CC BY
90
являются настолько болезненными, как проблема религиозного экстремизма, но чтобы достойно ответить на них, необходим глубокий, вдумчивый подход и, безусловно, долговременная и кропотливая работа.
Кратов Е.В., Кратова Н.В. «Ислам в Карачаево-Черкесской Республике » / Под ред. проф. А. В. Малашенко. -
М., 2008, с. 7-106.
Алексей Малашенко, доктор исторических наук РАМЗАН КАДЫРОВ: РОССИЙСКИЙ ПОЛИТИК ЧЕЧЕНСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОСТИ
Быть лидером всего Северного Кавказа невозможно. Этническая мозаичность, поликонфессиональность, различия в восприятии ислама, даже история региона, общность которого на деле оказывается зачастую мифологичной, разные экономические и иные интересы - все это не создает предпосылок для появления общекавказского харизматика. Единым авторитетом для кавказцев не был даже имам Шамиль.
Напротив, появление в регионе амбициозной личности, способной на нестандартные поступки, вызывает раздражение, даже страх, ибо неизбежно нарушает баланс внутри общерегиональной элиты. Таким раздражителем является и Рамзан Кадыров. Его популярность двусмысленна, тем не менее она имеет место. Тому есть две причины. Первая, объективная, состоит в исключительности недавней истории Чечни, единственной на территории Российской Федерации дерзнувшей воевать с Москвой. Чеченцы публично высказали и сделали то, что хотелось многим, но по тем или иным обстоятельствам не смог или не отважился сделать больше никто. Кстати, это характерно не только для Кавказа. В 1997 г. в приватной беседе один из молодых татарских националистов сказал мне буквально следующее: «Мы, татары, трусливый народ, да и гор у нас нет, а то мы бы вам, русским, показали, как чеченцы». Чеченские военные успехи будоражили сознание и вызывали зависть у многих.
Вторая причина раздражения - сама личность Рамзана: он молод, успешен, у него есть обаяние, пусть даже отрицательное.
Он лидер самого многочисленного народа Северного Кавказа. Ему везло. Власть на него «свалилась с неба». Ему не пришлось ее ни с кем делить, на что обречен, например, любой глава Дагестана. Он не попадал в тупиковые ситуации, как президент Северной Осетии Александр Дзасохов в Беслане, президент Кабардино-Балкарии Валерий Коков в Нальчике или глава Карачаево-Черкесии Мустафа Батдыев после захвата его кабинета недовольной толпой. У Рамза-на, единственного из северокавказских политиков, установились неформальные «дружеские» отношения с Кремлем. Журналистская легенда гласит: однажды на встрече с Рамзаном сам Дмитрий Медведев (он тогда еще не был президентом) дружески назвал чеченского премьера «старик». Владимир Путин посещает могилу его отца. Рамзан получил уникальное право в случае необходимости проводить внутричеченскую политику за пределами собственно Чечни.
Человек, который, занимая рутинный пост главы одного из 83 субъектов Федерации, попал в центр российской политики, не может не вызывать зависть. Рамзан понимает, какие чувства испытывают, глядя на него, коллеги-президенты, и наверняка это тешит его самолюбие. Обстановка на Северном Кавказе насыщена явными и скрытыми конфликтами, уйти от которых в ближайшее время не получится. Здесь многое зависит от личной позиции того или иного лидера, который может акцентировать проблему или не обращать на нее внимания. Как правило, Рамзан не раскачивает лодку, однако и игнорировать острые углы он не может. Так, остается не урегулированной проблема некоторых межреспубликанских границ. В декабре 2005 г. Рамзан вдруг напомнил, что вопрос о расширении границ Чечни «затягивается около 15 лет. За это время кто, как хотел, двигал межу, и территория Чечни за эти годы сократилась». Граница между Чечней и Ингушетией была признана местными парламентами на основе делимитации 1934 г. В 1993 г. Джохар Дудаев и Руслан Аушев подписали отдельный договор, по которому Сунженский район передавался Ингушетии, а станицы Серноводская и Ассиновская оставались за Чечней. Однако в 2001 г. в Чечне образовали собственный Сунженский район. Острота вопроса подогревается тем, что в этих местах имеются солидные по местным масштабам залежи нефти. До сих пор до конца не урегулирована проблема Ауховского района Дагестана. Его восстановление может решить проблему проживающих здесь чечен-цев-аккинцев, но может и спровоцировать обострение межэтниче-
ских отношений и новый виток обсуждения пограничных проблем. Так что высказывания Рамзана могут осложнить отношения с Ингушетией и Дагестаном. То, что в 1958 г. Чечено-Ингушетии были переданы два крупных района Ставропольского края, Шелковской и Надтеречный, не упоминалось.
