CC BY
57
Д. С. Кунильская
Петрозаводск
РАННЕВИЗАНТИЙСКАЯ ТРАДИЦИЯ В РОМАНЕ «ОДИССЕЙ ПОЛИХРОНИАДЕС» К. Н. ЛЕОНТЬЕВА1
d. s. kunilskaya
petrozavodsk
EARLY BYZANTINE TRADITIONS IN THE NOVEL «ODYSSEUS POLIHRONIADES»
BY K. N. LEONTYEV
В статье рассматривается одно из наименее изученных произведений К. Н. Леонтьева — роман «Одиссей Полихрониадес». Исследуется проблема взаимовлияния античных и христианских традиций в наследии этого художника и мыслителя. Устанавливается один из ключевых мотивов творчества Леонтьева — «старчество в младенчестве». Делается вывод о близости писательского мировосприятия ранневизантийскому религиозному сознанию. Ключевые слова: К. Леонтьев, ранневизантийская традиция, эстетика, «Одиссей Полихрониадес».
One of the least studied works by K. N. Leontyev — the novel «Odysseus Polihroniades» — is examined in this article. Te problem of the mutual infuence of the antique and Christian traditions in Leontyev's heritage is analysed. Te motive «eldership in infancy» is established as the main theme of the author's works. A conclusion about the afnity of the Leontyev' s world perception with the early Byzantine religious perception is made. Key words: K. Leontyev, tarly Byzantine tradition, aesthetics, «Odysseus Polihroniades».
Ммя выдающегося русского мыслителя, публициста, писателя, крити ж и ка Константина Николаевича Леонтьева относительно недавно вер нулось к русскому читателю. По ряду причин творчество К. Н. Леонтьева
© Кунильская Д. С., 2012
1 Работа выполняется при финансовой поддержке Программы стратегического развития ПетрГУ на 2012—2016 гг. в рамках реализации комплекса мероприятий по развитию научно-исследовательской деятельности.
до недавнего времени было принято рассматривать как крайне специ фическое, идейно маркированное2. Обращает на себя внимание тот факт, что, несмотря на оживленный интерес в наши дни к творчеству Леонтьева, объектом научных исследований становится его публицисти ка, при том что в гораздо меньшем объеме привлекаются его художест венные произведения. Сам же Леонтьев высоко ценил свои Балканские повести, где вполне раскрылся его художественный талант.
Экзотическая для того времени тематика цикла «Из жизни христиан в Турции» обусловливается тем, что Леонтьев описывал среду, которую знал и любил: он провел на Ближнем Востоке тринадцать лет (с 1861 по 1874 г.), занимая консульские должности.
«Одиссей Полихрониадес», самый большой свой роман, Леонтьев считал лучшим своим творением. «Судя по отзывам людей весьма разнообразных: едва ли "Одиссей Полихрониадес" ниже "Обрыва" и "Обломова"», — писал он в 1886 году Т. И. Филиппову3.
Нас интересует, как проявляется протовизантийская традиция (тер мин С. С. Аверинцева) в творчестве Леонтьева. Византизм определил историко философские его взгляды, из него писатель исходит в своем учении о мессианской роли России:
Сила наша, дисциплина, история просвещения, поэзия, одним словом все живое у нас сопряжено органически с родовой монархией нашей, освящен ной православием, которого мы естественные наследники и представители во вселенной.
Византизм организовал нас, система византийских идей создала величие наше, сопрягаясь с нашими патриархальными, простыми началами, с нашим, еще старым и грубым в начале, славянским материалом4.
Аскетическое умонастроение вкупе с античным культом красоты ха рактерно для Византии, оплота европейской цивилизации после упадка Рима.
Нам важна ранняя Византия, когда, по слову В. В. Бычкова, сфор мировались основные понятия и категории византийской эстетики.
2 См. Иванов Г. Страх перед жизнью // Сегодня. Рига. 1932. 28 сент.; Федотов Г. П. Трагедия интеллигенции // Новый град. Нью-Йорк, 1952.
