CC BY
56
Ижевск: Иднакар, 2017
РАИСА МОИСЕЕВНА АЗАРХ о РАЗГРОМЕ НАРОДНОЙ АРМИИ
Совсем недавно мы опубликовали воспоминания Ивана Степановича Бойцова. [1] Рукопись эта долгие годы хранилась в семейном архиве и была предоставлена нам потомками мемуариста. Ижевский рабочий-большевик, фронтовик Первой Мировой в дневниковой форме рассказывает о своём участии в борьбе с Ижевско-Воткинскими повстанцами в период с августа по ноябрь 1918 г.
Предлагаемый ниже текст написан участницей тех же событий, которая воевала с повстанцами в то же самое время в составе тех же воинских соединений, что и Иван Бойцов. В воспоминаниях Раисы Азарх описаны те же бои, упоминаются те же населённые пункты1. Однако сами описания военных действий сильно отличаются. Во-первых, мемуаристка занимала в Красной армии должности военного врача и политического комиссара, общалась с сотрудниками штаба и лично вела конную разведку, а не только ходила в атаки в пехотных цепях, как Иван Бойцов. Поэтому, она имела возможность видеть ту войну, так сказать, на «макроуровне». А, во-вторых, она имела иное образование и жизненный опыт, в силу чего замечала и описала совсем иное. Да и женское субъективное восприятие сильно отличается от мужского взгляда.
Мемуары большевички Раисы Азарх были напечатаны к 50-летию Октябрьской Революции и сейчас малодоступны для читателя. Мы публикуем их здесь с небольшими изъятиями, выпуская то, что не относится напрямую к событиям Гражданской войны на территории Прикамья.
Полагаем, что для вдумчивого читателя представит несомненный интерес возможность сравнить тексты столь различных воспоминаний об одних и тех же событиях и людях. Кроме того, Раиса Азарх излагает такие детали, относящиеся к истории Ижевско-Воткинской Народной армии, которых нет в иных источниках.
1 Правда, их идентификация по современным картам затруднена.
396
Ижевск: Иднакар, 2017
Глава вторая.
Мы — есть!
Погожий октябрьский день. У сбитого из неотесанных досок столика невдалеке от коновязи сидят двое. Одного я хорошо знаю. Это начальник разведки Федор Гордеев, рабочий Ликинской мануфактуры, [54] приехавший сюда с первой группой добровольцев-москвичей. Рядом с ним — старик удмурт в лаптях, сермяжном армяке и меховой шапке. Идет неторопливая беседа.
— Арудиев, спрашиваешь, много ли? Есть, конечно, и арудия! Я ба-ил, вроде как по-простецки, с одним солдатиком. Повязка у него на рукаве и буквы «Н.А.». «Царские, говорю, буквы. Николай Александрович, значит». А он грозится: «Молчи, отец! Буквы эти — дело серьезное. Народная армия мы, вот оно что!» — И показал на поповский дом, что возле церкви. А оттуда крики страшные. Бабы голосят по комбедчикам, там их вешали...
Старик снял с головы заячью шапку и продолжал:
— Деревня вся в подпол попряталась. А потом согнали нас, и гене-
л
рал речь откричал. Так и так, дескать. Комиссаров били и будем бить. А кто помогает им — тот изменник России и богу. Мужиков, кто остался, и ребят повиднее, известное дело, в армию забрали. Шинельки выдали некоторым, а винтовки — всем. Винтовок у них много. Теперь вот по улицам маршируют, говорят, скоро угонят. Скот и живое все подобрали до курицы... Зерно, что не спрятали, тоже... Почему поддаемся? Как не поддаться! Власть-то, ведь она... ихняя. А об вас ничего не слыхать: то ли есть, то ли вас, как говорил генерал, до костей разбили — и не надейся... Вот знали бы мы, что вы есть, тогда бы и народ продержался! И солдаты, что по деревням, разбежались бы от них — кто в леса, кто в стога! А то ведь какая надежа! Пошепчемся друг с дружкой — есть вы или нету? Да на том и расходимся. Дайте народу знать — мы, мол, есть...
Н.А., Николай Александрович - инициалы последнего русского императора. Из исторических источников известно, что повстанцы - Ижевцы носили на нарукавных повязках изображение скрещенных винтовок, а Воткинцы - револьверов.
Среди командного состава Ижевской и Воткинской Народных армий генералов не
было.
— Дадим! Дадим, батя! Партия большевиков, вся Россия напрягает силы! Питер, Москва, сам Ленин шлют подмогу. Организуемся, готовимся, чтобы сразу ударить! Штабы, снабжение, то да се...
— А ты, старик, здесь говорил мудро, — взволнованно сказал подошедший начдив Медведев. И, обращаясь к начштаба Григорию Лунцу, распорядился: — Готовьте разведывательные группы, все верховыми. С центральной пойдет комиссар — жару наддаст! И ты, отец, тоже людей подбери, охотников, проводников! [55] Как махнем по вражеским тылам — сразу услышите: мы — есть!
Азарх Р.М. Фото периода Гражданской войны. Фотофонд НМ УР.
Ижевск: Иднакар, 2017
Последующие дни ознаменовались многими смелыми вылазками. Наши разведчики, стреляя на ходу, врывались в деревни, вихрем проносились по главной улице, снимали вражеские заставы и возвращались, как правило, без потерь. Сплошной линии фронта ни у нас, ни у белых не было, а опорные узлы мы обходили, благодаря своим проводникам из вотяков и русских.
Особенно знаменателен был первый рейд.
В туманную ночь небольшой отряд незаметно достиг села, указанного стариком. От местных жителей мы узнали о численности и вооружении белогвардейцев, о расположении их штабов, о засадах и сторожевых охранениях. Приготовив к бою гранаты и взяв карабины наизготовку, разведчики незаметно двинулись вдоль села. Из поповского дома неслись пьяные голоса, песни и звуки гармоники. У ворот стоял подвыпивший белый офицер.
Я подскакала к нему на своем иноходце и выстрелила. Офицер рухнул на землю. Разведчики швырнули в окна поповского дома несколько гранат и, раздобыв точные сведения о противнике, вернулись в расположение дивизии.
Мы совершили несколько подобных рейдов. Вятская дивизия действительно была Особой.
Народ узнал своих защитников. Крестьяне поднимались и целыми деревнями уходили в партизанский отряд Журавлева, что базировался на большое село Петропавловское.
2
... И вот уже идет на фронт первая группа добровольцев. С Московского завода >«Динамо» — Николай Кузьмичев. От завода «Гужон» (нынешний «Серп и молот») — Семен Иванов. [57] От президиума Совета и райкома — автор этих строк. Четвертым был делегат Даниловского под-райкома, входившего в Симоновку, — Андрей Киселев.
Проводы добровольцев назначены на воскресенье. Рабочие фабрик и заводов пришли с женами и детьми в сад имени Прямикова, что на Таганской улице. Председательствовал секретарь Московского комитета товарищ Ефремов.
Короткие взволнованные речи.
Кузьмичева и Киселева направили в Вятку, в штаб СевероВосточной завесы. Туда же получила назначение и я.
Завеса — своеобразное войсковое соединение. Завесы являлись одной из форм обороны революционной России от вероломного нападения милитаристской Германии, а в последующем — и от интервентов Антанты.
Северо-Восточная завеса со штабом в Вятке приобретала особо важное значение.
Вятская губерния могла быть в те дни житницей России.
