CC BY
486
ч
о н
CJ
УДК 316 ББК 60.5
РАДИКАЛИЗМ КАК СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИМ
ФЕНОМЕН
АРКАДИЙ НИКОЛАЕВИЧ БОРОЗДИН,
профессор кафедры социологии и политологии Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, кандидат философских наук, доцент E-mail: v.belskiy@bk.ru
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Рассматриваются сущность и разновидности радикализма как социально-политического феномена, особенности его проявления в истории и современности.
Ключевые слова: радикализм, экстремизм, лефтизм, общественно-политический идеал, цель, средства и методы политической борьбы.
Annotation. Described the problems of essence and varieties of radicalism as a socio-political phenomenon, and also its especial manifestations during the history and up-to-date.
Keywords: radicalism, extremism, leftism, social and political ideal, aim, means and methods of political struggle.
В идейно-политическом спектре как современного мира, так и всей предшествующей истории одно из самых заметных мест принадлежит радикализму. Социально-политический феномен радикализма так же древен и современен, как и различные формы консерватизма и прогрессизма, хотя сам термин, как считают многие исследователи, вошел в политический обиход лишь в конце XVIII века.
По сути дела, всемирная история - это история радикальных изменений, преобразований и потрясений в жизни общества: образование и распад империй, экспансионистские процессы; переход от язычества к монотеизму. Радикальный характер носил переход в Европе от феодализма Средневековья к капиталистическому обществу с Реформацией и религиозными войнами, буржуазными революциями и освящавшей их идеологией либерализма (с соответствующими установками на революционаризм, антитрадиционализм, минимизацию функций и полномочий государства, европоцентризм и т.д.). Не меньшим радикализмом характеризуется и последнее столетие: мировые войны (не считая многочисленных локальных), социалистические революции и создание мировой системы социализма, затем ее ликвидация и попытка утверждения однополярного мира, мондиализм и стремление народов к отстаиванию своего национально-государственного суверенитета, дехристионизация и моральный релятивизм (если не сказать - разложение) Западной
цивилизации, религиозно-политическая активизация исламского мира и т.д.
Значительными радикальными перипетиями характеризуется и история России: создание Древнерусского государства и крещение Руси, удельная раздробленность и освобождение от монголо-татарского ига, реформы Ивана III и Ивана IV, Смута и Раскол, Петровские реформы, победоносное противостояние в войне со всей Европой в 1812 г. и т.д. (примечательна в этом плане полемика А.С. Пушкина с П.Я. Чаадаевым по вопросу о своеобразии и величии исторического пути развития России [1]). Многие из этих радикальных преобразований сопровождались применением жесткого, вплоть до террора, политического насилия[2]. Последний ХХ в., за исключением может быть застойных 70-х гг., был просто насыщен радикализмом: три революции начала века, диктатура пролетариата, новое победоносное столкновение со всей Европой, ведомой уже Гитлером, а не Бонапартом. По окончании войны превращение СССР во вторую сверхдержаву мира, а затем ликвидация Советского Союза и утрата былых геополитических позиций, национал-сепаратизм и сложность сохранения реального суверенитета, попытка восстановления хотя бы части былых позиций в мире, необходимость эффективного противостояния вновь объединившемуся в своей извечной русофобии Западному миру. Всё это свидетельства мобилизационно-радикального, зачастую на пре-
деле человеческих, национальных и государственных сил, исторического развития России.