3 Цит. по: Котельников В. А., Фетисенко О. Л. Комментарии // Леонтьев К. Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. СПб., 2002. Т. 4. С. 946.
4 Леонтьев К. Н. Византизм и славянство // Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. М., 1991. С. 198.
В этот же период сложилась своеобразная система мышления восточ ных христиан, а византийское искусство достигло (в конце периода) не обычайного расцвета5. Рамки его — время «от Константина I (324—337) до Ираклия (610—641)»6.
Византологи (З. В. Удальцова, А. П. Каждан, С. С. Аверинцев) выделя ют драматическую напряженность ранневизантийского периода: всюду наблюдается «смешение языческих и христианских идей, образов, пред ставлений, колоритное соединение языческой мифологии с христиан ской мистикой»7.
В то же время С. Л. Франк отмечает в «духовном существе» Леонтьева «противоречивые иррациональные сплетения»: «эстетическая страсть к богатству и сложности жизни» соединяются в нем с «монашеским аскетизмом»8. С. Н. Булгаков считает, что «стихию Леонтьева составляет палящая, языческая его чувственность, с которой он влюблен был в мир форм»9. В. В. Зеньковский отмечал, что само «эстетическое восприятие мира и жизни вдохновляется у Леонтьева религиозным сознанием», особенно отмечая, что Константин Николаевич в детстве «не дышал воздухом отравленной секуляризмом культуры, а впитал в себя все со держание культуры под эгидой эстетического любования Церковью, еще не думая о внутренних диссонансах в культуре»10. Леонтьев отмечал:
Я две самые лучшие свои вещи, роман и не роман («Одиссея» и «Визан
тизм и славянство»), написал после 1 % года общения с афонскими монахами,
чтения ранних аскетических писателей и жесточайшей плотской и духовной
борьбы с самим собою?11
Действительно, русской литературе присуще своеобразие националь ного образа мира, православного менталитета. Так П. А. Флоренский
5 Бычков В. В. Малая история Византийской эстетики. Киев, 1991. С. 23.
6 Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1997. С. 5.
7 УдальцоваЗ. В. Византийская культура. М., 1988. С. 46
8 Франк С. Л. Миросозерцание Константина Леонтьева // Леонтьев К. Н.: pro et contra. Кн. 1. СПб., 1995. С. 236.
9 Булгаков С. Н. Победитель — побежденный // К. Н. Леонтьев: pro et contra. Кн. 1. С. 378.
10 Зеньковский В. В. История русской философии. Кн. 1, ч. 2. Л., 1991. С. 252, 251.
11 Цит. по: Бердяев Н. А. Константин Леонтьев // К. Н. Леонтьев: pro et contra. Кн. 2. СПб., 1995. С. 70.
пишет о «Руси, имевшей восприять от царственных щедрот византий ской культуры»12.
Роман представляет собой воспоминания загорского грека. Сюжет имеет реальную основу. Как отмечают О. Л. Фетисенко и В. А. Котель ни ков, автобиографизм играл огромную роль у Леонтьева13.
«Красная нить в повести — развитие характера Одиссея»14, станов ление юноши. В ценностной иерархии Одиссея его дом, родные играют главенствующую роль. После отъезда отца Одиссей будет возвращаться к его наставлениям:
Церковь не забывай. <...> ...Бери примеры образованности и благород ство, а что. несообразно со строгою нравственностью доброго православ ного, от того устраняйся15.
В своей работе «Византизм и славянство» Леонтьев пишет:
Все менее и менее сдерживает кого либо религия, семья, любовь к оте честву, — и именно потому, что они все таки еще сдерживают, на них более всего обращаются ненависть и проклятия современного человечества.
Они падут — и человек станет абсолютно и впервые «свободен». Свободен,
16
как атом трупа, который стал прахом .
Все эти охранительные начала Леонтьев находит на христианском востоке:
.простой народ на Востоке лучше нашего; он трезвее, опрятнее, наивнее, нравственнее в семейной жизни, живописней нашего17.
В христианстве личность, семья становятся «центром новой истории, как прежде центром таким была городская или родовая община»18, — ре зонно считал Розанов.
