CC BY
50
о
с <
Raleigh D.J. Soviet Baby Boomers: An Oral History of Russia's Cold War Generation. Oxford; N.Y.: Oxford University Press, 2012. 420 p.
Ольга Алексеевна Смоляк
Пермский государственный институт искусства и культуры oLga.smoLyak@gmaiL.com
Опыт лирической биографии холодной войны
Книга Дональда Рейли посвящена поколению советских граждан, родившихся в середине ХХ в. и ставших свидетелями холодной войны. Фабула книги тесно связана с индивидуальной биографией исследователя, о чем сам автор признается во вступительных замечаниях и во введении. Американский ученый известен специалистам прежде всего как историк Гражданской войны. Более чем тридцатилетняя периодическая работа в Саратовском архиве позволила ему не только изучать историю начала века, но и знакомиться с людьми, погружаться в актуальный социально-культурный и экономический контексты. Из общения с русскими друзьями возникла идея написать книгу о целом поколении и таким образом выразить силу личного интереса к жизненным историям своих ровесников, политической волей объявленных на несколько десятилетий идеологическими оппонентами.
Итак, перед нами книга о тех, кто родился в СССР в 1949-1950 гг., вырос на фильмах «про Чапаева», в то время, когда Сталин отменил карточки и снизил цены на хлеб (Р. 7). Книга, написанная человеком, тоже родившимся в год основания НАТО, но в стране, где тогда уже были доступны авто-
мобили, телевидение, плейеры, телефонная связь и замороженные продукты (Р. 6), выросшим (по его собственным словам) на фильме «Доктор Стрейнжлав, или Как я научился не волноваться и полюбил атомную бомбу». Книга, которая является результатом переживаний личной биографии и «своего», американского, контекста, в котором учитель физкультуры заставлял заниматься, чтобы быть «такими же сильными, как русские» (Р. 4), а дома ребенок-католик проводил «сотни часов в молитве за обращение в веру атеистов-коммунистов» (Р. 4). В то же время детские страхи развились в любознательность, а жизненный опыт дал основания увидеть родовое сходство двух систем (Р. 7). В конечном счете это книга о поколении людей, мировоззрение которых сформировалось на фоне соперничества двух сверхдержав, столкновения двух универсалистских идеологий, двух путей понимания мира.
Репрезентация в тексте образа автора, его жизненной позиции, опыта и автобиографической истории, а также источниковая база, цели работы, поставленные вопросы и заявленный метод настроили меня, как читателя, на антропологическую волну и сформировали некоторые ожидания. Речь идет о той настройке исследовательской оптики, которую И.В. Нарский называет «антропологизация авторства», когда научный фокус переносится с исторических событий и структур на восприятие и поведение изучаемых акторов. Необходимость этого связана с сокращением дистанции между исследователем и объектом исследования в современном историческом знании, что, с одной стороны, позволило формулировать новые темы, но, с другой стороны, изменило позицию и роль историка: «Совершенно очевидно, что в отношении недавнего прошлого, будь то история детства второй половины ХХ века или холодной войны, проблема рефлексии историка тем более резко повышается, поскольку он сам оказывается частью той культуры и традиции, которую изучает. Точнее, объектом исследования прямо или опосредованно становится часть индивидуальной биографии исследователя» [Нарский 2012]. В работе Дональда Рейли отсутствует временная дистанция, и это действительно привлекает внимание читателя не просто к авторским наблюдениям, но к его рефлексии. В то же время эта книга написана с культурной дистанции, которая как раз может быть выгодным условием для нахождения объяснительных метафор или, если угодно, моделей.
В основе исследования лежит разнообразный и объемный корпус источников. Это личные наблюдения, которые автор делал в течение тридцати шести путешествий в СССР и Россию начиная с 1971 г., книги, фильмы, магнитофонные записи, названные респондентами, и фотографии, предоставленные ими,
о
с <
и, конечно, сами шестьдесят интервью продолжительностью от одного до трех часов, проведенные без ассистентов с 2001 по 2008 г. с жителями Москвы и Саратова, Нью-Йорка, Монреаля, Портленда (Орегон), Эймса (Айова), а также по телефону с абонентами из Израиля и Кипра. Фокусируясь на том, как респонденты помнят свою жизнь, описывают свои жизненные траектории, Д. Рейли попытался обнаружить границы политического, личного и профессионального. Для этого он строил вопросы в полуформализованных интервью вокруг пяти тем, сформулированных на начальном этапе исследования: 1. Кто и что формировал мировоззрение этого поколения. 2. Как формировалась «советская мечта» и как она отразилась в жизненных траекториях. 3. Как это поколение преодолело сложный переход к постсоветской России. 4. Как жизненный опыт поколения производил и трансформировал советское (российское) общество во время и после холодной войны. 5. Чем память тех, кто вырос в Москве, отличается от памяти тех, кто вырос в Саратове — провинциальном, «закрытом» для посещения иностранных делегаций и, следовательно, лишенном прямого иностранного влияния городе (Р. 5).