В марте 1918 года «Правда» писала, что, по самым скромным подсчетам, в Вятской губернии имеется 5-6 миллионов пудов избыточного хлеба. И это в то время, когда в Москве и Петрограде выдавали осьмушку фунта на человека, и то не каждый день!
Стога необмолоченного хлеба пятнадцатилетней давности назывались здесь «девичьи скирды». Кулаки не давали хлеба трудящимся. И когда по призыву В.И. Ленина в Вятскую губернию пришли рабочие продотряды, за полтора месяца было реквизировано 500 тысяч пудов хлеба — пятая часть урожая, собранного по всей стране.
Внимание белых и интервентов в восемнадцатом году не случайно было приковано к Вятской губернии, и не случайно они подняли в тылу советских армий Ижевско-Воткинское восстание.4
Восстание было подготовлено контрреволюционным подпольным комитетом фронтовиков. Штаб восстания [58] состоял из трех офицеров, трех солдат и трех «рабочих» Ижевского завода.
Мятежникам помогало кулачье. К началу августа были захвачены города Сарапул5 и Уржум, но у Нолинска, почти на подступах к Вятке, белых встретили вятские железнодорожники, слободские текстильщики, коммунисты Воткинска, первые отряды питерских и московских рабочих. Объединенные силы пролетариев повели за собой деревенскую бедноту. Восстания были подавлены, города освобождены.
4 За 100 лет изучения Ижевско-Воткинского восстания, ни историки, ни правоохранительные органы не обнаружили свидетельств того, что наши повстанцы получали директивы или снабжение от иностранных интервентов или Белого командования.
5 Фактически - 1 сентября.
* * *
Мы приехали в жаркие дни. Командование завесы тотчас включило меня в состав штаба. Мы с прибывшими товарищами вошли в Вятскую партийную организацию и стали действовать под руководством Н.К. Гончарова.
Немногочисленная, но крепкая городская партийная организация, получив большую поддержку от прибывшей группы опытных людей, была приведена в мобилизационную готовность. Наиболее слабые звенья советской работы укрепляли большевиками из Москвы и Питера. Подкрепления были разосланы по всем уголкам губернии.
На широких просторах рек и в вятских лесах действовали наши разведывательные группы и поддерживающие отряды.
Связь с ними осуществлялась по телефону и телеграфу и только изредка — связными.
Однажды, во время дежурства по штабу, мне удалось вызвать к телеграфному аппарату командира одного из вятских отрядов, члена бюро Вятского губкома товарища Капустина. Передала ему приказ штаба: соединиться для совместных действий против врага с близстоящим отрядом. Капустин успешно выполнил приказ и через несколько дней разбил белых у Нолинска.
Глухой ночью он приехал в Вятку и тотчас явился в штаб. Дежурила снова я.
г\ о и V-/
В комнату размашистой походкой вошел крепкий русоволосый юноша лет двадцати трех и попросил доложить о себе члену штаба товарищу Азарх. [59]
— Будем знакомы, товарищ Капустин. Я — Азарх.
Мне показалось, что Капустин, увидев женщину, был огорчен. Однако в дальнейшем у нас установились самые добрые отношения.
* * *
Мне, как врачу, поручили организовать военно-санитарное управление. В городе оказался госпиталь Красного Креста, а на вокзальных путях был обнаружен военно-санитарный поезд с оборудованием и персоналом. Во время стихийной демобилизации старой царской армии, когда сбежали и начальник поезда и все врачи, хирург Александр Дмитриевич Дремлюг
вывел свой госпиталь на колесах в тыл и все уберег, все отдал в распоряжение Красной Армии.
А.Д. Дремлюг и весь персонал поезда стали моими верными спутниками на фронтовых дорогах, организаторами санитарной помощи в освобождаемых Красной Армией областях и городах от Вятки до Одессы, от Киева до Забайкалья.
Вскоре из Вологды приехал военный врач Григорий Михайлович Данишевский, человек огромного ума и талантливой выдумки, ставший душой сануправления.
Создав ячейку управления, определив ее функции, я выехала на фронт — на новое, ижевско-воткинское направление. Там из отдельных отрядов 2, 6 и 3-й армий и прибывших укомплектованных полков формировалась Особая Вятская дивизия для подавления восстания в Ижевске и Воткинске. Дивизию формировал бывший штабс-капитан Александр Александрович Медведев, знакомый уже мне как командующий Вятским тыловым районом.
Здесь были открыты в боях новые формы военно-медицинской службы, основанные на неуемной, самоотверженной, героической борьбе за жизнь человека. Все в нашей работе отныне подчинялось одному главному требованию: приближению хирургической помощи к переднему краю. Этот принцип обеспечивал дополнительное спасение сотен и тысяч жизней... [60]
3
В боевых операциях Особой Вятской дивизии мне приходилось участвовать и в качестве военного комиссара.
Среди частей, прибывших нам на подмогу, особенно выделялись питерцы — полк имени Володарского и артиллерийский дивизион под командованием В.Л. Нечаева, сплошь состоявший из старых артиллеристов и путиловских рабочих.
Ознакомившись с положением на фронте, комиссар дивизиона беспартийный большевик Иван Родионович Журавлев предложил организовать группу добровольцев, которая прикроет левый фланг Особой Вятской
дивизии на стыке с 3-й армией в районе Осы.6 По дороге добровольцы поднимут деревни, организуют из местных жителей партизанский отряд и с его помощью сорвут объявленную белыми мобилизацию, отберут у них награбленный у крестьян хлеб и скот.
Добровольцами вызвались идти все. Журавлев отобрал тринадцать человек — двенадцать мужчин и одну женщину, медицинскую сестру Га-
нольди. Отряд назвали «Чертовой дюжиной».7 [61]
***
...Мое назначение военкомом дивизии было вызвано тяжелым положением, сложившимся на нашем участке, и неблагополучием именно в том полку, на который мы больше всего рассчитывали.
Приказ о назначении передал мне А.А. Медведев:
— Боевое задание — выровнять фронт. Правый фланг надо подтянуть на уровень центрального участка, иначе срывается весь план наступления. Не беда, если пройдете вперед. Опасности обхода с тыла не будет. Кругом леса.
Стоя у карты, Медведев отечески разъяснял мне азы военного дела.
— Ну что я понимаю в этом? Да и обязанности начсанупра...
— Пустое! Все внимание приковано сейчас к ижевско-воткинскому мятежу. До его ликвидации у нас связаны руки на других участках. Воло-дарцы, занимающие правый фланг, вам хорошо известны. Нужен решительный человек в помощь Лунцу. Вы знаете участок, прошли с боями не один десяток верст, сможете сориентироваться в обстановке.
Я смотрела на карту, сплошь испещренную змейками лесов, и видела, как тянутся по лесу узкие дорожки, расширяющиеся на опушках в вязкие болотца. А мысли были об одном — справлюсь ли с новыми, столь необычными и сложными для меня обязанностями?
Сборы были недолгие. В тот же день мы с Киселевым уже тряслись по дороге в круглой вятской плетенке. Работаем мы с ним недавно, зато оба москвичи, он из соседнего района, и из Москвы выехали вместе — с первой группой добровольцев.
Вот и тракт Ижевск — Воткинск.
6 Прикамский город к северу от Воткинска.
7 Группа из 13 человек отправлена прикрывать фланг дивизии!?
Ижевск и Воткинск — небольшие городки с военными заводами. В годы войны на эти заброшенные в далекие вятские леса заводы стал стекаться всякий сомнительный люд, пытавшийся утаиться здесь от мобилизации.
