть результатом как насилия, так и случайной травмы, например, при падении. Умеренное развитие мест прикрепления мышц, отсутствие энтезопатий указывает на отсутствие изнуряющего физического труда. Нагрузки не превышали физиологических значений [Бравина, Дьяконов, Петров и др., 2017, с. 51-57].
Таким образом, степень смертности у мужчин на первоначальном этапе освоения Ленского края обусловлена их значительной социальной активностью во всех сферах жизнедеятельности, включая военную. О характере военной активности, кроме достаточно высокого количества оружия в погребениях, свидетельствует наличие многочисленных прижизненных и смертельных ранений. Неслучайно это время сохранилось в исторической памяти народа как кыргыс уйэтэ - век междоусобиц и войн. Ку-лун-атахцы, вероятно, как многие другие кочевые скотоводческие народы, совмещали занятие скотоводческим хозяйством с военным делом. Возможно, также были отдельные представители, для которых война становилась одним из основных видов деятельности. Об этом, например, свидетельствует захоронение воина-профессионала в Сергеляхском погребении, а также мужчины в Тыгыновом кургане с полным
комплектом вооружения, включая щит, на который был уложен умерший.
Если принять во внимание спорадическое проникновение отдельных групп скотоводческих племен на территорию Средней Лены, начиная с У1-У111 вв., то население Центральноя-кутской равнины ко времени формирования ку-лун-атахской культуры состояло, помимо местных племен, из этнически разнородных групп -выходцев из Забайкалья, Прибайкалья и Приан-гарья, каждая из которых, несомненно, старалась стать доминирующей и занять наиболее благоприятную экологическую нишу, где возможно было вести хозяйство, основанное на скотоводстве. Некоторые из этих групп не сумели адаптировать свой скот к суровым условиям Севера и вынуждены были перейти к присваивающей форме хозяйства и постепенно смешались с местным аборигенным населением Вилюя. Их осколками могли быть так называемые «пешие» якуты - потомки легендарных туматов, основная масса которых, по предположению ряда исследователей, до Х-Х1 вв. проживала в верховьях Енисея, откуда они были вытеснены ойратами на северо-восток, переселившись в долину Ангары [Николаев, 2004, с.152], а, возможно, и далее на Север.
Массированное перемещение скотоводческих племен в Центральную Якутию, вероятно, последовало в результате появления ранних монголов на сопредельных территориях Южной Сибири, в частности, Приангарья. Артефакты раннеякутских погребений, свидетельствующие об особенностях погребального обряда, обнаруживают наибольшее сходство с археологическими материалами усть-талькинской культуры Х11-Х1У вв., носителями которой представляются кимако-кипчакские племена, пришедшие в Приангарье с северо-запада. Общими для погребальных памятников усть-талькинцев и якутов той поры являются: внутримогильные конструкции в виде колод и дощатых ящиков; тру-поположение на спине, расположение рук, кисти которых покоятся на костях таза или рядом с берцовыми костями вдоль туловища; ориентировка умерших в ряде могил головой на северо-запад. Правда, погребения прибайкальских усть-талькинцев имеют и свои особенности: присутствие рядом с человеческими захоронениями погребений животных (коней, коров, ба-
ранов); надмогильные каменные конструкции в виде колец или овалов.
Погребение с конем, составляющее одну из особенностей традиционной культуры якутов ХУ111-Х1Х вв., пока не зафиксировано среди ранних погребений, хотя в целом, археологические данные кулун-атахской культуры свидетельствует о значительной роли лошади в подвижном образе жизни и хозяйстве ее носителей. Лошадь служила средством передвижения (во время походов и военных действий), а мясо составляло значительную долю в рационе питания. Шкуры лошадей шли на изготовление одежды, ремней и пр. В качестве «погребальной пищи» мясо лошади встречается во многих погребениях. Отсутствие сопроводительных погребений лошадей, вероятно, свидетельствует об ограниченном их количестве в рассматриваемое время. Это подтверждается документами первой половины ХУ11 в., согласно которым на одну душу населения в среднем приходилось 1,5-2 головы скота, тогда как в первой трети Х1Х в. на душу населения Якутского округа приходилось 3,05 голов скота [Иванов, 1966, с. 113]. В.Н. Иванов предполагает, что к приходу русских ареал расселения якутов был значительно шире, чем район распространения скотоводческой культуры, т. е. были отдельные группы якутов, которые не занимались скотоводством [Там же, с. 101].