12 Цит. по: Бычков В. В. 2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica: В 2 т. Т. 2. Славянский мир. Древняя Русь. Россия. М.; СПб., 1999. С. 9.
13 Котельников В. А., Фетисенко О. Л. Комментарии. С. 946.
14 Иваск Ю. П. Константин Леонтьев (1831—1891). Жизнь и творчество // К. Н. Леонтьев: pro et contra. Кн. 2. С. 376.
15 Леонтьев К. Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. СПб., 2002. Т. 4. С. 234.
16 Он же. Византизм и славянство // Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. М., 1991. С. 285.
17 Леонтьев К. Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. Т. 3. С. 8.
18 Розанов В. В. Эстетическое понимание истории // К. Н. Леонтьев: pro et contra. Кн. 1. С. 67.
При всей внешней патриархальной простоте образа Одиссея его речевое оформление предстает достаточно сложным. Во-первых, очевидна ритуальность, орнаментальность языка, присущая архаичному сознанию. В то же время в нем проступают национальные черты колориз-ма, красочности, цветистости. Живописность, театральность отличают древнюю культуру Восточного Средиземноморья. Во-вторых, в них есть черты инфантильно-родового сознания: употребление уменьшительноласкательных форм: «мальчик», «сердечко мое», «деточка», «гвоздичка душистая», мальчик «как картиночка писаная, как девочка нежный и красивый» и т. д.
«Язык ранневизантийской сакральной словесности, как и ее предшественников, начиная с Нового Завета, - объясняет в своей работе С. С. Аверинцев, - отмечен одной чертой, которую поистине можно назвать "детской", чуть ли не "ребячливой", и в то же время "старческой", только не "мужеской": обилием уменьшительных форм. Христианский автор редко когда скажет "книга" (р1рЛо1;) - все чаще "книжка" (р1рХюу), даже "книжечка" (р1рЛар18юу). Вот слова хананеянки в синодальном переводе: "И псы едят крохи, которые падают со стола господ их"; по-гречески сказано Хиуар1а - "собачки", "щенятки", что вносит иную интонацию. <...> Простонародная речь тяготеет к диминутивам, и это нетрудно понять. Уменьшительные формы снижают речь, делая ее более скромной, и одновременно смягчают ее, делая ее более ласковой»19.
Сочетание мудрости и простоты Леонтьев находит характернейшей особенностью греков, отмечая, что «поэзия чувств моего “Одиссея” и других лиц не находится в противоречии с этнографическими фактами»20. Подобные черты близки мотиву «старчества в младенчестве» (С. Аверинцев):
В идеале всякий старец должен быть младенцем по незлобию, но зато всякий младенец должен быть старцем по мудрости, серьезности, истовости. Младенчество и старчество меняются местами: жизнь святого, каким его изображает агиография той эпохи, начинается еще в детские годы со старческой аскезы, а завершается младенческой простотой21.
Ю. П. Иваск замечает, что Одиссею присущ нарциссизм, тщеславие. Вот пример его мечтаний:
19 Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. С. 185.
20 Цит. по: Котельников В. А., Фетисенко О. Л. Примечания к «Одиссею» // Леонтьев К. Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. Т. 4. С. 834.
21 Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1997. С. 182.
Газеты пером Исаакидеса гремят о тебе, о! патриот человек...22
С. Аверинцев, говоря о ранневизантийской эпохе, замечает, что «из ощренность» ранневизантийской литературы наивна, а наивность вовсе не так наивна и скорее изощренна»23. Ю. Иваск высказал предположение о том, что Леонтьев, «может быть. хотел довести своего загорского лю бимца до катастрофы, до отчаяния и надеть на него клобук»24. Следуя логике Иоанна Лествичника, представленной в виде логической цепоч ки («от послушания рождается смирение, от смирения рассуждение, от рассуждения рассмотрение, от сего прозрение»25), «избранник может
прийти к "младенчеству в старости", к чудесной невинности по ту сто
26
рону житейского опыта» .