Радикализм, таким образом, является неотъемлемым имманентным компонентом развития социума. В научной литературе существует множество различных попыток определения сущности этого социально-политического феномена на основе различных методологических подходов: психологического, специфически-инструментального, позиционного, социокультурного и т.д. [3]. Собственно термин «радикализм» является производным от лат. radix - корень. Еще В. Даль полтора столетия назад толковал понятия «радикальный» как - коренной, основный, а «радикал» - «политик, требующий коренных преобразований в управлении, на основании науки, отвергающий опыт» [4]. Последний тезис об отвержении опыта подспудно несет в себе негативную смысловую нагрузку. Действительно, в обыденном сознании, да и не только обыденном, радикализм и, в особенности, экстремизм, зачастую ассоциируются с потрясением устоев, волюнтаризмом, необоснованным и жестоким насилием, политическим авантюризмом. В современной же исследовательской и справочной литературе наиболее распространенным является подход, трактующий радикализм как теорию и политическую практику, «состоящие в отстаивании и применении решительных мер, которые направлены на осуществление коренных социальных преобразований» [5]. Таким образом, радикализму присущи два основных составных компонента. Во-первых, это нацеленность на коренное, кардинальное преобразование социума, т.е. его идеал принципиально (или, по крайней мере, весьма и весьма существенно) отличен от существующего общества. Если консерватор или либерал-реформатор в своей политической практике ориентированы на защиту или совершенствование существующей политической системы, то радикал, стремящийся к «осуществлению коренных общественных изменений, .. .ориентирован на действия за пределами системы» [6]. То есть, общественно-политический идеал радикала несовместим с тем обществом, в котором он живет. Во-вторых, радикализму свойственна приверженность к решительным (коренным) мерам, методам, способам преобразований, т.е. радикал использует не только ненасильственные, постепенные, эволюционные средства преобразования (когда и их достаточно для достижения поставленных целей), но, если понадобится - то и насильственные, в том числе вооруженные и революционные средства[7].
Сочетание специфических идеала и средств, представляет собой, можно сказать, классический вариант феномена радикализма. Но возникает вопрос, корректно ли говорить о радикализме, когда присутствует только один из этих компонентов? В частности, может ли иметь место радикальный консерватизм? Ибо консерватизм для сохранения системы часто использует весьма радикальные средства и методы. В данном случае вероятно можно говорить о некоей гибридной, синтетической модели идейно-политического концеп-
та радикализма (или об условном, усеченном, половинчатом варианте радикальной парадигмы).
В этом отношении интересны некоторые пассажи из рассуждений известного консерватора-пессимиста О.Шпенглера на тему национальных особенностей революций в плане специфики целей и средств политической борьбы. Заявляя, что немцы - по своей сути не революционеры, он противопоставлял им, с одной стороны - революционный радикализм Франции: «Классическая страна западноевропейских революций - Франция», что «...соответствует садистскому духу этой расы». А с другой стороны - прагматически-утилитарный радикализм Англии: «Англичанин .спокойно берется за саблю и револьвер и подчиняет себе своего противника без революционной мелодрамы. . Англичанину важна цель, французу же средства» [8].
Подобный подход обнаруживается и в научных исследованиях некоторых современных авторов. Так И.А. Сазонов, изучая различные исторические проявления экстремизма (как крайней формы радикализма), в частности - большевизма и германского нацизма, приходит к выводу о том, что «в первом случае экстремизм проявился только на уровне средств, в то время как во втором случае он присутствовал не только в средствах, но содержался уже в самой цели деятельности» [9]. Выводы, безусловно, не бесспорны, но в данном случае привлекает внимание принцип разделения и сочетания средств и целей политической деятельности.
Одним из наиболее ярких проявлений радикализма несомненно являются войны. А если это так, то тот же О. Шпенглер по сути дела настаивал на имманентности радикализма всей человеческой истории: «Мировая история - это история государств. История государств - это история войн. .Идеи, вошедшие в кровь, в свою очередь требуют крови. Война есть вечная форма проявления высшего человеческого бытия, и государства существуют ради войны. Они представляют собой символы готовности к войне» [10]. Предлагавшаяся Шпенглером перспектива выхода Германии из кризиса, в плане будущего общественного устройства, тоже носила в определенной степени радикальную окраску, т.к. в будущей «.организации .сольются консервативные и пролетарские конечные цели: полная национализация хозяйственной жизни не путем конфискации, а законодательства. Однако высшее управление не может быть республиканским». Будущее Германии: «.монархически-социалистический строй...» [11].