Центр не заинтересован в перекройке границ на Северном Кавказе, поскольку это обернется дополнительной напряженностью, так что рано или поздно ему придется заявить, что границы на юге Федерации проведены окончательно и бесповоротно. Но после признания Россией в сентябре 2009 г. независимости Абхазии и Южной Осетии о незыблемости границ на Кавказе говорить уже не приходится.
В последние годы периодически возникал вопрос о возможности воссоединении Чечни и Ингушетии. Провокативным фоном для подобных разговоров служило то, что Кадыров был самым сильным президентом на Северном Кавказе, тогда как Мурат Зязи-ков - самым слабым. Рамзан, словно тень, нависал над Ингушетией, самим фактом своего существования напоминая и ингушам, и Кремлю, как должен выглядеть настоящий президент. Существовало мнение, что главу Ингушской Республики «достал Рамзан Кадыров», который «слишком навязчиво демонстрировал, что пользуется большей любовью Путина, чем сам Мурат Зязиков». Кроме того, Зязиков с его рефлективностью, постоянным стремлением уходить от острых вопросов (что он неоднократно демонстрировал в своих интервью, особенно телевизионных) проигрывал импульсивному и уверенному в себе Рамзану. Мурата Зязикова сравнения положения в Ингушетии и Чечне задевали. По его мнению, информация об Ингушетии была субъективной. «Руководство других регионов не подвергается такой агрессивной, эшелонированной критике. Я не знаю, на каком уровне это решается, но об инцидентах в соседних регионах не особенно говорят... Здесь, в Ингушетии, во всем всегда виноват президент». Разговоры же о воссоединении с Чечней он называл чушью.
Сам Рамзан первым обсуждение этого вопроса никогда не начинал. Тем не менее еще Ахмат-хаджи добром поминал времена существования чечено-ингушской автономии и говорил, что те, «...кто уничтожил Чечено-Ингушскую АССР, сегодня называют себя отцами. Им нужна была не Чечня, а ее нефть. Я в этом убеждаюсь даже по последним высказываниям некоторых мировых деятелей». В Чечне такого рода высказывания воспринимались одно-
значно. «Покойный президент А. Кадыров высказывал идею объединения однозначно, хотя отдельные ингушские политики воспринимали ее в штыки», - писала еще в 2005 г. чеченская газета «Аргун». По мнению эксперта В. Хомякова, отец Рамзана тем самым пытался позиционировать себя «лидером и вождем вайнахского (вайнахами принято называть и ингушей, и чеченцев. -А. М.) народа».