Цель автора — представить, как исторические процессы были пережиты реальными людьми, и показать через жизненные истории, как советское общество времен холодной войны функционировало на повседневном уровне (Р. 13). Автор берется создать составной нарратив из личных историй, рассказанных многими людьми, и включить его в большие исторические нарративы о холодной войне, десталинизации советского общества, соревновании, выражающемся в лозунге «Догоним и перегоним Америку!», о (при)открытии страны перед остальным миром, об экономической стагнации, о диссидентстве, переходе к рыночной экономике, об эмиграции, о трансформации классовых, этнических и гендерных отношений в течение всего изучаемого периода (Р. 12). Автор книги воспринимает свою работу «как коллекцию голосов в моей "хоровой аранжировке"» (Р. 13).
Собеседниками Д. Рейли были выпускники одной московской и одной саратовской школ с углубленным изучением английского языка, которые получили аттестат в 1967 г. Они представляли собой определенный срез советского общества: большинство учащихся этих школ были детьми партийной элиты, правительственных чиновников, творческой и технической интеллигенции, высших офицерских чинов. Но одновременно эти школьные классы демонстрировали своим составом реализацию принципа социального равенства, декларируемого советской пропагандой: в каждой из школ училось незначительное количество детей из семей рабочего класса (например, сын
высококвалифицированного слесаря, налаживавшего производственное оборудование, вывозимое на экспорт). Несмотря на то что условия жизни, возможности и привилегии московских и саратовских семей отличались, всех респондентов объединяет то, что их родители занимали высокое и самое высокое положение в социальной иерархии советского общества. Анализируя жизненные траектории своих ровесников, родившихся в СССР, автор использует метафору «бебибуме-ры» и тем самым вписывает советскую молодежь в глобальное пространство, в котором формируются потребительские стандарты, растет влияние западной поп-культуры, расширяется сфера доступного образования, наконец, заявляет о себе молодежная субкультура, предлагающая образцы беззаботного поведения и стремление к удовольствию. Советские беби-бумеры, таким образом, становятся поколением с теми же желаниями и стремлениями, что их сверстники на Западе: они стремились получить хорошее образование, сделать карьеру, ценили высокие жизненные стандарты, путешествовали и расширяли свой кругозор, интересовались современной литературой, музыкой, кинематографом. Другими словами, это поколение потребителей в формирующемся советском потребительском обществе.
Д. Рейли делит коллективную биографию поколения на периоды, каждому из которых посвящена одна из семи глав. Он не предлагает линейного повествования, скорее можно сказать, что ткань нарратива, воплощенная в книгу, складывается из проблемных и (или) тематических рассказов, заданных самими респондентами. Автор взял на себя лишь функцию организовать эти повествования в большой связный рассказ исходя из своей логики, сформулированной в пяти вопросах. Так, первая глава, как обычно в любой биографии, посвящена корням. Истории, рассказанные бебибумерами о своих родителях, вплетаются в водоворот исторических событий и тем самым дают пищу или служат примерами, иллюстрирующими перипетии, противоречия и упущения социальной и экономической политики советского государства в 1920-1940-е гг. Вторая и третья главы через воспоминания бебибумеров о школьных годах рассказывают о реформах в системе образования, роли семьи, школы и пропаганды в системе воспитания строителей коммунизма в 1950-1960-е гг. Особенно автор сосредоточивает свое внимание на оценках событий и явлений: запуск спутника, полет человека в космос, лозунг «Догоним и перегоним Америку!», «Мастер и Маргарита» Булгакова, магнитофоны, самодельное изготовление радио, Фидель Кастро, «Битлз», барды. Четвертая глава посвящена студенческим годам и проблемам идентификации, самоопределения, индивидуализма,
о
с <
которые рассматриваются ввиду сложившихся исторических обстоятельств через отношение к вторжению советских войск в Чехословакию, самиздату, через выявление причинно-следственных связей между Шестидневной войной и личной историей. Пятая, шестая и седьмая главы выстраиваются не столько на основе биографического возраста, сколько вокруг образов официальных лидеров: Брежнева, Горбачева, Ельцина. Блат, «колбасные электрички», командировки за границу, Афганистан, движение за права человека становятся в этом повествовании теми знаками, через которые складывается отношение бебибумеров к своим жизненным траекториям, высшему руководству и судьбе страны.