Таким образом, радикализм не представляет собой некое единообразное и целостное явление. Этот феномен отнюдь не однозначен, разнообразен и достаточно противоречив. Радикальные движения различаются между собой как по характеру и содержанию исповедуемого общественно-политического идеала, так и по используемым средствам и методам политической борьбы - от относительно умеренных, мирных, до экстремистских. Умеренный радикализм ориентирован
в основном на легальные, парламентские, культурно-просветительские формы и методы борьбы, хотя совсем не отрицает, если понадобится, и насильственные, вооруженные средства достижения своих целей. Продуктом развития крайних форм политического радикализма является политический экстремизм (от фр. еxtremisme, лат. extremus - крайний), означающий приверженность к крайним взглядам и методам в политике. К экстремистским относят организации и движения, которые абсолютизируют насильственные, вооруженные - вплоть до массового террора - средства политической борьбы [12]. В зависимости от идеала радикализм традиционно подразделяется на правый и левый. Правый радикал, ориентируясь на основательное, кардинальное преобразование существующего общества, убежден, что страну необходимо вернуть -если понадобится, то и путем применения силы - на «истинный путь», возродить традиционные идеалы и ценности. У него сильная приверженность прошлому, по-разному понимаемому, соседствует со стремлением изменить status-quo и с подлинным новаторством в общественной деятельности[13].
Для того, чтобы не путать этот специфический традиционализм правых радикалов с традиционализмом консерваторов, некоторые исследователи предлагают его называть архаизмом. Традиционализм консерватизма направлен на сохранение существующих отношений. «Консерватизм появляется тогда, когда издавна существующий порядок начинает испытывать тотальную угрозу, но еще существует и кажется тем, кто его защищает, жизнеспособным и наилучшим. . Архаист появляется тогда, когда этот излюбленный порядок полностью или почти полностью уничтожен и возрождение его потребует исправления нового порядка, складывания общества заново во имя идеала, который столь же неприемлем для действительности, как и идеи самых крайних, устремленных в будущее утопистов. Консерватизм стремится упрочить существующий строй, архаизм - уничтожить его, потому-то эти две ориентации непримиримы. Объединяет их лишь то, что обе они обращаются к прошлому как к единственному источнику образцов, необходимых современному обществу. Консерватизм последовательно антиреволюционен, архаизм - в зависимости от обстоятельств - революционен или контрреволюционен» [14]. Таким образом, архаизм, это тот же правый радикализм, появляющийся тогда, когда восставшие против status-quo социальные группы или классы стараются изобразить свои стремления к возвращению утраченного как возврат к прошлому или же его воскрешение и создают революционно-традиционалистские идеологии.
Правый радикализм имеет весьма долгую историю, но особенно ярко и жестко правый радикализм и экстремизм проявили себя в последнее столетие. Классические образцы первой половины ХХ столетия - итальянский фашизм и германский нацизм в дальнейшем были дополнены различными национальными
вариантами во многих странах: франкистский режим в Испании, салазаровский в Португалии, пиночетов-ский в Чили и т.д. Здесь же необходимо упомянуть и такие движения и организации как Итальянское социальное движение, Республиканская и Национально-демократическая партии в ФРГ, Национальный фронт в Англии, Ку-Клукс-Клан и нацистская партия в США, «Новые правые» в странах Западной Европы и частично в США, а также уверенно набирающий в последнее десятилетие популярность и политическое влияние Национальный фронт Франции. В России довольно умеренные праворадикальные организации начала ХХ в. в лице правомонархических («черносотенных») партий и Всероссийского национального союза (партия националистов) в постсоветский период (в советскую эпоху праворадикальные организации на территории СССР были ликвидированы) проявили себя в виде таких объединений и партий как различные группировки «Памяти», Национально-республиканская партия России, РНЕ и т.п. В то же время на территории России начали действовать и такие правоэкстремистские религиозные организации как «Партия исламского освобождения», «Хизб-ут-Тахрир», «Джамаат» и т.д.