Разговоры о воссоздании Чечено-Ингушетии велись и в чеченском парламенте, и среди чеченской диаспоры. В Чечне вдруг вспомнили о том, что Кунта-хаджи, как писал ингушский муфтий И.Б. Хамхоев, «по воле Аллаха, был причиной принятия добровольно Ислама большинством ингушей в 1847 году». Правда, в самой Ингушетии это утверждение разделяют не все. Мурат Зязиков считал, что «ингушский ислам утвердился благодаря политике царских властей», и в своей обстоятельной книге «Традиционная культура ингушей: История и современность» вообще не упоминает имя Кунта-хаджи. В декабре 2008 г. в Ингушском государственном музее краеведения был открыт раздел, посвященный исламу. В экспозиции представлено несколько реликвий - Коран, четки, книги, принадлежавшие Кунта-хаджи, а также фотографии и другие материалы, связанные с жизнью уже ингушского шейха Батал-хаджи Белхароева. Означает ли это признание значения Кунта-хаджи для Ингушетии или здесь прежде всего содержится намек на то, что у каждого народа есть собственный главный носитель исламской благодати, сказать трудно.
В конце 2007 г. в Гудермес к Рамзану из Назрани приезжала целая делегация с просьбой принять Ингушетию под свое крыло, но Рамзан гонцов даже не принял. В октябре 2009 г. уже чеченские сторонники объединения провели небольшие митинги. Но все же перспективы воссоединения Ингушетии и Чечни близки к нулю. Только абсолютно безответственный, скажу больше, безумный политик мог бы решиться на такую авантюру. Рамзана Кадырова, обсуждающего вопрос о границе между Осетией и Чечено-Ингушетией, можно представить только в кошмарном кремлевском сне. Рамзан не верит в воссоздание объединенной республики, и сам от этой идеи неоднократно отрекался. Хотя нельзя исключать, что втайне он этого и желает, поскольку такой поворот событий открыл бы перед ним поистине захватывающие возможности влияния на ситуацию в регионе.
После смены в Ингушетии Мурата Зязикова на полковника ГРУ Юнусбека Евкурова подобные разговоры прекратились. В октябре 2008 г. Рамзан вновь подтвердил: «...Я не поддерживаю идею слияния двух республик. Об этом я не раз заявлял в средствах массовой информации... Чеченская Республика находится на стадии активного восстановления и социально-экономического развития, и потому дополнительные общественно-политические или социально-экономические нагрузки в этой ситуации крайне нежелательны».
Непростые отношения у Чечни и с Дагестаном. В 1990-е годы бурливший тогда радикальный ислам перетекал из одной республики в другую, словно по сообщающимся сосудам. Дагестанские исламисты не мыслили себя вне сотрудничества с чеченскими единомышленниками. Дагестанцы сражались в горах за независимость Чечни, а чеченцы в Дагестане поддерживали ваххабитские джамааты и призывали к созданию кавказского халифата. Образование в 1990-е годы в Дагестане знаменитой «шариатской зоны Российской Федерации» (в нее вошло несколько сел - Карамахи, Чабанмахи, Чанкурбе и Кадар) было невозможно без поддержки Шамиля Басаева. Со стабилизацией обстановки в Чечне политическая и религиозная взаимозависимость Чечни и Дагестана ослабела. Внутридагестанские трения меньше, чем прежде, обусловлены исламом и носят характер межклановых разборок, мести правоохранительным органам. Радикальный ислам стал в Дагестане самодостаточным явлением, он существует помимо чеченских ваххабитов. В 2005 г. отношения между республиками обострились в связи с инцидентом в расположенной на территории Чечни станице Бо-роздиновской, большинство населения которой составляют аварцы. Чеченский спецназ провел там зачистку, в результате которой были убиты и пропали без вести несколько человек. Аварское население Бороздиновской покинуло свои дома и, перейдя границу с Дагестаном, разбило палаточный лагерь. Кроме того, раздраженные сельчане перекрыли проходящую рядом автомобильную трассу. Ситуация была столь острой, что в нее пришлось вмешаться представителю президента России в Южном федеральном округе Дмитрию Козаку. А обращение Рамзана к наследию Кунта-хаджи провело разделительную черту между кадиритским тарикатом и пользующимися в Дагестане несравненно большим влиянием тари-катами Накшбандийя и Шазилийя.