Бедность якутского общества рассматриваемого времени отражается и в материалах ран-неякутских погребений, сопроводительный инвентарь которых по количеству и разнообразию предметов, по сравнению с ХУ111 в., значительно беднее и содержит только самое необходимое снаряжение всадника и воина. Значительное пространство длинных и широких гробов, как бы предназначенных для размещения большого количества вещей, остается свободным. В то же время нельзя игнорировать замечание, высказанное Ф.Ф. Васильевым относительно «произвольного» ограничения датировки погребений с конем в Якутии временем не ранее ХУ111 в. По его мнению, подобный обряд совершался и ранее: например, подбойное захоронение Манчарылах со шкурой коня и погребение Кюёллэрики с пережженными костями лошади должны датироваться ХУ1-ХУ11 вв. [Васильев, 1995, с. 40]. Этот вы-
вод Ф.Ф. Васильева представляется нам вполне вероятным.
Таким образом, в облике хозяйства и культуры ранних якутов наблюдаются синтезированные истоки культуры раннего железного века и более ранних эпох при доминировании пришлых южных основ кулун-атахской культуры XIII-XVI вв. При этом археологические находки (специфические наконечники стрел, детали сложносоставного лука центральноазиатского типа, панцирные пластины, культовые амулеты-подвески, кости быка) и появление на Средней Лене рунических надписей свидетельствуют о проникновении в Якутию сначала хунно-сян-бийских - в III в. - первой половине IV вв. н.э., а позднее - с V-VI вв. - тюрко-монгольских групп. В состав тюркоязычных предков якутов, судя по данным археологии, палеоэтнографии, этнонимики и фольклора, входили «осколки» племенных объединений юч-курыкан и бома-алатов, а также уйгуров и енисейских кыргызов. В эпоху средневековья население Ленского края продолжало контактировать с племенами Западной Сибири и Дальнего Востока, следы культуры которых также фиксируются в материалах кулун-атахской культуры. В домонгольское время в бассейн Средней Лены со стороны Приангарья и Верхней Лены наиболее массированно начинают проникать усть-талькинцы -носители кыпчакских традиций, и группы мон-голоязычных племен.
Принято считать, что этнос приспосабливается к определенному ландшафту в момент своего оформления. С этой точки зрения якуты как народ сложились в Центральноякутской равнине, в междуречье Алдан - Лена - Вилюй, где бескрайняя тайга часто прерывается многочисленными безлесными пространствами лугового и степного типа, что способствовало зарождению скотоводческой, в своей основе, культуры северных всадников - якутов (саха).
Литература
Алкин С.В., Нестеренко В.В. Работы на Усть-Чёрнинском городище в 2010 году // Проблемы археологии, этнографии и антропологии Сибири и сопредельных территорий. Материалы Годовой сессии Института археологии и этнографии СО РАН. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2010. - Т. XVI. -С. 138-144.
Багашев А.Н., Ражев Д.И., Зубова А.В., Бравина Р.И., Дьяконов В.М., Степанов А.Д., Кузьмин Я.В., Ходжинс Г.В.Л. Антропологическое исследование раннеякутского Атласовского погребения XIV-XV вв. // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2016. - № 44 (2). - С. 137-147.
Бравина Р.И. Погребальные памятники якутов Верхоянья (XVII-XVIII вв.) // Северо-Восточный гуманитарный вестник. - 2013. - № 1. - С. 3-9.
Бравина Р.И. Отчет о проведении археологических исследований Институтом гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН в Оймяконском районе Республики Саха (Якутия) в 2014 году // Научно-отраслевой архив ИА РАН. - Якутск, 2015. - 163 с.
Бравина Р.И., Дьяконов В.М. Раннеякутские средневековые погребения XIV-XVII вв.: совокупность маркирующих признаков // Северо-Восточный гуманитарный вестник. - 2015. - № 3-4. - С. 27-31.
Бравина Р.И., Дьяконов В.М., Колбина Е.Ю., Петров Д.М. К вопросу о ритуально потревоженных захоронениях якутов (XVII-ХVIII вв.) // Вестник археологии, антропологии и этнографии. - 2016. -№ 2 (33). - С. 86-96.
Бравина Р.И., Дьяконов В.М., Колбина Е.Ю., Петров Д.М. Раннеякутские погребения со скорченным положением на боку как историко-этнографический источник // Этнографическое обозрение. - 2017. -№ 4. - С. 83-90.
Бравина Р.И., Дьяконов В.М., Николаев Е.Н., Петров Д.М., Сыроватский В.В., Багашев А.Н., Поше-хонова О.Е., Слепченко С.М., Ражев Д.И., Алексеева Е.А., Зубова А.В., Кузьмин Я.В. Комплексное исследование раннеякутского Сергеляхского погребения середины XV - начала XVI в. // Вестник археологии, антропологии и этнографии. - 2016. - № 4 (35). -С. 90-109.