Таким образом, видно, что сама сущность правого радикализма предполагает широкое разнообразие его теоретических концепций и идеологических установок и пристрастий, а также используемых средств, методов и способов политической деятельности, которые определяются конкретно-историческими условиями и национально-культурной спецификой, традициями и менталитетом народа каждой отдельно взятой страны или региона.
Антиподом правого радикала является левый радикал. Объединяемые с правыми критическим отношением к существующему обществу и стремлением подвергнуть его основательным преобразованиям, левые радикалы, в отличие от них, порывают не только с настоящим, но и с прошлым. Левые - последовательные антитрадиционалисты. Их идеал, не будучи связанным с историческим прошлым, национально-государственной традицией, конструируется произвольно-умозрительно, волюнтаристски-рационалистически и полностью устремлен в будущее. Их общественный идеал
- нечто совершенно новое, абсолютно неизведанное, не имеющее аналогов в истории. Эта специфическая особенность левого радикализма нашла свое весьма яркое отражение в чеканных строфах «Интернационала»: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим, - кто был ничем, тот станет всем».
В последние столетия наибольшее распространение и влияние в мире имел, пожалуй, именно левый радикализм (хотя ХХ в. был свидетелем и достаточно мощного подъема правого радикализма и экстремизма, сначала в форме фашизма и нацизма, а в конце века
- радикальных религиозных, прежде всего исламских, движений и неонацизма). Леворадикальный характер носили буржуазные, либерально-демократические
силы в эпоху своего революционного прихода к власти (XVI-XIX вв.), а затем и пришедшие им на смену социалистические и коммунистические движения XIX-XX вв. В сознании же обывателя в Западной Европе и США под влиянием официальной пропаганды радикализм воспринимался как некое более широкое и эмоционально-конфронтационное явление, противостоящее общепринятым, устоявшимся нормам и правилам жизни, а в идейно-политическом аспекте как левая альтернатива либерализму и консерватизму [15].
Так же как и правый, левый радикализм в зависимости от приверженности к определенным средствам, методам и формам политической борьбы подразделяется на относительно умеренный и экстремистский. Но здесь необходимо подчеркнуть, что единого, общепринятого подхода к тому, какие идейно-политические течения относить к умеренно радикальным, а какие к экстремистским, в современной литературе нет. Некоторые зарубежные исследователи в качестве синонима левому экстремизму используют термин - «лефтизм» (Leftism) и полагают, что «систематический лефтизм выступает в форме альтернативы ... марксизму-ленинизму», причем альтернативы слева, а не справа (как то - социал-демократия, лейборизм, кооперативные движения, социальный либерализм и т.д.). «Критицизм слева, так сказать критика, представляющая собой революционную альтернативу» марксизму-ленинизму является сутью лефтизма (или экстремизма), включающего в себя как традиционные революционные течения типа анархизма, анархо-синдикализма, революционного синдикализма, так и возникшие в ХХ столетии новые левые движения[16].