Обостренное чувство собственного достоинства, аристократизм консула Благова сближают его с романтическими чертами Байрона. И Одиссей моделирует образ Благова «в рамках романтического дви жения». Но рассмотрение образа русского консула лишь в романтиче ском ключе уводит от авторской позиции. О Благове Леонтьев говорит:
А молодого русского консула - светского человека и художника по на
туре, которого многие любят в книге и которого я сам люблю - изобразить
трудно по противоположной причине: слишком легко впасть в безличную
идеализацию своих собственных хороших чувств27.
В образе консула Леонтьев воплощает идеал, отражающий рас цвет органической жизни (так, как он сам его определял): «цветущей сложности»28. Аверинцев замечает, что единство византийской куль туры — это «единство противоположностей, дополняющих друг друга в рамках системы и гарантирующих равновесие своим взаимоупо ром». Положительное начало в Благове выражается в его созидающей
22 Леонтьев К. Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. Т. 4. С. 506.
23 Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. С. 252.
24 Иваск Ю. П. Константин Леонтьев (1831—1891). Жизнь и творчество С. 376.
25 Цит. по: Бакуев В. М. Оптина пустынь: русская православная духовность. М., 1997. С. 404.
26 Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. С. 183.
27 Леонтьев К. Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. Т. 6. Кн. 1. Воспоминания, очерки, автобиографические произведения. 1869—1891. С. 73.
28 Леонтьев К. Н. Византизм и славянство С. 239.
деятельности29. Благов изображен эстетом, близким автору (деталь ин терьера приемной консула из текста романа):
В углу висела икона Спасителя, кроткий лик, светлый, молодой и, одна ко, еврейский; икона была вся в золоте и почернелом серебре.. А на другой стене, между дверцами резных шкапов, висела одна только большая картина: три полуобнаженных женщины. сидели под тенистым деревом30.
Н. А. Бердяев говорит о том, что эстетизм Леонтьева был сродни античному, «коренился на анти смертности или, пожалуй, на бессмертии красоты, прекрасного, прекрасных форм»31. Эстетический кри терий Леонтьев считает «применимым ко всему, т. е. во всем бытии видит существенно эстетические признаки»32. По Леонтьеву, «эстетика
33
как критерий приложима ко всему, начиная от минералов до человека» . Ю. Иваск передает атмосферу романа:
Тени Байрона, Али паши, Святого Георгия Нового, идеальные мужи — консул Благов и разбойник Джеффер Дэм, красивые, разодетые юноши друзья, греки, турки, албанцы. уличные драки, всенародная казнь, пиры и споры в консульствах, честолюбие, коварство, великодушие, отвага, нако нец, смутные воспоминания о древней Элладе и живое благочестие в визан тийских храмах — вот та мужская стихия, которую Леонтьев нигде так полно и ярко не изображал, как в «Одиссее Полихрониадесе»... На Балканах же он спел свою песню песней во славу живой жизни!34
С. Аверинцев, сопоставляя эстетику и онтологию, замечает:
Проблемой бытия занимается онтология, проблемой прекрасного — эстетика, и между сферами онтологии и эстетики не может быть никаких пересечений. <...> Первое, с чем должен считаться истолкователь сред невекового мировоззрения, — это неожиданный для нас взгляд на бытие
29 А вот как Достоевский видит байронизм: «Байронические натуры большею частию сидели сложа руки..» (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1978. Т . XVIII. С. 58).
30 Леонтьев К. Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. Т. 4. С. 314.
31 Бердяев Н. А. Константин Лентьев // // К. Н. Леонтьев: pro et contra. Кн. 2. С. 31.
32 Там же. С. 85.
33 Цит. по: Свящ. И. Фудель. Культурный идеал К. Н. Леонтьева // К. Н. Леонтьев: pro et contra. Кн.1. С. 173.
34 Цит. по: К. Н. Леонтьев: pro et contra. Кн. 2. С. 380.
как на преимущество, как на совокупность всех совершенств, в которую входит и эстетическое совершенство35.
Т. Г. Мальчукова пишет о том, что «христианское учение о сотворении мира», «сложившись в библейской традиции», при соприкосновении с панэстетизмом античной культуры приобретает отчетливую эстетическую окраску.