Сам Рамзан для дагестанской элиты и общества фигура неоднозначная. Его имя упоминается в связи с инцидентами на чечено-дагестанской границе и стычками между силовиками обеих республик. Один из скандалов, в котором Рамзан принимал непосредственное участие, случился в январе 2005 г.: в Хасавюртовском районе Дагестана была задержана его сестра Зулай, приехавшая туда по личным делам в сопровождении двух телохранителей. У каждой из сторон была своя версия конфликта, который завершился тем, что Рамзан, в то время вице-премьер, ворвался на 25 автомобилях на территорию Дагестана и увез с собой «пленницу». В состоявшейся во время «визита» короткой схватке пострадали несколько милиционеров. В связи с этой историей в Дагестане было возбуждено уголовное дело, которое затем было спущено на тормозах. Рамзан вновь продемонстрировал свою силу, а заодно и то, что он находится под покровительством Москвы, которая готова прощать ему самые рискованные выходки. Улучшению отношений с Дагестаном этот эпизод явно не способствовал.
При президентстве Зязикова случаи проникновения чеченских силовых служб в Ингушетию были обычным делом. Милиция Рамзана не церемонилась, проводя оперативные действия на ингушской территории. Можно констатировать, что у Рамзана с остальными президентами кавказских республик по большому счету не сложилось никаких отношений. Не последнюю роль здесь играет прошлое Рамзана, то, что его бывшие соратники воевали против предшественников нынешних лидеров.
На Северном Кавказе нет традиции регулярных встреч президентов, что лишний раз свидетельствует: местные элиты не чувствуют необходимости в координации своих усилий, и каждый разрешает свои трудности в одиночку, действуя непосредственно через Москву. Иногда при пересечении межреспубликанских границ начинает казаться, что переезжаешь из одного государства в другое. Северокавказские республики остаются соперниками в борьбе за федеральные средства и за поддержку Центра, сильные успешные конкуренты никому из них не нужны.
Никто из северокавказских президентов не присутствовал в 2008 г. на открытии главной чеченской мечети. Президент Дагестана Муху Алиев посетил ее лишь во время «ознакомительной поездки по новостройкам» Чечни, куда он приехал после землетрясения в октябре 2008 г. С другой стороны, можно привести немало добрых высказываний северокавказских президентов в адрес Рам-
зана, но это скорее дань дипломатии. Любопытно, что Рамзан практически не высказывается по поводу проблем, с которыми выходцы с Кавказа сталкиваются в России. Он возвышает голос только тогда, когда дело касается непосредственно чеченцев. Подтверждением этого стали события 30 августа 2006 г. в карельском городе Кондопога, где столкновение между чеченскими мигрантами и местными жителями привело к гибели людей и вынужденному выезду из города десятков чеченцев. Комментируя происшедшую трагедию, глава Карелии Сергей Катанандов заявил, что выходцы с Северного Кавказа «ведут себя нагло и дерзко». Рамзан же немедленно обвинил в случившемся местные правоохранительные органы, заявив, что чеченское правительство сумеет «найти правовые методы, способные привести ситуацию в правовое русло... Мы своих граждан никому в обиду не дадим». После этого немедленно поползли страшные слухи об отправке в Карелию чеченского ОМОНа. При всей невероятности такого развития событий его можно было ожидать, принимая во внимание, что чеченские правоохранительные структуры имели неофициальное право самостоятельно действовать на российской территории. Однако в Кондопо-гу отправилась только делегация чеченских депутатов во главе с вице-спикером Народного собрания Идрисом Усмановым.