Значительно изменился и состав рабочих. Заводы выросли вдвое, и так как они освобождали от воинской повинности, то попадали на них за подкуп сынки богатеев со всего района. Создалась особая каста людей, наживавшихся на войне. Они быстро завели [62] собственные домишки, скарб, хозяйство. Отсталых рабочих натравливали на тех, кто раньше боролся за окончание войны. А политические новости доходили сюда искаженным эхом.
После Октябрьской революции в Ижевск и Воткинск тысячами по-
о
тянулись офицеры — притягивало оружие. Они буквально заполонили городки, хозяйничали во всех вновь создаваемых учреждениях, называли себя эсерами. Белым нельзя было отказать в дальновидности: они быстро снюхались с меньшевиками и работали в тесном контакте. Рабочих запугивали «конфискацией имущества», «всероссийским обнищанием», «диктатурой кучки иноземцев».
В период восстания белочехов партийная организация большевиков бросила против них тысячу лучших сынов и дочерей, особенно ослабив свои ряды в Воткинске. У Котласа были англичане, на Волге хозяйничали чехи. Воспользовавшись благоприятной ситуацией, действуя по заранее намеченному плану, в это время выступило контрреволюционное офицерье в Ижевске и Воткинске... Мобилизовав крестьян и рабочих, создав ударные офицерские отряды под началом отличных военных специалистов, они стали располагать большой силой.
Нашему командованию надо было немедленно ударить по Ижевску, не дать врагу опомниться.
Документально подтверждается участие в начальных событиях Восстания примерно 300 лиц, имевших офицерские чины. В массе своей - это были не кадровые военные, а офицеры военного времени; прапорщики и поручики. После захвата Красной армией Казани в начале сентября 1918 г. в Народную армию вступили офицеры, приехавшие оттуда.
* * *
Мы ехали в хорошо знакомый район, где кроме красных частей большой силой являлись и специальные партийные работники в деревнях. Еще задолго до организации Особой Вятской дивизии в глухие вятские деревушки был брошен на укрепление Советской власти рабочий московского завода «Динамо» Николай Кузьмичев, поселившийся в деревне Зу-ра, что расположена по главному тракту на Ижевск.
Кузьмичев провел выборы в Советы, организовал деревенскую бедноту, нащупал в округе своих, надежных людей.
В вятских лесах, в ста двадцати пяти километрах от железной дороги, большевик Кузьмичев проводил четкую классовую линию. Вотяки, хотя и плохо понимали [63] русский язык, все же слушали его сочувственно. А когда на митингах появились переводчики, учительница и телеграфист, Николай и вовсе покорил сердца забитых людей.
Вятка послала в деревни несколько таких организаторов. Их работа сразу дала ощутимые результаты. Представители партии сообщали о настроении крестьянства, о положении в восставших городках, изучали местность, устанавливали численность врага, узнавали его планы. Там, где работали эти товарищи, белым не удалось провести мобилизацию крестьян. А в период боев в этом районе на подмогу регулярным частям Красной Армии неоднократно являлся Кузьмичев с организованным им отрядом
крестьян-добровольцев. Зура ни разу не была сдана белым.
* * *
Скоро мы у цели. От Дебесс, где разместился штаб дивизии, до Зуры всего тридцать верст. Каждый метр пути хорошо знаком мне. Сколько раз уже и ездила, и ходила по этому тракту. Здесь мы шли с боями, когда неприятель прорвался с воткинского направления. Здесь ездили к матросам забирать лишние пулеметы, здесь организовывали питательные пункты и перевязочные отряды.
Дорога идет то по небольшим лесочкам, то широким полем. Вот и три знакомые высокие осины. В августе их листва казалась чуть позолоченной. Прошел только месяц, а осины совсем пожелтели. Прозрачный осенний воздух придает очертаниям всех предметов, что я вижу вокруг,
какую-то особую резкость и четкость. Не знаю почему, это навевает необъяснимую грусть.
— Смотрите! Лапти-то все висят на дереве! — возбужденно говорит Киселев. — Я заприметил их, когда шли здесь с Новгородским полком. На ветке покачиваются. Посмотрел — дырявые. Так и остались... В бою ни нам, ни им не нужны. Может, сбросить, чтоб не мозолили глаза?
— Не сейчас. В другой раз, когда будем посвободней...
Казалось бы — мелочь. А вот запомнилась эта картинка, не просто запомнилась — отчеканилась в [64] мозгу. И через год внезапно всплыла перед глазами во время словесной стычки с меньшевиками у паровозников в сборочном цехе.
Было это в Харькове, когда вновь подняли голову враги, почуяв подмогу.
Истошным голосом вопил какой-то человечек о наших промахах, о продразверстке, о голодухе и льющейся крови.
Отвечая ему, я начала с привета от володарцев. Напомнила о нашем наступлении, о боях, об озверелом белом воронье, оставившем после себя только заброшенные на дерево дырявые лапти, не нужные в бою ни им, ни нам, да еще таких вот говорунов, как тот, что выступал передо мной. То и другое давно пора смахнуть, чтобы не мешало людям.
Сравнение попало в точку. Интеллигентик запищал, что про лапти я
все выдумала, но был осмеян. А смех, как известно, разит подобно пуле.
* * *
Приехали в Зуру. Николая Кузьмичева дома не оказалось: уехал на сход в соседнюю деревушку. Нас тепло встретила его хозяйка — учительница. Вскоре пришел и телеграфист. Это — вся местная интеллигенция и вся русская колония в удмуртской деревне.
Телеграфист — сторонник большевиков. От него узнали, что на деревню был налет. Белые подожгли Совет: искали Кузьмичева. О телеграфисте они не знали, а он в это время отстукивал донесения в Игру, Дебес-сы, Чепцу. Мальчишки, организованные учительницей, разнюхали, как расставлены караулы. Наспех организованному отряду володарцев оказалось нетрудно взять живьем всю банду.
Через руки телеграфиста проходят все донесения. Он знает положение на фронте. Довольно близко познакомился с володарцами — они несколько раз стояли в Зуре.
— А последнее нападение! Только подумать... Чего стоил один бой у Игры, переходивший в рукопашную! Мне телефонисты передавали, как дрался Лунц. Сначала руководил боем, потом сам лег к пулемету. А выбыли из строя санитары — стал таскать раненых. Отнесет раненого — и снова впереди. Гимнастерка [65] пропиталась кровью, потом так и не смог отстирать... В общем, отбили они неприятеля. А дальше не пошли. «Игру, говорят, не отдадим. Здесь и стоять будем, пусть другие в обход идут. Наше дело — белых вперед не пускать, а наступать нам нельзя. Кругом леса, разве здесь развоюешься?.. »
Так мы узнали «общественное мнение» о володарцах, еще не доехав до Игры.
4
В Игре нам салютуют посты. Навстречу в облаке пыли мчатся... гусары!
Интересные ребята — «гусары» володарцев. Одно сочетание слов чего стоит! А вышли они в «гусары» таким образом. Полк спешно формировался в Луге. Для разведки организовали конную сотню, набрали лошадей. В интендантстве нашли заготовленное впрок обмундирование гусарского полка — синие куртки, красные рейтузы, белые шнуры зигзагами через всю грудь. Охотников отыскалось множество. Сформировали отличную часть в сто сабель. Произошло это, когда на севере не было и речи о формировании конных частей. «Гусары» володарцев были единственными кавалеристами на весь район.
Питерские пролетарии быстро овладели кавалерийским искусством. Взводные командиры подобрались из солдат царской армии — разведчики, рубаки, буйные головы.