Бравина Р.И., Дьяконов В.М., Петров Д.М., Соловьёва Е.Н., Сыроватский В.В., Багашёв А.Н., По-шехонова О.Е., Слепченко С.М., Ражев Д.И., Алексеева Е.А., Зубова А.В., Кузьмин Я.В. Женское погребение XVII века Атласовское-2 из Центральной Якутии: результаты комплексного исследования // Вестник археологии, антропологии и этнографии. -2017. - № 1 (36). - С. 44-63.
Васильев Ф.Ф. Военное дело якутов / Ф.Ф. Васильев. - Якутск: Бичик, 1995. - 220 с.
Гоголев А.И. Археологические памятники Якутии позднего средневековья (XIV - XVIII вв.) / А.И. Гоголев. - Иркутск: Изд-во Иркут. гос. ун-та, 1990. - 192 с.
Гоголев А.И. Якуты. Проблема этногенеза и формирования культуры / А.И. Гоголев. - Якутск: Изд-во ЯГУ, 1993. - 229 с.
Дьяконов В.М. Археологические памятники долины Туймаада // Город Якутск, история, культура, фольклор. - Якутск: Бичик, 2007. - С. 36-49.
Звенигороски В., Федорова С.А., Холлард К., Гон-залес А., Алексеев А.Н., Бравина Р.И., Крюбези Э., Кейзер К. Новый подход к генетическому тестированию родства в якутской археологии // Якутский медицинский журнал. - 2017. - № 3. - С. 16-20.
Иванов В.Н. Социально-экономические отношения у якутов. XVII век. - Якутск: Якут. кн. изд-во. -1966. - 424 с.
История Амурской области с древнейших времен до начала ХХ века / под ред. А.П. Деревянко, А.П. Забияко. - Благовещенск, 2008. - 424 с.
Линденау Я.И. Описание народов Сибири (первая половина XVIII века). - Магадан: Кн. изд-во, 1983. - 176 с.
Мир древних якутов: опыт междисциплинарных исследований (по материалам Саха-французской археологической экспедиции) / под ред. Э. Крюбези, А. Алексеева. - Якутск: Издат. дом СВФУ, 2012. - 226 с.
Николаев B.C. Погребальные комплексы кочевников юга Средней Сибири в XII-XIV веках: усть-талькинская культура. - Владивосток; Иркутск: Изд-во Института географии СО РАН; 2004. - 306 с.
Обутов И.П. Отчет о работе Томпонского отряда археологической экспедиции Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН на территории Томпонского района Республики Саха (Якутия) в полевой сезон 2016 года // Научно-отраслевой архив ИА РАН. -Якутск, 2016. - 72 с.
Цыбенов Б.Д. Погребения владимировской культуры Верхнего Приамурья как источник по изучению этногенеза дауров / Б.Д. Цыбенов // Вестник НГУ. - 2015. - С. 184-192. - (Серия: История, филология).
Шавкунов Э.В. Культура чжурчжэней-удигэ XII-XIII вв. и проблема происхождения тунгусских народов Дальнего Востока. - М.: Наука, 1990. - 282 с.
Bravina R.I., D'iakonov V.M., Bagashev A.N., Razhev D.I., Poshekhonova O.E., Slepchenko S.M., Alekseeva E.A., Kuz'min Ia.V, Hodgins G.W.L. Early Yakut Burials of the Fourteenth-Seventeenth Centuries: New Data to the Problem of the Origin of the Yakuts (Sakha) // Anthropology & Archaeology of Eurasia. -2016. - nos. 3-4. - Vol. 55. - P. 232-268. DOI: https:// doi.org/10.1080/10611959.2016.1317534 (опубликовано 7 июля 2017 г.).
R.I. Bravina
Early Yakut Kulun-Atakh culture (XIII-XVI centuries) in the light of new archaeological data
The article is devoted to the outcome of recent studies of the early Yakut settlements and burials of the XIII-XVI centuries revealed by archaeologists during the period from 2000 to 2017. Besides archaeological studies, authentic historical sources as well as the data of cross-disciplinary studies in the field of physical anthropology and paleopathology have been used in this work, which allows to consider recent materials at both source study and interpretation levels. The latter concerns the reconstruction of development strategy of the Lena region by the ancestors of Yakuts, their culture and the way of life.
Keywords: Yakuts, ethnogenesis, Kulun-Atakh culture, settlements, burials, distribution area, grave goods, funeral ceremony, way of life.