В греческом переводе Книги Бытия Божье творение определяется словом «красивый», «прекрасный», «хороший» с эстетическими коннотациями на первом плане36. Так, еще Плотин из Красоты, тождественной Благу, выводит духовную сущность бытия: Km то яргатоу Gexeov xf\v KaXXovfjv, бяер кой xdyaGov: &q>' au'vouo eu&uo то KOAOV: v|wxn 8e vra KOAOV (Эннеада I, 6)37. Розанов писал, что «общий и главный смысл» всех произведений Леонтьева состоит «в сохранении жизни, в чувстве влечения к ней как к величайшей красоте природы. Его “эстетизм” <...> коренился на анти смертности или, пожалуй, на бессмертии красоты.»38. Но вот, к примеру, как русский консул в романе описывает свои впечатления о турецком убийце православных греков:
Я сначала выписал бы из Италии живописца, чтобы снять с него портрет, а потом повесил бы его.39
Эстетический образ мира св. Отцов и Леонтьева имеет точки соприкосновения. У них прекрасное приложимо ко всем уровням бытия. Св. Дионисий Псевдо Ареопагит пишет:
Красота боголепная, неразложимая, благая. не терпит никакого смешения ни с каким неподобием; и все же она способна уделять каждому, по достоинству его, долю некоего света и каждого приводить в божественнейшем
40
посвящения таинстве к созвучию с ликом своим неизменяемым .
О. Павел Флоренский, полемизируя с Леонтьевым, писал:
35 Аверинцев С. С. Поэтика ранне ви зан тийской литературы. С. 38.
36 Мальчукова Т. Г. Античные и христианские традиции в изображении человека и природы в творчестве А. С. Пушкина. Петрозаводск, 2007. С. 270.
37 «.на первом месте следует поставить красоту, тождественную с Благом, из которого непосредственно проистекает Дух».
38 Розанов В. В. Эстетическое понимание истории // К. Н. Леонтьев: pro et contra. С. 121.
39 Леонтьев К. Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. Т. 4. С. 483.
40 Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. С. 145.
У него «эстетичность» есть самый общий признак; но, для автора этой книги (т. е. для о. Павла. - Д. К.), он - самый глубокий. Там красота - лишь оболочка, наиболее внешний из различных «продольных» слоев бытия;
41
а тут - .сила, пронизывающая все слои поперек .
Мы согласны с Бычковым, что Флоренский близок Леонтьеву в вопро сах эстетики. Бердяев же определил роман «Одиссей Полихрониадес» как «неудачное, скучное произведение». Но Леонтьев, отторгая обыден ность, открывает в каждом дне Одиссея, в поступках Благова движущую силу - непреходящую Красоту.
Завершая, еще раз подчеркнем нижеследующее. Ранневизантийский мотив «старчества в младенчестве» отражен в герое Леонтьева «пиете том перед детскостью, безыскусной простотой»42. Аверинцев усматри вает в нем «реабилитацию наивного... выраженного в словах Василия Кесарийского: "простое и чуждое ухищрений учение Духа"»43.
Роман актуализирует эстетический модус жизни. Григорий Нисский трактует полноту бытия, в том числе и его эстетическую составляю щую, как пЯ^рюца т v ауа9 v (полнота благ; «О душе и воскресении»). Особенность ранневизантийской культуры, нашедшая свое отраже ние в творчестве К. Н. Леонтьева, - это переплетение христианского и языческого. Такого рода синтез проявляется у Гр. Назианзина, кото рый стремился, по Аверинцеву, «к консервации античного языка форм,
44
как инструмента для передачи христианского содержания» .
Это черта христианского неоплатонизма, присущая византийскому изводу христианства. Он даст множественные рецидивы в русско православной картине мира, как в культуре, искусстве и богословии, так и в историософии, политике.
41 Столп и утверждение Истины. Опыт православной теодицеи в двенадцати письмах свящ. Павла Флоренского. М., 1914. С. 585—586.
42 Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. С. 183.
43 Там же. С. 184.
44 Там же. С. 284.