В полку «гусары» задавали тон остальным. К пехоте относились «по традиции» свысока, но командира полка пехотинца Лунца побаивались не на шутку.
«Гусары» встретили нас радушно. Показывали, как укреплена Игра, рассказывали о боях на прошлой неделе, не умолчали о потерях.
А вот и Лунц. В полку он недавно. Прежний командир снят за неподчинение боевому приказу. Володарцы относятся к новому командиру настороженно-выжидательно. Необходимо время, чтобы завоевать авторитет, стать истым вожаком полка, чтобы бить наверняка.
Лунц — товарищ моего брата Исаака, командира бригады, павшего под Симбирском. Отношения у нас [66] отличные. Журю его за неосторожность в бою, ехидно рассматриваю плохо замытые пятна крови на спине.
— Откуда знаете?
— Так, сорока на хвосте...
На конях объезжаем линию обороны. Целая система окопов, три ряда проволочных заграждений, артиллерия хорошо замаскирована — неприятельскому наблюдателю не нащупать; но в случае нужды и вывезти орудия не так-то легко.
— Что это у вас, товарищи, позиционная война? Окопались отлично! Видно, стоять здесь полагаете до второго пришествия?
Лунц огорчен, сопровождающие нас командиры возмущены — они ожидали возгласов восхищения. Немного замявшись, вперед выступает командир «гусар»:
— Товарищ комиссар дивизии должен знать: наша цель — удержать Игру. Другой дороги для ижевцев на север нет, а через нас им не прорваться.
— А мне кажется, даром затрачено много сил и времени. Отбив наступление, надо было гнать врага, а не окапываться подобно кротам.
Лунц вспыхивает, но, учитывая настроение окружающих, сухо козыряет:
— Слушаю, товарищ комиссар!
Осматриваем расположение полка. Особое внимание — раненым. Сообщаю, что по всей линии до Дебесс, где развернут дивизионный лазарет, имеются перевязочные пункты, раненых примут, накормят, переменят повязки. Чувствую — после разговора о раненых атмосфера становится теплее.
* * *
Мы уже несколько дней в полку. Познакомились, подружились, знаем всех командиров и многих красноармейцев. Были с «гусарами» в разведке, перестреливались с неприятельскими дозорами.
Налево от главного тракта расположена в лесу база белых. Это станция узкоколейки, по которой перевозят подкрепления, продовольствие.
— Вот бы организовать налетик на станцию! — мечтает командир конной сотни. [67]
— На все свое время.
Наконец решаем: настала пора действовать. С Лунцем полная согласованность. Он, правда, еще колеблется, но постепенно сдается по всем пунктам.
— Можно, конечно, попытаться... Но предупреждаю: при неудаче потери могут быть очень значительные... В случае отступления нам не удержать Игру, откатимся до Дебесс.
— А с какой стати откатываться? Будем идти вперед!
В комнатушке штаба не продохнуть от махорочного дыма. Представители «гусар» в полном составе. Они лучше других знают местность: конная разведка проникала до самой Якшур-Бодьи. Отстреливаясь от вражеского батальона, в ближнем лесу целиком полег один взвод.
Докладываю о плане наступления. Положение, в общем, рисуется
так.
Наступаем тремя группами. Первые две — левый фланг и центральная группа — берут Воткинск. Правый фланг движется по направлению к Ижевску. Средняя группа уже подошла к Воткинску и заняла Мишкино —
9
на самых подступах к городу.
Рассказываю о боях, о героизме отдельных отрядов и полков, о подвигах начдива Медведева, личным примером вдохновляющего бойцов.
С занятием Мишкино продвижение приостановилось. Отстают фланги, в особенности правый, занимаемый володарцами. Грозит обход, белые могут отрезать тыл.
Задача володарцев — подойти к Якшур-Бодье10, последнему населенному пункту на пути к Ижевску. От володарцев зависит исход всего
9 В реальности, село расположено в 20 км к северу от Воткинска.
10 Село в 30 км к северу от Ижевска.
Ижевск: Иднакар, 2017
наступления, всей операции по ликвидации ижевско-воткинского мятежа. Любой ценой надо оттянуть на себя силы мятежников, раздробить их части.
С этим предложением согласны далеко не все. Говорят о заслугах полка, о потерях, о плохом вооружении, словом — «плач и стенания на реках вавилонских».11
Терпеливо выслушав каждого, командование отдает приказ: полк выступает завтра в четыре тридцать. [68]
В Игре остается заслон из ста человек для охраны госпиталей и для связи со штабом дивизии в Дебессах.
Зашумела, пришла в движение Игра. На многих лицах — радость. Решили — и нет места сомнениям.
Предстоят горячие дни и тревожные ночи. Надо набраться сил. В штабе уже по-походному. Можно прикорнуть только на скамейке.
После страшного напряжения нервы взбудоражены до предела. И неведомо, спишь или грезишь наяву. Кто-то скрипит в углу — то ли телефонист свертывает имущество, то ли хозяйка качает своего сыночка...
А мой сынок! Как плакала бабка перед моим отъездом...
— И малого заморишь, и сама пропадешь. Сегодня только отняла от груди...
Теплынь! Мы всей семьей — Мурзик, бабка и я — на Воробьевых горах... Нет, все это только пригрезилось. Рядом ни сына, ни солнца. А тепло мне от лампы, которую близко придвинули к краю стола.
Лунц допрашивает охотника, задержанного заставой.
— «Иди, не бойся, в бой не встрянешь. Наш фланг вроде как для отдыха», — баял мне племянник, что в саперах. Вот и думал: пойду, не заметят... Много ли войска? Да разве сочтешь! Много! Только крестьяне все к дому норовят. К Ижу не пойдут. Городские же больно как люты! Народная наша армия, говорят. Мы-де за крестьян, за равенство, а у большевиков — коммуния... Охотники, известное дело, с заводом связаны: дробь, пули, ружьишко новое. Только теперь ни-ни. Покуда Ижевск не утихоми-
11 1. На реках Вавилонских, там сидели мы и плакали, когда вспоминали мы Сион. 2. На вербах в той стране повесили мы гусли наши. 3. Там вопрошали нас покорители наши о словах песнопений, уводившие нас в плен о пении нашем: «Спойте нам песни Сионские!» 4. Как воспоем песню Господню на земле чужой? 5. Если забуду тебя, Иерусалим, да забудет Бог деяния рук моих! [Псалом 136]
рится, лучше белкам посвищу... В городе всем офицеры-беляки заправляют, не пикнешь. Когда восстание поднимали, то да се сулили, а теперь зуботычины, как при царском режиме. Опять на шею сели. Сталь, к приме-
12
ру, чехам на бронепоезда отправляют. Продают, иуды, Россию... Нас, видимо, не ждут — это хорошо. Сон сняло как рукой. Часы показывают четыре. Мы выходим под синеватый простор неба. Звезды еще не потухли. На стрехах домов блестит иней. [69]
Село уже проснулось. Возле квартир взводных командиров собрались группы красноармейцев. В полутьме каждому хочется быть ближе к товарищам.
Объезжаем части.
У артиллеристов нас находит пешая разведка — несколько юношей лет по шестнадцати-семнадцати, все добровольцы-путиловцы. Старший прыгает с ноги на ногу («Замерзли, проклятые! Обувенка разваливается... Кабы сапоги...»), но докладывает довольно четко:
— Подползли к самым заставам. Пробрались в деревню. Везде тихо. Наши боялись: вдруг мы в наступление, а они с тыла — да на нас! Где там! Им такое и не снится! Нет, товарищ командир, смены не надо, пойдем впереди полка.