Трагедия в Карелии чуть ли ни единственный раз привела к официальному публичному недовольству Рамзаном со стороны федеральных структур. В сентябре 2006 г. депутат от фракции «Родина» Д. Савельев на пленарном заседании Госдумы предложил обратиться к Владимиру Путину с просьбой об отставке Рамзана с поста премьер-министра за то, что он пообещал помощь представителям чеченской диаспоры в Кондопоге. В связи с с этим в российских СМИ вспомнили о том, что в 1990-е годы Чечню покинули 350 тыс. русских и в республике был популярен лозунг «Русские -в Рязань, ингуши - в Назрань, татары - в Казань». Кондопожская история не имела серьезных последствий. Продемонстрировав свой гнев и солидарность с соотечественниками, Рамзан не стал действовать воинственно, как он привык поступать в отношении недругов. Почувствовав, что в Москве отнюдь не приветствуют его намерение поучаствовать в «разрулировании» конфликта, он отступил в тень, ограничившись общей критикой распространенных в России ксенофобских настроений. Стать общероссийским защитником кавказцев ему не удалось. Да это Рамзану в конце
концов и не было нужно, ибо «крутые» действия с его стороны могли привести к очередному витку кавказофобии.
Рамзан никогда не забывал о «русском вопросе» Чечни. Нельзя сказать, чтобы он придавал ему исключительное значение, однако возврат, хотя бы символический, русского населения мог стать дополнительным фактором доверия к нему. Летом 2007 г. Общественная палата обратилась к представителю президента в Южном федеральном округе с требованием решить проблему русских. По словам Рамзана, в 2006-2008 гг. в Чечню уже вернулись 300 русскоязычных семей. На фоне происшедших в Ингушетии убийств нескольких русских семей, не прекращающегося потока русских, выезжающих из Дагестана (теперь уже ручейка, ибо теперь в республике их осталось не более 3%), действия Рамзана выглядят весьма своевременными. В 2007 г. на православную Пасху по поручению заместителя председателя правительства Л. Магома-дова прихожанам православного храма Михаила Архангела было роздано по тысяче рублей. Всего на цели пасхальной благотворительности было потрачено 450 тыс. руб. Сам храм стал восстанавливаться еще при Ахмате-хаджи и сегодня внешне смотрится очень достойно.
Место Рамзана на Северном Кавказе невозможно правильно оценить без учета той роли, которую чеченский фактор продолжает играть в российской внешней политике, прежде всего на ее мусульманском направлении. Еще в сентябре 2003 г., в самый канун президентских выборов в Чечне, Владимир Путин рискнул взять с собой в Нью-Йорк Ахмата-хаджи, представляя его и как главу чеченской администрации, и как своего рода контрагента в диалоге России с сепаратистской Чечней. Задачей было доказать, что «че-ченизация» успешна и что Чечня обрела легитимного правителя. «Смотрины» Кадырова-старшего не стали удачными, поскольку на Западе усилиями чеченской эмиграции к нему относились как к изменнику делу независимости, он считался одним из виновников нарушения в Чечне прав человека. Более благожелательно, хотя и настороженно, отнеслись к Ахмату-хаджи в мусульманском мире. Его поездка в хадж в Саудовскую Аравию, встречи с мусульманскими политиками и духовными авторитетами привели к тому, что на Ближнем Востоке и в регионе Персидского залива, где Россию критиковали не только за войну против чеченцев, но и вообще обвиняли в постоянной войне против ислама (советскую оккупацию Афганистана там не забыли), к нему стали привыкать. Задачу при-
мирения России с мусульманским миром Ахмат-хаджи выполнял достаточно успешно.
Рамзан сейчас играет ту же роль - добивается в глазах мирового мусульманства полноценной легитимности, которая должна свидетельствовать об окончательном завершении чеченского конфликта. Цели Рамзана и Кремля полностью совпадают. Рамзан постоянно выражает свое согласие с официальным российским курсом, делая при этом упор на критику Запада. Приведу хотя бы такое его высказывание: «Что касается политики США, она мне не нравится абсолютно. Они оскорбили, в том числе и меня, как мусульманина, когда повесили Саддама Хусейна в мусульманский праздник». В искренности рамзановского антивестернизма не приходится сомневаться. Рамзан создает вокруг себя некую внешнеполитическую ауру (отсюда беспрестанные сообщения в прессе о его встречах с иностранцами), стремится демонстрировать перед Москвой свою значимость и способность улучшать российско-мусульманские отношения. Одновременно он пытается сделать более весомым свой персональный авторитет как главы «особой республики», которую нельзя считать лишь частью России. Ему чрезвычайно льстит, когда подобного рода претензии встречают понимание. Ему было крайне приятно услышать в 2007 г. от президента Казахстана Нурсулатана Назарабаева, что тот «принимает Рамзана Кадырова не как главу субъекта, а как главу правительства отдельного государства».