В советской исследовательской литературе термины «левый радикализм» и «левый экстремизм» в основном использовались применительно как к крайне левым немарксистским течениям, так и к левацким группировкам внутри коммунистического движения (развернутая характеристика таковых дана, например, в известной работе В.И. Ленина «Детская болезнь "левизны" в коммунизме»), а также к леворадикальным образованиям, хотя бы частично провозглашавших свою приверженность коммунистической идеологии (анархо-коммунизм, троцкизм, маоизм, «Новые левые», «Фракция Красной армии» в Германии, «Красные бригады» в Италии, «Сандеро Луминосо» в Перу, полпотовцы в Камбодже и т.д.) [17]. Но если исходить не из политических пристрастий и конъюнктуры, а из существа дела, то совершенно очевидно, что коммунистическое движение в ХХ в. носило четко выраженный леворадикальный (а иногда и левоэкстре-мистский) характер. В постсоветской России КПРФ по своим идеологическим позициям и практической деятельности все-таки ближе к современной западной реформистской социал-демократии, чем к ВКПб или КПСС советского периода. Это законопослушная партия, действующая в рамках того, что разрешено правительством; и, несмотря на то, что на уровне лозунгов выступает за смену существующего режима, все- таки
это партия системной оппозиции. К леворадикальной направленности можно отнести ряд партий и организаций, выступивших против социал-демократической переориентации и провозгласивших приверженность традиционным, советского периода ценностям и принципам коммунистической идеологии: РКРП-РПК, КПСС-СКП, ВКПБ, «Трудовая Россия», РКСМ(б), РККА и др. Но эти политические образования даже по сравнению с теряющей популярность и политический вес КПРФ, не заняли место влиятельной политической силы в партийном спектре России. В то же время, исторические перспективы, потенциал левого радикализма в России вряд ли исчерпаны и в случае обострения социально-экономической ситуации он может быть вновь востребован достаточно широкими массами населения и политически актуализирован.
Первое постсоветское десятилетие было ознаменовано и таким феноменом, как попытка тактического объединения правых и левых политических сил на основе общего неприятия утверждавшегося нового либерально-демократического мирового порядка, получившая со стороны либерал-демократов такое определение-ярлык, как «красно-коричневые». В практически-политическом плане это нашло отражение во временном объединение правых и левых в таком политическом движении как «Фронт национального спасения». А в идейно-теоретическом отношении наиболее ярко и эмоционально было сформулировано в свое время А. Дугиным, заявлявшего, что «анархисты, фашисты, коммунисты, левые националисты, нонконформисты оказываются в одном лагере, несмотря на все внутренние противоречия. ...Такая диспозиция сил свойственна постсоветской картине мира. .Мы вступаем в совершенно уникальную пору Новой Агрессии, где все бывшие противоположности, противоборствующие стороны, противники и враги резко перестраивают свои ряды». Основа подобного сближения правого и левого радикализма состоит «.в радикальном отказе от признания легитимности существующего строя и в логическом оправдании престу-пания его нормативов» [18]. В настоящее время можно констатировать, что попытки такого рода объединения остались в прошлом, по крайней мере в отношении России. Но нет никаких гарантий, что в будущем, в новых условиях, такие процессы не могут быть реанимированы. Тем более, что, по мнению некоторых исследователей, подобные союзы не являются чем-то исключительным. Достаточно вспомнить (пусть и далеко не бесспорные) рассуждения в 1930 г. С.Л. Франка, правда, в отличие от А. Дугина, рассматривавшего эту проблему с совершенно противоположной, а именно - либерально-демократической позиции: «Практически крайне важно, что различие в этом смысле между "правым" и "левым" менее существенно, чем различие между умеренностью и радикализмом (все равно - "правым" или "левым"). Правые «несмотря на свою острую ненависть к "левым" в других отношениях, .иногда солидаризируются с теми "крайними
левыми , которые сами находятся в оппозиции и не удовлетворены господствующей в государстве левой властью.» [19]. Для подобных выводов, вне всякого сомнения, есть определенные основания, но только в плане обоснования возможности временного, тактического союза перед лицом общего противника. Но если брать во внимание стратегические задачи, конечные цели этих движений, то существенные различия между ними, если не сказать противоположность, - совершенно очевидны. Архаизм, традиционализм и национализм правых радикалов вероятнее всего не сможет органично сочетаться и мирно уживаться с прогрес-сизмом, антитрадиционализмом и волюнтаристским рационализмом левых радикалов.