Через несколько минут скачут конные дозоры. Везде спокойно, наша подготовка не замечена неприятелем.
— Ох и всыпем белякам! Только бы до Марьина засветло добраться!
— Товарищ командир, подтягивайте пехоту, чтобы до солнышка тронуться, — торопят «гусары».
— Выступаем без сигнала в четыре тридцать. Поменьше суматохи и шума!
У артиллеристов все готово: лошади впряжены, орудия и зарядные ящики вытянулись вдоль дороги, разведчики и связисты построены в колонны по трое.
— Что вперед высунулись! Все равно поедете сзади, — острит кто-
то.
Подъезжаем к сборному пункту у снятых ворот. Постепенно подтягивается пехота. Все боевые единицы налицо.
12
Архивным данным это утверждение не соответствует.
— Кухня, кухня, обозы! — запыхавшись, рапортует Киселев, сразу освоившись с новой ролью (он связист). — До сих пор не собрались: пищу, говорят, раздаем...
Скоро пять. Пехота топчется на месте, «гусары» то проскачут вперед, то слетают в деревню и возвращаются с соответствующими донесениями.
Десять минут шестого.
— Начальник хозяйственной части!..
— Есть!
— Что, проваландаемся до обеда? [70]
— Через две минуты выступаем.
— Пойдете сами, без охраны.
Обозник сникает. Через несколько минут в конце улицы показываются телеги, груженные всяким скарбом. Какие-то сундучки, обломки мебели... А разгружать поздно!
Выступаем организованно, но с опозданием почти на час.
Дорога в серебристом покрове, он словно тонкий налет. Ступит копытом лошадь — отпечаток как восковой слепок. А от колес — длинные извилистые ленты.
Движемся колоннами по оголенному полю. Стерня разбухла от дождей, и по ней мягко ступать.
На горизонте вправо большой лес, который тянется к Ижевску.
В володарцах здесь каждый метр дороги, каждый куст будит воспоминания.
— Вот здесь дрались с батальоном второго Ижевского белого полка. Здесь залегли. Глядь — неприятельская разведка скачет. Мы — строчить
13 А
из «льюиса» , они так и шарахнулись. А подо мной лошадь их начальника... — рассказывает командир эскадрона.
Высоко поднялось солнце. Напряжение начинает падать, громче звучат разговоры, люди становятся увереннее. Часы показывают одиннадцать. Мы прошли не больше пятнадцати верст, а до деревни, что приткнулась у самого леса, без малого двадцать пять.
«Гусары» доехали до Марьина. Неприятеля нигде не видно. Разнесся слушок: ждет у леса. Откуда появился слух? Разве поймешь, кто первый
13 Ручной пулемёт.
бросил мысль, как она превратилась в достоверность и внесла беспокойство?
Совещаемся с Лунцем. К деревне Марьино надо подойти не позже часа. Разведка обследует лес, и мы пройдем его засветло. Лес от Марьина тянется до Верблюжьей. Восемнадцать километров — и на всем протяжении одна узенькая дорожка, никаких троп. Если белые поставили у дороги пулеметы, укрыться будет негде. Один взвод врага может уничтожить весь полк.
Вот и Марьино.14 Заранее ускакавшие вперед квартирьеры размещают штаб. Кухня устроилась на пригорке. [71] Красноармейцы рассыпались по избам. Вотяки угощают хлебом, молоком. Здесь несколько раз бывала наша разведка — за все платила, ничего не тронула. Нас принимают приветливо.
— Белые прошли к лесу. Их много. Солдаты из нашей деревни баяли, что красных прет видимо-невидимо...
У леса — заставы. Передышка.
Командиры собрались в штабе. Как быть? Оставаться у леса нельзя: позиция опасная — к утру перебьют весь полк.
Послать пешую разведку? Сейчас около двух часов дня, значит, засветло не пройти лес. А ночью все может погубить паника. Остается одно — пустить через лес конную разведку. Она покроет восемнадцать верст часа за полтора. После трех выступим — самые опасные места успеем проскочить.
Но тут новое препятствие: «гусары» в разведку не идут. Недели за две до этого они были здесь. Белые пропустили весь взвод, а потом перекрестным огнем из пулеметов уложили пятнадцать человек и двух раненых взяли в плен. Чудом спасся один. Он теперь командует вторым взводом и без пехоты не двинется в лес.
И все же мы не можем ставить под удар полк, рисковать успехом всего наступления, всей операции.
Принято решение: коннице немедленно идти в разведку.
Лунц не совсем решительно пошел выполнять этот приказ.
Через несколько мгновений до нас донеслись шум, крики, ругань.
Двор заполнен конными.
14 Не идентифицирована.
Ижевск: Иднакар, 2017
Командиры кричат громче всех, задние лошади напирают на передних:
— Не пойдем через лес... Пешую разведку! На верную смерть посылаешь! Забыли, где наш первый взвод?.. Братцы, не идти!..
— Что, товарищи «гусары», труса празднуете?
Мгновенное молчание, а потом сплошной рев:
— М-ы-ы — труса-а?!. А где товарищи?.. Где комиссары? Сами не сделаем шагу! [72]
— Хорошо! Пойдем вместе! Комиссар дивизии с головным дозором — впереди. По коням!
Гусары не ожидали такого исхода. Едут понуро. До меня долетают обрывки разговоров:
— Известное дело, агитация...
— Дальше опушки комиссар не поедет...
— Хочет пристыдить. Вернется — и мы за ней...
Мы с Киселевым держимся чуть впереди.
— Сынишку в случае чего отцу не отдавать. На Украине у меня сестры, возьмут к себе после освобождения... А пока приютит Уханов, у него тоже мальчишка растет... Вперед поеду одна. Ты держись ближе к разведчикам.
Лес надвигается сплошной стеной. Вот первые кустарники, вот и первый верстовой столб.15 Собираю силы и бросаю коня в лес, как в реку, зажмурив глаза. Сразу становится холодно и темно. Деревья вначале чуть расступились, но тут же сомкнулись еще плотнее.
Узкая дорожка бежит прямо. Едешь и почти касаешься сплошной зеленой завесы. «Двум телегам тут не разъехаться», — машинально проносится в голове. А глаза зорко глядят по сторонам. Понемногу привыкаю к полумраку. Сверху протянулась тонкая полоска неба, она еще уже, чем дорожка внизу. Может, это лесная дорога отражается в прозрачном воздухе?
Лошадь, как бы понимая настроение всадника, ступает осторожно и плавно.
Вторая верста. По прямой сзади ничего не видно, но за поворотом явственно слышится топот коней.
15 Судя по наличию верстовых столбов, рассказчик движется всё же по торной дороге.
414
Ижевск: Иднакар, 2017
Часы показывают двадцать пять минут третьего. Пускаю лошадь рысью и понемногу привыкаю к обстановке, хотя чувствую себя оторванной от всего живого.
Вдруг шум... Раньше, чем срабатывает сознание, вздрагивает тело. Шорох в кустах, треск валежника и переливчатый звон.
Карабин наизготовку. Остановилась. Слышу — топот сзади притих. Это остановились «гусары».
Спешиться? Залечь? Эх, все равно! [73]
Шум все усиливается. Кажется, среди деревьев не таясь продирается целый полк.
Скорее бы!..
На дорожку выходит стадо. На шеях у коров подвязаны колокольчи-
ки.16
Пережитое волнение разряжается громким смехом. Эхо подхватывает его и несет по лесу.