Рамзан настойчиво завязывает прямые связи между Чечней и мусульманскими странами и организациями, в том числе с Организацией Исламская конференция. Он представил там несколько инвестиционных проектов по Чечне, в частности, строительства электростанции на реке Аргун, кирпичного завода, медицинского диагностического центра. Ведутся переговоры об инвестициях и с ОАЭ и Турцией. Однако у мусульманских инвесторов, как и у любых других, возникает вопрос о гарантиях, иными словами, они хотят знать, кто несет конкретную ответственность за эти инвестиции и можно ли их вкладывать в регион, который, при всех достоинствах Рамзана, нельзя считать стабильным. Кроме того, потенциальные инвесторы не забывают и о рисках, существующих в России, из которой с началом экономического кризиса резко усилился отток капиталов. Так что Рамзану, мечтающему о привлечении в Чечню зарубежных средств, приходится очень непросто.
Имидж Рамзана в мусульманском мире важен еще и потому, что в Европе и США его как главу Чечни категорически не признают и в гости не приглашают. Не берут его с собой ни президент России, ни ее премьер, опасаясь, что хозяева и журналисты начнут задавать неудобные вопросы о правах человека, соблюдении законности. Надо сказать, что в вопросах прав человека в Европе и США заметна избирательность. Например, там со снисхождением относились к нарушениям прав человека в Туркмении, а властям Узбекистана в конце концов простили жестокое подавление в 2005 г. волнений в Андижане. Президенты обоих государств всегда были желанными гостями на Западе. Возможно, такое различение Чечни и Центральной Азии идет от того, что, во-первых, Чечня -часть России, гуманитарные требования к которой несравненно выше, чем к Туркмении. Во-вторых, это результат активной деятельности правозащитников и журналистов, которые имеют возможность систематически и обстоятельно оповещать остальной мир о том, что происходит в Чечне. В-третьих, активно, хотя и не так, как прежде, ведет себя чеченская эмиграция, ее представители участвуют во всех касающихся Кавказа мероприятиях. Наконец, систематически убивают людей, которые выступают с разоблачениями Рамзана. Происходит это не в Чечне и не в России, но уже за рубежом. Формальную причастность к этому Рамзана доказать непросто, если вообще возможно, а сам он подобные обвинения категорически отвергает. Однако, например, убитый в Австрии в январе 2009 г. бывший охранник Рамзана Умар Исраилов летом 2008 г. рассказывал, что в Вене к нему приходил человек от Кадырова и, угрожая расправой, требовал забрать свои жалобы из Европейской комиссии по правам человека. Журналисты и правозащитники говорят о существовании некоего списка, состоящего из нескольких десятков и даже сотен человек (доводилось слышать цифру 300), которые должны замолчать.
Вопрос в том, насколько Рамзан боится разоблачений, насколько его беспокоят рассказы о его личных тюрьмах и пытках, в которых он (между прочим, подобно Петру I) принимает участие. Заинтересован ли он, чтобы скандальная информация не распространялась? Или, может быть, таким оригинальным способом он пытается выполнить негласное поручение Кремля, которому приходится отвечать за поведение своего ставленника? В любом случае в ближайшее время свой имидж на Западе Рамзан улучшить уже не сможет. Так что круг его зарубежных поездок ограничен
мусульманским миром. Тем не менее следует признать, что президент Чечни остается единственным (не считая Юрия Лужкова) российским регионалом, принимающим заметное участие во внешней политике страны.