Таким образом, вряд ли будет обоснованным рассматривать идеологический и практически политический феномен радикализма как нечто случайное и нежелательно-негативное в функционировании и развитии социума. Он так же неизбежен и органичен для социально-политической жизни общества, как и эволюционно-реформаторские формы развития политического процесса. Актуализация тех или иных форм зависит от конкретно-исторических условий и задач, стоящих пред страной и соответствующими социально-политическими силами и их расстановкой.
Литература
1. См.: Пушкин А.С. Собр.соч.в десяти томах. М., 1982. Т. Х. С. 336-337.
2. См.: БороздинА.Н. Проблема политического насилия и террора в истории русской политической мысли // Вестник Московского университета МВД России. 2014. № 9. С. 26-30.
3.См. напр.: Авцинова Г.И. Политический радикализм в России: концептуальные подходы к понятию и пути нейтрализации // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. 1995. № 3.
4. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 4: Р-У М., 1995. С. 7.
5. Политологический словарь. В 2-х ч. // Под ред. Миголатьева А.А. Ч. II. М., 1994. С. 45. См. так же: Бороздин А.Н., Сацута А.И. Политология в понятиях, категориях и персоналиях: словарь-справочник. М., 2012. С. 56; и др.
6. Современное политическое сознание в США. М., 1980. С. 254.
7. О проблеме политического насилия и террора см.: Бороздин А.Н. Проблема политического насилия и террора в истории русской политической мысли // Вестник Московского университета МВД России. 2014, № 9; Терроризм как социально-политическое явление. Противодействие в современных условиях: монография / [В.Ю. Бельский, А.Н. Бороздин и др.] / Под ред. В.Ю.Бельского, А.И.Сацуты. М.:ЮНИТИ ДАНА, 2015.
8. Шпенглер О. Прусская идея и социализм // Пессимизм? М., 2003. С. 140.
9. Сазонов И.А. Природа и исторические формы
политического экстремизма (на примере политического развития России в ХХ веке): Автореф... дисс. на со-иск. уч. степени канд. полит. наук. М., 2004. С. 25.
10. Шпенглер О. Прусская идея и социализм //Пессимизм? С. 194-195.
11.Там же. С. 246-247.
12. См.: Бельский В.Ю. Современный терроризм как социально-политическое явление: концептуально-теоретический анализ // Вестник Московского университета МВД России. 2014. № 9. С. 11- 15.
13.См.: Баталов Э.Я. Современное политическое сознание в США. М., 1980. С.254.
14. Шацкий Е. Утопия и традиция. М., 1990. С. 390.
15. См.: Albert Michael. What Is To Be Undone. Boston, 1974; Communism and the New Left. Washington, 1969; Hobsbawm E.J. Revolutionaries. New York, 1975; Riepe Dale. The radical student movement //Reflections on revolution. Bridgeport,1971; Keniston Kenneth. Young Radicals. New York, 1968; и др.
16. Gombin Richard. The Origins of Modern Leftism. Suffolk, 1975. P. 9, 17.
17. См.: Бельский В.Ю. Современный терроризм как социально-политическое явление: концептуально-теоретический анализ // Вестник Московского университета МВД России. 2014, № 9. С. 12; Политология: Энциклопедический словарь. М., 1993. С. 150-151, 400.
18. Элементы. Евразийское обозрение. 1996. № 7. С. 2-6, 18.
19. Франк С.Л. По ту сторону «правого» и «левого» // Непрочитанное. Статьи, письма, воспоминания. М., 2001. С. 233.
References
1. See: Pushkin A.S. sobr. op. in ten volumes. M., 1982. T. X. P. 336-337.
2. See: Borozdin A.N. The problem of political violence and terror in the history of Russian political thought // Bulletin of Moscow University of the MIA of Russia. 2014. No. 9. P. 26-30.
3.Cm. eg.: Avtsinova G.I. Political radicalism in Russia: conceptual approaches to the concept and ways of neutralization of // Bulletin of Moscow University. Series 12. Political science. 1995. No. 3.