Вперед! Перехожу в галоп. Такая встреча — хорошее предзнамено-
17
вание. Белых близко нет, иначе стадо не пробиралось бы так лениво.
Скорее бы деревня Верблюжья! Девятая верста — половина дороги. На пятнадцатой, по рассказам, будет большая поляна, к ней надо подъехать незаметно. Оттуда до деревни всего три версты, да и в лесу начнутся прогалины.
И сразу дорога кажется шире, светлее.
На тринадцатой версте меня догоняют несколько верховых. А на четырнадцатой, когда главный массив уже пройден, подлетели наиболее шумливые. Они скачут рядом, пытаются заговорить, лица смущенные, виноватые. Быстро завязывается дружеская беседа, будто ничего не произошло.
К полянке выскочили организованно. «Льюисы» и карабины на седлах взяты наизготовку. Никого!
16 Данный сюжет представляется излишне беллетризированным: коровы через чащобу никогда не продираются. К тому же при наличии у коров колокольчиков их невозможно было принять за полк противника: звон этих колокольчиков выше по тону и слышен издалека, куда как дальше, чем топот ног лошадей кавалерии.
17
Странное умозаключение; будто в присутствии противников большевиков коровье стадо должно было передвигаться быстрым аллюром?
Ижевск: Иднакар, 2017
Галопом на пригорок, где расположена деревня.
Тут уже мне приходится сдерживать воинственный пыл «гусар».
Деревня пустынна. Все живое притаилось. Белые, оказывается, прошли здесь несколько часов назад.
В полк мчатся наши гонцы. Через несколько часов володарцы благополучно добираются до Верблюжьей.
* * *
Чуть забрезжил рассвет — мы рассмотрели в бинокль неприятельские окопы на противоположном пригорке. Белые спешно укрепляли холмы вокруг Якшур-Бодьи. Здесь была подготовлена их линия обороны.
Мы окапываемся на высоте у деревушки. Между нами и неприятелем только долина. Здесь и произойдет стычка. [74]
Еще затемно поехали проверять сторожевое охранение.
Кругом все в инее.
— Эх, и пробирает! — пританцовывает, хукая на руки, разведчик-подросток. — Шинелишек никоторых, а морозец пощипывает!
— Якшур-Бодью займем, тогда и с обмундированием разберемся.
— Табачку бы, хоть на затяжку. Листья курим...
Все утро шла ленивая перестрелка. В штаб настрочили донесение: «Приказ выполнен. Идем на Якшур-Бодью».
Разведка сообщила: главные силы противника сконцентрированы на подступах к Якшур-Бодье. К ним на подмогу спешат части из Ижевска,
1S
идет ударная дивизия белых .
Появились перебежчики, в большинстве местные крестьяне. Разослали их гонцами в окрестные деревни — собирать сходы, выносить постановления, чтобы те, кто мобилизован белыми, сдавали оружие, расходились по домам.
Захвачено донесение — рапорт командира 2-го Ижевского полка мятежников о том, что у красных появилась сильная конница. Сообщая, что на его участок переброшена целая дивизия красных, он срочно требует подкрепления.
Со штабом связи еще нет. И все же решили выступать. Нельзя ждать пока противник получит помощь.
18 Таковая в Народной армии не известна.
416
* * *
Из Верблюжьей вышли на рассвете. До Якшур-Бодьи пятнадцать верст. Кругом укрепленные пригорки. Движемся развернутым фронтом, чтобы не оказаться в кольце.
«Гусары» впереди, теперь они готовы в огонь и в воду...
Проехали перелесок. Только выскочили на полянку — зацокали пули, зататакали пулеметы, по тылам бухнула артиллерия. Нас ждали или мы упредили атаку противника?
Спешились и залегли у дороги. Все роты в движении. Видно, как пехота огибает пригорок. За ним, вероятно, главные силы неприятеля. [75]
— По коням, на дорогу! Внимание противника приковано к флангам. Дорога обстреливается слабее, — рванулся вперед командир сотни.
Мчимся уже по изгибу дороги. Вражеский наблюдатель засек нас. Ударила артиллерия. Ранено несколько человек. Дальше ехать нельзя. Залегли в канавах.
Снаряды ложатся все ближе.
Огонь артиллерии неожиданно ослабел. Это наша пехота обходит неприятельские орудия.
— Конница, вперед!
Взлетаем на пригорок и сразу за ним натыкаемся на батарею белых.
Обезумевшие ездовые хлещут коней, но запряжки неполные, и орудия остаются на месте.
— Сдавайтесь!
— Не трожь замки! — кричит один из конников, озверело размахивая шашкой. — Батарею взяли «гусары»!
— Шалишь! Мы обошли, мы взяли! — горячится командир 1-й роты володарцев.
Одно орудие все же ускакало под шумок.
«Гусары» ураганом врываются в Бодью. Ведут пленных. Трофеи — обоз со снарядами.
Сталкиваемся с Лунцем.
— Главное сейчас — не терять головы, не распылять свои силы, — волнуясь говорит он. — Думаю немедленно собрать всех. Преследовать врага в лесу бесполезно.
Удар оказался таким стремительным, что белые рассыпались по лесу. Увидев ситуацию, не растерялись, бросились по домам и мобилизованные белыми солдаты из местных жителей.
* * *
Якшур-Бодья — большое русское село. Много хороших построек, школа, больница.
Однако командование выбирает для базы бедную удмуртскую деревеньку по другую сторону моста, подальше от леса.
Отдаем строжайший приказ — не прикасаться к крестьянскому добру, не принимать даже угощения. [76]
Мародера-санитара, ворвавшегося в зажиточную избу, расстреляли тут же на месте.
Мы потеряли семь человек убитыми. Двадцать восемь ранено. В школе уже развернут и работает лазарет.
Самое трудное впереди — удержать во что бы то ни стало занятые позиции. Якшур-Бодья — узел дорог, путь на Ижевск!
Телефонная связь с Игрой испорчена, быстро ее не поправить. Устанавливать полевые телефоны на пятьдесят пять километров19, да еще по лесу, опасно.
Штаб разместился в чистой половине небольшой крестьянской избы. Здесь уже полный порядок, четко работает аппарат, трещат телефоны.
Заставы непрерывно доносят о положении. Они получают данные от разведчиков, которые проникают в неприятельский тыл. Заставы — наши глаза и уши. Сигнализируют то одна, то другая.
Телефонист надрывается у аппарата.
— Повторите, — просит Лунц. — Что, что? Группа численностью в несколько десятков человек? Просят парламентеров? Высылайте, но вооруженных близко не подпускать. Еду сам.
Я заменяю Лунца.
Звонят с заставы, расположенной с левой стороны, у леса:
— Показались неизвестные, машут белым платком.
— Подпустите! Сколько человек? Около ста? Шлите в штаб!
19 В реальности - 40 км.
К ночи в плен добровольно сдается около трехсот человек — это работа наших агитаторов.
Перебежчиков становится слишком много. Они заполнили Бодью. Просят разрешения остаться у нас. Момент ответственный. Нам не нужны неустойчивые элементы. Предлагаем перебежчикам расходиться по домам.
...Спустя день выясняется: полк отрезан. Но причин для уныния нет. Подкрепления, вышедшие из Ижевска на помощь белым, не подоспели к бою и остановились у главного [77] тракта. Противник разлагается на наших глазах. Силы его тают. Перебежчики рассказывают: офицеры объясняют победу красных тем, что под Бодью стянуты целые корпуса.