Ценность исследования, бесспорно, в том, что в его основе лежит огромный корпус личных свидетельств. Это социальная история страны, написанная через личный опыт одного поколения, представителей одной страты. При этом я бы не стала говорить о коллективном портрете советской золотой молодежи, возможно, потому, что рассказы жителей Москвы и Саратова создают совершенно разные картины жизни, основанные на разных возможностях. Мне показалось также любопытным, что московские бебибумеры Д. Рейли полностью отличаются по своим стремлениям и интересам от портретов «золотых» Екатерины Московской и Алеши Паустовского, которых исследовала Наталья Козлова [Козлова 2005]. Они вообще рисуют другой образ жизни, в котором есть место «колбасным электричкам», «несунам», очередям. Перед нами наглядная иллюстрация того, какой разный результат дают исследования, основанные на разных источниках. Так или иначе, но, как показывает Д. Рейли, все бебибумеры выдержали изменения, связанные с переходом страны к рыночной экономике, сохранили или преумножили социальный и культурный капитал, чтобы передать его своим детям (в отличие от некоторых героев Н. Козловой из других социальных групп). При всех социальных и культурных различиях, рассказы «золотых» бебибумеров имеют общие моменты, объединяющие эту группу не только с другими стратами общества, но и со следующим поколением. Автор книги ищет советский акцент, который, по его мнению, заключается в пористости границ между частным и публичным пространством. Учитывая то, что ценность частной жизни и индивидуализма для поколения бебибумеров была больше, чем для их родителей, посягательство пропаганды на частную жизнь стало причиной развития двойственных стандартов поведения и определенного цинизма в отношении к жизни. Этот вывод, конечно, вызывает интерес к тому, чтобы провести параллели между исследованиями Дональда Рейли и Алексея Юрчака [УигеИак 2005].
При всей своей значимости книга Д. Рейли не ведет к какому-то прорыву в понимании советской повседневности, идеологии или коллективной памяти. Ее слабым местом является тихий голос автора. По сути, перед нами тематическая систематизация и комментированное чтение проведенных интервью, дополненных не столько анализом, сколько наблюдениями. Как читателю, мне было интересно испытывать «радость узнавания», достраивая самостоятельно значения и коды в обозначенной автором связи между историческим событием и личными репликами информантов. Но как исследователю мне хочется увидеть реализацию заявленных автором задач и методологических установок. Можно выделить два проблемных момента в этой книге: подмена анализа обобщающими наблюдениями и оставление без внимания высказанных респондентами противоречий, умолчаний, преувеличений. Так, автор делает наблюдение, что все респонденты были комсомольцами и подчеркивали, что вступление в организацию было их личным желанием, в то время как отказ от членства грозил им стигматизацией. Но далее автор не разбирается ни в силе реплик о личном желании стать комсомольцем, ни в том, как система, общество, пропаганда навязывают (или не навязывают?) это желание (Р. 106). Кроме того, автор, даже замечая однажды, что его информанты говорят штампами, все же не акцентирует на этом особого внимания, не пытается понять, что это за речевой штамп и в чем причина его употребления, не высказывает своего отношения к этому. Воспринимая память как интерпретатора жизненных событий, важно посмотреть не только как происходит отбор, но и как, кем производится селекция воспоминаний. И тогда нельзя пройти мимо таких высказываний, как «полки магазинов были пустыми, но холодильники у людей были полными» (Р. 225), которое стало сегодня дежурной шуткой и требует внимания, если вдруг кто-то использует его для характеристики экономической ситуации. Наконец, по моему мнению, автор не использовал преимущества культурной дистанции, которая позволяет замечать то, чего не видят носители культуры, даже когда они занимают позицию исследователя. Несмотря на свои тридцать шесть поездок в Советский Союз и Россию, он не включает свои наблюдения в повествования, чтобы поддержать, оспорить, пояснить, подчеркнуть и т.д. высказывания своих респондентов.
В книге Дональда Рейли отражается актуальная тенденция к изменению позиции исследователя по отношению к объекту исследования. Автора заботит написание не «абсолютно объективной», но «человеческой» истории, которую пишут сами люди, живые и реальные, а исследователь создает условия, чтобы эта история прозвучала. В основе такой работы лежит
о
с <
глубокий личный интерес, влияющий на отношение ученого к источнику и на стратегии репрезентации результатов своего творчества. В итоге мы получаем исследование с большой долей лирического настроения автора, что действительно необходимо для антропологической истории.
Библиография
Козлова Н. Советские люди. Сцены из истории. М.: Европа, 2005. Нарский И.В. Антропологизация авторства: приглашение к лирической историографии // Новое литературное обозрение. 2012. № 115 (3). <http://ww.nlobooks.ru/node/2254#_ftnref1>. YurchakA. Everything Was Forever, Until It Was No Wore: The Last Soviet Generation. Princeton: Princeton University Press, 2005.
Ольга Смоляк