4. Dahl V. Explanatory dictionary of the living great Russian language: In 4 volumes, volume 4: P-V. M., 1995. P. 7.
5. Political science dictionary. In 2 vols. / ed Migrative A.A. P. II. M., 1994. P. 45. Cm. also: Borozdin A.N., Sacuta A.I. political Science in concepts, categories and personalities: the dictionary-directory. M., 2012. P. 56; etc.
6. Modern political consciousness in the USA. M., 1980. P. 254.
7. About the problem of political violence and terror see: Borozdin A.N. The problem of political violence and terror in the history of Russian political thought // Bulletin of Moscow University of the MIA of Russia. 2014, No. 9; Terrorism as a socio-political phenomenon. Opposition in modern conditions: monograph / [V.J. Belsky, A.N. Boroz-
din et al.] / ed. by V.J. Belsky, A.I. Secuty. M.: UNITI-DA-NA, 2015.
8. Shpengler O. Prussian idea and socialism // Pessimism? M., 2003. P. 140.
9. Sazonov I.A. Nature and historical forms of political extremism (on the example of the political development of Russia in the twentieth century): abstract of Diss.... on competition. academic degree candidate. polit. Sciences. M., 2004. P. 25.
10. Shpengler O. Prussian idea and socialism // Pessimism? P. 194-195.
11. Ibid. P. 246-247.
12. See: Belsky V.U. Modern terrorism as a socio-political phenomenon: a conceptual-theoretical analysis // Bulletin of Moscow University of the MIA of Russia. 2014. No. 9. P. 11- 15.
13. See: Batalov E.J. Modern political consciousness in the USA. M., 1980. P. 254.
14. Shatskiy E. Utopia and tradition. M., 1990. P. 390.
15. See: Albert Michael. What Is To Be Undone. Boston, 1974; Communism and the New Left. Washington, 1969; E. J. Hobsbawm Revolutionaries. New York, 1975; Dale Riepe. The radical student movement //Reflections on revolution. Bridgeport,1971; Kenneth Keniston. Young Radicals. New York, 1968; and others.
16. Richard Gombin. The Origins of Modern Leftism. Suffolk, 1975. P. 9, 17.
17. See: Belsky V.U. Modern terrorism as a socio-political phenomenon: a conceptual-theoretical analysis // Bulletin of Moscow University of the MIA of Russia. 2014, № 9. P. 12; political Science: an Encyclopedic dictionary. M., 1993. Pp. 150-151, 400.
18. Elements. Eurasian review. 1996. No. 7. Pp. 2-6,
18.
19. Frank S.L. On the other side of «right» and «left» // Unread... Articles, letters, memoirs. M., 2001. P. 233.
УДК 316 ББК 60.5
РАДИКАЛИЗМ В СОЦИОЛОГИЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ
НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ ГУСЕВ,
доцент кафедры социологии и политологии, Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, кандидат философских наук, доцент E-mail: v.belskiy@bk.ru
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Рассматриваются основные социологические подходы к изучению радикализма и определению его роли в функционировании социальной системы в целом и ее отдельных подсистем. Выделяются проявления радикализма в управлении обществом, а также, связанные с онтологическим, ситуативным и нравственным выбором.
Ключевые слова: радикализм, социология конфликта, структурный функционализм, социология управления, теория управления социальными процессами, социология управленческой деятельности.
Annotation. Considered the basic sociological approaches to the study of radicalism and determine its role in the functioning of the social system as a whole and its individual subsystems. Reveal manifestations of radicalism associated with managing social and ontological problem, situational and moral choice.
Keywords: radicalism, sociology of conflict, structural functionalism, management sociology, management theory of social processes, sociology of management activities.
Радикализм многолик и проявляется во всех сферах жизнедеятельности общества. В настоящее время и мировое сообщество в своем развитии, фактически,
вступило в фазу назревших радикальных изменений в экономике, геополитике, взаимоотношениях цивилизаций. Это обусловило изучение радикализма раз-