Проходит еще день. Настроение бодрое. Мы закрепляемся и мало походим на отрезанную часть.
К нам продолжают переходить солдаты из местных жителей, насильно мобилизованные белыми. В штаб явились два старика. Один уже два дня назад привел небольшую партию перебежчиков, человек тридцать. Убедившись, что мы отпустили всех по домам, он решается:
— Сын у меня — командир... Стоят за тем вон леском. Попытаюсь привести.
— Иди, иди, дедушка! Пролетарское спасибо скажут тебе трудящиеся, — подбадривает Киселев.
А на рассвете сообщение заставы:
— Показалась целая неприятельская часть. Нас обходят с флангов. Принимать ли бой?
— Выдвинуть к заставе две роты, — приказывает Лунц, а сам уже скачет на передовую.
Новое донесение той же заставы:
— Впереди двое, размахивают какими-то тряпками.
— Не стрелять! Подпустите поближе. Вступите в переговоры. Пулеметы держать наготове.
— Их несколько сотен...
— Да полно, товарищи, это вам спросонья показалось.
В телефоне что-то щелкает, будто оборвался провод. Нет, ток есть.
— Застава! Застава! Четвертая!.. Да вы что, оглохли? В чем дело?
— Из лесу все идут, идут и идут... Складывают оружие, есть пулеметы.
— А артиллерия?
— Покуда не видно...
— Лунц у вас?
— Передаю трубку.
— Перешел целый батальон. Дайте распоряжение по заставам быть начеку, — озабоченно говорит Лунц. — Перебежчики утверждают — белые готовятся к наступлению. [78]
Утром тихо.
Сообщение с Якшур-Бодьей почти прервано. Мы к себе никого не пускаем, и наши силы точно никому не известны. Володарцы врут напропалую: «Нас тут немного, а главные силы справа». Перебежчиков после опроса в штабе деликатно выпроваживаем за расположение наших частей. «У нас тут тесно», — по-дружески объясняем им.
События развиваются с головокружительной быстротой.
Мысли уже не об обороне. Видя полное разложение врага, мы понимаем: теперь и до Ижевска — рукой подать. Но по оперативному плану Второй армии город будут брать с юга. Это только и сдерживает нас.
Приподнятое настроение надо поддерживать на определенном уровне. Главное — не дать людям размагнититься.
Организуем налет на станцию железной дороги — там база снабжения белых. Отбираем человек двадцать пять наиболее отважных. Проводник — местный крестьянин. Не подведет, знаем его по Игре.
Отряд по лесу пробрался к станции. Коней оставили среди деревьев. Подползли к полотну и в сумерках наделали такого шуму, что охрана станции разбежалась. Взорвали полотно железной дороги, подожгли пакгаузы. У старшего по охране узнали, что несколько часов назад на север, то есть к нам в тыл, проехал начальник дивизии белых. Узнали его фамилию. Узнали и фамилию коменданта Ижевска. Соединились с Ижевском по телефону:
— Говорит начальник дивизии. Что же вы, сволочи, не шлете подкрепления? Ведь знаете, мы сражаемся с корпусом красных!
— Господин начальник дивизии, у нас никого нет, — донесся испуганный голос с другого конца провода. — Мы еле отражаем атаки с юга.
Ижевск: Иднакар, 2017
Красные прут с Камы, а в городе почти никого. Придется оставить первую линию укреплений!
Командир «гусар» Денисов (это он вел телефонный разговор) не выдержал до конца своей роли:
— Ура! Молодцы наши! Я командир корпуса красных. Ваша дивизия взята в плен, приготовьтесь поутру к встрече! [79]
Услышав в трубке невнятное бормотание, Денисов для большей убедительности помянул мать коменданта и на этом закончил разговор.
— Слыхали, какие дела? — важно подбоченясь, спросил он пленных. — Ижевск с юга берут! То-то! Сигай врассыпную! Всем даю волю!
Над станцией поднялось зарево пожара.
Сведения, полученные группой Денисова, необходимо было срочно сообщить в Дебессы. Несколько человек, переодевшись крестьянами, разными дорогами двинулись в штаб дивизии.
А части противника распадались на наших глазах. К заставам непрерывно шли перебежчики. Время работало на нас.
* * *
Из Игры пробрался вестовой. Он проехал беспрепятственно: белых на дороге нет.
Наши заставы наблюдали отход противника. Но мы думали, что это ложный маневр. А выходит, действительно смылись беляки. Или пооття-нули силы к Ижевску, к югу, или нащупали наши части на западе, которые мы ждем с часу на час.
Мы знали — к нам на соединение идут продотряды под началом Зусмановича.
Надо дезорганизовать отступление неприятеля, измотав его неожиданными налетами на железнодорожную ветку, по которой тянутся эшелоны белых.20
20 Явное преувеличение - Белых в регионе не было, а повстанцам просто нечего было перевозить эшелонами. Вообще, речь идёт о заводской железной дороге узкой колеи, по которой возили дрова.
* * *
Чтобы выяснить общее положение, выезжаю к телеграфному аппарату в Игру.
По дороге опять и опять продумываю, чего требовать от штаба в первую очередь: нам многое нужно — обмундирование, сапоги, седла, махорка, патроны. И особая статья — надежное пополнение (перебежчикам по-прежнему не доверяем, в свои ряды их не берем).
Так дороги мне интересы володарцев, что чувствую — буду грызться с нашим отделом снабжения, с другом своим Гордеевым.
К аппарату подошел член Реввоенсовета. [80]
Подробно доношу о нашем наступлении, о трофеях и настроении людей, описываю тяжелое положение с обмундированием полка и экипировкой конников.
В таком примерно тоне веду речь в течение полутора часов. И в конце — обычное: «Жду распоряжений».
Телеграфист быстро просматривает бегущую ленту. Он тоже гордится полком и от себя добавляет к моему докладу, что необходимо пополнить телефонное имущество и срочно отремонтировать линию Бодья — Игра.
Аппарат постучал несколько минут и смолк. Точки — тире, точки — тире, а телеграфист читает как по писаному:
— Немедленно выезжайте в штаб.
— Что-о-о? Ерунда! Какое-то недоразумение! Вы уверены, что правильно прочитали текст?
— Все верно.
— Запросите, все ли выслушал член Реввоенсовета.
— Запрашиваю... Отвечает: «Выслушал все».
— Тогда передайте: я ничего не понимаю. Мне предлагают оставить часть, где именно сейчас требуется мое присутствие. Уехать не могу. Отъезд сочтут за дезертирство. Надо закрепить победу, создать уверенность в будущем. И потом, не решен основной вопрос — снабжение.
— В этом нет нужды, — читает телеграфист ответ штаба. — Наша победа на этом фланге обеспечена. Завтра с полком соединится Зусмано-вич. Вам предлагаю немедленно выехать в штаб. Володарцы не единственный полк, снабжать его будем в общем порядке.
Телеграфист тоже обескуражен. Он еще раз просматривает ленту, но ничего нового, видимо, так и не обнаруживает.
Возле дома меня ждет в телеге Киселев:
— Куда теперь?
— В Дебессы. Только предупрежу Лунца.
— ???
— В Дебессы, и нечему удивляться. Володарцам идет подмога, а мы с тобой, вероятно, нужны на левом фланге. Ты ведь знаешь, на петропавловском направлении [81] тоже слабовато, хотя там и действует Журавлев.