А. Малашенко. «Рамзан Кадыров: Российский политик чеченской национальности»,
М., 2009, с. 119-131.
* * * Комментарии политолога
Настораживает обособленность Чечни среди субъектов Российской Федерации. Чеченской Республике и Рамзану Кадырову предоставлены некие особые полномочия, которых не имеет ни один другой глава субъекта Российской Федерации. Это опасно. И, безусловно, вызывает непонимание у других субъектов Северокавказского региона: почему из всех регионов России Чечне предоставлен такой статус.
Чеченская Республика в основном сегодня дотируется из госбюджета и, таким образом, живет и развивается за счет других, особенно русских регионов. В то время как русский фактор из Чечни полностью выдавлен и беженцы из Чечни никакими льготами и поддержкой государства не пользуются. Про них забыли. А вот реабилитировать бывших боевиков, устраивать им комфортную жизнь - об этом Центр не забывает.
Теперь о ситуации на самом Северном Кавказе. Да, Рамзан Кадыров какой-то порядок навел у себя в Чеченской Республике. Но мы видим, что сегодня на Кавказе идет этноклановая борьба: вышибают всех, кто за добрые отношения с Россией, кто против криминализации, коррупции и т.д. Сегодня боевики сформировались в некую организацию убийц, которым любой заказывает произвести там террористический акт, совершить убийство, платит деньги, и они это делают. Какая-то совершенно неуправляемая криминальная структура образовалась. И она сегодня во многом определяет ситуацию на Северном Кавказе. И вот здесь, наверное, Рамзан Кадыров мог бы поработать, но он требует еще каких-то полномочий и вывода российских милиционеров.
Сегодня интересная ситуация сложилась. Это не первая и не вторая чеченская война. Сегодня эта война как бы замыкается
внутри Кавказа и пока не выходит за его пределы и не идет по территории всей России. Но решить из федерального центра эту проблему сегодня невозможно. Если, как предлагает Рамзан Кадыров, оттуда вывести всех федералов, то ситуация превратится в кошмар: будут воевать криминальные группировки друг с другом за власть, за деньги, будут кланы воевать друг с другом и будут уже президенты этих республик противостоять друг другу. Ведь на Кавказе никто не хочет, чтобы главным был Рамзан Кадыров. Это нужно понимать. А для Центра фигуры Ахмата Кадырова, Рамзана Кадырова, может, когда-то и были удачными, но это должно быть временным состоянием. Сегодня нужно переводить борьбу на общий региональный уровень и, конечно, при активном участии Центра, федеральных сил. В противном случае мы можем получить не просто этноклановый, а межнациональный конфликт.
Л. Ивашов, генерал-полковник
Эльнур Мехдиев,
политолог (Азербайджан)
ГЕОСТРАТЕГИЧЕСКИЕ ИНТЕРЕСЫ НАТО
В АЗЕРБАЙДЖАНЕ
(90-е годы XX - начало XXI века)
Распад СССР и социалистического лагеря способствовал образованию новых независимых государств на всем постсоветском пространстве, в том числе и на Кавказе. Нарушение сложившегося на протяжении второй половины XX в. баланса сил на мировой арене привело к геополитической активности Запада, и прежде всего НАТО, в этом регионе. В свою очередь новая расстановка сил способствовала ослаблению позиций России во многих регионах мира, в том числе и в Кавказско-Каспийском. Повышенный интерес к региону со стороны США и НАТО, а также крупных сопредельных стран связан не только и не столько с наличием здесь огромных запасов природных полезных ископаемых, прежде всего нефти и газа, но и его ключевым положением в геополитической раскладке мировых конкурирующих сил в данном регионе планеты. Именно в этой части постсоветского пространства сталкиваются жизненно важные интересы ведущих стран мира. Здесь находится клубок сложных политических, социальных, национальных,