Говорю с Киселевым вроде спокойно, а на душе скребут кошки. В чем причина? Какая сделана ошибка? Разве та, что вместо Марьина мы заняли Якшур-Бодью, о которой не смели и мечтать? Но ведь остановить части в бою не было возможности, да и обстановка диктовала необходимость форсированного движения. Или ошиблись, взорвав дорогу, которую самим же придется чинить? Пустяки! Дорога — узкоколейная ветка для перевозки леса. Сейчас, правда, белые перебрасывают по ней войска, а мы отрезали их от тыла. Или надо было формировать части из пленных? Но это означало пойти на риск, отдать полк во власть крестьянской стихии. Может, слишком грубо требовала обмундирование?
Киселев тоже размышлял вслух. Ему, как и мне, не хотелось возвращаться после боев в «мирную» обстановку штаба дивизии, хотя и там мы мало сидели на месте.
В Зуре нас как победителей встретил Борис Кузьмичев. Эта дружеская встреча чуть приободрила обоих. А уже на пути к Дебессам мы, не сговариваясь, взяли себя в руки. Видимо, каждый мысленно решил: будь что будет!
* * *
К Дебессам подъехали в сумерках.
Застава — красноармейцы особого отряда штаба — уже знает все о боях володарцев. Об этих событиях рассказала не только дивизионная, но и губернская газета. Нам с Киселевым радостно жмут руки. А мы, волнуясь, в полном недоумении спешим к штабу. Если таково общественное мнение, то как понять резкость члена Реввоенсовета?
Ижевск: Иднакар, 2017
Вот и он, легок на помине, переходит дорогу.
Придерживаясь строго официальных рамок, быстро козыряю, но он сам спешит нам навстречу:
— Как здоровье, вояки? Езжайте в штаб, там ждут с горячим чаем. Я тоже сейчас вернусь...
Гордеев, Смирнов, Медведев встречают нас улыбками и дружескими объятиями. [82]
А я — сразу к делу:
— Ты, Смирнов, должен выехать в полк комиссаром. Мы так и условились с Лунцем. Тронешься завтра.
Гордеев дотошно расспрашивает о боях, но почему-то упорно не глядит на меня.
— В чем дело? Почему меня срочно затребовали сюда, когда мое присутствие как комиссара необходимо на первой линии? Как военный работник, я подчинилась. Как член партии, буду требовать объяснений. Это бюрократизм!
— А ты не горячись, — невозмутимо советует Гордеев. — Мы страшно беспокоились, когда володарцы были отрезаны. Медведеву влетело. Сколько разговоров поднялось! Женщину, мол, послали, а сами сидят в штабе! Мы гордимся володарцами, но теперь они справятся сами. Пусти тебя в полк, ты там и застрянешь!
Может, все это и так, но чувствую — товарищи что-то не договаривают.
Медведев, единственный командир-партиец, волнуется больше остальных. Он очень дружелюбно расспрашивает о володарцах, а выслушав меня, неожиданно задает вопрос:
— Кстати, как ваш мальчонка? Когда получили последние вести из дому?
— Перед самым отъездом из Дебесс было письмо из Вятки. Сынишка здоров. Бабка обвела карандашом его ручонку на бумаге.
— Сколько ему сейчас?
— Десять месяцев.
И вдруг сердце резануло подозрение:
— Товарищ Медведев, дурные вести?
— Нет, право... Ничего.
— Друзья, не мучайте! Что случилось? Мой мальчик жив?
— Дела плохие, — медленно говорит Медведев. — Десять дней назад на твое имя пришла телеграмма. Володарцы в это время уже выступили из Игры, связи не было...
— Что в телеграмме? Вы прочитали ее?
— Не знаю, как и сказать... Прочитали, конечно. «Мурзик умирает, приезжай немедленно» — вот что там было написано... [83]
На меня навалилась страшная тяжесть — едкая, тягучая, липкая, как комья мокрой ваты. Стало трудно дышать. Перед глазами замелькали какие-то случайные, ничем не связанные люди и события.
...Мы только заняли Мышкино. Ночью пожар. Вытаскиваем с чердака запрятанные туда белыми ящики со снарядами и патронами, они рвутся у нас на глазах.
...Пленный офицер в шелковом белье, прикидывающийся крестьянином.
...Мое прощание с двухмесячным сыном, когда наступали немцы. Брест, причитания бабки:
— Отдай в деревню мальца! Как мы с ним в поселке останемся? Беженцы голодные, совсем озверели. Убьют меня и маленького! Говорят, на революцию ты их подговаривала...
...Беженцы. Да, да, это было... Спровоцированные кулаками, бандитами, спекулянтами, голодные люди решили поджечь барак.
Приходят делегаты и требуют — на собрание.
Бесполезно говорить с ними. Не пойду.
Через несколько минут прибегает Козловский.
— Собираются жечь барак! Говорят — выкурим.
Надо идти.
Встречают меня воем:
— Вот теперь поговори о социализме, как раньше брехала на собраниях!..
— Убить ее сразу! Хватай!.. — ревут в толпе бандиты.
Разглядываю лица. Откуда такая ненависть? Ведь знают меня не
первый день. Многих лечила. Самих и детей!
Откуда-то летит горящая лампа и с треском грохается возле меня...
Ижевск: Иднакар, 2017
Подоспели верные друзья — Грицевич, Козловский, наш отряд Красной гвардии.
Малыша за это время унесли в город.
«Куда-то теперь понесли моего единственного?.. »
Положение на фронте настолько благополучно, что можно съездить в Чепцу и по проводу связаться хотя бы с Вяткой. [84]
Чепца. У аппарата в Вятке мой помощник по санупру — предприимчивый, инициативный Григорий Данишевский:
— Ваши друзья из Москвы сообщили — ребенок был болен, успел
поправиться, здоров. Бабка дала такую телеграмму с перепугу.
* * *
Особая Вятская дивизия отвлекла на север основные силы белых. Поэтому наступление на центры восстания с юга было почти бескровным и очень удачным.
Действовавшая здесь победоносная дивизия Азина стяжала себе неувядаемую славу.
А на севере шли тяжелые бои между Ижевском и Воткинском.
Особую роль сыграла в них артиллерия и командир артиллерийского дивизиона Виктор Львович Нечаев. В бою под Чужегово, когда неожиданно дрогнула пехота полка, тяжелораненый Нечаев стал командовать взводом.
На левом фланге действовал партизанский отряд Журавлева, уже насчитывавший до тысячи штыков.
Разгром мятежников шел успешно.
Седьмого ноября дивизия Азина заняла с юга Ижевск.
Из доклада члена Реввоенсовета 2-й армии Сергея Ивановича Гусева Реввоенсовету Республики:
«На севере Удмуртии активно действует дивизия Медведева, оттянувшая на себя все или почти все силы от Ижевска, что позволило Азину В. М. в 3 дня с малыми силами взять оружейный город Ижевск».
Двенадцатого ноября части дивизии Медведева во главе с полком Володарского овладели Воткинском и отбросили белых на другой берег Камы, к селу Бабки.
Ижевск: Иднакар, 2017
К этому времени партия направила меня в новый район действий — на юг, на родную мою Украину. [85]
Библиография:
1. Дмитриев П.Н., Коробейников А.В., Бойцов В.Э. Воспоминания И.С. Бойцова о подавлении восстания в Ижевско-Воткинском районе. Вокруг Ижевско-Воткинского восстания. //Иднакар: методы историко-культурной реконструкции. 2017. № 2 (35). с. 127
2. Азарх Р. М. У великих истоков. — М.: Воениздат, 1967. — 160 с. — (Военные мемуары). С. 53-84
